Нетронутый чай (1/1)

В это утро ветер был очень сильный, и Кириллов не стал открывать окно. Он ещё более недружелюбно, чем обычно, поглядывал наружу сквозь занавески, не понимая, что или кого ожидает там увидеть. — Алексей Нилыч, — послышался бодрый голос так близко, что Кириллов чуть ли не принял его за свои мысли, — моё почтение!— Ты... — тот хотел рассердиться, но вспомнил, что с Верховенским это бесполезно, и просто недовольно вздохнул. — Ты как вошёл? Я тебя не заметил. — Да как же? — Пётр Степанович изобразил удивление, небрежно махнув рукой в дальний угол флигеля. — Чрез Федькин лаз. А вы, — тут он по своему обыкновению хитро и довольно прищурился, — как-то рассеянны с утра пораньше! Кириллов ответил недоброй усмешкой, которая быстро сменилась его обычным суровым выражением.— Что тебе нужно?— Ничего особенного; я лишь понадеялся, что вы угостите меня чаем.— Хорошо, сию минуту.Кириллов настолько привык к визитам Верховенского, что почти непроизвольно пошёл заваривать чай. Так же незаметно для себя запомнил его любимый чай, количество ложек сахара, разбавлять ли водой, и уже ничего не уточнял, а заваривал так, будто заваривал себе. И он готов был дать палец на отсечение, если хоть в одном пункте ошибётся. Алексей Нилыч делал это не из-за симпатии или какой-нибудь привязанности к частому гостю, а сам бы не ответил, если бы его спросили, почему. Да и не задавался он этим вопросом. По обыкновению впав в задумчивость, Кириллов и не замечал пристального, прожигающего взгляда Верховенского, так фамильярно усевшегося на кровати. Он молча подал тому чай, а тот молча принял и поставил на стол. Пётр Степанович всегда просил кипяток, а после подолгу сидел и ждал, пока тот не остынет, и часто не выпивал и половину, а Кириллову приходилось выливать остатки, за что он и бранился с Верховенским какое-то время, но потом свыкся, как и со всем, что тот позволял себе. Алексей Нилыч сел на небольшое креслице недалеко от кровати и исподлобья посмотрел на Петра Степановича. Тот, в свою очередь, перевёл взгляд на свою чашку и поморщился:— А всё-таки нет ли у вас чего-нибудь покрепче, а?— Нет! — рявкнул Кириллов так, что Верховенский подскочил на месте. — Скажи спасибо, что я тебя хоть чем-то потчую! Не нравится — можешь идти!— Что вы, что вы, Алексей Нилыч! — изобразив обеспокоенность, протянул гость (впрочем, он мало что не "изображал"). — Не в духе вы, отчего же?— Не твоё дело. — уже тише огрызнулся Кириллов, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки на груди. Что толку лаяться с Верховенским? Тем более, тот знает ход мыслей инженера, а потому уже заранее вышел сухим из воды. Нет, не выиграл. Кириллов не мог смириться с мыслью, что его переиграл такой человек, как о?н, поэтому просто сводил всё к хитрости и адаптивности "противника".Пётр Степанович как можно дружелюбнее улыбнулся хозяину флигеля, слегка наклоняя голову и поправляя волосы, получая в ответ равнодушный взгляд. Если Кириллов мог запросто молча просидеть весь визит Верховенского, иногда даже забывая о нём, то тот был поразговорчивее и не позволял игнорировать себя.— Как продвигается ваша работа над мостом?Алексей Нилыч тут же посмотрел на лежавшую на столе схему.— Дело идёт в гору, думаю. Через несколько недель можно бы и приступить к строительству.Гость изобразил восхищение и заинтересованность, медленно кивая головой, но вдруг подавил язвительный смешок и полюбопытствовал:— Так, а вы вообще сумеете закончить это дело?— Это уже не от меня зависит, а от вас. Ты, когда скажешь, тогда я и... — Кириллов не договорил, ловко схватил с блюдца на столе кусочек мармелада и закинул себе с рот.— А вы не думали отказаться от своей теории? — тихо, но уверенно спросил Пётр Степанович. На этот раз его интерес, отражавшийся во взгляде, не был "изображён". Но Кириллов не заметил этого, поглядывая на подоконник.— Как я откажусь? Это вся моя жизнь! — Алексей едва сдержал улыбку, осознав ироничность сказанного. — Да и тебе с "твоими этими" невыгодно будет, если кто-то не прикроет ваши пакости. Как же ты сам откажешься от такого алиби? Так, неровен час, и до метели дойдёт!В это утро Кириллов был не в лучшем своём расположении духа, а потому склонен был к разлитию желчи (и иногда себе во вред). Своими речами он хотел подразнить Верховенского, к которому питал какую-то особенную, странную неприязнь.— Позвольте и мне иметь свои маленькие тайны. С чего я должен пред вами исповедоваться? — лицо того приняло выражение обиды, которой на самом деле не было и в помине, и взор обратился к остывающему чаю.Пётр Степанович наклонился над чашкой и аккуратно подул на её содержимое, чтобы остудить его. Наблюдая за его действиями, Кириллов хмыкнул:— Ну, дело твоё, а ведь и я не лишён любопытства.Верховенский отстранился от кружки, выпрямив спину и обратив взор на инженера. Тут он поднялся с места, что заставило Алексея Нилыча невольно опустить закинутую ногу на пол.— Вот как? — выдохнул Пётр Степанович, подойдя к креслу, и вальяжно уселся на ручку. — А что же тогда я получу взамен на откровения?Кириллов смело повернулся в сторону гостя, пристально высматривая что-то в его лице.— Я постараюсь и найду "что-нибудь покрепче", как ты хотел.— Нет, мне такое не подходит! — тот сердито поморщил нос в ответ и возвёл глаза к потолку. — Ну, полно, стоит ли утруждать себя? — секунду погодя, Пётр Степанович опустил взгляд на лицо хозяина флигеля, неоднозначно улыбнувшись.Алексей Нилыч поймал его взгляд, но тут же перевёл свой на противоположную стену.— Так что же?..— Что вам угодно услышать, Кириллов? — чересчур громко спросил Верховенский, поворачиваясь на ручке и наклоняясь ближе к собеседнику. — Вы же знаете, что правды от меня вам не узнать!— Мне интересно послушать, как ты солжёшь. — не отстраняясь от лица Петра Степановича, которое находилось в пяти-шести дюймах от его собственного, дерзко, с вызовом, почти с издёвкой бросил в ответ Кириллов. В это же время он и слышал, и ощущал частое прерывистое дыхание оного, отдающее мёдом и сухими листьями.— Что, если я скажу, что мысли о вас не дают мне покоя? За ложь вы примите аль за правду? — на лице появился прищур, а глаза как будто стали темнее и глубже."Ложь, должно быть... Ну, точно же ложь", — невольно подумал Кириллов, подсознательно не смея допустить иную мысль, но...— Ты... — незаметно для себя вымолвил он, но замолчал. Верховенский пронзительно и с интересом посмотрел, наклонив голову. — Ты меня испытываешь... Но я никак не могу раскусить твои уловки. — Кириллов говорил полушёпотом, но с не меньшей недружелюбностью и одновременно любопытством, хмурясь и водя взглядом по лицу напротив него.— Уловки? Уловки? О каких уловках идёт речь? Я не понимаю вас. — Пётр Степанович ловко спрыгнул с ручки кресла и стал перед Кирилловым, расставив ноги на ширине плеч, а руки в перчатках сцепив замком перед собой. — Я лишь проверяю свою теорию. По крайней мере, — он встряхнул головой, — готовлюсь к этому.Алексей Нилыч внимательно снизу вверх смотрел на самоуверенное лицо собеседника, молчавшего и, видимо, чего-то ожидавшего. Но Кириллов не собирался давать ему то, что он хочет, и не нарушал молчания, а лишь нетерпеливо-раздражённо приподнял бровь. Никто не собирался уступать в этой игре в молчание, и это стало походить на не особо удачную затянувшуюся шутку.— И? — наконец прервал Алексей Нилыч, уставший от самой ситуации и нахождения Верховенского на расстоянии ближе пяти шагов.— Теория. — повторил Пётр Степанович. — Моя теория. Хотите послушать?— Нет. — неожиданно для спрашивающего ответил инженер. — Отойдите. И пейте чай, он должен был остыть.— Мы же коллеги, Кириллов! — мягко-скрипуче протянул Верховенский, вопреки словам Алексея Нилыча сделав небольшой шажок вперёд. — Послушайте же!Кириллова покоробило. Он сделал движение, чтобы подняться, но Верховенский положил руки тому на плечи и надавил, не давая встать.— Погодите!— Иди вон!— Погодите же!Кириллов схватил запястья удерживающих его рук и, с силой сжав, оторвал их от своих плеч и поднялся.— Ты не смеешь мне указывать. — сквозь зубы гневно процедил Алексей, почти не раскрывая губ.— Нет, не смею! Разве я пытался? Вы только послушайте! — Верховенский всё смотрел с воодушевлением и улыбкой на Кириллова, переводя взгляд с его глаз на его губы и обратно.— Отцепись! — Алексей оттолкнул навязчивого революционера и поспешил отойти к умывальнику, рядом с которым лежал "Апокалипсис".Взяв в руки книгу, он на несколько секунд задумался, выпав из реальности, но этого времени хватило, чтобы Пётр Степанович успел оклематься и подскочить сзади.— Кириллов, Кириллов, послушайте! — настолько отчаянно возопил он, что сердце упомянутого, считавшего себя достаточно хладнокровным, на мгновение приостановилось.— Слушаю! Говори! — Алексей Нилыч ответил не менее громко и, только начав разворачиваться, как был схвачен за воротник рубашки."Апокалипсис" выпал из рук и глухо упал. Кириллов едва увидел раскрасневшееся лицо Петра Степановича, смотрящего на него сквозь полуопущенные ресницы расфокусированным взглядом, приближающееся к его лицу. Инженер, предугадав последствия, в последний момент сделал небольшой шаг назад, падая на скрипучий пол и ненамеренно утаскивая за собой Петра Степановича. Кириллов мог сказать, что легко отделался ушибом спины, шеи и затылка в сравнении с тем, что он с ужасом предполагал от Верховенского. Приходя в себя, Алексей Нилыч удержал от второго покушения Пьера, кинувшегося на него, пользуясь его состоянием: он закрыл тому рот ладонью, едва успев это сделать.— Ты...— только и сказал он, взирая на широко распахнутые и почему-то глубоко печальные глаза Верховенского.Тот же свободной рукой попытался отвести ладонь ото рта, но Кириллов, припиднявшись на локте, лишь сильнее надавил, отстраняя горе-покусителя всё дальше от цели. — Я ведь тоже своего рода теоретик, знаете... — вымолвил он, когда Кириллов, убедившись в том, что расстояние для него безопасно, убрал руку. — И просто решил проверить свою теорию! Жаль, что она провалилась, но оно того стоило!..Алексей Нилыч сел, согнув колени, между которых всё ещё сидел Пётр Степанович, пытаясь приближаться пусть и по дюйму в минуту.— Что за теория?! — в негодовании воскликнул Кириллов.— Что вы меня любите!— Так у тебя, получается, была и гипотеза?— Да.— И ты действительно думал, что теория верна?— Да. Верховенский отвечал, сохраняя уверенность и громкость голоса, что раздражило Кириллова. Он сам приблизился к Петру Степановичу и в негодовании воскликнул:— Убирайся!— Алексей Нилыч! — в ужасе закричал Верховенский, вновь хватая того за плечи и роняя на локти. — Я за этим и пришёл! У нас есть выход! — он наклонился к уху и жарко зашептал. — Бежим вместе, далеко! В Швейцарию, оттуда куда угодно! Есть верный человек, сделает нам паспорта! Бежим, прошу вас! Только вы и я! Клянусь, вы не пожалеете о том! Самым верным рыцарем вашим готов быть! Лишь бы вместе!— Вы бредите! — Кириллов в отвращении дёрнул головой, упёрся рукой в грудь Петра Степановича и попытался оттолкнуть. — Как это возможно?! Проваливайте!— Кириллов! Откажитесь от своей теории! Бежим! — как в забытьи продолжал шептать Верховенский, и не думая отстраняться.Тут инженер наконец собрался с силами и оттолкнул назойливого Пьера. Как только тот упал, Кириллов мигом вскочил на ноги. — Алексей Нилыч! — жалобно простонал с пола Пётр Степанович. — Вы воздух! Вы солнце! Вы вода! Вы и есть жизнь! Алексей Нилыч! Вы мой идол! Навсегда!— Прочь! — озлобленно и испуганно вскрикнул Кириллов, когда Верховенский вскочил следом.— Я уйду, — отвечал он, задыхаясь, — хорошо, как пожелаете! Я вернусь позже, но всё же... И только!... Лишь... Позвольте... Вас поцеловать... На прощание... — он сделал короткое движение к инженеру, но тот крупно вздрогнул и отступил назад вдвое большее расстояние.— Не смей!— Я понял. — сурово отозвался Пётр Степанович. — Воля ваша... Ну, что вы? Не нужно резких движений! — мягко продолжил он после очередной попытки приблизиться. — Я лишь... лишь ручку вашу! Без того я никак не уйду, уж тут не ропщите!Кириллов не шевельнулся.— Подлец... Но не более!— Нет-нет-нет! Не более! — Верховенский прибизился, мягко ступая по старому полу, и принаклонился и взял красную грубую руку Алексея Нилыча. — Но это пока... — тихонько вымолвил он, не ожидая, что будет услышан, и едва удержал ладонь, собиравшуюся вырваться. — Погодите!.. — и наскоро поцеловал сухие пальцы, подняв полный надежды водянистый взгляд, и отступил, находясь в том же приклонённом положении.Кириллов отвернулся и отошёл к столу, рассматривая впервые вовсе не тронутую чашку чая, остававшуюся после частого гостя. Верховенский в то же время, не менее внимательно рассматривая хозяина флигеля, с обожанием взирал на него пёсьими глазами.— Что ты тут делаешь? — неприветливо поинтересовался Кириллов. — Ты сказал, что уйдёшь.— Да-да! Сию минуту! — так и подпрыгнул Пьер и поскорее направился к выходу.Уже в дверях он приостановился и спросил:— А всё же вы поразмышляйте над моей теорией... — и, не дожидаясь ответа, стремительно вышел. Впрочем, Алексей и не собирался отвечать.