Глава 22. (1/1)

…В участке Мейсона продержали почти четыре часа. Конечно, всё разрешилось бы быстрее и менее муторно, если бы не его маскарад. Надо было видеть лица бравых ирландских полисменов, когда в туалет ушел сутулый бородатый старик, а вышел оттуда гладко выбритый молодой мужчина во всем блеске президентского лоска… Всё-таки французский художник-гример, придумавший Джона Уолша, был гениален. Грим не распознавался даже с близкого расстояния и благополучно пережил драку с Ричмондом. Неудивительно, что полицейским сначала даже его паспорта оказалось мало…чуть ли не рентгеном просвечивали каждую страницу. Пришлось звонить Иден в Прагу… Как же она возмущалась! Хотя Мейсон мог бы поклясться: куда больше, чем его отсутствие на встречах по гостиничному проекту, Иден расстроило то, что он не взял ее с собой на приключения в Ирландию… Вот где она бы развернулась, а вместо этого обсуждала с чехословаками, сколько этажей нужно классному пятизвездочному отелю! Скучища! Так или иначе личность своего старшего брата она подтвердила, спасибо и на том… Разумеется, вынужден был Мейсон объяснять и мотивы, сподвигнувшие его на фокус с изменением внешности. И как только он произнес ?Мэри Дюваль?, оживился грузный высокий сержант с суровым лицом - Коллинз. Допрос пошел веселее. Сержант поинтересовался, знал ли Мейсон, что его невеста подозревает Ричмонда в домашнем насилии? Ведь она приходила в участок около двух недель назад и хотела сделать заявление…А известно ли ему о личных дневниках Ричмонда, которые таинственным способом добыла мисс Дюваль и которые едва не стали причиной покушения на нее? Они прозрачно намекали, что Мейсон не спонтанно подрался с Ричмондом. Что он пытался его обезвредить, потому что знал о грозящей Мэри беде… - Если бы я знал об этих дневниках, все так и было бы, - устало согласился Мейсон. – Только я не полез бы на него с голыми руками, а прихватил…пистолет, например. Все-таки очень неуютно, когда на тебя бросаются с такой игрушкой, - он кивнул на нож с длинным лезвием на столе. Они еще о чем-то его спрашивали, Мейсон механически реагировал, а сам все время думал о другом. О том, что у Мэри, оказывается, не было никакого романа… А он за последние дни едва с ума не сошел от ревности. Он ведь знал про все ее свидания.Видел, как поздно вечером Мэри провожала Ричмонда на своем крыльце после долгого ужина… Конечно, Мейсон не заглядывал в окна и не ведал, что происходило между ними в гостиной, но с человеком не проводят несколько часов подряд, если он неприятен…В воскресенье, когда она каталась с Роем и Дороти на яхте, Мейсон не был ни в каком Дублине. Арендованная им яхта шла параллельно на расстоянии около полумили, и в бинокль он разглядел многое… И то, как Рой учил Мэри управлять судном, и как почти поцеловал ее, и как Мэри смеялась, и как нежно коснулась руки своего спутника… От боли Мейсону почти нечем стало дышать, он проворочался всю ночь, борясь с желанием просто позвонить утром в ее дверь и задать ей прямой вопрос, но что-то останавливало… Всё-таки он знал Мэри, знал, как себя… и из головы не шло странное выражение ее лица. Мейсон, даже сквозь слепоту, которой завешивает глаза влюбленного ревность, улавливал напряжение в любимых чертах… Не такой Мэри была, когда ей было просто хорошо… Он взял за правило звонить ей утром и вечером. Мейсону так было спокойнее – отвечает, значит, всё в порядке. И по ее голосу, по коротким, традиционным для ситуации с фальшивым звонком фразам, по ее молчанию, он чувствовал что-то не то… Ее усталость, переживание, сомнения… Нет, она не была счастлива. Это разжигало его любовь до состояния стихийного бедствия. Мейсон раньше не верил, что так бывает, но он подозревал Мэри в тайном романе, а любил еще сильнее… …Теперь ему открылась ее игра с Роем. Мейсон должен был ужаснуться, осознав, какой опасности Мэри подвергала и себя, и их малыша, но он слишком хорошо понимал её, свое диво дивное, как назвала ее София… Мэри становилась такой упрямой, если решала кого-то спасти… А эта девочка действительно попала в беду. И Мейсон, вопреки здравому смыслу и логике, радовался за Мэри и гордился ею. Он оценил каждый ее шаг: и смелость, и находчивость, и хладнокровие… И почувствовал себя каким-то необыкновенным, потому что его любит женщина, о которой сержант Коллинз говорил почти с придыханием и почтением. Да, любит! Мейсон уже не сомневался. Завтра…завтра они всё выяснят и уже не расстанутся! Наконец его отпустили. Сержант с рыжим молодым напарником подбросили Мейсона до Хоута и высадили его за квартал до дома. Мейсон не возражал, ему хотелось немного прогуляться и подумать. Медленно шагая по тротуару, он другими глазами посмотрел на этот городок, будто вдруг увидев его обаяние, неприметную красоту, спрятанную в чистеньких улочках, аккуратных лужайках, маленьких двориках и больших человеческих сердцах… Две недели, что он провел рядом с Мэри, скрываясь от нее, Мейсон воспринимал Хоут исключительно, как декорации. А сейчас словно туго натянутая внутри тетива ослабла, приключение счастливо закончилось, и его освободило для иных впечатлений. В доме Мэри было темно. Мейсон и не ждал другого. Вряд ли она осталась там ночевать после грандиозного разгрома, который учинили они с Ричмондом своей дракой. И как он с ним сладил? Мейсон до сих пор не мог себе объяснить, что с ним случилось в тот момент, когда на его глазах здоровый мужчина по лицу, наотмашь, ударил маленькую девочку… Он, никогда не отличавшийся виртуозными бойцовскими умениями, двинул Ричмонда так, что у того чуть голова не отлетела… Мейсон будто точно знал, что нужно делать, как перемещаться, как и куда бить… Чудеса… А вот в его доме в гостиной горел свет… Наверное, забыл выключить, уходя, -решил Мейсон. С ним это случалось, потому что мысли постоянно были заняты иными заботами. Вот и сейчас Мейсон больше раздумывал о том, где ему завтра искать Мэри, и как она примет его… Он захлопнул за собой входную дверь, даже не заметив, что с вешалки исчезла куртка. На ходу стащил пиджак и, бросив его на диван, плеснул в фужер из бутылки. Выпив вино в несколько глотков, Мейсон помедлил и налил еще. После такого дня не помешало бы и виски… И тут из спальни раздался легкий шорох… Там кто-то был… Мейсон поставил фужер на столик, почти на цыпочках подкрался к распахнутому дверному проему и заглянул в комнату. Время для него повернулось вспять. Словно вообще ничего не было: ни разлуки, ни страданий, ни сомнений, ни обид… ни ?Кепвелл Энтерпрайзис?, ни скандальной газеты, ни европейских городов, ни этого Хоута с его загадками и опасными приключениями, ни вечера в полицейском участке… Потому что Мейсон вернулся в исходную точку своих скитаний, которая единственная и имела для него смысл… На его постели, укрывшись его курткой и совсем по-детски положив ладонь под щеку, спала его Мэри… Не чувствуя ног, а слыша только оглушительный грохот своего сердца, Мейсон сделал два шага и присел на кровать рядом с Мэри. Долго смотрел, разглядывал каждую черточку и не решался дотронуться, словно боялся, что рука встретит облачко… воздух… Она, кажется, похудела… а может быть, это всего лишь бледность и усталость… ведь у нее был такой тяжелый день… Но она стала еще красивее… К знакомой строгости и правильности черт теперь добавилось что-то новое, пока еще неуловимое для Мейсона…словно что-то в ней изменилось за время разлуки. И это сделало ее взрослее и привлекательнее… Мейсон прикрыл веки, пытаясь унять стук сердца, но тщетно… Мэри была умопомрачительно, сногсшибательно, непостижимо прекрасна… В течение двух недель время от времени он видел ее издалека и вроде бы приглушил тоску, но сейчас ему со всей обнаженностью открылось, как давно он, на самом деле, не видел Мэри… Так давно, что успел многое забыть в ней… Вот эту милую морщинку между бровями; легкую, будто дымка, улыбку, когда она спит; светлый, как у ребенка, пушок над верхней губой; такие густые темные ресницы… Одна-единственная… на всем белом свете…на всю жизнь… Мейсон, по-прежнему не рискуя потревожить Мэри, взялся за воротник ее рубашки. Плотная ткань, скользнув меж пальцев, убеждала: перед ним не мираж… Мейсон протянул руку и коснулся ее волос…Парик… она все еще стеснялась коротко остриженной головы… - По-моему, мы слишком увлеклись гримом, Мэри, - шепотом сказал Мейсон и осторожно снял с нее парик. За полтора месяца волосы у нее заметно отросли. По цвету – ее родные - светло-русые и, кажется, даже гуще, чем были… Мейсон пропустил мягкую волнистую прядь короткой челки между пальцами и, не в силах больше сдерживаться, погладил Мэри по голове ладонью… Она тихо улыбнулась во сне…Тогда он убрал в сторону свою куртку, охватил Мэри руками, согревая, и наклонился к ней ближе… Мэри вздохнула, переворачиваясь на спину, и руками невольно уперлась Мейсону в грудь. Он шаловливо провел кончиком указательного пальца от ее морщинки на лбу - по переносице, губам – до подбородка… и задержал там руку, поглаживая бархатистую кожу тыльной стороной ладони… Теперь он ее будил…Вот ее веки дрогнули, приоткрылись и сквозь пушистые щеточки ресниц Мэри посмотрела на него, еще не проснувшись до конца…- Мейсон… - произнесла она почти без эмоций, просто констатируя факт, потому что всё еще находилась между сном и явью… - Здравствуй… Мэри… Она положила ладони ему на плечи. То был не сон… Живой, теплый, ее Мейсон, темные, блестящие глаза – единственные в мире – смотрели на нее и лучились от нежности… Мэри рванулась ему навстречу и обняла так крепко, на сколько хватило сил… Прижалась щекой к щеке, вдохнула запах… его запах, родной и желанный, и поняла, что плачет, а может быть, и смеется тоже… Мокрым лицом она ткнулась ему в висок, щеку, в подбородок, мечтая и одновременно страшась встретить губы… Мейсон взял ее голову в ладони и, заглянув в затуманенные слезами и любовью глаза, поцеловал сам… Мэри чуть с ума не сошла, потому что это был не поцелуй – немая молитва… В прикосновении губ Мейсона – то ненасытном, то дразнящем, то робком до неуклюжести – Мэри читала страстное: ?Не уходи больше!? И ее губы, страдая и наслаждаясь в этом водовороте, своим ответом будто давали вечную клятву верности и просили о прощении… Прекратить это было невозможно, уже не хватало дыхания…- Мне надо столько тебе рассказать! – прошептала Мэри, продолжая целовать Мейсона… - И мне, - отозвался он, отстраняясь, чтобы видеть ее. – Как ты догадалась про Уолша?Мэри улыбнулась сквозь слезы. - Ты оставил на поле сражения улику, - из нагрудного кармана она достала медальон. – Мой герой… - А я боялся, что потерял твой подарок… - Ты спас Дороти и меня спас… Мне сказали, что он задел тебя ножом… Где? Мейсон развернул к ней кисть правой руки. Поперек шла длинная неглубокая царапина…- Болит?- Немножко саднит. Это ерунда, Мэри… Она взяла его руку и прижала к своей щеке, потом прикоснулась к порезу губами – так, словно там была не легкая царапина, а нарывающая рана… Как нежно, господи! Мейсон перестал дышать.- Так лучше? – спросила она. - Я больше тебя никуда не отпущу! – с горячностью вырвалось у него. – Ты со своим характером вечно попадаешь в опасные истории! Как я выдержал твои свидания с Ричмондом, ума не приложу! - Ты думал, у меня роман? - Я не знал, что думать… Ты вела себя странно, но я так соскучился и так ревновал… Ей было и жалко его, и радостно слушать это признание. Сердце сладко сжалось, и глаза у Мэри засветились тем особенным теплом, которое раз и навсегда приворожило Мейсона, потому что его зажигает только любовь… - Прости меня, - сказала она ему. – Я просто не знала, как иначе подобраться. Наверное, со стороны это выглядело отвратительно. Но сейчас я не хочу говорить о Ричмонде… Мейсон… я больше никогда от тебя не уеду! Что бы ни случилось с нами, мы должны разбираться в этом вместе. Нам просто нельзя быть врозь…Мейсон уже плохо понимал смысл слов, потому что Мэри в излюбленной манере принялась теребить пальчиками его волосы…Хотелось просто закрыть глаза и замереть, а она чтобы никогда не останавливалась. Эта невинная игра с его шевелюрой дразнила и обещала продолжение… Мейсон подался вперед, вынудив Мэри снова прилечь на подушку спиной. Опять так близко… Ее глаза, плечи, губы… Он всматривался жадно, не мог наглядеться и думал теперь только об одном… А она, как и раньше, всё читала у него на лице и знала, что он ждет только ее слова. И поразительная смесь робости и мольбы, возникавшая в нем лишь рядом с ней, проникла ей в самое сердце, и где-то там внутри нее опять зародился и нарастал тот особенный неукротимый зов…- Я хочу тебя, - вся дрожа, прошептала Мэри, и его взгляд из робкого мгновенно стал почти повелительным.Мэри потянулась к нему. Мейсон, словно усмиряя в ней пламя и не давая прежде времени разойтись пожару, легко поцеловал полуоткрытые теплые губы, потом щеку, шею… А потом чуть отодвинулся и, неотрывно глядя ей в глаза, принялся одну за другой расстегивать пуговицы на ее блузке. Он смаковал каждое движение. Мэри казалось, что с каждой очередной пуговицей у нее что-то немеет в теле…Не дотрагиваясь до нее самой, он за отвороты распахнул рубашку и осторожно стянул ткань с плеч. Грудь прикрывал простой белый бюстгальтер. Взгляд Мейсона жег Мэри кожу, но он по-прежнему медлил коснуться ее… Вот наконец он протянул руку… Мэри прикрыла глаза, почти молясь, словно вся ее жизнь была ожиданием его прикосновения… На кончиках его пальцев трепетали разряды тока и, когда они коснулись ее груди – как хрусталя, как хрупкого розового бутона – у Мэри что-то вздрогнуло внутри. В короткой, как взрыв, вспышке белого света она увидела неоновые очертания зловещей буквы С – грани смертельного круга, откуда вырвалась… Привкус опасностей и холодной бездны, которых она избежала, наполнял предстоящую близость какой-то невыносимой остротой ощущения жизни и счастья…Мейсон провел ладонями по ее плечам, спуская бретели, и уже не в силах контролировать себя, припал лицом и губами к ложбинке на ее груди. Мэри с тихим стоном прижала к себе его голову, словно хотела, чтобы они навсегда стали одним целым… Щелкнула застежка на спине, с предплечья сама слетела бретелька, и для Мэри исчезло всё, кроме истосковавшихся по ней рук и губ Мейсона…