Зима всегда приходит невовремя (1/1)

— Твою мать, — выдохнул я, вновь спотыкаясь на камне. Равновесие я сохранил только чудом, и, стоило взгляду зацепиться за какую-то жалкую карликовую берёзку, я тут же схватился за неё. Уродливое растение жалко скрипнуло, но в земле держалось крепко; это меня и спасло. Наверное, зря, что я не родился в семье каких-нибудь геологов, и по горам не ползал даже в мечтах… Да какие горы, чёрт возьми, я вообще высоты боюсь до чёртиков!Господи, и о какой, простите, хуйне я думаю в самый ответственный момент своей жизни.Кое-как взобравшись на скалу и переведя дыхание, я посмотрел на снег внизу. Ага, следы, наконец-то! Их уже начал было покрывать собой снег, но, пока они видны, я не должен был терять ни секунды.

Проклиная свою судьбу за то, что она такая же никчёмная и кривая, как эта скала, я пошёл по следу; благо, подъёмов больше не было. Кари же прыгает по скалам, как коза, и это было ей в плюс, в любой момент она могла уйти от такой никчёмной погони, как я; но не ушла.Когда я увидел её на краю утёса, сердце моё сначала ёкнуло вниз от ужаса, а затем вернулось на место, когда я рассмотрел летающих вокруг неё бабочек… бабочек?

Действительно, бабочек. Они казались сделанными из бумаги, и их было немного, никак не больше двадцати штук; и создавалось ощущение, будто на них никак не действовали ни сильный ветер, ни падающий с неба снег. Я застыл, зачарованный этой картиной, но тут же очухался, когда Кари резко развернулась ко мне. Её было не узнать: всегда спокойное и пофигистичное лицо было возбужденным, глаза блестели, она кусала себя за нижнюю губу и казалась… нет, не счастливой. Обезумевшей. Наверное.— Кари, — шагнул я вперёд. Она не шевелилась, и лишь улыбнулась мне… ох. Когда я говорил, что ей надо почаще улыбаться? Беру свои слова обратно: если это у неё доброжелательная улыбка… — Кари, какого чёрта? Пора в лагерь, не…Я не успел договорить – Кари тут же прыгнула. Она бы упала вниз, если бы я в тот же момент не оказался рядом с ней и не схвати её за капюшон – боже мой, я до последнего момента не верил, что умею телепортироваться, обалдеть…Моё лицо тут же облепили со всех сторон ледяные бабочки: они кусались, царапали меня своими ледяными лапками, и мне пришлось зажмуриться, чтобы эти твари не выели мне глаза – а лицо-то, кажись, уже начали…Я с закрытыми глазами еле-еле оттащил Кари от края утеса; она упала на снег с диким хохотом, и только сейчас бабочки отстали от моего лица. Я немного проморгался, чтобы хоть немного рассмотреть мир вокруг меня; судя по тому, что мне на глаза со лба стекала кровь, я был не так уж неправ, предположив, что эти ублюдки начали меня есть…— А хочешь, я попрошу, чтобы они тебя залечили? – внезапно остановилась в своём хохоте Кари. Я сжимался от холода и непонимания ситуации, не знал, что ей ответить. Чёрт возьми, эта грёбаная девчонка меня пугает. – Хочешь? Хочешь? Я могу.

— Не, — я шагнул слегка назад. – Не, не надо…— Ну хочешь же, — она встала со снега и шагнула ко мне. Позади меня в нескольких шагах был край утёса, и я не шевелился: она же специально так делает, думал я лихорадочно, чтобы я свалился и не остановил её. – С ними я могу всё. Понимаешь?— Убить не нравящуюся тебе девочку? – резко спросил я в ответ. – Заставить перегрызть провода, чтобы парень, который тебя покритиковал, попал в больницу? Отличные умения.

— Это не я! – воскликнула Кари почти что яростно: я чуть было не отступил назад, если бы вовремя не вспомнил об утёсе.— Да ладно? – продолжил я, прикидывая, как бы обойти эту ненормальную, чтобы не рухнуть вместе с нею на скалы. – Объеденное лицо, снег, который выпал на праздник… что, скажешь, ты тут не причём?У Кари дрожали губы, а в глазах застыли слёзы; я уже всерьез испугался, как бы она меня не начала душить, или, чего более, не толкнула вниз, но Кари всего лишь нервно, с истерическими нотками спросила:— Вы мне не верите?...Я пожал плечами.— Докажи обратное. Об этом никто не знает, но…— Хорошо! – Она порывисто схватила меня за руку и потянула к себе; и откуда у больной безумной девчонки такая сила? хотя, надо признать, я сам не Вин Дизель, — и потащила за собой. Всё это время вокруг нас летали её бабочки: они садились ей на капюшон, играли и звенели своими крылышками. Красивое зрелище, на самом-то деле. Но жуткое.

— Куда ты меня ведёшь? – спросил я, оглядываясь по сторонам; неужто она пошла обратно?...— В лагерь, — коротко ответила она. – Я хочу вам доказать, что я не виновата.— Да кто ещё мог сожрать лицо у Элизабет, дурында?!

— Это не бабочки. Смотрите, — она резко остановилась, повернулась ко мне и ткнула мне в лицо рукой; я вскрикнул от боли. – Её не обглодали. Ей сняли кожу. Я хотела бы её убить, честно, хотела. Но я тогда ещё не знала, как.— Окей, допустим, — я отодвинулся от неё. В принципе, она права: я не мог рассмотреть себя со стороны, но был уверен, что она права в самом деле – я же видел надрезы на шее Элизабет… — Но ты давно сюда ходишь и знаешь легенду о бабочках.— Мне осталось девятьсот семьдесят восемь, — горько призналась она. – Долго ещё работать.— И после этого ты просишь доверять тебе? Создавая из бумаги монстров, несущих смерть и холода?— Они красивые, — она показала на них, улыбаясь. Да уж, очаровашки, слов нет. – Видите? Красивые. Они меня слушаются.— Пошли в лагерь, — не успокаивался я. – Кари, пошли в лагерь. Скоро всех начнут будить на линейку, и тогда…— А пойдёмте со мной? – предложила она. – Вы умный. Вы другой. Я вам вылечу лицо.— Кари, какого хрена, пошли назад!— Ну пожалуйста! – она обхватила меня обеими руками; мать вашу, подумал я испуганно, да этот ребёнок совсем болен, совсем. И какого ляда она узнала о тысячах бумажных бабочек? – Я вас научу. Работа быстрее пойдёт, обещаю!— Нет, моя дорогая, простите, но я возвращаюсь в лагерь. Вместе с Вами. Ты хочешь весь мир заморозить, что ли? А как же щенята?Кари внезапно застыла, и я, к своей радости, заметил задумчивый и растерянный блеск в её глазах. Кажется, я теперь знаю, как её следует успокоить.— Щенята, — повторил я. – Они ведь замерзнут и погибнут от холода. Не только люди.Взгляд у Кари стал ещё более растерянным и озадаченным.— Кари, — я взял её руки в свои, — плевать я хотел на людей, вот честно. Я и детей не люблю, а в лагерь устроился работать просто потому что нужны были деньги. Знал бы, что здесь творится такая фигня – пошёл бы работать уборщиком, честно. Но задумайся о щенятах! Останешься ты одна, хороша, с тобой эти бабочки – и всё! Людей не жалко, а представь, каково собачкам!Моё красноречие взяло вверх, и Кари сползла на землю, начиная плакать от глупости своего поведения. Я мысленно поставил галочку в список своих побед и нагнулся к ней: мне уже не было боязно находиться с ней рядом. Даже когда вокруг неё летают эти чёртовы бабочки, глаза б мои их не видели.Кари была не способна разговаривать и сопротивляться; я взял её на руки и осторожно начал спуск вниз. На сей раз передвигаться было намного неудобнее, но, благодаря слепой госпоже Удаче, я достиг подножия горы и даже не поцарапался, хотя мои руки были заняты, а очки – заляпаны собственной кровью.

Кари плакала всю дорогу до лагеря. Войдя за ворота и почувствовав себя в безопасности, я посмотрел на часы – оставался один час до пробуждения вожатых, можно было бы и не ложиться спать. А вот Кари я донёс больницы: для того, чтобы никто не заметил нашего рейда, пришлось перелезать через окно. Это было очень весело, забираться с плачущей бессильной тушкой в здание через окно, но – вуаля! – мы оказались внутри. Уронив девочку на кровать, я не решился её переодевать, разве что только снять ботинки с её ног и по-быстрому уйти, наставив охранника следить за её номером двадцать четыре часа в сутки.

— Посидите со мной, — внезапно попросила она, сжавшись в комок. Я недоумённо вздохнул, печально посмотрев в окно, за которым всё ещё продолжался снегопад, и, немного поколебавшись, произнёс:— Хорошо, как скажешь.Всё равно мне не грозило спать в ближайшее время.