Часть 1 (1/1)
На улице была исключительно хорошая погода для осеннего дня. Несмотря на недавнее убийство члена парламента, Лондон не переставал быть шумным городом, даже, если припомнить прошлую неделю и сравнить с нынешней, то можно приметить заинтересованные, трепещущие нотки в голосах обывателей, что давно, как массовое явление, не наблюдались. Из уст в уста передавалась молва о неком мистере Хайде. Многие добавляли что-то своё в рассказ о биографии убийцы, строили догадки, связывая с ним пространный список преступлений, выставляя Дьяволом во плоти, но куда он пропал?— никто не говорил. После опознания изуродованного тела сэра Денверса Керью, Аттерсон сразу отправился к своему любезному другу, что, по его мнению, зря связался с такой премерзкой тварью.-Во что же Вы ввязались, Генри?Удача, как посчитал сам адвокат, сопутствовала светлым намерениям, ведь, когда он, приведя себя в порядок и смерив беспокойство до прилично допустимого при дневной беседе, постучался в дверь, ему сразу же открыл старый, преданный дворецкий Джекила?— Пул.—?Добрый день, мистер Аттерсон, искренне рад, что Вы пришли. Я оповещу доктора о Вашем присутствии. Проходите, пожалуйста, на кухне уже согрелся кипяток для чая?— поседевший от старости так и не потерял свою некую миловидность с годами.—?Благодарю, Пул?— ответил гость.В особняке его друга, как, впрочем, и всегда, всё дышало спокойствием. Книги были чисты и педантично уложены по алфавиту и категориям. Свет из окон заливает просторный зал, где принимали гостей, а аккурат слева от камина была дверь, что вела в сторону лаборатории. Именно из неё и вышел хозяин. Он явно был озадачен какими-то тяжёлыми мыслями, о которых нотариус мог только догадываться.—?Сегодня просто великолепная погода, не находите, мой друг? В такие дни просыпается желание убежать от забот во времена нашей юности. —?Генри грустно смотрит в окно, а уголки губ слегка приподнимаются, смакуя светлое чувство ностальгии, но доктор резко хмурится от осознания того, что сладкая молодость, которую он испытал недавно, является ложкой дёгтя в бочке мёда воспоминаний о бодрости тела и духа. Солнце освещает лицо благодетеля, пожалуй даже слишком снисходительного в отношениях с мистером Хайдом, делая его подобным ангелу, если не обращать внимания на вторую часть лица, что была темна, ведь со стороны двери, ведущей в лабораторию, не исходит свет, чтобы осветить её.—?Джекилл, хотя бы и уголком своей души, но Вы ведь догадываетесь, что я пришёл не для обсуждения погоды и светских разговоров,?— доктор перевёл на него свой тяжёлый взгляд, умоляя им не говорить эти слова, словно они могут быть смертоноснее яда. —?Вы понимаете, что я не могу одобрить завещание, которое было составлено на имя…—?Я клянусь, что больше не свяжусь с этим человеком, клянусь Господом! —?на Генри сейчас было больно смотреть. В последнее время он не изменял своему воспитанию?— был вежлив со всеми и не позволял себе повышать тон и так грубо прервать собеседника, но сейчас что-то поменялось, стоило задеть в разговоре Эдварда Хайда, как он бледнел, а в глазах загорался нездоровый огонёк, интонация была полна отвращения к этому человеку. –Я не могу измерить моё доверие к Вам, Габриэль, а потому, в подтверждение моим словам, я отдаю письмо, написанное им, что принёс недавно почтальон. Конверт уничтожен?— Вы вольны делать то, что посчитаете нужным, мне боле не важна судьба преступника.—?Я же не могу подвергнуть очернению Ваше светлое имя из-за связи с негодяем! —?нотариус опустил взгляд на листок бумаги, в котором Хайд сообщал о нахождении своего спасения, что доктор может больше о нём не беспокоиться. После прочтения письма Аттерсон почувствовал необычайную легкость, которую он не ощущал, в отношении Джекила, уже долгое время.После короткой беседы они и расстались, так и не почав чай, что оставил на столике Пул.После того, как мистер Ганс сообщил о поразительной схожести подчерка, а Пул об отсутствии почтальона у нотариуса появились подозрения, но видя счастливого Генри, они пропали.Блондин и вправду стал общительней после ухода человека, который значительную роль играет в завещании. Старые приятели снова стали встречаться, как в далёкой молодости. С Лэньоном они даже нашли общий язык, несмотря на разные взгляды в науке. Он и раньше занимался благотворительностью, но теперь он даже устраивал благотворительные банкеты в собственном особняке. Хоть для окружающих он был лучше прежнего, но ослабшее сердце каждый раз терзалось, когда кто-то вновь упоминал о безжалостном монстре манипулировавшего его. Идеальный мужчина всегда хотел свободы, но ещё с детства была та зависимость от репутации в глазах окружающих и близких людей. Работа над разделением личностей стала его жизнью несколько нет назад. Однако он где-то допустил ошибку и теперь два эго считались разными людьми. После первого превращения в Эдварда он передумал уничтожать эту беззаботную частицу себя. Будучи им никто не мог что-то указать, каждый человек был ему противен и даже не приходилось это скрывать под маской дружелюбия. По крайней мере так было до того момента, как парень с волосами цвета смоли убил человека. Генри и впрямь не мог больше быть свободным от такого понятия, как мнение окружающих. Приходилось лишь смериться, что до того момента, как всё уляжется он будет известным филантропом с добрым сердцем.Только вот те самые окружающие никак не могли не говорить о безжалостном убийце. Сейчас Джекилл стоял в своём кабинете и любовался движением за красиво обрамленным стеклом. Так он проводит своё время не первый день. Сейчас почти всё действовало на нервы. Ему хотелось снова порадовать сухое горло жидкостью из пробирки, а после замечательно провести ночь в молодом теле, предаваясь страстям и наслаждениям, что были недоступны уважаемому благодетелю. В одиночестве доктор мог быть абсолютно честен с собой, потому признал красоту тела, что стояло перед ним после перевоплощения.—?Как подобие Творца может дышать совершенным пороком? —?сказал он зачарованно, с искренним восхищением и интересом. —?Издревле говорят: ?Дьявол кроется в мелочах?. Создание, порождённое моим умом и трудами, вселяет ужас и отвращение в сердца людей, несмотря на глубину их согрешения. Его жесты, голос, глаза: всё имеет в себе человеческий грех. Интересно.Свеча мягко освещала угол комнаты, где висел старый портрет ещё молодых друзей. Взгляд Аттерсона не давал покоя, будучи пытливым и любознательным. Эта особенность, словом, не угасла с годами.—?Вы не меняетесь с годами. Не обессудьте, но ночная слежка за мистером Хайдом в глухом переулке знатно меня позабавила. Жаль, что я не послушал Вас, положившись на свою силу воли и веру, не рассудив очевидный факт: от злого ?я? так просто не избавиться.Доктор был горд собой за воздержание от сомнительных развлечений, которые окунали его с головой в грехопадение. Он расхвалил себя, смотря в зеркало, думая о начале эксперимента, когда всё только начиналось, о том, чего достиг. Джекилл стремился освободиться от оков двойственности человеческой натуры, но кто бы мог подумать, что, вылезшие наружу грехи в лице второго эго, заключат его в клетку. Ему льстило, что опыт оказался удачен, принёс свои плоды, вопреки скептичным высказываниям коллеги, а именно Лэньона.Однако его сознание эти вопросы возбуждают не так настойчиво, как знакомый голос с хрипотцой в его голове. То, что он принадлежал Эдварду, было ему ясно, как день, но как такое может быть возможно? Почему он зовёт его к себе? Может это просто галлюцинации или же самовнушение доктора, не желавшего принимать потерю свободы? Это вполне могло быть и то, и другое, но почему он звучит так реалистично? Была вероятность, что темноволосый ожидает чего-то от измученного хозяина тела.Потерев глаза, блондин сел на дорогой кожаный стул, доставшийся ему от покойного отца, подперев, покоящейся на столе рукой, голову. Взгляд учёного направился на круглое зеркало, что стояло на столе слева. С недавнего времени это стало привычкой, что развил Хайд. Это было их своеобразное средство связи друг с другом, но лишь в одну сторону. Убийца любил расхваливать себя, приникать губами к зеркалу, после долгой разлуки с телом, оценивать шевелюру и её жесткость. Но не менее сладостным занятием он считал перечисление недостатков другой личности в любое время суток. Именно так тот и поведал ему о морщинах горе-старика. Покрутившись перед отражением он ощупал кончиками пальцев и после небольшого осмотра согласился с ним. Тут и раздался знакомый голос, что как будто шептал в левое ухо.-Генри… —?напрягшись названный стал упорно делать вид, что ничего не слышал от пустоты?— Эй, я ведь знаю, что Вы меня слышите, старикан! —?недовольно вскрикнул плод воображения, чему удивился филантроп.Ранее речи кошмара ночного Лондона ограничивались фамилией и именем светлого эго, но сегодня всё пошло не так. Мужчине начало казаться, что сзади него кто-то стоит. Взволнованно обернувшись, он не обнаружил, словом, ничего сверхъестественного. Если бы это был на самом деле тот, кто стал героем местных баек, то данная реакция рассмешила бы его. В комнате стало настолько предательски тихо, что Джекиллу пришлось поднять взгляд на часы. Стрелки продолжали двигаться, а тиканье так и не возобновлялось. Пару раз вдохнув и выдохнув, он попытался занять своё внимание чем-нибудь другим. Пара шагов и перед глазами предстал книжный стеллаж. Рука, как будто сама, потянулась к небольшой книжечке, что сильно засела в памяти ещё в детстве. Немного порванная страница начинала рассказ о добре и зле. Сюжет был довольно предсказуем с самого начала, но десятки лет назад детский ум с восторгом слушал эту прекрасную историю. Бедную девушку невзлюбила мачеха и в итоге она оказалась в лесу у семерых гномов. Вскоре она впадает в вечный сон из-за того, что взяла дар из незнакомых рук. Однако после её спасает принц, а зло в виде королевы было повержено. Слабо улыбнувшись своим воспоминаниям, Генри задался риторическим вопросом: если добро побеждает благодаря любви, то где сейчас прекрасный юноша, способный спасти его? Первой пришедшей в голову мыслью оказалась странная фантазия: Аттерсон в образе героя книги. Хмыкнув, доктор практически про себя посмеялся подобным мыслям, а после убрал произведение на законное место.Пересекая комнату он снова отправился к оконной раме. Настроение стало значительно лучше, чем тогда при зове знакомого голоса. После того, как эта мысль покрутилась в голове, он будто накаркал себе беду. Со стороны лакированной двери послышался постепенно приближающийся шёпот.—Добрый вечер.?— На слова тёмного эго он всегда реагировал иначе, чем на других дорогих и не очень ему людей. Тембр и эгоцентричные манеры речи порой заставляли невольно задержать дыхание, вслушиваться в каждую фразу бледных губ скрывающих акульи зубы.Сердце начало биться быстрее из-за резко возросшего адреналина, а слух затопило звоном. Неожиданно кости начало адски ломить, а страх начал поглощать доктора, накрывая разум. Хотелось кричать, чтобы унять боль как физическую, так и на душе. Молитвы принесли некоторый покой, но в своем отражении на стекле окна он увидел потемневшие корни волос среди платины.— Вы забываете, Джекилл: я буду с Вами всегда. Примите наконец, что мы неразделимы, примите меня! Пробуйте, пока не погибните, буду же процветать после Вашей смерти.Тут Генри уже не выдержал. Поправив пиджак и розовато-красную ткань согревающую шею он покинул свой кабинет.— Возмутительно, что он себе позволяет?!Про себя он решил, что если не избавится от Хайда в ближайшее время, то точно потеряет оставшийся рассудок. Довольно уверенным шагом он добрался до анатомического театра оборудованного под лабораторию по пути встречая своих слуг. Достав ключ от двери доктор скрылся за дверью не забыв запереть дверь. Взору карих глаз сразу предстаёт зеркало в полный рост, где обычно тёмноволосый беседовал с ним. Не задумываясь он направляется к своему дневнику, ведь именно там были все записи о эксперименте. Ему необходимо найти просчёт в формуле, на которую он потратил не один год. Когда в замутнённом разуме послышался смешок, то учёный принял его, как выстрел означающий старт забегов. Зрачок сжался до неестественных ему размеров, а блондин продолжил истерично копаться в записях. В зале стоял, обеспокоенный поведением господина, Пул, сминая в руках платок. Как-никак он работал тут ещё в те времена, когда благодетель был маленьким мальчиком и отлично знал, что тот довольно редко куда-то так спешил.