1. Люди очень вкусные. Особенно их мозги. (1/1)

Донён не знает, как долго он уже мёртв. Наверное, достаточно долго, чтобы застать, как несколько зим, сырых и отвратительно мрачных, сменяются, превращаясь на глазах сначала в весну, затем в лето, а потом и в осень.Наверное, достаточно долго, чтобы увидеть, как на его глазах некоторые мертвяки, с которыми он иногда пересекается в пределах аэропорта, разрывая на себе кожу, отказываются от последнего, что так или иначе делает их людьми. Жуткое зрелище, Донён никому бы не посоветовал увидеть подобное.Или, наверное, достаточно долго, чтобы осознать, что несмотря на то, что внутренне и внешне он совершенно точно мёртв, он отчего-то способен испытывать скуку и даже придумывать для себя незатейливые занятия вроде коллекционирования разного бесхозного дерьма или прогулок по аэропорту, где очнулся однажды с чувством несоизмеримо сильного и бесконтрольного голода, да так и остался.Донён много ходит. Будь он жив, а мир вокруг?— не на грани гибели, то, возможно, сыскал бы среди друзей и знакомых звание главного зожника района, а то и всего города. Донён ходит очень много, и, к сожалению, в его случае нельзя сказать, что движение это жизнь. Вот для тех, кто от него бегает?— да, для них, бесспорно, жизнь ещё та.Ещё иногда Донён играет с самим собой в игру. Она вовсе не увлекательная и все её правила заключаются лишь в том, чтобы дойти до пункта досмотра и остановиться у бывших когда-то металлоискателем корявых рамок, держащихся вертикально на одном добром слове. Дальше?— ни ногой. Но эта игра была бы совсем неинтересна, не нарушай Донён правила из раза в раз. Донён думает, это по-бунтарски?— подволочь хромающую ногу к раме и вывести её вперед, так, чтобы та кокетливо выглядывала по ту сторону, отсвечивая бывшим когда-то лаковым ботинком. Очень по-бунтарски, да, и немного разбавляет серость его здешнего времяпрепровождения. Но дальше?— точно ни ногой.Кстати, о ботинках. Донён не с первого раза, но смог найти в одном из аэропортных туалетов зеркало. Оно было в трещинах, и большая его часть скорее покоилась в раковине, над которой оно когда-то висело. Донён обнаружил это зеркало случайно, но кажется, что оно всегда ждало его вот тут?— пыльное, почти матовое и с легкими брызгами крови по сколотым краям. Очень нуарно, так бы Донён подумал, если бы вообще помнил, что значит это слово. Стоять и смотреть на себя в первый раз было по большому счёту?— никак. Донён почти ничего не почувствовал, когда остановился напротив гладкой поверхности и выпучил голубоватые белки глаз, рассматривая серую рыхлую кожу на лице и том участке шеи, который был виден из-под рубашки с уже давно не белым воротником. Донён был в костюме, когда умер. Возможно, он даже был в дорогом и брендовом костюме, когда умер, но теперь уже ни его цена, ни бренд не играли никакого значения. Костюм был грязным, с бордовыми и желтыми пятнами, чуть выгоревшим на солнце и чуть влажным, потому что Донён никогда не успевал высохнуть до конца, когда шёл дождь, а он стоял под пробитой стеклянной крышей в зале ожидания и подставлял немое лицо под хлёсткие капли. Не чувствовал тогда ни черта, но это тоже было вроде как своеобразной игрой.И в тот момент, когда Донён понял где-то далеко на задворках неживого сознания, что может вот так изредка приходить в этот туалет и смотреть на себя просто чтобы в общем-то, ну, не забыть, как выглядит, в нём что-то поменялось. Ему так теперь кажется. Вот был Донён, который совсем не подозревал о том, как выглядит, а вот другой Донён?— он знает, что почти всё лицо его испещрено бледными рубцами, а под левым глазом спавший отек стал темно-серым следом, больше похожим на выцветшее родимое пятно или грязь. Иногда Донён подходит к зеркалу совсем близко и вертит головой, изгибая шею в неестественных углах, чтобы разглядеть каждый сантиметр, доступный ему. Заглядывает себе в глаза и, не найдя там хоть капли осознанности, разочарованно отводил взгляд к другому месту. Донёну кажется, что он какой-то неправильный, потому что, ну, это вроде как странно, что он пытается отыскать в себе признаки жизни, учитывая, что он стопроцентно и безоговорочно мертв. Странно и то, что он вообще что-то пытается сделать. Потому что мертвяки не пытаются. И уж точно не находят это странным.Потому Донён как-то лично для себя, в узком кругу из самого себя и самого себя, решает единогласно, что он особенный. Не такой. От его решения ему самому ни горячо, ни холодно. И это вновь вызывает вопрос?— а на кой тогда чёрт?И в общем-то будни Донёна в аэропорту совсем не назвать веселыми и увлекательными, потому что, так или иначе, все его игры и бесконечные долгие прогулки по территории аэропорта не отвлекают его от чувства зияющего ничего в груди и холода, который почему-то преследует его даже не смотря на то, что Донён априори не способен его ощутить. Наверное это оттого, что этот холод тянет изнутри него самого и жрёт его нисколько не милосерднее, чем сам Донён порой заблудших в эти края бедолаг.Донён не думает, что ему одиноко. Он даже и понятия не имеет, как это, когда ты не один. Но ему определённо точно ужасно скучно.Донён просто продолжает волочить своё безжизненное существование среди ещё кучи тупых мертвяков и чёртовго хаоса, который незримо как-то успел расположиться вместе с ним в стенах этого аэропорта и в его собственной голове одновременно.***Первое время после пробуждения было совсем херово. Донён не помнил ровным счётом ничего, за исключением своего имени, и совершенно ничего не знал, ну, разве что тот факт, что он очевидно мёртв. Но он не помнил, как это, когда не мёртв, а потому не грустил и не тосковал по себе живому и тёпленькому. Он просто понимал, что когда-то была жизнь до. Вот и всё.Донён смирился. А что ещё остаётся? Да, херово. Да, херово просто ну очень. Но это не то, что он способен изменить. В его силах теперь разве что не скатиться до состояния полной безнадёги и не превратить себя в жуткого монстра. Видок у этих малых совсем не ахти, и с ними вовсе лучше не пересекаться?— целее будешь. Эти?— как прозвал их у себя в голове Донён?— скелетоны совсем не различают, кто их мёртвый собрат, а кто до сих пор гоняет кислород, а потому жрут и мочат всех без разбору. Ужасно, короче. В аэропорту таких мало, но в черте города?— просто завались, иногда даже видно из окон. Они намного проворнее и убивают быстро, и, наверное, это единственное, чему Донён завидует. Не сказать, что пуля в лоб или отсечённая башка очень его порадуют, хотя иногда такие мысли и притекают в его голову мимолётно, и поэтому быть побыстрее и попроворнее в их деле?— очень ценное качество. Но Донён медленный, такой медленный, что, наверное, отчасти именно поэтому и вечно скучает. За день он успевает лишь обойти половину аэропорта, преимущественно до пункта досмотра, где иногда развлекается с металлоискателем, а потом вернуться к себе в самолёт, куда по счастливому стечению обстоятельств никто из мертвяков больше не додумался пробраться. Там классно, там Донён хранит все свои безделушки и рефлексирует под музыку в наушниках из старого плеера, который умудрился нарыть под одним из сидений. Его бывший владелец похоже был очень эмоциональным и чувствительным человеком, другого объяснения выбору мелодий в плейлисте Донён просто не может найти?— все они, как одна, бесконечно заунывные. Возможно даже, это плеер кого-то из тех ребят, что сейчас бродят по территории аэропорта или из тех, кто стал скелетоном. А может, это его собственный плеер. Где-то совсем глубокого внутри Донён почему-то хочет так думать, но он сам не знает, почему.Когда Донён не гуляет по аэропорту, не слушает музыку и не рассматривает себя в зеркале, он ест. И это, по правде говоря, самое классное, что вообще происходит с ним. Потому что голод как вечное состояние?— никуда не исчезает, а терзает он похуже холода или скуки, которые просто меркнут на фоне первого. Жрать, жрать, жрать?— аксиома, незыблемый постулат и бла-бла-бла. Донён голоден всегда, и с его голодом ему всегда приходится что-то делать. В привычном понимании этого ?что-то??— убивать.Люди очень вкусные. Особенно их мозги. Это Донён знает также хорошо, как тот факт, что ночью темно, а днём?— светло. Но кроме того, что люди вкусные, они ещё и очень жизнелюбивые. Поймать человека за чертой города непростая задача, поймать человека в аэропорту?— задача из ряда невыполнимых. И не потому, что кучка мертвяков не способны завалить одного бедолагу, а потому, что ко всему прочему люди довольно сообразительные (ну, многие из них), и вряд ли станут идти к Донёну в руки самоотверженно. А ещё ходят они преимущественно группами и с оружием наперевес. У Донёна есть парочка шрамов на спине и руках после стычек с людьми, но это не так важно, потому что они лишь ранят его?— не успевают сделать больше. Донён не боится боли, смерти тоже не боится, наверное, потому что уже мёртв. А люди в такие моменты очень эмоциональны: кричат, беснуются, плачут и некоторые даже просят пощадить. Но голод Донёна так силён и необъятен, что все их мольбы, так или иначе различимые, превращаются для него в белый шум и не значат ровно ничего до того самого момента, пока он не пробивает их голову обо что-нибудь твёрдое и достаёт самое драгоценное. Сначала мозг всегда горчит на языке?— это вкус страха, но потом, когда остаточные эмоции бедолаги улетучиваются, начинается феерия. Пока Донён ест, он видит чужие воспоминания и ощущает чужие страхи, радости, горести и моменты наслаждения, пока Донён ест, он чувствует, а потому питает к этому высшую необходимость.***—?Скажи мне, что ты будешь в порядке.—?Я буду в порядке.—?Блин, ну нет, не так, нормально скажи.—?Хён, всё будет хорошо, правда, прекрати волноваться,?— Тэён устало улыбается и накрывает ладонью руку Ёнхо на своём плече.—?Если бы я не сломал ногу на прошлой вылазке, то пошёл бы с вами,?— тихо сокрушается парень, пока другие участники отряда заканчивают с подготовкой.—?Всё нормально, хён, мы и без тебя справимся отлично,?— Тэён пытается не закатить глаза?— иногда его друг бывает чересчур драматичен. Но вид у Ёнхо настолько несчастный, что он просто исправно терпит, пока тот трясёт его за плечо и очень просит вернуться целым и невредимым.—?Возвращайся, ребёнок.—?Какой, к чёрту, ребёнок, я младше тебя всего на год.—?Дитё.—?Заткнись.С Ёнхо Тэён дружит столько, сколько себя помнит. Вместе они пережили и комочки в пресной каше, и первые отвергнутые чувства (не друг друга), и ужасную старшую школу, и смерть Тэёновой мамы, и даже полный пиздец, который начался после того, как произошёл апокалипсис. Последнее пережить было труднее всего по ряду очевидных причин. Но они справились. Рядовая вылазка?— просто рутинная необходимость. Ёнхо вовсе не стоит переживать. Тэён просит об этом ещё раз, а потом выдыхает, закрывая глаза. Привычно вздрагивает от скрежета открывающихся ворот, и выходит с остальными за пределы их убежища?— небольшого района города, обнесённого бетонной двадцатиметровой стеной. Последний оплот человечества, выжившая цивилизация и всякое прочее. Жить было бы намного проще без мысли, что тебя могут в любой момент безжалостно сожрать бродящие повсюду мертвяки, но у Тэёна уже выработался иммунитет к переживаниям. Ну и ещё смелости добавляет увесистый глок за поясом и автомат в руках.—?В этот раз пойдём через парковку,?— говорит один из прихвостней отца, без которых не обходится ни одна вылазка.—?Но мы всегда ходим через стадион, там безопасно,?— отзывается с сомнением Черён, кажется. Она совсем молоденькая, это её первый выход в город, и Тэён знает, она, вероятно, очень обеспокоена сменой маршрута. Никто не обговаривал это со всей группой, обмолвись лишь среди верхушки?— через стадион ходить больше не стоит. Мертвяки в последнее время стали ужасно сообразительными, приходится изощряться.—?Всё будет нормально,?— говорит Тэён и ободряюще улыбается, когда девушка с надеждой смотрит ему в глаза. Про себя он, конечно, много чего неприятного думает, стрёмные мысли не покидают его каждый раз, когда он переступает на незащищённую территорию, но если эта вылазка будет для Черён не только первой, но и последней, то пусть уж одним из её последних воспоминаний будет добрая улыбка Тэёна. Тэён искренне надеется, что она максимально добрая и максимально располагающая. И хоть по большому счёту они все между друг другом находятся в максимально отстранённых и холодных отношениях, но позитив даже во временном коллективе ещё никогда не мешал хорошему ходу работы.Они доходят до аптечного склада в рассчитанные часы, пока всё идёт по плану. На пути им встретилось несколько мертвяков, но, в общем и целом, они не сбились с назначенного курса. Тэён был необычайно доволен тем, как шла его первая за месяц операция в качестве лидера. Он не так часто стал выходить за пределы стен в последнее время, поэтому к обычному страху смерти, следующему по пятам за любым человеком в их время, в этот раз его преследовал страх облажаться как главного в группе. Ответственность не только за свою жизнь, но и за десяток чужих?— это тяготит чертовски.Но они справятся, они просто обязаны справиться сегодня.Он немного на взводе, пока они собирают нужные коробки и колбы с препаратами в приготовленные рюкзаки и сумки. Воздух здесь какой-то странный, и Тэёна не покидает ощущение, что трупами пахнет уж как-то чересчур сильно. Он подгоняет всех побыстрее расправляться со своими участками склада и зовёт всех собраться вместе и вновь всё проверить. Склад небольшой?— десять на десять метров?— и явно уже не раз обчищенный, но они собирают почти всё, что нужно.—?Так, хорошо,?— Тэён пробегается глазами по всем присутствующим и, вновь встретившись взглядами с Черён, легонько ей улыбается. Будь смелым, Ли Тэён, они от тебя этого ждут.—?Стойте,?— вдруг осекается один из прихвостней отца. Тэён хмурится, прислушиваясь, так же поступают и остальные. Шум шаркающих шагов. Которого, мать его, здесь быть не должно. —?Слышите?—?Доставайте оружие,?— сбивчиво командует Тэён и, выставив вперёд автомат, обращает осторожный взгляд на невысокую дверь с вставкой матового стекла.Сначала они видят тёмные мычащие силуэты. И их чертовски много. А потом дверь выбивают, и со звоном разбившегося стекла в проём вваливается свора мерзостных мертвяков. Тэён слышит, как люди позади него начинают суетиться и кричать, открывая огонь по ставшим вмиг шустрыми трупам. Он уворачивается от цепкой культи рычащего бугая и прицельно выпускает заряд ему под подбородком. Череп того разрывается гнилью и черной, мало похожей на человеческую, кровью, фонтаном окропляя Тэёна и близстоящих людей.Всё превращается в настоящий хаос, и Тэён осознает, что больше не может это контролировать. И как бы ему ни хотелось сейчас вспомнить о командной работе, но в эту самую секунду, когда он простреливает башку очередного жмурика, приходит осознание, что каждый сам за себя. Он слышит будто бы из-под толщи воды истеричный вскрик Черён и оборачивается на зов помощи. Черён лишается руки за одно мгновение, а потом Тэён уже не смотрит.Мертвяков слишком много, у него всего один запасной магазин и несчастный пистолет. Тэён в суете совершенно забывает про последний, а потому, когда и запасной магазин остается у ног совершенно пустой, Тэён просто начинает пятиться назад, одновременно высматривая, выжил ли кто-то из группы. Перед глазами плывёт от невероятной трупной вони и соленого запаха крови, Тэён запинается о чью-то ногу, кажется, это нога ещё жива и просит о помощи. Тэён пытается обернуться, но неожиданно его хватают за предплечье и утаскивают в сторону заполненных коробками стеллажей. Там, в узком коридоре, круглыми, испуганными глазами на него смотрит парень, имя которого Тэён помнит совсем смутно прямо сейчас. У парня всё лицо залито кровью, но, быстро осмотрев того, Тэён понимает?— кровь не его. За спинами где-то в отдалении всё-ещё кто-то кричит и раздаются хрипы и вой мертвяков.—?Ни звука,?— на грани слышимости просит парня Тэён и, получив в ответ резвый кивок, наконец достаёт пистолет, проверяя целостность корпуса. —?Я их отвлеку по возможности, а ты беги.Парень кивает головой всё также молча. Быстро схватывает, печально думает Тэён, а потом просто впихивает парню в руки пистолет и свой рюкзак с медикаментами, заглядывая в блестящие слезами глаза.—?Сейчас,?— просто говорит Тэён, и решительно вскидывает голову, выбегая из укрытия.Он бежит в противоположную от двери сторону, утягивая за собой несколько оставшихся мертвяков, и, в последний раз обернувшись, видит, как пацан шустро выскальзывает за дверь, оглядываясь на него ответ.Выживи, пожалуйста, отчаянно думает Тэён, а потом мыслей не остаётся вовсе. Какой-то мертвяк хватает его за лодыжку, и он поскальзывается, запинаясь и падая на пол. Резкую боль у виска он чувствует почти сразу, а потом горизонт перед глазами меркнет, заливаясь красным.***Мертвяки собираются как-то неожиданно легко и так же неожиданно решают уйти подальше от аэропорта, чтобы пообедать. Донён не питает больших надежд, впрочем, что-то подсказывает ему, что сегодня, наконец, и в его желудке побывает что-нибудь вкусное.Сладкий запах человека приводит их разношерстную хромую компанию прямиком к портовым складам, где всякий раз может попасться кто-нибудь дышащий и живой. Видимо, у людей здесь что-то вроде места икс, важной точки с провизией. Но всё по обыкновению имеет свойство заканчиваться, и скоро сюда перестанут приходить за ненадобностью, а потому нужно обязательно пользоваться моментом.Донён всегда затирается где-то в хвосте, потому что давно смекнул, что по первости забивают как правило впереди идущих. Многие сородичи Донёна не такие смекалистые, как он?— рвутся к добыче без опаски, а потом получают зияющие дырки в головах. Какие же мы всё-таки тупые, вскользь думает Донён, медленно вертя головой в поисках источника сладкого запаха. Люди совсем близко. Впереди виднеется дверь одноэтажного здания без окон и соседних пристроек. Обтесанное ветром и убитое временем, совсем одинокое посреди других низких зданий, оно так и притягивает их к своим стенам.Когда они всей гурьбой вваливаются внутрь, смело двигаясь на кричащих людей и вмиг становясь более прыткими, Донён уже не осторожничает. Он огибает взглядом помещение и двигается к первому попавшемуся человеку, пытающемуся прострелить ему что-нибудь важное, что-нибудь, без чего Донёну не удастся больше надвигаться на него страшной угрозой. Впрочем, у Донёна не так уж и много важных частей тела. Кто-то попадает ему пулей прямиком под правое ребро, но Донён лишь пошатывается от силы удара, совсем не чувствуя, как тело пробивает навылет что-то инородное.Первую добычу Донён делит с ещё одним мертвяком, они даже пытаются подраться за мозг бедолаги, но Донён решает уступить покамест - на горизонте ещё много вкусного. Визжащая девчонка без руки легко привлекает внимание Донёна, хотя бы потому, что кричит громче всех прочих. Её голову разбивают об угол стола и утаскивают по полу за ноги в сторону стеллажей. Склизкая мутно-розовая дорожка тянется от её волос, и Донён замечает на полу кусочек мозга. Он прытко поднимает его и запихивает в рот без раздумий. Даже если это не мозг, он не слишком разочаруется. Перед глазами Донёна вспышкой возникает воспоминание. Светлое, нежное. Это улыбка. От этой улыбки у Донёна свербит в груди. Улыбка, конечно же, не предназначена ему, и от этого Донёну почему-то становится странно. Он отмахивается от непонятной эмоции и пробирается в глубь помещения, активно подволакивая ногами.И тут его взгляд выцепляет быстро двигающуюся перед ним худую фигуру. Это парень. Тот самый парень, чья тёплая улыбка только что сделала что-то странное в его груди. Парень молодой и на вид не такой уж легко убиваемый. Донён следит за его движениями, пытается рассмотреть лицо и вдруг думает, что совершенно не знает, хочет ли его съесть. То есть, вот он, прямо перед Донёном бегает и убивает его мертвяков-собратьев. Когда он отвлечется, Донёну ничего не будет стоить ловко снести ему голову или пробить грудину сжатым кулаком. А потом вдоволь наесться, как он и планировал часом до. Однако, странное дело, когда этот парень вдруг резко пропадает из поля зрения, Донён лишь отчаянно думает от том, как бы посмотреть на него ещё хоть разок. Донён отвлекается от странной мысли, когда ему в спину врезается дрыгающийся и кричащий человек с залитыми кровью глазами и щеками. Подойдёт, думает он отрешенно, и хватает потерявшегося в пространстве живчика, впечатывая того головой в бетонный пол. Череп раскалывается с аппетитным хрустом, но бедолага под ним всё ещё дрыгается, душераздирающе вопя и захлёбываясь собственным языком. Прости, я проголодался, думает Донён, и, подняв за окровавленные патлы когда-то светлых волос, бьёт его об пол ещё раз. Дёрнувшись всем телом, бедолага замирает, Донён про себя решает называть его блондинчиком. Первым делом нужно обязательно съесть мозг блондинчика. Потому что, если не съесть его мозг, то блондинчик с вероятностью в восемьдесят процентов станет как Донён. А это лишь прибавит ему конкурентов в их и так жестоком мире, где нормально подкрепиться становится всё сложнее и сложнее. Ну и эмоции. Они тоже важны. А ещё воспоминания.Донён кладёт в рот первый склизкий кусочек и, чавкнув, принимается раскладывать по карманам пиджака мозг блондинчика. На потом.Неожиданно среди заметно опустевшего и притихшего склада раздаётся крик, и Донён задирает голову, обнаруживая недалеко от него того-самого парня, которого почему-то не особо хочется сожрать. Вот чудеса, думает Донён, ну разве он не аппетитный? Аппетитный и очень. Наверное. Донён сомневается, и это так странно.Все оставшиеся мертвяки мигом отвлекаются от своих трапез и, встрепенувшись, бодро утаскивают свои тела в сторону убегающего парня. Нет-нет, думает Донён как-то суматошно. Этот человек должен достаться ему. Почему? Донён не знает. Хоть убейте его ещё раз, он вряд ли ответит. Но уже в следующее мгновение резко встаёт и двигается в сторону поредевшей ревущей толпы.***Тэён, ещё не разлепив веки, чувствует, что совсем и не умер. Это одновременно приносит ему облегчение и растерянность. Как же так? Его же вот-вот должны были сожрать. Но вот он жив, и ещё почему-то не чувствует под собой пола, на который неудачно приземлился. Мокрое от гнили мертвеца лицо обдаёт прохладой, и Тэён осознает, что он больше не в помещении. Ветер взбивает ему слипшиеся волосы и холодно кусается за щеки и нос. Тэён решается приоткрыть глаза. Неужели, он спасён? Кто-то подоспел на помощь? Тот пацан всё-таки вернулся за ним?Ответ находится быстро и совсем уж заводит в тупик. Тэёна не потрошат, вытаскивая кишки, его совсем не трогают, разве что тянут за ворот куртки, приподняв над землёй. Тэён раскрывает глаза шире. Голубое небо перед его взором светлое и умиротворяюще спокойное, такое голубое, будто его несколькими мазками нарисовали самой чистой и яркой краской из детской коробочки с гуашью.Кто-то волочет его за собой по земле, изредка запинаясь и останавливаясь. Шаг этого ?кого-то? шатки и тяжелый. А ещё от этого ?кого-то? пахнет совершенно точно трупными разложениями и в довесок кровью. В животе вдруг будто поселяется стая ос, перепутавших его желудок со своим ульем. Тэён даже не пытается извернуться и взглянуть, вместо этого он зажмуривается и задерживает дыхание; от страха, вмиг сковавшего тело, становится так холодно, что тело Тэёна дёргается совершенно рефлекторно. Мертвяк останавливается, Тэён зажмуривается. Почему же его не сожрали? Оставили на потом? Но разве мертвяки так поступают?Тэён вдруг медленно опускается на землю, и над ним нависает тень. Тэён судорожно соображает, что же ему сделать, но тут же вдруг слышит недалеко от себя знакомый рык. Он чуть съеживается, но чувствует себя странно от понимания, что рычат явно не над ним. Его резко хватают за ткань куртки на груди и вновь куда-то небрежно тащат. Куртка под его поясницей скручивается в толстый рулон, и Тэён чувствует спиной шершавый асфальт, наверняка раздирающий ему кожу до грязных ссадин. Однако, это сейчас вовсе не так страшно, как осознание совершенного непонимания ситуации. Его не съели, кроме раны у лба, которая пощипывает от ветра и грязи, на нём более ни единого повреждения, и Тэён сейчас благодарит себя хотя бы за то, что, едва очнувшись, смог сохранить целостность мыслей и почти успокоить подступающую истерику. Нужно действовать быстро и собранно. Но сначала нужно открыть глаза и оценить ситуацию, что, если подумать, сейчас и является самым сложным.Тэён опасливо приоткрывает один глаз, когда его куда-то затаскивают и отпускают. Над ухом раздаётся копошение и недовольный булькающий звук, отдалённо похожий на тяжелый выдох. Но мертвецы не дышат.Первым, что Тэён видит, оказывается чужая спина, обтянутая грязным и порванным в разным местах пиджаком, походящим на офисный. Далее его взгляд натыкается на чуть ходящую ходуном голову, будто бы её обладатель треморный старик, или шея, что держит её, сломана. Но волосы на голове не седые, а чёрные и по большей части пыльные. Мертвяк сидит у его ног, совсем рядом, и выглядывает из-за поворота. Тэён обводит взглядом узкий переулок, куда его затащили, и всё ещё боится дышать. Когда звуки шаркающих шагов и рык раздаются совсем близко, мертвяк вдруг оборачивается на Тэёна, и они сталкиваются взглядами. Глаза мертвяка, и без того большие, открываются ещё шире, и он медленно качает головой из стороны в сторону, поднося указательный палец к губам и еле мыча.Тэён хмурится, вздрагивая. Он никогда не смотрел мертвецам прямо в глаза. И, надо сказать, зрелище это довольно жуткое. Радужка глаз словно выцветшая, почти потерявшая родной карий цвет. Лицо мертвяка искажается странной гримасой, каким-то образом напоминающей волнение, и Тэён не решается что-либо предпринять, просто продолжая молчать и смотреть на него в ответ.Мертвяк шевелит губами, и дёргается, оборачиваясь и подползая к Тэёну спиной. Тэён наблюдает за его неказистыми движениями и понимает лишь через несколько мгновений, что мертвяк пытается его от чего-то заслонить. Тэён рефлекторно поджимает безвольно лежащие ноги и скрючивается на асфальте креветкой, обхватывая колени руками и заваливаясь на бок, чтобы контролировать происходящее хотя бы взглядом. Он тут же замечает, что в нескольких метрах от них, по улице раскачивающейся толпой тащатся мертвяки. Это не длится долго, а когда они наконец исчезают из поля зрения, от него вновь отползают и разворачиваются. Тэён неспешно поднимается и садится, ощущая от этого лёгкое головокружение и подступающую к горлу тошноту. Наверняка получил сотрясение, когда разбил голову.Мертвяк перед ним молчит и не выказывает признаков враждебности или желания его сожрать, он просто рассматривает Тэёна и выглядит при этом настолько кротко, насколько это вообще возможно, учитывая, что он кровожадный мертвец.Тэён не решается бежать, оружия при нём всё равно сейчас нет, да и разбитая голова вряд ли поможет ему удержать тело вертикально надолго. Ему определённо нужна медицинская помощь и много часов крепкого сна.Этот мертвец ведёт себя совсем странно, на грани шокирующего, что при других обстоятельствах, конечно, не остановило бы Тэёна от того, чтобы снести ему башку, но в данных момент всё немного сложнее. Да и выходит, что мертвец его спас? Немыслимо.—?Я… —?Тэён осекается, голос хрипит будто не его. Мертвец вдруг реагирует престранно: вытягивается струной и вновь распахивает свои большие глаза, будто весь обращаясь в слух.—?Зачем ты меня спас?Тэён спрашивает, но совершенно без какой-либо надежды на ответ. Мысли в голове совсем путаются. Но мертвец вдруг размыкает губы и произносит почти внятное:—?Н-н-не б-бойся.Тэён тяжело сглатывает, напротив?— отодвигаясь чуть дальше. Тело его против воли напрягается, готовое к любому подвоху, но в голове же становится совершенно пусто. Мертвецы же не разговаривают! И людей не спасают!Тэёну требуется несколько минут, чтобы попытаться всё обмозговать. Он вновь осматривает мертвеца с ног до головы, и задерживается на лице. В горле вдруг застревает странное чувство, комком преградившее путь всем словам. Сначала он лишь планировал тихо сбежать, подождав благоприятного момента, но сейчас он уже не был уверен в том, что же ему делать дальше. Определенно, нужно вернуться. Но как быть теперь, когда этот мертвец заговорил с ним и попросил не бояться. (Его ли?)—?Кто ты, чёрт тебя дери? —?потрясённо выдыхает Тэён, и больше слов у него не находится.—?М-мен-я-я з-зовут До-н-н-н-ён,?— запинаясь, тянет странный мертвяк протяжно и поджимает губы, будто бы выжидающе впериваясь в Тэёна взглядом.—?Донён, значит,?— поражённо выдыхает он и кивает. —?Ты какой-то эксперимент чокнутого профессора или что вообще? —?со смешком вырывается следом, но это больше от безнадёжности что-либо понять и от потрясения. Это существо понимает его. Оно слышит его, и всё, что произносит Тэён, складывается у него в голове в правильные слова. Как же это возможно?Когда Тэён расскажет обо всём этом Ёнхо, тот наверняка ему не поверит. Тэён и сам бы не поверил ни за что. Но вот перед ним настоящее чудо. Донён. Который не хочет его сожрать. Хотя… А не хочет ли? Может он и разумный, но это же совсем не отменяет того, что он всё ещё наверняка питается человечиной.Только немного расслабившись, Тэён вдруг напрягается вновь. Лучше не испытывать судьбу и как можно скорее убраться отсюда. Донён довольно занимательный, но он всё ещё мертвец, а вокруг них всё ещё творится сущий кошмар. Некогда прохлаждаться и проникаться к кому-попало доверием. Может быть, Донён спас его только для того, чтобы сожрать потом. Раз он разумен, то наверняка понимает, что еда про запас ему никогда не помешает.Донён как будто замечает перемены в его настрое и тут же говорит:—?Н-не съем.Тэён хмурится ещё сильнее, лишь окончательно уверяясь в своих выводах. Этот чудик наверняка ждёт, когда Тэён расслабится и потеряет бдительность. Вот уж дудки, истерично думает Тэён.Он будет на чеку и обязательно сбежит при первой же возможности. Кто знает, что творится у этого мертвяка в голове.***Донён совершенно не понимает, что же он, чёрт возьми, творит.Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы отвоевать себе этого человека. Едва тот потерял сознание, на него вмиг накинулось несколько голодных ртов, но Донён с неожиданной даже для самого себя силой оттащил их и накрыл собой человека, делая вид, что сейчас примется за второй по счёту обед. Он немного потряс человека и сделал вид, будто разбивает его голову об пол. Чтобы мертвецы ничего не заподозрили, хватило и пары жестов. А потом Донён незаметно достал из кармана уже припасенный мозг и стал показательно им чавкать. Конечно, пришлось рычать на всех вокруг и строить из себя опасного соперника, который делиться явно не собирается, что для него было совсем не характерно. Впрочем, еды там было завались, и от него быстро отстали.Донён же говорил, они все тупые точно пробки.Когда Донёну наконец удалось взглянуть на этого человека поближе, он вновь почувствовал странное. Этот парень, конечно же, не выглядел как он сам и как все, кого по обыкновению видел Донён в стенах аэропорта. Кожа на его лице не была испещрена шрамами и вздута отеками, она не шелушилась огромными хлопьями и не отставала, обнажая мясо и мышцы на скулах. Он выглядел, как и все другие люди, которых Донёну уже доводилось встречать и есть. Но всё же, было в нём и что-то странное. Что-то глубоко внутри Донёна не хотело мириться с мыслью, что он просто должен его сожрать, как всех до него. Донён провел пальцами по грязной щеке парня и принюхался. Того окотило мертвецкой гнилью, и теперь сладкий запах почти не чувствовался. Донён облегченно подумал, что проблем с этим быть не должно. Медленно кивнув самому себе, он с решимостью приподнял тело за ворот куртки и потащил к выходу, оставляя остальных догладывать свою добычу. А те, к счастью, и носом не повели, полностью захваченные поеданием чужих мозгов.Да, Донён уже упоминал? Мозги?— это самое важное.У того блондинчика мозг совсем неплох на вкус, и воспоминания у него яркие, наполненные светлыми и веселыми моментами. Первое, что увидел Донён, когда проглотил первый кусочек,?— как множество ярких вспышек салютов взрываются у него над головой, а сам он сидит на крепких плечах мужчины, придерживающего его маленькие ножки своими большими ладонями. Донёну понравилось это воспоминание. От него по всему телу сделалось очень тепло, будто холод внутри Донёна вдруг исчез, а всё нутро заполнилось чем-то мягким и приятным, стало спокойно. Это эмоции. Вот, какого их испытывать. Если бы Донён умел завидовать, то наверняка бы всегда завидовал людям. Он не знал, какую цель преследуют другие мертвяки, когда убивают. Хотят ли они просто набить требуху сладким мясом или же для них так же, как и для него самого, важно непременно попробовать мозг и увидеть что-нибудь необыкновенное? Конечно, эмоции не всегда приятные, а воспоминания?— положительные, но отчего-то таких воспоминаний оказывается намного меньше. Донён решил думать, что так случается потому, что людям всегда хочется помнить только хорошее. Особенно теперь. Ему искренне жаль, наверное, но он не знает, правильно ли жалеть теперь. Ведь выходит, что он жуткий лицемер. Он же не может жалеть тех, кого убивает. Так быть не может. Это в его сущности?— убивать.Но почему тогда он не убил этого человека?Почему тащит его теперь к себе в убежище и опасливо оглядывается, чтобы никто не засек его подозрительного поведения?Я не буду об этом думать, уговаривает себя Донён, хватает и того, что я вообще на подобное решился.И теперь они смотрят друг на друга. Донён?— с любопытством, а человек?— с нескрываемым страхом.—?Н-не съем,?— уверяет Донён и надеется, что прозвучало достаточно честно. Однако, парень лишь сильнее забивается в угол между сваленными у стены коробками и смотрит на него волком, поджимая руками тощие коленки.—?От-твед-ду,?— добавляет Донён, сам удивляясь тому, как много слов смог сказать за один раз, и встаёт, протягивая руку. Человек вздрагивает и резко отталкивает её ладонью, бегая растерянным взглядом по его лицу. Донёну вдруг становится интересно, видит ли этот парень его таким же, каким он видит сам себя в зеркале аэропорта. Донёну совсем не хочется, чтобы он чувствовал страх и отвращение. Но это неизбежно.—?Куда отведешь?—?Без-зопасно,?— протягивает он почти без запинки и чувствует от этого большое удовлетворение.Иногда он пытается говорить. Очень сложно поворачивать языком и издавать какие-то звуки, хотя бы отдаленно не похожие на рёв и мычание, но лишь практика приведёт к успеху. У Донёна есть один знакомый на пункте досмотра, с которым они частенько вместе играют с металлоискателем, а ещё разговаривают. Почти всегда это лишь слова вроде ?голод? и ?город?. Так они дают друг другу понять, что совсем не против сходить и подкрепиться. Но в этот раз Донён не нашёл того друга на их привычном месте, и потому отправился охотиться один. Но, в общем и целом, Донён не то, чтобы сильно разговорчив. И потому просто решает действовать, забив пока на объяснения. Сначала они дойдут до безопасного места.Не дождавшись больше и слова, Донён хватает человека за рукав куртки и поднимает на ноги, внутренне надеясь, что сделал это аккуратно. Парень морщится, но руку не вырывает, давая себя повести.Так они и идут в неспешности до самого аэропорта?— и Донён, и человек хромают и ступают шатко, а потому это занимает невозможно много времени. На его счастье, в пределах видимости не оказывается ни мертвяков, ни скелетонов, и в целом их путь выдаётся довольно лёгким. Когда Донён выводит человека на открытое пространство взлётной полосы, уже смеркается. Здесь оставлено всего несколько самолетов, но и те, что есть, выглядят, мягко говоря, не пригодными для того, чтобы их обживать. Если уж говорить на чистоту, то здесь любое место окажется для этого совсем неподходящим. Жизнь давно покинула эти места, и всё её отголоски остались здесь лишь в наспех покинутых одиноких вещах и сумках, а ещё в разном бесхозном мусоре, который Донён взял за привычку собирать. Поэтому, может статься, что, утащив в свой самолёт всё, что раньше принадлежало кому-то живому, Донён попытался создать там некое подобие заполненности, подобие каких-то признаков жизни.Донён помогает человеку подняться по трапу и зайти в самолёт. Им обоим тяжело, и всё это, наверное, со стороны выглядит довольно забавно. Человек пытается лишний раз не касаться Донёна и не принимать его помощи, но, едва отпустив точку опоры, тут же хватается за подставленное предплечье и делается белее широко раскинутых крыльев Боингов у них за спинами.Донён ещё никогда сюда никого не приводил, это его тайное убежище с кучей безделушек и прикольными креслами. Здесь очень много того, назначение чего Донён не может припомнить, но он очень старается делать так, как подсказывают ему внутренние инстинкты. Что-то вроде?— ну же, я же наверняка раньше так делал, так почему не могу сделать этого теперь? И всё было бы хорошо, если бы это ?раньше? было лишь безвредным отрезком времени, но на деле же его от ?раньше? отделяла ни много ни мало сама смерть.Донён протаскивает человека до одного из сидений и с небольшим усилием заставляет присесть. Тот тут же забивается в угол и поджимает под себя ноги, опасливо осматриваясь.—?Зачем ты меня сюда притащил? —?тихо спрашивает парень. Донён ничего не отвечает, потому что парой слов тут и не объяснишь. Потому что не хочу, чтобы тебя сожрали, потому что и сам не хочу тебя есть, потому что твоя улыбка не выходит из моей головы, потому что здесь безопасно и тебя никто не тронет. Слов много, и вместо этого Донён просто идёт и достаёт для человека пыльное одеяло, которое нашел здесь пару дней назад. Он неловко укрывает им коленки в черных джинсах и отходит, удостоверяясь, что его действий не испугались. Или же сделали вид, что не испугались.—?Спи,?— просто произносит он, садясь в кресло через узкий переход.Человек хмурится, глаза у него в свете одиноко горящей над Донёном лампочки слезятся, но он всё же не плачет.Донён отчего-то очень этому рад.***Тэёну говорят спать, и он в совершенной растерянности даже не находится с тем, как ему на это реагировать. Если честно, очень хочется поплакать тихонечко и припомнить слова Ёнхо. Он же обещал ему вернуться в целости и сохранности, обещал, что ничего не случится. И теперь вот сидит здесь, в компании самого странного мертвяка на свете, который ко всему прочему просит его поспать. Так уж он и поступил, ага. Чтобы, как только он заснет, ему проломили череп.Но вот что странно, чем дольше Тэён думает об этом, тем сильнее не понимает, отчего же этот Донён медлит. Будь Тэён мертвяком, то непременно бы уже давно прикончил сокрушающуюся в стенаниях добычу. Или он предпочитает свежатину? Чего он, мать его, ждёт?В любом случае, Тэён не будет смыкать глаз. От всего пережитого за сегодня стресса его тело просто отказывается расслабляться, но, из-за возможного сотрясения, напротив?— всё же клонит в сон. И потому Тэён в муках прикрывает глаза, шумно дыша и пытаясь хоть немного успокоиться. Куда уж тут, когда на сидении через проход от него сидит и откровенно пялится во все глаза мертвяк.Неожиданно Тэён слышит, как тот встаёт; он уже морально готовится отбиваться, чем придётся, но через несколько невероятно долгих мгновений чувствует, что к нему приближаются, а потом на голову надевают наушники. Тэён поражённо распахивает глаза, наблюдая, как мертвец медленно отходит и садится на прежнее место.Мелодия в наушниках оказывается вступлением давно знакомой ему песни.Тэён с неверием щупает старые провода, а затем переводит взгляд на оставленный на соседнем сидении плеер. Чёртов кассетный плеер, каких он не видел уже много-много лет.Моррисси тихо просит его спеть, чтобы он уснул.Тэён просто не может поверить в происходящее. Он тянется и берёт дрожащей рукой плеер, прижимая его к груди и вновь смотрит на мертвяка. На мертвяка, у которого есть имя, который может разговаривать, который умеет думать и распознавать чужие эмоции, который спас его.—?Да кто же ты, чёрт возьми? —?восхищенно шепчет Тэён. Донён вновь что-то говорит, медленно открывая рот, но Тэён его не слышит. Тэён не знает, правда ли он не верит в его благие намерения, или же просто не хочет верить из большого упрямства и страха.Донён же, всё это время просто наблюдавший за ним, устраивается в кресле поудобнее и неловким жестом руки, переводит его в горизонтальное положение, как бы намекая человеку поступить так же и всё ещё не сводя с него глаз.Ладно, думает Тэён сокрушённо и вторит его действиям, опускаясь полностью на сидение и чуть поворачиваясь. Так ему будет сподручнее за Донёном наблюдать.Не смыкая глаз, они лежат так почти до самого рассвета, а потом Тэён как-то незаметно для самого себя засыпает.