2 (1/1)

Гула Энлил в шёлковом прозрачном одеянии вышла на балкон и посмотрела на восход солнца над дюнами Вавилона. Уже через несколько часов пустыня “запляшет” под жаром звезды, потеряет очертания и превратится в бежевое море с нитями караванов и точками смертников, пожелавших отправится в путешествие по негостеприимному краю засухи, перекати-поле и редких кустарников, похожих на руки смерти, пробившие земную твердь. Выбелит ли солнце кости авантюристов или эти люди найдут душевное равновесие, Гула не знала. Она вскинула голову навстречу светилу и развела руки, чтобы обнять родной мир. Улыбалась, ощущая нарастающее тепло. “Хорошо дома”. Раздалось клацанье когтей по каменной плитке. Потом верный пёс, Каррак, уткнулся холодным носом в ногу хозяйки. Гула повернулась и погладила голову зверя, увенчанную острыми как ножи ушами. Каррак встал на задние лапы и полез обниматься. Двухсоткилограммовое чудовище, отдалённо похожее на терранского добермана обладало удивительно покладистым характером. Гула затравила десятки еретиков, и Каррак без какой-либо жалости рвал и пожирал людей, вызывая животный ужас у выживших. В ином месте, в иное время не было пса спокойнее. Инквизитор не боялась оставлять с Карраком детей. Пока они были живы… – Прекратить симуляцию? – спросил Христос. – А ты закончил ремонт? – отозвалась Гула. – Нет. – Тогда я ещё поиграю. Приятный сон, и Гула бы соврала, если бы сказала, что пора просыпаться. Однако уголки рта поползли вниз, блеск глаз потух, руки задрожали. Гула стиснула челюсти и приказала себе быть счастливой. Хотя бы ещё немного. Она обняла Каррака, погладила чёрную гладкую шерсть. Стоя на задних лапах, пёс возвышался над женщиной на целую голову. Гула схватилась за лапы зверя, сняла их со своих плеч, потанцевала с ним. Каррак высунул длинный язык из пасти, тяжёло дышал, чувствуя растущую с каждым мгновением температуру куда лучше хозяйки. – Ну ладно. Иди, – Гула отпустила Каррака. Когти передних лап, которые больше подходили генокраду, вновь скребли плитку. Каррак отправился в конуру, чтобы переждать полуденный зной в тени и прохладе. Гула же поднялась по винтовой лестнице на крышу особняка. Она ослабила тонкую шнуровку, и платье слетело на землю, как песок, поднятый на мгновение скучающим повесой-ветром. У инквизитора оставалось всего несколько минут, а потом звезда Вавилона оставит на её коже болезненные раны. Гула прошла к шезлонгу под навесом, словно модель глянцевого журнала с какого-либо цивилизованного мира. Её готовили в жертвы Богу-Императору, и с ранних лет ухаживали как за капризным растением, гибнущим от малейшей ошибки. Даже спустя десятилетия Гула старалась сохранить красоту: совершенную кожу оттенка “кофе с молоком”, без рубцов – спасибо хирургам – и даже едва заметного пуха волос; гибкость, присущую танцовщицам балета, а не одной из лучших убийц и следователей Империума; соблазнительные пропорции, сводящие с ума многих мужчин и женщин, с которыми Гуле когда-либо удалось познакомиться.“Белая Роза Вавилона” – так её называли на родине.“Сладкая груша” – а так иногда говорил муж.Вот и он.И если Гула – воплощение морской волны, небывалой на Вавилоне, свободная, плавная и изящная, то Немрод – это прямые углы, засуха, камень, плотные мышцы, кубики пресса, треугольная борода. Они дополняли друг друга в совершенстве. Немрод потянул чёрные плавки вниз…– Прекрати, – холодно бросила Гула. – Он мёртв… блять.Изображение погасло. Когда оно вспыхнуло вновь, настроение ухудшилось ещё больше.Мрачный подвал. Плохое освещение, которое, казалось, только плодит тени, а не прогоняет их. Грубое медицинское оборудование, больше напоминающее инструменты заплечных дел мастера. – К сожалению, апотекариум переполнен, а арсенал временно закрыт, – объяснил Христос. – Пришлось перевезти всю технику в трюмы. Гула сидела в кресле в положении полулёжа. Два технодесантника Караула Смерти трудились в это мгновение над протезами ног. Они уже приладили их к культям и проверяли подвижность. – Христос, больше никаких красочных снов. Что увижу, то увижу. – Мне казалось, что они полезны для восстановления душевного равновесия. – Тебе сложно понять, но только что я была красивейшей семидесятилетней старухой сгоревшего мира, а теперь… – Гула указала на металлические протезы, напоминающие бронированные кости, в кожухах которых виднелись провода и гофрированные кабели. – Воин! Инквизитор позвала десантника, который сгибал и разгибал коленный сустав правой ноги, чтобы найти едва заметный изъян. – Да, инквизитор. – Зеркало есть? Десантник пристально поглядел на женщину. – Какие-то проблемы?! – проскрипела зубами Гула. Воин встал с колен и подошёл к тележке с инструментами. На одной из полок он нашёл круглое зеркальце и передал инквизитору. “Пиздец”. Отражение походило на страшный сон обыкновенного человека или на сладкие грёзы техножреца. Обрывки кожи оплавили так, чтобы они плотно прилегали к лицу. На полированной челюсти некоторые зубы остались керамическими, другие техники заменили стальными, неподходящими по оттенку. “Неподходящими по оттенку…” – у Гулы вырвался короткий смешок. Нос отсутствовал, а на лбу остались разводы токсичной слюны тиранида. Волосы потускнели и растрепались. “Выглядишь как старая швабра”, – Гула подумала и добавила, – “над которой надругались все демоны Варпа”. – Я взял на себя смелость подготовить вашу старую одежду, – проговорил Христос. – К чёрту её! Никаб мне уже порядком надоел. Кстати, где ты сам? Технодесантник помолчал несколько мгновений. Он ответил: – Многое произошло с тех пор, как вы сражались на “Мушруше”. Даже не знаю, с чего начать. – Я помню, что ты был смекалистым и даже слишком экспрессивным Астартес. Импровизируй! Гула посмотрела на технодесантников. В этот миг один из воинов Караула вооружился батареей увеличительных стёкол и занялся ювелирной работой: спаивал тончайшие проводки левого протеза с микросхемой на бедре Гулы. – У меня, похоже, полно времени, – ответила инквизитор. – Говори уже. – Хорошо, но лучше покажу. Передаю голозаписи. Перед глазами Гулы развернулось на редкость любопытное полотно: противоречивое и вызывающее вопросы.