Глава 12. (1/1)

…В палате у Мэри не было окна на улицу, поэтому свет горел постоянно, и ориентироваться во времени помогали только часы над дверью. Начало восьмого… совсем рано… Мейсон крепко спал в излюбленной жуткой позе: сидя в кресле, но грудью и головой лежа на постели Мэри. Как можно таким образом отдохнуть, Мэри не представляла, но он всякий раз отказывался покидать ее и ночевать даже в соседней палате… Оставалось надеяться, что скоро ее выпишут домой, и Мейсон наконец нормально отоспится… Мэри легонько, чтобы не разбудить, коснулась пальцами его волос… ?Какие мягкие…как мех…? Шевельнула темную прядь у Мейсона на лбу и вдруг обнаружила спрятанную в густоте седину. Еще недавно ее не было… Сердце у Мэри сжалось от сострадания и любви… Эти серебристые, почти белые нити в его волосах были платой за бессонные ночи, за мучительные тревоги, за победу в ее битве со смертью… Глаза мгновенно наполнились слезами… прикусив нижнюю губу, она попыталась удержать рыдание и отвернулась в подушку. Накануне они долго болтали с СиСи и Софией, доели ?праздничную? клубнику… Отец Мейсона был неотразим: величественный, галантный, надежный… Сочетание силы и доброты всегда покоряло в нем Мэри. СиСи – весь такой железобетонный и непробиваемый, и вдруг… нежный, предупредительно-покорный… Мэри видела, что не только она тому причина, точнее – не столько она… У СиСи и Софии явно началось что-то вроде второй… или какой по счету?.. волны бурного романа… И для СиСи, кажется, не играло роли, где и как проводить время, лишь бы София подольше оставалась рядом… И он наизнанку выворачивался, чтобы угодить обеим своим дамам… Прямо как Мейсон… Мэри было хорошо с Софией и СиСи, но, стоило ей вспомнить Мейсона, как она затосковала… Знала, это эгоистично – ждать, чтобы он не отходил от нее ни на шаг, но ничего не могла с собой поделать… Оказывается, теперь ей каждую минуту нужны были его глаза, светившиеся обожанием, ласковые руки, дурманивший нежностью голос, забота и внимание… Лишь с ним она чувствовала, как по микронам срастается не только изломанное тело, но и больная душа… Мэри так давно любила его, но так мало времени провела рядом с ним…что радовалась даже этим совместным часам в реанимационной палате… СиСи сказал, что Мейсон вернется, но сначала заедет на квартиру, чтобы пару часов отдохнуть… Все было логично, разумно… но печаль в глазах Мэри спрятать не сумела. СиСи заметил и удивился:- Вы точно сумасшедшие с Мейсоном… Полчаса друг без друга прожить не можете… - Боюсь, все еще хуже… одной минуты…Мэри до того устала от тревог и подозрений, что просто провалилась в сон. Он был, как забытье – без видений, без красок, без звуков… Просто чернота… Но когда она очнулась, Мейсон был с ней… словно верный рыцарь, охраняющий ее покой… И вот она – оборотная сторона безупречного рыцарства – седина в тридцать с небольшим лет… Я с вызовом ношу его кольцо!- Да, в Вечности — жена, не на бумаге. -Его чрезмерно узкое лицоПодобно шпаге.Безмолвен рот его, углами вниз,Мучительно-великолепны брови.В его лице трагически слилисьДве древних крови.Он тонок первой тонкостью ветвей.Его глаза — прекрасно-бесполезны! -Под крыльями раскинутых бровей -Две бездны.В его лице я рыцарству верна,- Всем вам, кто жил и умирал без страху! -Такие — в роковые времена -Слагают стансы — и идут на плаху. - Дальше будет только хорошее, - прошептала Мэри, накрывая дрожащими пальцами сжатую в кулак ладонь Мейсона. – Я обещаю тебе, любимый мой… Больше никаких потрясений, никаких бед… Мейсон… мы никогда не расстанемся… …Доктор Картер оказался прав: ходить действительно стало легче, хотя короткая прогулка по палате забирала почти все силы. Но Мэри воодушевляло уже то, что есть прогресс… вчера и один шаг был подвигом… В другое отделение ее транспортировали в кресле – уже сидя, не лежа… тоже добрый знак. Обещали, что со дня на день снимут бинты…Новость прекрасная, вот только, как она будет выглядеть… Мало того, что шов на голове, так еще и совсем нет волос… Та еще красотка… В силу своей профессии Мэри часто сталкивалась с подобным в жизни и относилась спокойно, но то - другие люди, а то - она сама… Не хотелось бы ей, чтобы Мейсон видел ее такой…Понятно, что для него ничего не изменится, он не станет относиться к ней хуже, а со временем она вернет себе прежний облик, но первая реакция будет шоковой… Это Мэри знала как раз из профессионального опыта… Накануне она обмолвилась о своих переживаниях Софии, и та посоветовала ей поносить парик… не постоянно, чтобы не спровоцировать гноение швов, но хотя бы в отдельные важные моменты… и что-нибудь полегче – с короткой стрижкой. Немножко ново – Мэри за много лет привыкла к волосам до плеч, и Мейсону так нравилось, но все лучше, чем совсем без волос… София в париках толк знала и обещала ей что-нибудь подобрать. Мейсон с самого утра, как Мэри втайне и мечтала, не отходил от нее ни на шаг – оживленный, озорной и загадочный. Без конца шутил, смешил ее и, похоже, опять что-то замышлял. Но это подозрение разволновало ее по-хорошему – теперь она не чувствовала в скрытности Мейсона угрозы… и поэтому беззаботно смеялась вместе с ним, подспудно предвкушая что-то необыкновенное… Сбываться ожидания начали вечером. Часов в 5, после ее дневного отдыха, уже в ?новую? палату отделения терапии заглянул Мейсон и объявил, что они отправляются на прогулку в госпитальный сад. - Конечно, не газебо… но цветы там тоже есть, я проверял… - Мне кажется, за один глоток свежего воздуха и клочок голубого неба не жалко было бы отдать все цветы и красоты… Я только сейчас поняла, что уже неделю вижу исключительно белый потолок…- Вот и я об этом подумал, - хитро прищурился Мейсон. Он был какой-то новый, по сравнению с утром. Пока она спала, видимо, съездил домой и переоделся, потому что теперь на нем был не костюм, а темно-синие брюки и голубая рубашка с длинным рукавом – без галстука. Он редко обходился без пиджака и галстука, но Мэри он таким всегда очень нравился… Будто сразу исчезала дистанция и все условности… Как на их втором свидании, когда он втихаря спустил ее покрышку, благодаря чему они провели вместе незабываемый вечер… Сейчас ее посетило странное впечатление – с одной стороны, Мейсон был одет просто, не особенно выделяясь своим нарядом на фоне ее больничной рубашки, но при этом смотрелся празднично… И именно такого эффекта он, кажется, добивался.Мейсон помог ей пересесть в кресло-коляску, и Мэри успела отметить, что в его движениях и прикосновениях столько любви и бережности, что она совсем не стесняется перед ним своей немощи, слабости, болезненности… Они как будто стали частью друг друга, поэтому все друг в друге принимали естественно… ?Тогда и меня бы не было…? - эхом отозвались в памяти его слова, на их первой после ее операции встрече. Как страшно, и как замечательно… Мейсон со специального выхода осторожно выкатил кресло с Мэри в сад. Собственно, садом это называлось для удобства обозначения – а по факту, скорее, напоминало парк, окружавший основной корпус больницы. Вымощенные плиткой дорожки, аккуратно подстриженные хвойники и кустарники, изумрудный газон, добавляющие разнообразия в зеленую палитру клумбы с цветами, лавочки, разбросанные по всей территории… День был чудесный – как по заказу… легкий теплый ветерок, доносивший соленый запах океана, и ласковое солнышко…- Подожди минуту, - попросила Мэри, когда он развернул кресло вправо - в сторону длинной тенистой аллеи, - что-то у меня голова кружится… Я немножко подышу, ладно? - Всё, что скажешь… Ты, главное, не молчи…- Знаешь, для меня и правда всё как будто заново… Заново учишься ходить, дышать, смотреть на себя в зеркало, работать, мыть полы… Мейсон, неужели я когда-нибудь снова сама сумею просто вымыть пол? - Конечно… только с моим участием… - По крайней мере, мести полы, я помню, у тебя неплохо получалось… Когда-нибудь… когда-нибудь перестанет накатывать дурнота от каждого движения или вздоха… когда-нибудь я снова начну нормально жить… - И даже раньше, чем ты думаешь…Мэри подняла на него вопросительный взгляд, Мейсон загадочно улыбнулся. - Ах так! – весело вознегодовала она. - В таком случае, я готова ехать дальше! Пройдя метров сто, Мейсон с плиточной дорожки свернул на тропинку, присыпанную гравием. Она привела их в уютный тихий уголок, где плотно посаженный кустарник с белыми цветами создавал своего рода живописные стены, над скамейкой низко нависали ветви клена, протягивая к плечам сидящих разлапистые листья – получался козырек. Мейсон вкатил кресло в тень и присел перед Мэри на корточки. - Закрой глаза… Она послушалась сразу, не споря. Это так понравилось Мейсону, что он начал с того, что поцеловал ее розовеющие от свежего воздуха губы. Почувствовал, как на них зацвела улыбка… - Мне для этого надо было закрывать глаза? - И для этого тоже. Не вздумай подглядывать… Поцеловав ее снова в уголок улыбки, Мейсон три раза хлопнул в ладоши, Мэри услышала легкий шорох вокруг. - Теперь можно, - позволил Мейсон, и она распахнула изумленные глаза. Рядом с креслом возник столик на колесиках, покрытый белой скатертью и уставленный фруктами и шоколадом. В центре красовался изящный графин с лимонадом и маленькая розочка в чаше-вазе. Перед собой Мэри увидела трех музыкантов с инструментами в руках: скрипка, аккордеон и гитара. Мейсон, улыбаясь все так же хитро и таинственно, взял с фруктовой тарелки румяное спелое яблоко и протянул Мэри. Она приняла – как реквизит от великого мага - замирая от восхищенного ожидания чуда. Мейсон поднялся и встал впереди трио музыкантов, изображая конферансье. Мэри сжала губы, чтобы сдержать смех. В глазах у нее сиял почти детский восторг.- Леди и джентльмены! – с пафосом начал Мейсон. – Мы рады приветствовать вас на вечере французской музыки на лучшей площадке штата Калифорния… на расстоянии… в полмира от Парижа. В чем величие современной французской музыки? В том, что она ни под кого не подстраивается, не гонится за модой. Шансон, варьете и лирическое направление – вот, что прославило музыкальную Францию на весь мир. При этом она осталась равно холодна, как к популярному в Европе диско, так и к сделавшему революцию в США рок-н-роллу… Итак, мы начинаем… Располагайтесь удобнее, и да будет музыка! Концерт состоял из десяти мелодий. Мейсон коротко представлял каждую – авторов и исполнителя, который сделал композицию известной. Мэри быстро заслушалась, необычная – щемящая, пронзительная, невероятно мелодичная музыка затягивала ее, подхватывала и уносила куда-то… где было очень хорошо… где не было зла, а только несравненная красота перед глазами и такая же – в душе. В некоторых произведениях солировал аккордеон – его звучание вызывало внутри сладкую тоску – подобно ностальгии… - а скрипка с гитарой, вторя ему, подчеркивали неизбывность светлой грусти. Но чаще всего рисунок мелодии выписывала скрипка. Молодой музыкант с густой шапкой светлых волос играл потрясающе. У него в руках был не смычок, а будто кисть, которой он наносил на воображаемый холст яркие и нетривиальные картины – эмоции, впечатления, чувства… и Мэри их видела так ясно, словно этот холст существовал перед ее глазами. Казалось, в мире больше никого и ничего нет – только эти печальные и нежные звуки, рождавшие в сердце удивительную отраду. У Мэри замирала душа. Эти инструменты и эти ноты словно созданы друг для друга… Ив Монтан, Сальваторе Адамо, Шарль Азнавур, Мирей Матье, Джо Дассен… Это была сказочная, исцеляющая музыка… Открытие - такое запоминающееся, вдохновляющее, всколыхнувшее так много в ней… как настоящая любовь на всю оставшуюся жизнь... Больше всего ей понравились четыре мелодии, одну из которых – ?Под небом Парижа? из репертуара Ива Монтана – она знала раньше. Но одно дело – многоголосый оркестр, и совсем другое – камерное, проникновенное исполнение тремя инструментами… Завершала импровизированный концерт ?Вечная любовь? Жоржа Гарваренца… Мейсон сказал, что Европе она известна, как песня – в исполнении Шарля Азнавура, а Мэри, очарованная драматизмом мелодии, подумала, что есть музыка, которой не нужны слова… даже если они не менее гениальны… ?Вечная любовь? была ей понятна даже без этого названия… К финальной композиции в дальний, затерянный уголок, который нашел Мейсон, из разных концов парка стянулись не менее пятнадцати человек, привлеченные необычными звуками. В основном, пациенты или их близкие. Публика бурно аплодировала музыкантам, а Мэри прижималась пылающей щекой к ладони Мейсона и одними глазами, подернутыми влажной, почти пьяной от счастья пеленой, говорила ему: ?Чудо – это ты?… …Удивительный вечер... Как будто в их с Мэри жизни вовсе не существовало последних двух недель – столь тягостных, мучительных и страшных. Ни споров, когда они почти не слышали друг друга, и Мэри не спала ночами, а даже признания в любви из уст Мейсона звучали страдальчески, через боль, ?вопреки? – такую интонацию диктовала обстановка, в которой вдруг не осталось и следа романтики… Ни ужаса возможной, самой дикой для него потери, одна мысль о чем заставляла задыхаться… Ни травмы Мэри, ни ее комы… Ни торгов, ни соглашения с Марком, операции и выматывающей неизвестности, не было и этого мерзкого действа в президентском люксе…?Романтическое дежурство?, как назвал свою задумку Мейсон, вернуло им обоим ту первую, радужную прелесть их чувства, очищенную от недопонимания, ошибок, обид, сомнений и зла, которое им причинили другие… Они снова попали в те дни, когда Мейсон терял голову, просто разговаривая с Мэри, то и дело поражался, что с ним творится, и тщетно пытался справиться с разгорающейся, словно лесной пожар, любовью… А ей было достаточно одного его взгляда, чтобы перенестись в волшебную страну, забыть себя и начать мечтать о том, что еще недавно она полагала неприличным… Каждый день дарил новый сюрприз, новое открытие – о себе, о жизни, о том, ?как это бывает?… Их так тянуло друг к другу! Мэри всегда помнила то необыкновенное ощущение одновременного страха и восторга, от которого захватывало дух… словно полёт на большой высоте… Наверное, уже тогда она знала, что никого лучше Мейсона в ее судьбе не было и не будет… что эта встреча – навсегда…Мэри не перестала бы его любить, даже если бы все его романтические жесты остались в прошлом, но Мейсон не был бы Мейсоном… На концерте французской музыки сердце у нее таяло и набегали слезы не потому, что такого для нее никто никогда не делал и не сделал бы… Теперь уже самым важным было другое. Он так ее понимал, так тонко и безошибочно улавливал сигналы ее души…которых она и сама иной раз сразу не могла прочесть правильно… она убедилась в этом снова… Мейсон угадал во всем: с инструментами, музыкальным материалом (хотя они раньше не обсуждали французскую эстраду и свое к ней отношение), местом проведения и продолжительностью концерта… Мэри даже не успела устать… и, возвращаясь в больницу, чувствовала себя почти отдохнувшей… как будто сил прибавилось… Но, как оказалось, это было далеко не всё… С прогулки Мэри, минуя свою палату, отправилась на процедуры, и когда она, покончив с перевязкой, уколами и приемом лекарств, попала назад, ее ждало продолжение романтического свидания. Отворив дверь в палату, она замерла на пороге, в первый момент решив, что ошиблась комнатой. Внутри царил полумрак, и золотистым, теплым сиянием горели свечи… Повсюду – на полу, на подоконнике, прикроватном столике, на полке – стояли розы. Белые, бордовые, алые, розовые… Как в цветочном магазине… как в сказке Гоффмана и Чайковского – ?Вальс цветов?… миллион роз… В центре помещения Мэри увидела красиво сервированный для ужина на двоих стол, а рядом того, кто всё это устроил и не переставал ее пленять… Мейсона… Он смотрел на нее чуть выжидающе, чуть лукаво, потому что, конечно, понимал, что придумал бесподобную штуку… но нуждался в признании данного факта из уст Мэри… - Я тут похозяйничал немного, пока тебя не было… Цвет стен, конечно, тоже неплохо было бы поменять… но, надеюсь, ты здесь не задержишься… Нравится?- Мейсон… - зачарованно выдохнула она. – У меня просто нет слов…Когда ты это успел?.. Как тебе разрешили?..- Ну… Я обещал им отработать… к тому же ты у них считаешься ценной пациенткой, а таким положены льготы… Мне показалось, немного положительных эмоций тебе не повредит, и твои эскулапы со мной согласились.Мэри подошла к нему совсем близко и положила руки на плечи. Мейсон мягко обнял ее, поддерживая за талию и спину. - Это можешь только ты… Если б ты знал, как мне всё нравится, как мне приятно, что ты так меня балуешь… - Балую?.. Мэри… ты столько даешь мне… с тобой мне не страшно ничего… любые невзгоды и испытания, все мои комплексы и старые обиды – всё ерунда, если ты поддержишь… Я так хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы чаще улыбалась… никогда больше не знала горя… - Я только сегодня об этом думала, пока ты спал, - она тронула прядь его волос. – Я нашла у тебя седину… вот здесь… У нас была очень тяжелая полоса, но ведь она должна закончиться… - Самое главное, что ты со мной, а наш малыш жив… - Я люблю тебя…- Мэри произнесла эти слова почти молитвенно и потянулась к его губам. Мейсон на секунду застыл от такой трепетной награды, потом чуть крепче прижал Мэри к себе, ощутив прикосновение ее груди… и едва не потерял рассудок от нахлынувшего соблазна… Она сразу все поняла по его внезапно окаменевшим плечам и лицу. У нее тоже бешено колотилось сердце, Мэри очень соскучилась по близости с Мейсоном, но… в голове уже предупреждающе стучал проклятый молоточек… Мэри снова, но коротко, поцеловала его губы, глаза, брови, посеребренную прядь в волосах и со вздохом обняла, слыша, как тяжело и часто бьется его сердце. Мейсон закрыл глаза, чтобы унять стихийный всплеск страсти… Мэри сводила его с ума… и никакой роли не играли повязки, запах лекарств, отсутствие вечерних туалетов, больничный антураж… Ему опять требовалось терпение, но, когда дело касалось Мэри, он и правда готов был ждать вечно… Так было, когда он только начал ухаживать за ней, ничего не изменилось и сейчас, когда она фактически была его женой…- Предлагаю поесть, - широко улыбнулся Мейсон, которому воспоминания о холодном грозовом душе у двери отцовского дома помогли вернуть самообладание. – Жаль будет, если остынет такой прекрасный ужин… - Прекрасный?- Другого ты не заслуживаешь, - блестя глазами, сымпровизировал Мейсон, и Мэри привычно зарделась от его комплимента. – Музыкальная часть у нас была французской, кулинарная будет итальянской. К счастью, недавно в нашем городе поселился уникальный шеф-повар родом из Тосканы, благодаря чему у нас с тобой появилась возможность отведать нечто волшебное… Мейсон не преувеличивал. К рецептам итальянец подходил, как к творчеству – раньше Мэри даже не знала, что допустимы такие вкусовые сочетания, возможны такие формы комбинаций и подачи. Например, основу салата составлял паштет из фазана с печенью кролика, насыщенный вкус которого кислинкой оригинально оттеняли апельсины. В качестве холодной закуски Мейсон выбрал пудинг из фуа-гра с виноградным соусом…- Разве фуа-гра – не гордость французской кухни? – удивилась Мэри. - Они до конца так и не разобрались, чья это гордость и как ее лучше называть: поэтично – фуа-гра или просто человеческим языком – гусиная печень. Но готовит ее итальянский мастер не хуже парижского… И с этим было не поспорить, хотя Мэри сложно было сравнивать вариант итальянца с искусством французского повара – она вообще пробовала фуа-гра впервые в жизни. - Ну как тебе? – поинтересовался Мейсон.- Мне кажется, это штука вроде устриц – либо влюбляешься раз и навсегда, либо смотреть не можешь… По-моему, я влюбилась… Очень необычно, во рту прямо тает… и с этим соусом получается интересное сочетание… Давай я как-нибудь попробую тебя удивить чем-то в этом роде? Ты сможешь в Санта-Барбаре достать французскую фуа-гра? Мейсон вскинул бровь.- Ради тебя – даже итальянскую гусиную печень. Но ты уверена, что хочешь стоять у плиты? - Мейсон, вообще-то я хорошо готовлю… а для тебя это делать особенно приятно… - Тогда буду ждать от тебя сигнала, - шутливо подытожил он. – Перейдем к горячему? Основным блюдом выступал антрекот по-флорентийски с фасолью. Мейсон с юмором пояснил, что готовится он исключительно из говядины, выращенной в Тоскане, – мяса коров светлой и белой окраски… - Как всерьез полагают итальянцы, у них там и коровы особенные, и трава эксклюзивная, поэтому для этого антрекота годится только один сорт говядины в мире. Надеюсь, это блюдо ты не намерена повторять на кухне – мои связи так далеко не простираются… Мэри задорно рассмеялась. Ей давно уже не было так чудесно и легко. В дни их с Мейсоном регулярных ссор из-за предстоящего суда Мэри казалось, что эта искрометная легкость между ними уже не вернется никогда. А сейчас она чувствовала себя почти как на настоящем свидании, несмотря на не подходящий для такого случая наряд и вид. Но полумрак скрадывал все лишнее, оставляя лишь игру свечей в обжигающих глазах Мейсона и его заразительную, восхищенную улыбку, вкрадчивый голос с обольстительными нотками… Ее рука лежала в его ладони, и Мейсон тихонько поглаживал ее пальцы, радуясь тому, как действует на нее одно его прикосновение… Мэри снова, как много месяцев назад, засматривалась на Мейсона, с трудом выныривая из глубины его глаз, и ему так нравилось гипнотизировать ее… За десертом в виде авторского тирамису Мейсон объявил, что после ужина для них состоится киносеанс с местами в последнем ряду, как водится… В палате… Только тут Мэри разглядела на тумбочке проектор, направленный прямо в стену… - И что мы будем смотреть?- Изучив обширную коллекцию оскароносных шедевров от древних веков до наших дней, я остановился на фильме, который несет вечные ценности на фоне Вечного города…- ?Римские каникулы?, - почему-то сразу отгадала Мэри.- Ты его видела?- Последний раз – в юности. Я обожала Одри Хепберн, она такая искренняя, настоящая… и сказочно красивая… Помню, я читала в журнале, что ее изящная талия – результат голодного детства в немецкой оккупации… Поразительно… она много сталкивалась с абсолютным злом, но осталась такой светлой и доброй к людям… Мне это очень близко… В монастыре, конечно, уже было не до фильмов о любви…Так что я полностью разделяю твой выбор… - Между прочим, я едва не принес нам русский фильм, который взял ?Оскара? всего шесть лет назад…- ?Оскара??? - Ага. Это для тебя точно было бы сплошное открытие… но мне хотелось чего-нибудь романтического, и в этом смысле старина Уайлер выигрывает… - Так ты посмотрел и русский фильм? Кстати, как он называется?- Я же должен был знать, на какое произведение приглашаю любимую женщину… вдруг там началась бы неприкрытая пропаганда коммунизма… Я бы не хотел, чтобы ты превратилась в новую Анжелу Дэвис … она слишком мало времени проводит дома… А фильм называется ?Москва слезам не верит?.- Интересная фраза… - задумалась Мэри. - В столице России не уважают слабость? - Как ты понимаешь, я не большой специалист по советской России… но в контексте фильма, а это одна из вариаций на тему Золушки, речь о том, что если ты хочешь чего-то добиться, особенно приехав из провинции в столицу, не нужно опускать руки и плакать. Ничего эксклюзивно советского в этом резюме нет… но фильм интересный… хотя бы как возможность посмотреть на жизнь людей за ?железным занавесом?… Представляешь, у них тоже есть супермаркеты… а еще забавные машины типа старенького ?Фиата?… Ладно, ты уговорила меня, на следующем киносеансе отправимся в Москву, а пока нас ждет Рим и Одри Хепберн… Мейсон включил видеомагнитофон, запустил проектор и полуприлег на постель рядом с Мэри. Она положила голову ему на плечо и спиной прислонилась к груди. Мейсон осторожно пропустил руку по ее талии… Мэри было очень удобно и даже пресловутые переломы не беспокоили… На сцене, где принцесса Анна коротко обрезает в парикмахерской волосы, Мэри подняла голову и посмотрела на Мейсона.- Ты представляешь меня с такой стрижкой? Наверное, скоро снимут бинты, и надо будет что-то думать…Он понял ее тревогу и, наклонившись, поцеловал в уголок глаза. - Я люблю тебя любой… Прическа ничего не поменяет ни в твоем сердце, ни в твоем характере… Весь фильм Мэри самозабвенно смеялась над приключениями Анны, но в финале, когда влюбленных журналиста и принцессу, словно пропасть, навсегда разделили условности придворного этикета, грустно вздохнула.- Я бы на месте режиссера сделала другую концовку… Анна посвящает Джо в рыцари, ведь, по сути, его поступок – что ни на есть рыцарский, благородный, и они живут долго и счастливо… - Но ведь о его рыцарстве знает только Анна, - разумно возразил Мейсон.- А больше никому и не надо знать, - с особым смыслом сказала Мэри. – Если напоказ, то это уже не рыцарство… А вот так, как у него, и как… у тебя… Мейсон, спасибо тебе за этот вечер… Он заменил мне неделю лечения, он для меня ценнее любых слов и подарков… и я никогда этого не забуду…