Две чашки чая и ничего лишнего (1/1)

Алый свет кровавой луны освещал гостиную и без того мрачного особняка Верховенского, придавая комнате атмосферу, которая очень поднимает пьеру настроение. Ассоциации с кровью, убийствами и воспоминания о бурной юности были ему приятны.Верховенский сидел в своём кожаном кресле, перебирая пальцами мягкие волосы Эркеля, сидящего на полу и положившего голову господину на колени. Пьер совершенно не знал, чем бы себя занять, поэтому, взглянув на часы и увидев, что стрелка показывает полночь, принял решение, что ему со своим подчинённым нужно выпить чаю. Отличное время для этого.—Эркель, радость моя, приготовь себе и своему господину чай.Эркель беспрекословно встал с пола и отправился на кухню для исполнения приказа. Десятиминутное отсутствие подчиненного начало раздражать Верховенского.—Эркель! Где тебя носит?Светлая макушка Эркеля показалась из-за двери. Он, извинившись и поставив поднос с чаем на стол, хотел было присесть на стул, как Верховенский жестом остановил его.—Подойди. — спокойно попросил тот, двумя пальцами подзывая подчинённого к себе.Он мягко положил руки на изящную талию эркеля и потянул того вниз, усаживая к себе на колени. Эркель встревоженно, но послушно последовал движениям своего господина. Тот был на удивление добр и не так требователен сегодня.—Хороший мальчик. — дотронувшись холодными губами до горячей шеи Эркеля, шепотом похвалил его Пьер.Из уст эркеля вырвалось тихое протяжное: ?а-а-х?. Верховенский приложил указательный палец к губам юноши.—Простите, господин. — виновато проронил тот, и взяв в руки фарфоровую чашку, отхлебнул немного чая. Эркель резко дёрнулся. похоже, чай был слишком горяч и поэтому молодой человек, по своей врожденной неосторожности, обжегся.—А я тебе всегда говорил, не хлебай так, — рыкнул Пьер, но тут же его оскал сменился игривой, чуть пошловатой улыбкой.Он, взяв Эркеля за подбородок, резко притянул его, но остановившись в паре сантиметров от манящих приоткрытых губ взволнованного Эркеля, усмехнулся. Дразнит мальчика. Эркель печально опустил голову. И снова господин его обманывает. Он тяжко вздыхает, плечи его вздрагивают, ведь заплакать хочется. И непослушные слезы начинают стекать по его розовым щекам.—Простите, простите меня, господин. — шепчет он, трясясь и сжимая дрожащей рукой воротник. Он поднимает глаза на надменно смотрящего Пьера.Боится.Верховенский кладёт руку Эркелю на щеку, а тот, обхватив своей ручкой ладонь господина, прижимается к ней. Пьер одобрительно кивает головой. Он резко, неожиданно поднимает эркеля, пересаживая его на стол.—Господин, осторожно, чай прольётся! — вскрикивает тот, пытаясь отстраниться от верховенского и слезть со стола. Пьер лишь ухмыляется и тут же одним ловким движением руки опрокидывает чашки.—Разбились… — виновато произносит Эркель, смотря на фарфоровые осколки, с таким чувством, будто бы разбил их не Пьер, а он.—Ничего страшного.На счастье. — спокойно говорит Верховенский.Пьер наконец касается губами уст Эркеля. Он целует его, все властнее и властнее, овладевая губами стеснительного мальчика и заставляя его вздрагивать при каждом смелом и новом движении языка Верховенского во рту Эркеля. Руки Пьера медленно скользят по талии юноши, опускаясь на бёдра. Верховенский чуть сжимает их, а Эркель накрывает своими ладонями ладони пьера, чуть надавливая на них, позволяя сжимать свою нежную кожу сильнее. Старается ублажить господина, хоть и не без стыда, а Верховенскому приятно, уж очень ему нравится управлять беззащитным созданием. Делай что хочешь. Верховенский, оторвавшись от столь приятного занятия, довольно взглянул на Эркеля и отстранился.—Ты сегодня особенно послушен. Мне нравится. — сказал тот и направился к двери. — Я сейчас схожу за тряпкой, надо бы тут прибраться. — он оглядел залитый чаем пол, на котором лежали осколки фарфора и вышел из гостиной.Эркель слез со стола и, аккуратно обойдя разбитые чашки, подошёл к зеркалу и взглянул на себя. Уложенные ранее белокурые волосы были растрёпанны, а на щеках красовался пунцовый румянец. Он слегка приподнял край рубашки, обнажая бёдра и осматривая их. Эркель печально улыбнулся и, проведя пальцами по красноватым следам, опустил рубашку и, присев на бархатный диван, стал ожидать Верховенского.