XII (1/1)

Одними губами я говорю ?привет?, улыбаюсь и взглядом слежу за пробирающейся сквозь лес столиков и стульев Таней.- Эй, как дела? – она наклоняется ко мне и чмокает в щеку и только потом опускается на стул напротив меня.- Ты потрясающе выглядишь, - оглядев старую подругу с ног до головы, искренне говорю я.- Спасибо, - Таня бросает на меня быстрый взгляд. Она словно смущена.

- Да, пожалуй, сейчас я не в самой лучшей своей форме, - я смеюсь, но замечаю, как тускнеет взгляд подруги.С того дня, когда Станислав Николаевич, отец Тани и мой врач, впервые рассказал мне о затемнении на томографии, прошло уже больше трех месяцев. Я стараюсь не вспоминать о прогнозе невролога, но его слова частенько сами возникают у меня в голове, громким эхом заглушая на несколько секунд все остальные звуки. Четыре месяца, так он сказал.… Не хочется в это верить, в то, что дни мои сочтены, но, как не страшно, я понимаю, что мне действительно осталось недолго.После отказа от лечения, симптомы проявились резко: сразу появилась слабость в руке и судороги, но вскоре все словно затормозилось. Я жила несколько недель без приступов и осложнений. В то время мне казалось, что я вполне смогу войти в тот процент чудес – людей, излечившихся от рака…. Мне чертовски хотелосьна это надеяться. Но что стоят мои мечты против суровой реальности бытия? Пришли новые симптомы и даже привели друзей

– один круче другого.

Наверное, сейчас может показаться, что я как-то легко к этому отношусь, смеюсь над собой, но это не так. С каждым приступом судорог я словно переживаю маленькую смерть, так мне страшно. На секунды, иногда минуты, мир в действительности становится для меня черно-белым, сосредоточенным на одном моменте во времени и пространстве; и эта ограниченность, замкнутость, зацикленность – острыми ножами врезаются в сердце, в сознание.… Иногда я просыпаюсь среди ночи от головной боли. В такие минуты мне чудиться, что могу физически ощутить рост этой смертоносной массы в моем мозгу. Я как будто чувствую, как, увеличиваясь, она распирает ткани, перекрывает пути сообщения – я становлюсь медленнее, неуклюже, глупее….

Мне всегда нравилось называть себя умной, рациональной, имеющей контроль надо всем. А теперь я не могу контролировать свое тело. Я просто просыпаюсь по утрам и говорю себе ?не сегодня?, встаю, принимаю таблетки, занимаюсь делами, снова принимаю таблетки, и снова, и снова…. Но я счастлива. Счастлива, потому что могу видеть небо, встречаться с друзьями, читать книги и ходить в кино. Я хожу в рестораны и чаще в Макдоналдс, я ложусь за полночь и сплю до обеда.

А потом еще и после обеда.

Я стала быстрее уставать – вот еще одна нелицеприятная правда.Счастлива ли я? Нет. Хочу быть счастливой? Конечно. Буду? Не знаю, вряд ли… Поэтому я обманываю себя, заставляя думать о вкусной еде и интересный фильмах, забывая о том, что во время обеда я не могу держать вилку в правой руке, как делала это все двадцать девять лет моей жизни, о том, что засыпаю в середине фильма, а концовку читаю потом дома, представляя себе, как это могло бы быть на экране….Я хромаю и использую трость для опоры. Дети провожают меня взглядом и смеются, а их мамы одергивают их указывающие на меня руки, смущенно улыбаются и спешат удалиться. А я улыбаюсь, потому что на одной девочке был смешной костюмчик со слониками – все лучше, чем понимать, что я с каждым днем становлюсь все дальше и дальше от своей прошлой нормальной счастливой жизни.Я никогда не думала об этом, но моя жизнь была хорошей. У меня была любимая работа, друзья, любящая мать. У меня была мечта. Я даже успела полюбить. У многих нет и половины из этого списка. Проблема в том, что я заметила прелесть своей жизни только тогда, когда исчерпанным оказался весь лимит.Я всматриваюсь в лицо Тани, она опустила голову, поэтому вижу я только ее нос и брови. Но и этого не надо, чтобы понять, что ей грустно.Последний раз мы с ней виделись очень давно, можно сказать, в прошлой жизни. До диагноза.

В тот вечер мы обедали в этом же самом ресторане. На Тане были джинсы и облегающая кофта с глубоким вырезом. Она разговаривала со мной, успевая строить глазки всем мужчинам в зале. Кажется, меня это жутко раздражало. (Для справедливости ради, стоит сказать, что в то время меня раздражало практически все.) Я смотрела, как она потягивает вино из своего бокала и отправляет в рот аккуратные кусочки отбивной, один за одним. Моя голова разрывалась от непрекращающейся боли, в тот вечер я пыталась залить ее неразбавленным ромом.

- Эй, - Таня начинает новую тему с ?эй?; всегда. – Знаешь, я, кажется, сделаю это.- Неужели выколешь себе глаза, чтобы нечего было строить? – прошипела я себе под нос.- Что, прости? – Таня не расслышала и с улыбкой попросила меня повторить.- Что ты хочешь сделать, говорю.- Я отправлюсь в путешествие?- В наше? – удивилась я, на секунду даже забыв о головной боли.Когда нам было лет по тринадцать, мы с Таней составили маршрут нашего с ней кругосветного путешествия. Рассчитано оно было на полгода. Мы мечтали, что однажды, когда вырастем, накопим достаточное количество денег, выучим разные языки (мы даже разделили, кто какие выучит) и отправимся повидать мир.

Время шло, интересы менялись. Это путешествие давно отошло у меня даже не второй план и не на третий. От него остались лишь смутные воспоминания. Зато Таня помнила все, хранила карту с маршрутом и копила деньги. Несколько раз она предлагала поехать хотя бы в Европу, но каждый раз я отказывалась, смахивая все на загруженность учебой, работой и всем остальным…. Нет, я хотела поехать. Когда-нибудь. Но каждый раз, как выпадал шанс, у меня находилось что-то более важное, чем давняя мечта.

И вот наступил тот день, когда Таня поняла, что я не ее попутчик, а я балласт, якорь. Она приняла единственное возможное решение – сбросить меня со счетов. Я ее понимаю, мне не за что на нее злиться. Но так я думаю сейчас, но в тогда это было ударом. Нет, не нашей дружбе, это был удар по моему самолюбию.- Что? Ты поедешь без меня в наше путешествие? Да как ты можешь?!- Прости, но ты все время отказываешься, - пыталась объясниться Таня. – Я столько раз предлагала поехать во

Францию или Хорватию, или в Италию. Это все намного ближе, чем Австралия или Папуа Новая Гвинея, но ты всегда отказывалась. А я хочу увидеть мир, я мечтая об это половину своей жизни.- Но это половина и моей жизни тоже! Ты не можешь одна осуществить нашу мечту! Нет, Таня, этого не может быть!- Полин, прости…- Нет! Ты не можешь уехать без меня!Я продолжала кричать, Таня продолжала оправдываться, пытаясь привести мои чувства в порядок. Я не слушала ее, я слушала только свое уязвленное эго. Не помню точно, чего я наговорила ей тем вечером, я вспомнила все грешки, реальные и мнимые, какие водились за ней. Я сорила словами, не думая о последствиях, о том, насколько сильно могу ее ранить. Я вообще не думала тогда ни о чем, во мне кипела ярость, и я не хотела ее контролировать. Помню, что в итоге Таня сказала:- Это не ты. Та Полина, которую я знаю с детства, так никогда бы не сказала. Мне больно понимать, как сильно ты изменилась и еще больнее от того, что я не понимаю почему.Она взглянула мне в глаза, тряхнула волосами и ушла. Я осталась сидеть одна, все еще злясь на нее.

Но именно она спасла мне жизнь. Таня всегда была близка со своим отцом, она поделилась с ним своими переживаниями на счет меня, а Станислав Николаевич, знавший меня не только, как человека, но и как пациента, смог взвесить все факты и предположить самое ужасное. К несчастью, его предположение оказалось правдой. Почему же я говорю, что Таня спасла мне жизнь? Потому что мне поставили диагноз. В какой-то степени это помогло прежней мне вернуться, это дало мне шанс переосмыслить все. Это, конечно, принесло мне много страданий, и плохого здесь больше, чем хорошего, но знать, почему ты умираешь, чем не знать, почему с каждым днем ты увядаешь, словно сорванный цветок.Я позвонила Тане только перед первым курсом химии. И не дозвонилась. Тогда я оставила ей сообщение на электронной почте, надеясь, что там, куда она забрела, окажется интернет. Она позвонила мне через восемь часов. Была глубокая ночь, но я не спала, ведь завтра должен был начаться курс. Я шерстила сеть, читала статьи и форумы, пытаясь понять, чего мне ожидать, когда зазвонил мой телефон. Звук показался таким громким в пустой темной квартире, что я подпрыгнула на месте.- Алло? – на дисплее высветился неизвестный номер с кодом другой страны.- Полин, - я услышала всхлипы на том конце провода, я узнала голос Тани и поняла, что она прочитала письмо.- …- Полин, прости меня. Боже, как мне жаль. Я не могу поверить…- …- Я получила твое письмо. Господи! Ненавижу то, что не могу быть там с тобой. Знаешь, я звонила в аэропорт, но у меня не получится улететь отсюда завтра или послезавтра.

- Где ты?- Я в Австралии, представляешь?- Жарко там у вас?- Не так, как мы думали, но кенгуру и правда здесь везде, - Таня сдавленно посмеялась и снова всхлипнула.- Не плачь, я же не плачу.- Ты никогда не плачешь, дура! Должен же кто-то сделать это за тебя!- Я плакала вообще-то. Много. Но я не плачу сейчас. Это еще не конец, Тань, это еще не конец…Я слышала, как она дышит там, в другом полушарии, и чувствовала, как на глазах снова наворачиваются слезы. Мне надоело плакать.- Мне страшно, - призналась я, наконец.- Я знаю, мне тоже, если честно.- Ты не особо-то помогаешь, - я засмеялась, вытирая слезы. – Кажется, ты должна кудахтать и убеждать меня, что случиться чудо, и я выздоровею.- Эй, я же не курица, - наигранно возмутилась Таня. – Но ты поправишься, я чувствую это, по-другому не может быть. Мы еще столько не сделали, впереди еще весь мир, который мы с тобой должны повидать. Эй, слышишь, подруга?От ее теплого и мягкого голоса мне становилось только грустнее. Словно кто-то показывал картинки моего будущего, которое никогда не настанет.- Не приезжай, - сказала я.- Что? Я не могу, я…- Не приезжай. Я хочу, чтобы ты увидела мир, запечатлела все на фотографиях, запомнила каждую мелочь даже в самом маленьком городе. Я хочу, чтобы ты приехала и рассказала мне о нашем путешествии. Так, и только так, я смогу увидеть мир…- Нет, ты все увидишь сама, у нас есть время…- Нет его у нас, Тань.- …- Доктора не… Я…Мне было сложно сказать вслух, сколько мне осталось. Этого я не сказала никому. Может, потому что боялась, что если скажу, то все так и будет, что у меня не останется шанса на более долгую жизнь.- Не надо, - вдруг перебила меня Таня. – Это не важно. Я приеду, мы обсудим все, а пока ты лечись, хорошо, держись там. Я скучаю.- Я тоже.- Прости, что не позвонила раньше.- Прости, что я была такой… заразой.- В тот вечер или тебе нужно прощение за все годы нашей дружбы? - засмеялась Таня.- Иди ты, - отозвалась я.Мы еще поговорили немного по телефону, потом Таня вспомнила (или почитала), что у меня уже поздняя ночь и велела мне ложиться спать. В самом конце она сказала мне, что я ее самая лучшая подруга и буду такой, что бы ни случилось, она сказала, что любит меня. Она говорила такие приятные вещи, что мне началось казаться, словно она прощается. В ответ я сказала, что тоже люблю ее. Я тоже прощалась. Ведь мы могли больше никогда не увидеться.И вот сейчас мы сидим в том же самом ресторане и разговор у нас совсем что-то не клеиться, наоборот, Таня расклеилась совсем и я уже начинаю видеть блеск слез в ее глазах.- Так, подруга, только без слез. Поверь, это мне надоело больше всего и это уже точно не то, что я хочу видеть на закате своей жизни, - я тереблю Таню за руку и пытаюсь ласково, но бойко улыбаться.- У тебя кожа побледнела и позеленела, - ноет Таня. – И ты кашляешь.- Ну, спасибо, - охаю я, - а я-то и не заметила. Все думала, чего меня замуж никто не зовет, а у меня, оказывается, кожа дурная!- Прости, - она всхлипывает. – Что-то я совсем себя глупо веду.- Да уж, не без этого.- Эй, а чего это мы еще ничего не заказали? – меняет тему моя подруга.- Надо это срочно исправить.Я заказываю апельсиновый сок, отклонив предложение официанта разбавить его водкой, и греческий салат. Мне бы хотелось мяса, но мой желудок стал совсем слабым и чувствительным, я теперь многое из любимых блюд есть не могу. Таня заказывает белое вино и отбивную средней степени прожарки с тарелкой тушеных овощей – это ее обычный заказ.Таня принесла с собой фотографии. Их много и для каждой есть история. Моя подруга так хорошо все описывает, что мне кажется, словно я сама была там. Я смеюсь до слез, слушая про приключения в Каире, Париже, Бразилии, Сиднее, Монреале….

Мы долго разговаривали. Я рассказываю Тане про мое лечение, про отказ от химии, я рассказываю ей про то, сколько книг прочитала.

Я рассказываю про боль, просто зависть живым, про судороги…. Я говорю, а Таня слушает. Но в какой-то момент я открываю рот, чтобы рассказать про что-то еще, но не слышно и звука. Я не знаю, как реагировать на это, такого раньше не было. Я пытаюсь откашляться, надеясь, что это поможет, но ничего не происходит – ни звука. Я в панике смотрю на Таню, она со страхом смотрит на меня. Я словно прошу о помощи, но она не знает, что делать. Я сама не знаю. Я продолжаю открывать рот, как рыба, выброшенная на берег. Но безрезультатно. Вдруг перед глазами все поплыло, и закружилась голова. Я вцепилась ногтями в скатерть, пытаюсь сохранить равновесие. Но это не помогает, я ощущаю полет, точнее падение, слышу глухой звук, с которым мое тело ударяется о пол. А потом все темнеет, сознание отступает, уступив место забвению.

Последними до меня долетаю слова, обрывки фраз: ?Скорую вызовите!... Держите голову…. Полина, не уходи, не

уходи….?