Часть 4 (1/1)

А завтра все опять повторится Там на горе опускается вечер На заколдованный замок Мы устали сегодня Гийом АполлинерЛос-Анджелес. Калифорния – Джеймс! – Да, – Уилсона будто выбросило из сна. Он с трудом сосредоточился. – Тебе нужно поспать. Ты очень устало выглядишь. – А чувствую я себя еще хуже. – Джеймс вымученно улыбнулся. – Такое ощущение, что мозг отключается. – Я постелю тебе на кровати. – А ты? – Я посплю на диване. Есть хочешь? – Нет. Ничего не хочу. Только отдохнуть. Дэвид смотрел на Джеймса, и ему становилось страшно. Такой степени отстраненности он до сих пор не встречал. Джеймс сидел в кресле, а на лице была эта жуткая маска обреченности, смешанной с полным безразличием и равнодушной ненависти. И с каждым моментом он все глубже уходил в себя. Но… Дэвид грустно улыбнулся. Кого он пытается обмануть? Самого себя? Глупо. Ведь он знает, ему только сделать шаг и он окажется рядом. А следующий шаг приведет их в пропасть, из которой уже не выбраться. Дэвид поднял сумку Уилсона и положил ее на тумбочку возле кровати. Потом открыл шкаф и вытащил чистое постельное белье. Он медленно и аккуратно перестилал постель, время от времени оглядываясь. Он надеялся, что в глазах Джеймса мелькнет искорка эмоции. Не важно какой. Но ничего не менялось. – Джеймс! Все готово. Можешь идти в душ и ложиться. – Хорошо, - Уилсон кивнул. Дэвиду показалось, что движения марионетки и то выглядят более живыми. – Ты знаешь, – Дэвиду вдруг невозможно сильно захотелось оказаться за пределами комнаты. Два обманутых мечтателя с бесприютными душами и разбитыми надеждами – это слишком много для столь малого пространства. – Я все же принесу чаю и бутербродов. Тебе нужно немного поесть. Ты похож на приведение. Джеймс вдруг рассмеялся. Но от этого смеха Дэвида показалось, что в его сердце впились острые шипы, и стало еще больнее. – Мне уже говорили подобное сегодня. И один человек уже пытался впихнуть в меня бутерброд. Это становится традицией. – Я сейчас приду. Тебе, правда, нужно поесть. Дэвид почти выбежал из комнаты. Тишина зазвенела ему вслед. На кухне Дэвид стоял двадцать минут у открытого холодильника и не знал, что ему делать. Его до истерики доводила мысль, что он не знает, что любит Уилсон, а нести что попало неприемлемо. Мысль о том, что он в очередной раз оказался бесполезен, билась в висках, возвращая проклятую мигрень. – Дэйв! Дэйв!! Что с тобой?!! Дэвид очнулся только тогда, когда его встряхнули сильные руки. – Нейт? – Что с тобой? – Нейт выглядел испуганным. А его голос срывался от беспокойства. - Я зову тебя уже несколько минут. Почему ты стоишь в темноте? Ты чего-то хочешь? Погоди, я включу свет. Дэвид не успел даже возразить. Яркий свет залил кухню. При искусственном освещении Нейт посмотрел на брата и отшатнулся. Тягучая боль запульсировала где-то в затылке. Дэвид был бледен. Но Нейта напугала не бледность. А глаза. Пустые глаза. Создавалось ощущение, что они даже свет не отражали. Без выражения, без мыслей. Такие глаза Нейт видел однажды у наркомана, умершего потому, что у него отобрали его синтетическое, но такое реальное для него, счастье. – Дэвид, что с тобой? – Все в порядке. Все будет хорошо. – Будет? – Да, будет. Если ты мне поможешь. Еще через пятнадцать минут Дэвид, с полной тарелкой бутербродов, сделанных Нейтом, и полным чайником свежезаваренного зеленого чая, вернулся к себе. Уилсон спал. Он даже не разделся, только скинул кроссовки, и они теперь валялись рядом с ножкой кровати. Лицо спящего Джеймса ничем не отличалось от лица мертвого Алана. Усталость. Она словно растворяла в себе все остальные чувства. И закрытые глаза. Только цвет их Дэвид знал. Поставив поднос с едой на небольшой столик в углу комнаты, Дэвид наконец-то переоделся. Ненавистный галстук, аккуратно сложив и перевязав какой-то тесемкой, Фишер выбросил в мусорный контейнер, стоявший рядом с домом, прямо из окна. Потом захлопнул окно и опустил жалюзи. Как быстро испортилась погода и теперь молнии сменяли одна другую, освещая поток воды, что заливал все вокруг. Босиком стоять было так холодно. Дэвид быстро уселся на диван, накинул на себя плед, который когда-то выбирал вместе с Китом. Спать совершенно не хотелось. Впрочем, как всегда в это время. Дэвид нашел между подушек дивана свой плеер. Он зло забросил его туда вчера ночью, когда ему надоела песня, которую он сам же поставил на постоянный повтор. А теперь он снова хотел ее слушать снова и снова. Ньюарк. Нью-Джерси Грегори Хаус опять был зол. Он уже несколько часов сидел в проклятом аэропорту и не мог улететь в еще более проклятый город, в котором погода вдруг стала нелетной. Солнце, это ненавистное солнце, словно услышав все выражения, которые эмоциональный доктор посылал в его адрес практически без остановки, не оставило их без внимания. И ответило, спрятавшись за тучами, спешно вызванными откуда-то из Канзаса. И теперь в Лос-Анджелесе бушевала гроза, и самолеты в город не летели. А если летели, то садились на каких-то заштатных аэродромах посреди кукурузы и ждали, ждали, ждали. Ждал и Хаус. От бешеной скуки не помогали даже многочисленные больные, что косяками ходили вокруг. У Грегори Хауса создавалось впечатление, что он поставил диагнозы всем, кому смог. Даже коту, который сидел в специальной сумке и ждал вылета вместе со своей симпатичной хозяйкой, у которой была явная аллергия на собственного парня. Поиграв в гляделки с котом в течение 20 минут, Хаус диагностировал у него ярко выраженную спесь и неприкрытую стервозность. А также полное наплевательство на человеческие интересы. Хаус с уважением смотрел на собрата по диагнозу, когда зазвонил телефон. Вздохнув, Хаус поднес к уху телефон, на дисплее которого мигало имя Кадди. – Что случилось? – в голосе диагноста не прозвучало даже капли интереса. – Нет, это я хочу знать, что происходит! Где ты? – В борделе. Где я могу быть в это время! Уже присмотрел себе проститутку, но позвонила ты. Хочешь ее заменить? – Пересплю с тобой позже. Немедленно возвращайся! С твоей пациенткой проблемы. – Она умерла? – Нет. Наоборот, ей лучше. – Ей лучше? Пусть Чейз споет ей австралийскую колыбельную, а Кэмерон подоткнет одеяльце. – Мы не знаем, почему ей лучше. Ты должен приехать и разобраться. – Кадди, просто прекратите давать все препараты. А потом возвращайте по одному и сами все поймете. Скажи Форману, чтобы еще раз сделал МРТ. – Хаус, что ты говоришь? – Мне пора, Кадди, или мою проститутку уведет другой. Хаус нажал на кнопку отключения и огляделся. Табло мерцало невозможностью вылета. Проклятый Лос-Анджелес. Нога снова разболелась. А беспокойство вновь сжало сердце, которое убивало любое мгновение, проведенное без Джеймса Уилсона.