I. Silentium est aurum (1/1)

Мянь-Мянь знает все, что он хочет сказать, и ему нет нужды произносить ни слова. Поэтому он лишь фырчит и дышит тяжело, как после пробежки. С другой стороны, словесные дуэли с главврачом Лань явно забирают сил побольше, чем пробежка.Мянь-Мянь подливает ему кофе и старается не смотреть слишком пристально — сейчас ему это не нужно.Кофе он выпивает почти залпом. Открывает было рот, чтобы что-то сказать, но тут же забивает.— Вкусно, — говорит наконец доктор Вэй.— Естественно.Капельную кофеварку поставили, скинувшись почти что всем отделением — если банку, в которую надо было бросать по доллару за каждое ругательство, можно приравнять к ?скинуться?. На страже кофеварки стояла сама Мянь-Мянь: исправно заваривала кофе в начале каждой своей смены и не отказывалась подлить проходящим мимо желающим, если не была занята. Девять из десяти опрошенных могли бы, не кривя душой, сказать, что кофе, который наливала им из пузатого чайника Мянь-Мянь, — один из лучших в их жизни и уж точно лучший во всей клинике. В клинике, где заряжающий бодростью напиток можно получить только из капельной кофеварки, из автоматов на каждом этаже или — растворимый — из пакетиков в столовой.В первые же дни появления кофеварки доктор Вэй притащил свою кружку, и та живет на одной полке с кружками медсестер. Кролик на голубом фоне — кружка явно детская, и доктор Вэй заверял, что в том и вся ее прелесть.— Ординаторы, должно быть, совсем уже тебя заждались, — говорит Мянь-Мянь мягко, но твердо. Она перегибается через стойку, чтобы разгладить воротничок рубашки. Это может быть истолковано превратно — в конце концов, в клинике любые неформальные жесты обычно так и толкуют, а доктор Вэй и главная сестра Ло уже были предметом слухов. И все же она расправляет воротник, а потом цокает языком. — М-да. Вэнь Цин забрала твой утюг, что ли?— Нет, — криво усмехается доктор Вэй. Он позволяет ей присмотреться к работе, как придирчивой тетушке.Прежде чем уйти, оборачивается через плечо:— Только гладильную доску.Ординаторы второго года обучения вытягиваются перед доктором Вэем по стойке смирно. Они боятся его уже меньше, чем год назад — пятьдесят процентов уважения, пятьдесят — страха, как-то так.Мянь-Мянь каждого из них учила правильно проводить интубацию легких и ставить капельницы, и у нее вызывают усмешку наиболее самонадеянные из ординаторов, уже мнящие себя докторами. Мальчик, хочется сказать ей, тебе еще так далеко до доктора.Чуть позже прибудут новые ординаторы — едва оперившиеся птенцы, видевшие только колледж, университет и непродолжительную практику. Еще скорее стажеры.И снова учить их тому, чему уже выучила предыдущих!..Время в клинике движется по-своему.Придя сюда несколько лет назад, Мянь-Мянь быстро привыкает к тому, что на часы полагаться нельзя: тихое размеренное утро, когда пациенты поступают мало и с чем-то не вполне серьезным, кажется целой вечностью, которую она урывает у жизни и подчиняет себе. Когда пациенту резко становится плохо, время сжимается подобно пружине — промедление в считаные секунды может обернуться смертью. В иные дни ты ждешь, когда пациент очнется, и каждый миг тянется бесконечно.Это один из первых уроков, которые приходится зазубрить тем, кого однажды назовут врачами.Мянь-Мянь едва успевает допить свой кофе и мысленно наметить список дел на следующие часы, как во дворе клиники начинает выть ?Скорая?. Мянь-Мянь чертыхается себе под нос.Второе правило клиники: никогда не стройте планов.┈───?───┈Дядя пытается что-то сказать — вернее, говорит, а Лань Чжань пытается его услышать. Его первая — первая! — смена начинается не с самого утра, и у дяди есть час-другой, чтобы дозвониться до него и долго читать нотации обо всем на свете. Это при том, что Лань Чжань в клинике уже бывал: подписывал документы и столкнулся с человеком, который открыто выразил презрение к нему, но которого он почему-то не мог выбросить из головы.Сначала телефон вырубается в лифте, где из-за толстых стен дома блокируется сигнал. Лань Чжань выходит из подъезда и надеется, что на этом все закончилось, дядя не будет перезванивать. Его надежды оказываются тщетны: новый звонок, как только Лань Чжань садится в машину.— Разговаривать по телефону за рулем запрещено, — сдержанно напоминает он.— Так не разговаривай, а слушай, — одергивает дядя.Спорить с ним можно, но это бесполезно. К тому же, кладя ладони на обтянутый кожей руль, Лань Чжань лишний раз напоминает себе, на чьи деньги была куплена машина. В подарок, да. Но на чьи деньги!..На парковке при клинике есть место, но Лань Чжань проезжает мимо и оставляет машину на соседней улице.За гордость, смешанную со смущением, он расплачивается пятнадцатью минутами под проливным дождем. Ветер выдирает из рук зонт, у куртки нет капюшона, и лицо мгновенно намокает, а дядю едва слышно из-за ливня. Лань Чжань пытается сказать ему об этом: Лань Цижэнь отвечает только:— Не перебивайте меня, молодой человек!Еще он говорит про план. Про то, что Лань Чжань уже заметно отстал от своих сверстников из-за двух упущенных лет (ничего нового, в университете и месяца не проходило, чтобы дядя не напоминал о них, но теперь это звучит серьезнее, потому что речь не только о знаниях, а о карьере). Про то, что в первый день следует выложиться по полной (ничего нового). Про то, что Лань Сичэнь в своем юном для врача возрасте открыл частную практику и ему надлежит равняться на брата (все еще ничего но… звонок прерывается).За завтраком Лань Чжаню не лезет кусок в горло, хотя накануне он специально выходил в магазин за свежей выпечкой, авокадо и бататом. Успокаивается он, лишь когда сходится сам с собой во мнении, что плотные завтраки— это миф, — отмеряет необходимое количество кофе, засыпает в кофемолку, смачивает фильтр воронки. Включает таймер. Предсмачивание — пролив — взгляд на таймер. Заваривание кофе в воронке сродни медитации, и Лань Чжань чувствует, как расслабляется. Летом он раз или два сходил к психологу, которого ему (тактично, как всегда) порекомендовал брат, и тот говорил, что альтернативные методы заваривания заземляют и тем самым успокаивают. Эфиопия пахнет великолепно.За завтраком Лань Чжань жалеет о том, что рядом нет соседа по комнате, который накануне важных экзаменов хлопал его по спине. Но после телефонного звонка эти мысли исчезают, будто их и не было. Он задерживается на крыльце клиники, чтобы закрыть зонт, и радуется, что живет один. Подумав, отряхивает под навесом куртку и топает — не хочется слишком наследить и накапать внутри.За первые три секунды его сбивают с ног каталка, реактивный медбрат, ребенок, сбежавший из педиатрии, преследующий его отец.— Твою мать, смотри под ноги! — орет врач, который сам же и врезается в Лань Чжаня.Клиника беспорядочно шумит, суетится и двигается вокруг него со скоростью света.Лань Чжань думает, не слишком ли много выпил утром кофе, но порция была обычной. Пересечь коридор — все равно что переплыть полноводную бурную реку.Лань Чжань думает, не слишком ли поздно пойти учиться на филолога.┈───?───┈Возиться с первыми пациентами ему приходится даже без формы — не оказалось времени переодеться. От пациентов пахнет дымом, Лань Чжань начинает кашлять: медсестра коротко бросает, что в одном из центральных офисов произошел пожар и чтоб он кашлял меньше и тише, а лучше и вовсе не кашлял. Нечего пугать пациентов и отвлекать врачей.Лань Чжань краснеет ушами и кивает.Дядя ничего не сказал ему об этом по телефону.С другой стороны, почему он так цепляется за дядю?Отделение стоит на ушах из-за потока пострадавших при пожаре — погибших нет, но жертв достаточно, чтобы все врачи сбивались с ног.Наконец Лань Чжаня отпускают сложить вещи — строгий кожаный портфель, который приходится ставить на грязный пол — в ординаторской и взять форму. Он переодевается так быстро, как только умеет, но долго мнется, опасаясь оставлять дорогой портфель — подарок брата — с кошельком и документами в ординаторской, в которой даже дверь не закрывается. Делать нечего.Среди мелькающих вокруг лиц он с трудом выделяет тех, кто хоть немного похож на таких же, как он, ординаторов первого года. Они так же суетятся и так же растерянно выглядят, в суматохе за помощью обращаются даже к ним, и Лань Чжаню очень хочется подойти поздороваться, но возможности для этого не представляется. Мужчине в холле срочно надо поставить капельницу, и он оказывается ближе всех.Среди голубой ординаторской формы то и дело взметаются белые полы врачебных халатов, но перед ними Лань Чжань чувствует только еще большую беспомощность, потому что не знает их и не знает, что должен им говорить. Наверное, что-то в духе ?как насчет ознакомительной встречи с ординаторами первого года?? Но вряд ли ему ответят. Клинике пока не до них.Пару раз Лань Чжаня принимают за врача, несмотря на форму. Он внутренне сжимается: брат говорил, что разница в два года — такая ерунда, ?особенно в вашем возрасте? (будто бы между ним самим и Лань Чжанем пропасть в десять лет!..), никто не обратит внимания.Спустя час Лань Чжань чувствует, что ноги его не держат.Выходя из палаты, он прислоняется спиной к дверному косяку и переводит дыхание. Основной поток пострадавших спадает, и он замечает наконец, что движение в коридоре становится спокойнее.Спокойствия хватает ровно на минуту.— Не спи на ходу, Белоснежка! — окликает медсестра. — Интубация, давай, скорее!Лань Чжань понимает, что поблизости больше ни одного врача или ординатора, кроме него.— Белоснежка!┈───?───┈За целый час доктор Вэй отпускает всего три остроты, и это определенно ненормально. Уровень сарказма в крови падает. Или повышается — черт его знает. Вэй Ин раздает указания. Покрикивает на какого-то испуганного новичка, чьего имени не помнит (потом вспоминает: знакомства с ординаторами первого года еще не было, откуда он должен их помнить?), раздраженно проклинает главврача Лань. И всю его семью. У него же есть семья?.. О племянниках Вэй Ин наслышан, а вот кольца на пальце нет и никогда не было. Но, наверное, с него станется и обручальное кольцо не надевать, потому что это все пустое.Вэй Ин хмыкает, пытаясь представить себе жену главврача Лань.Мужа?..Он выходит в коридор и выхватывает взглядом картину, которую совсем не хочет видеть.— Мянь-Мянь! — выдыхает Вэй Ин и тотчас оказывается рядом. Не рявкает только потому, что боится все еще больше испортить.Какой-то зеленый юнец держит эндотрахеальную трубку и проводит интубацию. Вэй Ин не видел его ни разу в жизни.— Сам сделал все идеально с первого раза, — с довольной улыбкой говорит Мянь-Мянь. — Хороший мальчик!Юнец обильно краснеет ушами и поджимает губы, оставляя ее слова без ответа. Он выше Вэй Ина и выглядит его ровесником, голубая форма ординатора ему несколько мала в плечах. Своим тонким безэмоциональным лицом он невыносимо напоминает Вэй Ину кого-то, но тот все не может понять, кого. И еще не смотрит — какого черта он не смотрит на доктора?— Если ты не забыла, — язвительно бросает Вэй Ин, сам отворачиваясь от юнца и глядя на Мянь-Мянь, — ординаторы — это те же студенты, только чувства собственной важности чуть больше, и доверять им такие процедуры в первый день нель…— Если ты не забыл! — Мянь-Мянь обрывает его резко, глаза ее полыхают от раздражения. В клинике мало кто осмеливается вызвать на себя ее гнев. Вероятно, дни Вэй Ина отныне сочтены, и возможность поставить на место новичка не стоила того. — Я тут с ног сбиваюсь, пока ты носишь свою задницу черт знает где, а все ординаторы трясутся от страха! Мне пришлось звать на помощь мальчика, потому что, кроме него, рядом никого не было, и он справился прекрасно. А если ты, — она делает ударение на местоимении, — посмеешь еще хоть раз читать мне нотации, я растрезвоню всей клинике, что весь первый месяц за тебя самого интубации проводила Вэнь Цин.Вэй Ин напряженно подбирает ответные слова, когда его рабочий пейджер пищит. Теперь-то наконец новичок переводит на него взгляд — вернее, даже не на него, а на пейджер.Черт подери, да на кого же он похож?— Не завидуй, тебе тоже такой выдадут, — бросает Вэй Ин одновременно язвительно и с раздражением. — Пойдешь со мной, новичок!Он все еще молчит.— Ты воды в рот набрал или что?— Иду, доктор Вэй, — наконец откликается новичок.Лишь после того, как они обходят пятерых пациентов, Вэй Ин понимает, что не называл своего имени.┈───?───┈Доктор Вэй отправляет его в столовую так, будто выгоняет из больницы навсегда. Наверное, Лань Чжань именно этого и ждет — что доктор, который его не уважает, схватится за любой повод избавиться от него. Пока он таскает Лань Чжаня за собой, пристально следя за тем, как ординатор первого года выполняет его указания, этот самый ординатор первого года мучительно пытается понять, помнит ли его доктор. А даже если помнит — знает ли его имя.Доктор называет его новичком.Взгляд его немного теплеет только после того, как Лань Чжань без единого изъяна исполняет все указания. Ненадолго, чтобы ординатор — не дай Боже — не заметил. Снисходительно улыбается.Нет, он не мог узнать племянника главврача.На телефоне тотчас обнаруживается с десяток звонков и сообщений от этого самого главврача. Лань Чжань пролистывает их все, когда садится за дальний столик в столовой со своим скромным обедом (еще в очереди просчитывает вероятность того, что его стошнит на нервах, и решает, что это было бы неудобно). Диапазон дядиного негодования колеблется от ?где тебя черти носят?? (Лань Чжань качает головой: ты же сам всегда запрещал ругаться, дядя) до ?я купил тебе этот телефон, чтобы ты не отвечал на мои звонки???.Одно сообщение от Лань Сичэня: ?Как успехи в первый день? (:?.Лань Чжань прикидывает, что несколько сидящих обособленно молодых людей могут быть тоже ординаторами первого года — все остальные кучкуются друг с другом, шутят, держатся более или менее свободно.Обед успевает остыть.Нестрашно, решает Лань Чжань, ведь он и так едва сносный.Лань Чжань вздрагивает от хлопающих дверей и громких голосов. Ни один из них не принадлежит тому доктору, что не представился, и у него окончательно пропадает аппетит.Жаль, что в помещении не бывает дождей.Через пятнадцать минут стартует собрание ординаторов первого года — то, с чего все и должно было начаться. ?Но это клиника?, говорит кураторка и улыбается так, словно это оправдывает все накладки. Часть аудитории смеется. Их немного, ординаторов — из университета Лань Чжаня нет никого. Из штата, где он жил во время учебы, вроде как тоже. Всех сгоняют в просторную учебную залу. Лань Чжань, собиравшийся сесть подальше, оказывается заткнут между миниатюрной девушкой, которая кажется еще школьницей, и поклонником фастфуда. Первая широко распахивает глаза при виде него и притирается бедром. Второй предлагает угостить его половинкой своего чизбургера. Лань Чжань не знает, что хуже. И обоим отвечает:— Мгм.На самом деле — нет, конечно, знает. Хуже будет, когда к ординаторам выйдет доктор Вэй.От соседа сильно пахнет соусом и маринованными огурцами. От соседки — духами с нотами ванили и жасмина.Друг за другом коротенькие речи произносят кураторка, руководитель хирургической ординатуры, пара врачей: довольно высокопарные фразы и слова ободрения чередуются с чисто официальной информацией и напоминаниями о клятве Гиппократа.— Умный мужик, — с важным видом шепчет Лань Чжаню сосед, ткнув его локтем.— Кто?.. — рассеянно переспрашивает тот. Первым делом его мысли обращаются к врачу, распинающемуся сейчас перед ними, и доктору Вэю. Которого до сих пор нет. Руководитель ординатуры, который не соизволил вовремя явиться к собственным ординаторам!.. Опаздывать запрещено уставом клиники!.. Нонсенс!..— Гиппократ, конечно!— А… мгм, — решив, что невежливо сразу отворачиваться (от того, кто, впрочем, попирает все законы вежливости, потому что шепчется, пока врач вещает в центре учебной залы!), Лань Чжань кивает. Ему кажется, что этого вполне достаточно, но сосед продолжает:— Говорят, даже латынь знал!— Гиппократ?..— Ну дык, конечно! Кто ж еще! Нас заставляли на первом курсе всякие цитаты из латыни учить, значит, клятва тож на латыньке написана, она ж древняя пиздец!— Оригинал клятвы записан на ионийском диалекте древнегреческого языка, — отвечает Лань Чжань сдержанно.— Да ладно бля? Хорошо, что мы в оригинале ее не учим, кто ж ща знает этот древнегреческий?— Я.— Иди ты! — едва ли не присвистывает сосед, и Лань Чжань уже жалеет, что открыл рот. Говорили ему с детства, что silentium est aurum. — Пиздишь! Ну скажи что-нибудь на древнегреческом, скажи!Лань Чжань мнется с полминуты, прежде чем начать:— ?μνυμι ?π?λλωνα ?ητρ?ν, κα? ?σκληπι?ν, κα? ?γε?αν, κα? Παν?κειαν, κα? θεο?? π?ντα? τε κα? π?σα?, ?στορα? ποιε?μενο?…— Пиз-дец! — по слогам выговаривает сосед. — Не, это правда древнегреческий или ты меня разводишь?..— Это начало клятвы! — Лань Чжань снова краснеет ушами и не знает, от возмущения ли чужим невежеством или смущения.— Какой? Ты мне поклялся в чем-то?— Клятвы Гиппократа!— Молодые люди, я вам не мешаю?Они вздрагивают синхронно и так же синхронно оборачиваются. Оказывается, за это время предыдущий оратор успел договорить, а другой врач — неслышно прошмыгнуть в залу и занять его место.По сравнению с первой (или второй?.. должен ли Лань Чжань считать ее второй, если помнит-то первую скорее всего только он один?..) встречей доктор Вэй выглядит абсолютно спокойным, излучающим уверенность в себе и… подобие величия? Он обращается к ординаторам уже знакомым колким тоном, но его улыбка обезоруживающе широка и дружелюбна, и Лань Чжань не может понять, пытается ли он правда их пристыдить или беззлобно насмехается, будто над детьми. Понимает только то, что ему неприятно в любом случае.— Может, теперь разрешите и мне сказать? — доктор Вэй продолжает улыбаться и выжидающе смотрит, пока Лань Чжань наконец не кивает, чувствуя, как румянец заливает все лицо. Он не находит в себе смелости выдержать взгляд доктора и опускает глаза.Вэй Ин отворачивается следом:— Как приятно видеть в клинике столько новых лиц, которые еще и не являются пациентами!..┈───?───┈— …поэтому можете считать себя чертовски везучими, если не вылетите отсюда с треском за первую же неделю!Вэй Ин, сияя, замолкает. Ординаторы робко молчат все время его выступления, и ему даже становится немного жалко мальчишек, над которыми пришлось съязвить, но они должны были знать, когда шли сюда, что в клинике не живут, а выживают. Нахальничать здесь имеет право только один человек, и его зовут Вэй Ин, так-то, а теперь он с невероятно довольным видом обводит взглядом аудиторию и с трудом удерживается от желания громко рассмеяться от того, какими пристыженными все еще выглядят те мальчишки. Ну как таких можно до пациентов-то допускать, Бога ради! Он ведь еще даже не расчехлял свой запас ругательств!Вэй Ин даже думает сперва, что тот, слева, возгордился после их непродолжительного совместного обхода и сдержанного одобрения, вот и позволяет себе такое! Но он так старательно прячет взгляд, оставляя лицо бесстрастным, и так сильно краснеет, что Вэй Ин готов поверить в его искреннее раскаяние!Эх, молодость!А он даже красив, когда так краснеет!..— Ну-ну, доктор Вэй, поумерьте пыл, — с якобы мягким укором (?Хочет произвести впечатление на этих детей, пффф!?) говорит Лань Цижэнь и выходит вперед, поравнявшись с ним.Он даже раскрывает руки так, словно хочет обнять всю аудиторию: Вэй Ин закатывает глаза. Он готов поставить пятилитровую упаковку пива на то, что Лань Цижэнь ни разу в жизни никого не обнимал.— От лица главного врача этой клиники хочу сказать, что мы рады принять вас всех в свою теплую дружную семью! Надеемся, что за следующие несколько лет клиника станет для вас настоящим домом, так что давайте объединимся перед лицом ужасных недугов и исцелим всех больных вместе!..— Выпендрежник, — едва слышно кашляет себе в кулак Вэй Ин.Лань Цижэнь успевает метнуть в его сторону холодный взгляд, прежде чем продолжить:— Смею сказать, что набор ординаторов этого года особенно мне близок и дорог от того, что среди вас находится мой дорогой любимый племянник…?О боги! Ведь точно — один из этих пустоголовых парней приходится племянником Лань Цижэню!?, в ужасе вспоминает Вэй Ин. Второй Лань на его голову — ну что ж такое! Он просчитывает, может ли закатить глаза сильнее, чем уже закатывал, чтобы выразить все свое презрение этому избалованному наследному принцу клиники, но спустя пару попыток приходится признать, что не может. Жизнь так жестока.— Лань Чжань, встань, пожалуйста!Вэй Ину требуется минута, чтобы осознать все.Первое — вот откуда ординатор знал его имя.Второе — вот почему ординатор казался ему настолько знакомым.Третье — стоп, че?Если Вэй Ин не может закатить глаза сильнее, то вот племянник главврача Лань точно может зардеться еще больше.Сохраняя все то же бесстрастное выражение лица, Лань Чжань медленно спускается по проходу. Лань Цижэнь обнимает его — максимум сдержанности, минимум физического контакта, — а затем разворачивает лицом к аудитории и толкает еще одну чрезвычайно пафосную речь о том, какие надежды он возлагает на своего дорогого племянника.Вэй Ин разрывается между желанием показать ?дорогому племяннику? язык и мыслью, что это подорвет его репутацию среди ординаторов если не навсегда, то надолго. Поэтому он пытается просто вложить в свой взгляд побольше пренебрежения.Попытка проваливается, не начавшись: Лань Чжань не смотрит на него.Просто не смотрит.Он с каменным лицом смотрит на свое пустующее место, в его глазах не мелькает ни капля радости или гордости, его губы не изгибаются в надменной ухмылке.И он не смотрит на Вэй Ина, не смотрит, не смотрит, не смотрит, и Вэй Ина бесит это больше всего на свете.А потом приходит время и четвертого озарения.Лань Чжань казался ему таким знакомым не только из-за сходства с дядей. Они уже виделись — столкнулись нос к носу в приемной этого самого дяди. Спустя пару мгновений после того, как Вэй Ин в кабинете с чрезвычайно тонкими стенами называл племянника Лань Цижэня избалованным недоумком, которого он отказывается обучать.Когда официальная часть заканчивается, Вэй Ин сбегает в туалет и, стоя над раковиной, хмуро показывает язык самому себе.