7 глава. (1/1)

?Титаник?. Прекрасная юная девушка стояла и ласково ему улыбалась, при этом её ясные бирюзовые глаза излучали огромную любовь и искреннюю нежность. Она была одета в роскошное вечернее платье, сшитое из льдисто-розового атласа с золотым кружевом и дополненное шёлком. Оно, платье, имело длинный воздушный, словно невесомое облако, шлейф, прикреплённый к бриллиантовому браслету на левой руке девушки, великолепные длинные густые вьющиеся волосы которой были скручены в тоненькие трубочки, собранные в два пышных хвоста и украшены бриллиантовыми нитями, идущими от основания изящной тиары. На лебединой шее прекрасной девушки переливалось всеми цветами радуги колье с бриллиантами и аметистами. В столь роскошном торжественном одеянии она действительно соответствовала своему высокому положению, но не зависимо от этого была изящной и очень нежной. Смотря на неё, почтенный капитан оказался очарован царственным великолепием, грацией и статностью избранницы на столько сильно, что не находил подходящих слов для того, чтобы выразить ей своё искреннее восхищение. Он лишь, молча, стоял и потрясённо смотрел на неё. Только этого было достаточно. Юная девушка поняла его без слов, и, ласково ему улыбнувшись, с лёгкой иронией усмехнулась:--Понимаю, что выгляжу очень помпезно. Только хочется мне того, либо нет, но я обязана соответствовать своему высокородному статусу. Её острые, но при этом не лишённые искреннего очарования, слова вывели почтенного капитана из лёгкого замешательства. Он мгновенно опомнился, и, собравшись с мыслями, с искренним восхищением произнёс:--Нет, Ольга! Вы, просто, великолепны! От Вас невозможно отвести восторженных глаз! Он галантно протянул к ней свои руки для того, чтобы она приблизилась к нему и позволила ему взять её под руку. Только юная девушка, хотя подошла ближе и даже изящно вложила в его сильные руки свои руки в белоснежных лайковых перчатках, но продолжала заворожённо и добровольно утопать в добрых льдисто-серых омутах-глазах возлюбленного. Она больше не произносила ни единого слова, да этого было и не нужно. За неё всё сказали её глаза, мысленно молящие его о новом шквале жарких поцелуев и головокружительных объятиях. Он сдержано вздохнул, и, ласково погладив, освободившейся рукой, девушку по бархатистым щекам, что вызвало в ней трепетный вздох, одарил её очень нежной улыбкой. Как, же ему, в эти минуты, хотелось плавно и медленно завладеть сладостными алыми губами любимой девушки и очень пылко беспрестанно целовать их, забыв обо всём на свете. К тому, же запретное желание возлюбленной пары было взаимным, да и, кроме них в комнате никого не было, кто смог бы вовремя вмешаться и тем самым привести любовников в чувства. Они хорошо это понимали. Только всё равно не спешили воспользоваться своими преимуществами, хотя и были вольны в действиях, порывах и страстях. Возлюбленные просто стояли в объятиях друг друга и молчали. Только вскоре их романтическая тишина оказалась нарушена ими самими.--Эдвард, душа моя! Может, пошлём к чёрту высшее общество с их глупыми предрассудками и лучше останемся здесь, вдвоём?!—случайно угадав мысли возлюбленного, чуть слышно предложила, прошептав ему на ухо, юная девушка. При этом её изящные руки с огромной нежностью обвились вокруг его мужественной шеи, подобно шёлковым лентам, а приятный ягодный аромат любимых духов юной красавицы пьянил почтенного капитана сильнее самого крепкого вина. У него даже голова пошла кругом, лишая остатков самообладания, из-за чего он, поддаваясь сладостному магнетизму её воли, тяжело вздохнул и со словами:--Ах, Ольга! Вы так обворожительны, что я уже давно ощущаю себя добровольным пленником нашей с Вами запретной любви!—самозабвенно принялся целовать алые и нежные, как розовые лепестки, губы, глубоко тронутой его искренностью, юной возлюбленной. При этом, сильные руки почтенного избранника увлечённо теребили её шелковистые локоны, отливающими лёгкой медью от мягкого отсвета, горящих в канделябрах, свечей. Капитан уже ни однократно признавался самому себе в том, что не может ей ни в чём отказать и даже в эти нежные мгновения, не говоря больше ни единого слова, подхватил юную возлюбленную себе на руки, словно невесомую пушинку, для того, чтобы отнести на свою постель, где они снова и самозабвенно станут со всем пылом запретной страсти любить друг друга. Он уже направился к ней, как в эту самую минуту в дверь каюты громко постучали, что привело возлюбленных в чувства. Они мгновенно опомнились от любовного дурмана, но продолжали смотреть друг на друга с глубоким душевным беспокойством, отчётливо читаемым в их бездонных глазах. В голову лезли самые разные мысли, которые были одна мрачнее другой.--О, милостивый Господь! Не уже ли с кораблём случилось что-то неладное?—испуганно спросила, готовая в любую минуту, лишиться чувств юная девушка, пристально смотря на избранника. Сосредоточенно вслушивающегося в звуки, доносящиеся за пределами его скромной офицерской каюты, но ничего, что могло бы навести их на мысль, что с ?Титаником? случилось что-то неладное, к счастью, не было. На нём всё было спокойно и благополучно, даже царила обстановка всеобщего праздника и веселья, о чём свидетельствовали, доносящиеся из главного ресторана для пассажиров первого класса, лирические и быстрые мелодии, проигрываемые корабельными музыкантами. Что, же касается самого шикарного лайнера? Он шёл по спокойной глади океана по-прежнему с царственной уверенностью и величественной грацией. Это радовало и постепенно успокаивало его главного офицера.--Да, нет! С ним всё в полном порядке! Не уже ли Вы сами того ни чувствуете, Ольга?!—со вздохом огромного душевного облегчения приветливо заверил юную возлюбленную почтенный капитан Эдвард Смит, плавно и крайне осторожно опуская её на мягкий ковёр. Только сейчас, стоя на полу и тоже внимательно прислушиваясь к звукам из вне и своим ощущениям, Великая княжна убедилась в том, что с её стальным детищем, действительно всё в порядке. Это помогло девушке постепенно успокоиться и вернуло ей былую уверенность к себе.--Тогда, кому же понадобилось столь дерзко нарушить наш безмятежный покой?—с не скрываемым недовольством пыталась догадаться юная девушка, внимательно следя за тем, как избранник плавно подошёл к металлической двери, и, открыв её, впустил в свою каюту, чинно вошедшего Российского Императора и обменявшегося с ним приветственным рукопожатием. При этом от его внимательного взгляда ни укрылось то, на сколько сильно была потрясена дражайшая очаровательная племянница, замершая в грациозном почтительном реверансе. Он подал ей знак на то, чтобы она полностью расслабилась, и только после этого любезно произнёс своим мягким, полным душевной приветливости, тихим голосом:--Понимаю, что своим внезапным визитом заставил вас обоих сильно понервничать и возможно даже напугал, за что приношу своё искреннее извинение. Только мне пришлось так поступить из-за того, что мы с детьми, ужасно, соскучились и не можем без вас пойти в ?итальянский ресторан? на ужин. Он говорил так искренне и нежно, что до сих пор, стоящая в почтительном реверансе, юная девушка, наконец, отмерев, одарила своего венценосного дядю доброжелательной и очень чарующей улыбкой, после чего молвила:--Ну, зачем же! Ведь Вам стоило только прислать к нам с достопочтенным адмиралом своего филёра с Высочайшим приказанием, и мы незамедлительно явились бы в главные императорские апартаменты, Ваше Императорское Величество. Николай одарил её ласковым взглядом и, одобрительно кивнув, всё с той же любезностью, предложил, отправиться уже, им всем, ужинать. Затем, не говоря ни единого слова, покинул офицерскую каюту, дав им знак, следовать за ним. Только они, пока не торопились присоединиться к нему из-за того, что стояли и растерянно между собой переглядывались, мысленно решая, как им лучше поступить. Капитан Смит хорошо понимал чувства любимой девушки и её запретное желание остаться с ним, ведь ему непреодолимо хотелось того, же самого, но нарушить приказ Государя не мог. Из его мужественной груди вырвался печальный вздох, во время которого он галантно взял возлюбленную себе под руку и с вразумительными словами:--Ничего, Ольга! Может так даже лучше! Ведь одной любовью сыт не будешь, а нам с Вами необходимо помнить о нашем общем малыше!— вместе с ней покинул, наконец, свою каюту, где их мгновенно окружила императорская семья с фрейлинами юной Великой княжны Ольги Фёдоровны. Она, хотя и была глубоко погружена в свои мысли, но, вскоре, ей пришлось из них выйти из-за того, что её увлекли легкомысленной беседой Великие княжны, невольно оттеснившие дорогую кузину от их горячо уважаемого контр-адмирала. Это позволило ему и Российскому Государю немного отстать для того, чтобы душевно поговорить о наболевших проблемах и делах ?Титаника?. При этом они все с царственной грацией шли по, расстеленной на лакированном паркете из красного дерева, пёстрой ковровой дорожке белоснежного и хорошо освещённого коридора, всё больше и больше приближаясь к деревянным застеклённым дверям ?итальянского ресторана?, где уже стояли, гостеприимно улыбаясь высокопоставленным пассажирам, одетые во фраки, лакеи.--Надеюсь, что универсальное противоядие постоянно находится при вас, адмирал?—обеспокоенно спросил у главного офицера шикарного ?Титаника? Российский Император, чем и вызвал у того крайнее душевное недоумение. Они даже встретились молниеносными, полного глубокого потрясения, взглядами. После чего, почтенный морской капитан понимающе кивнул, что успокоило венценосного собеседника, и встречно спросил:-- Это, конечно. Только мне не понятно одно, к чему Вы затеяли весь этот разговор? Не уже ли мне опять угрожает какая-то опасность? Николаю искренне не хотелось пугать его, но и скрывать от него, хорошо спланированное бароном Браэртоном, покушение, которое должно было быть проведено во время обеда, но к счастью, оказалось предотвращено, не мог. Он тяжело вздохнул и заговорил очень серьёзным тоном, при этом бирюзовый взгляд монарха был таким же.--Адмирал, поверьте! Мне совсем не хочется пугать вас. Только мой долг, как заботливого отца Государства и всех моих подданных, поставить вас в известность о том, что, пока вы приятно проводили время в обществе Её Императорского Высочества Великой княжны Ольги Фёдоровны, ко мне в приёмную пришла графиня Кордела и сообщила о том, что ей чудом удалось предотвратить попытку барона Браэртона, вас отравить.—подбирая деликатные слова, осторожно известил главного офицера император, внимательно проследив за его реакцией. Только к глубочайшему удивлению Российского Императора, капитан Смит был спокоен, и даже иронично усмехнувшись, погрузился в глубокую, очень мрачную задумчивость. Теперь ему стало понятно странное поведение официантов и их внезапная перестановка кадров сегодня днём, да и кратковременная вспышка гнева у Ольги во время её душевного разговора с ирландской графиней.--Почему-то я совсем не удивился бы и тому, если бы у него получилось бы отравить меня, Государь!—собравшись, наконец, с мыслями и, тем самым решив, нарушить их общее, чрезмерно затянувшееся, мрачное молчание, всё с той же горькой усмешкой заключил он, желая, немедленно прекратить этот крайне неприятный для него разговор. Николай понял чувства почтенного собеседника, и, решив ему больше не докучать данной темой, сменил на более важную тему, то есть заговорил с ним о корабле. Так мужчины и дошли до, уже удобно сидящих, в креслах и за главным столом, венценосных особ, которых увлечённо развлекал светской беседой главный инженер и создатель шикарного лайнера Томас Эндрюс. Их обслуживали, одетые в чёрные, хорошо накрахмаленные, фраки, молодые официанты, аккуратно разнося на серебрянных и медных подносах удлинённые фарфоровые блюда с различными яствами и деликатесами, распространяющими по всему просторному белоснежному залу, приятные и разыгрывающие аппетит, ароматы. Шампанское и другие вина лились рекой по хрустальным бокалам. Кругом царила атмосфера праздника и всеобщего веселья. То там, то здесь, словно звонкий колокол, слышались голоса и смех людей, громко произносящих торжественные тосты. Только почтенный капитан шикарного ?Титаника? не обращал на них никакого внимания из-за того, что в эту самую минуту, юная великая княжна Ольга Фёдоровна с огромной нежностью под столом сжала его руку своей рукой в лайковой белоснежной перчатке, что заставило капитана Эдварда Смита вздрогнуть от неожиданности и ощутить то, как пылают смущением бархатистые щёки его миловидного лица. Трепетное сердце учащённо забилось в груди, но помня о том, что к нему прикованы пристальные взгляды высокопоставленных особ, он судорожно вздохнул и отчаянно попытался собраться с мыслями, хотя это и было, практически невозможно. Ему даже пришлось чуть слышно просить любимую девушку о помощи. Она поняла его.--Всё хорошо, душа моя! Расслабься и старайся не думать о наших с тобой чувствах!—подбадривающе посоветовала ему Великая княжна Ольга Фёдоровна, догадавшись о том, что её нежное прикосновение к его руке вызвало в нём бурю жарких чувств, с которыми он не может справиться самостоятельно. Она даже незаметно от их многочисленного высокопоставленного общества ласково улыбнулась возлюбленному. Это ни укрылось от внимательного взгляда Российского Государя Императора, удобно сидящего в, плетённом из тростника, кресле на мягком, выполненном из изумрудного бархата, сидении. Николай во время беззаботной беседы с Эндрюсом и Исмеем случайно взглянул на контр-адмирала и отчётливо увидел, что тот внезапно оказался чем-то очень сильно смущён и растерян. Это не на шутку встревожило Императора, из-за чего он мгновенно написал на салфетке, участливо интересуясь тем, всё, ли у них хорошо, которую с официантом, незаметно для всего общества, передал дорогой троюродной племяннице, великой княжне Ольге Фёдоровне, о чём-то душевно и тихо разговаривающей с адмиралом, и внимательно проследил за тем, как она, получив салфетку, быстро прочла, написанное красивым каллиграфическим почерком, послание от своего венценосного дяди, всё поняла, и, одарив его чарующей, очень искренней улыбкой, положительно кивнула. Получив от неё ответ, извещающий его о том, что у неё с адмиралом всё хорошо, Николай вздохнул с огромным облегчением и вернулся к светской беседе со своими высокопоставленными собеседниками. К счастью, они так ничего и не заметили. В эту самую минуту официанты принесли в хрустальных стаканчиках йогуртовый клубничный десерт со сливками, украшенный ягодами, который с нетерпением и на протяжении всего ужина ждали Их Императорские Высочества. Получив, наконец, молчаливое позволение от своего горячо любимого отца-Императора о том, чтобы приступить к нему, дети с трепетным благоговением принялись, есть десерт, что ни укрылось от доброжелательных взглядов юной Великой княжны и почтенного главного офицера шикарного ?Титаника?. Они одарили Их Императорских Высочеств понимающими ласковыми улыбками, в которые вложили всё своё душевное тепло и искреннюю взаимную нежность. Дети, есть дети, в какой социальной семье они бы ни родились и ни воспитывались. Только их природные беззаботность и непосредственность, невозможно было скрыть ни под какими этикетами и запретами. Чуть позже, когда его смена в итальянском ресторане закончилась, молодой официант, которому предстояло во время обеда, отравить главного офицера их шикарного лайнера стоял на палубе и с глубокой мрачной задумчивостью смотрел на безмятежную и, тронутую лёгкой рябью, воду бескрайнего океана. Он до сих пор не мог поверить в то, ему помешали свершить смертоубийство ни в чём неповинного человека, из-за чего на душе официанта было легко и свободно, но не давало покоя то, как ему выжить. Ведь барон Джон Браэртон непременно прикажет избавиться от него, как от использованного в своих коварных целях ненужного элемента. Молодой официант совсем не боялся смерти. Он был готов принять её с честью и терпеливо ждал момента, когда люди жестокого барона нанесут ему роковой и решительный удар. Ждать пришлось недолго. Безмолвные палачи уже стояли за его спиной, готовые в любую минуту покончить с ним.--Если вы пришли сюда для того, чтобы убить меня, я готов!—с нескрываемой ненавистью в голосе прокричал своим палачам молодой официант, заметив их присутствие. Это послужило для них сигналом к действию. Он даже не успел что-либо понять, как они с одобрением переглянулись между собой, и, перерезав ему горло, выбросили бездыханное тело с корабля в холодные океанские воды. Затем внимательно проследив, как, убитого ими, официанта плавно поглотила чёрная бездна, охранники барона Джона Браэртона собрались уже покинуть палубу для того, чтобы вернуться к игре в карты в курительной комнате, интерьер которой состоял из красного дерева с отделкой мрамора и украшенный витражными арочными окнами, как в эту самую минуту услышали, приближающиеся голоса, которые принадлежали мужчине почтенного возраста и его совсем ещё юной спутнице. Они весело и беззаботно о чём-то разговаривали друг с другом и смеялись. При этом их душевная беседа носила, весьма деликатный, полный взаимного огромного обожания и всепоглощающей страсти, характер. Убийцы настороженно принялись между собой переглядываться, мысленно решая то, как им поступить с, не вовремя оказавшейся на месте их преступления возлюбленной парочкой, хотя их печальная участь была уже решена. Им предстояло погибнуть от рук охранников жестокого барона. Ведь они, по своему несчастью, становились ненужными свидетелями, от которых полагалось немедленно избавиться. Пока же, они затаились и принялись ждать подходящего момента для устранения, мило воркующих друг с другом, голубков. Безмолвным палачам, весьма внушительного телосложения хотелось узнать о том, кто станет новыми жертвами. Они внимательно всмотрелись вдаль и к своему глубокому удивлению увидели то, как из темноты грациозно и под руку друг с другом вышли главный офицер ?Титаника? и Российская Великая княжна Ольга Фёдоровна, что спутало убийцам все планы. Ведь убить начальство означало привлечь к себе внимание других администраторов и поднятие шума, а это им было ни к чему. Убийцам-неудачникам ничего другого не осталось, кроме, как ещё сильнее затаиться и при первой возможности убраться с палубы. Пока же они находились в своём надёжном убежище и внимательно наблюдали за самой главной возлюбленной парой шикарного корабля. Увиденная ими сцена, показалась им слишком пикантной, из-за чего подчинённые барона почувствовали себя крайне неуютно и смущённо. Тем временем, увлечённые своим запретным, но при этом таким сладостным чувством, Ольга и Эдвард остановились возле белоснежного металлического борта одной из спасательных шлюпок, и, слегка прислонившись к нему, принялись целоваться со всем пылом той страсти, на какую были способны. Она кружила им голову, вынуждая, забыть об осмотрительности, благо любовников скрывала плотным саваном густая и непроглядная темнота. Возлюбленные целовались так неистово, словно это был самый последний поцелуй в их жизни. При этом сильные руки капитана Эдварда Смита самозабвенно блуждали по стройному красивому телу юной возлюбленной, нежно поглаживая её по бархатистым щекам, гладкой атласной коже лебединой шеи, плечам, рукам, тонкой, как ствол сосны, талии, что вызывало в юной девушке приятную дрожь и частое сердцебиение. Её нежная душа замирала от трепетного возбуждения. Оно было на столько велико, что даже приятная вечерняя прохлада не могла остудить их пыл.--Ольга, что ты делаешь, негодница? Нас, же могут в любую минуту увидеть кто-нибудь из, прогуливающихся перед сном, пассажиров, либо членов моей команды.—добродушно и с лёгким юмором пожурил возлюбленную капитан, случайно заметив то, как её изящные тоненькие пальчики ловко расстёгивают золотые пуговицы его тёмно-синего почти чёрного офицерского кителя и жилетки, отчётливо ощущая, исходящий от его мужественной груди, жар. Почтенный капитан весь дрожал от, испытываемого им, приятного волнения. Казалось, ещё немного, и его трепетная душа начнёт замирать, но он ничего не мог с этим поделать. Девушка понимала и догадывалась о том, что их порочное желание взаимно. Она лишь одарила возлюбленного нежным взглядом, и, ласково улыбаясь, заворожённо и чуть слышно выдохнула ему на ухо:--Всего лишь хочу слиться с тобой, дорогой Эдвард, в жарком экстазе! Если ты беспокоишься о том, что нас увидят пассажиры, можем укрыться под брезентом и любить друг друга на дне спасательной шлюпки, что стало бы для нас, весьма, необычно! При этом горячее дыхание юной девушки щекотало гладкую кожу мужественной шеи главного офицера, чувствовавшего лёгкое головокружение и приятное саднение во всём теле. Он даже залился румянцем смущения от, рисуемых его воображением сцен их нежной близости, из-за чего ему стало неуютно. Он даже судорожно вздохнул, ощущая небольшую скованность.--Ольга, спасательные шлюпки предназначены для того, чтобы спасать людям жизнь, но совсем не для того, чтобы влюблённые парочки в поисках острых ощущений устраивали в них себе любовные гнёзда!—собравшись, наконец, с мыслями, напомнил он возлюбленной, при этом продолжая, очень нежно обнимать стройный стан сильными руками и добровольно тонуть в бирюзовой бездне её магнетических глаз. Девушка обижено надула свои пухлые и, созданные для одних лишь жарких поцелуев, алые губки и разочарованно произнесла:--Ну, раз тебе не нравится моя, весьма смелая идея, тогда сам предлагай место для нашей с тобой любви, Эдвард! Это было сказано ею столь очаровательно, что главный офицер шикарного океанского лайнера не удержался от добродушной искренней улыбки, которой он одарил юную возлюбленную и для того, чтобы, хоть как-то загладить перед ней свою вину, снова осторожно и нежно припал к сладким, как спелая садовая клубника, алым губам своими тёплыми мягкими губами. Затем капитан Эдвард Смит принялся целовать их медленно, словно, вознамериваясь, вызвать в любимой девушке взаимную нежность, любовь и прощение, а тонкие пальцы его сильных рук легонько теребили золотой шёлк её распущенных длинных вьющихся волос, источающих приятный аромат роз. Он кружил голову умелому любовнику и обволакивал его своим невидимым покрывалом, заставляя нежное сердце, сильнее биться в мужественной груди. К счастью юная возлюбленная не могла на него обижаться, и, простив, сама начала отвечать на каждый его поцелуй с взаимной нежностью. Их хрупкие, словно хрусталь, сердца бились в унисон друг другу, наполняясь приятным теплом и безмятежностью, как и души, готовые воспарить к безгрешным небесам в любую минуту. Только вскоре их нежной идиллии наступил конец. Она оказалась нарушена дерзким приближением быдловатых охранников жестокого развратника, барона Джона Браэртона. Им надоело отсиживаться в своём убежище и захотелось немного поразвлечься с влюблённой парочкой.--Ну, просто детский сад и институт благородных девиц какой-то!—с ироничной усмешкой ядовито произнёс один из них, что заставило возлюбленных вздрогнуть от неожиданности, но мгновенно опомнившись, приняться настороженно смотреть на внезапных ночных и очень наглых свидетелей. Первой опомнилась юная Великая княжна.--А вас, случайно, не учили вежливому и почтительному обращению с высокопоставленными особами?—собравшись, наконец, с мыслями, с искренним неудовольствием в приятном мелодичном голосе, спросила она грубиянов, с высокомерием смотря на них. Только они даже и не думали стушёвываться и проявить глубокое почтение к начальству ?Титаника?. Вместо этого они загадочно между собой переглянулись и всё с той же язвительностью заметили:--А кобылка-то с норовом! Сразу видно, что её плохо объезжали! Нам пора самим ею заняться! Бугаи снова злобно рассмеялись, из чего юная Великая княжна поняла, что для неё с Эдвардом это ничего хорошего не сулит и, к его глубокому душевному потрясению, достав из тайника великолепного вечернего платья, остро-наточенный кинжал с золотой рукояткой, которая была украшена россыпью драгоценных камней, с царственной грациозностью плавно обернулась и гневно пригрозила:--Только попробуйте подойти к нам, и вы станете покойниками! Оставайтесь на месте и не забывайте о том, что я и капитан Смит являемся Государством на этом корабле, а вы, всего лишь, преданные шавки барона Джона Браэртона, вот и знайте своё место! При этом её большие пронзительные бирюзовые глаза горели такой беспощадной ненавистью, что, до сих пор находящемуся в глубоком оцепенении, почтенному капитану было даже страшно. Только мучители и не думали уступать своим влиятельным жертвам. Вместо этого, один из них изловчился, и, выбив из рук прекрасной Великой княжны кинжал, влепил ей такую мощную звонкую пощёчину, что юная девушка, подобно, скошенной серпом, жниве, рухнула на пол, до сих пор ощущая сильный жар от удара по бархатистой щеке, и всё ещё слышала в ушах звонкий шлепок. В ясных бирюзовых глазах темнело. Её златокудрая голова шла кругом. Казалось, ещё немного, и девушка лишится чувств, хотя никогда и не была неженкой. Это помогло капитану Смиту опомниться. Он мгновенно вступился за юную возлюбленную и уже направился к ней, намереваясь узнать то, нужна ли ей помощь, но мучители скрутили его, решив убить немедленно. Так что теперь жизнь почтенного морского офицера висела на очень тонком волоске, готовом, вот-вот оборваться. В эту самую минуту, юная Великая княжна немного пришла в себя, и, слегка приподнявшись с пола, медленно обернулась к возлюбленному и, к своему ужасу, увидела то, как один из весьма массивных мучителей крепко прижал его к своей мускулистой груди так, что он не смел, вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы попытаться вырваться, и подставил к горлу бедняги острый нож для того, чтобы перерезать. Девушка даже замерла в ожидании неизбежного конца её жаркой запретной любви, чувствуя то, как твёрдая почва постепенно уходит у неё из-под ног. Ей хотелось в исступлении закричать, и, забыв о царственном достоинстве с гордостью, взмолиться о пощаде для возлюбленного, но крик, словно ком, застрял в горле, лишая голоса, а вместо него она едва слышно и со слезами невыносимого отчаяния прошептала:--Нет! Пожалуйста, не надо! Пощадите! Затем, несчастная и пылко влюблённая юная девушка лишилась чувств, упав на лакированный деревянный пол. Дальнейшие события пронеслись, как быстрый поток горной реки по склону, и уже не имели для неё никакого значения, но не для главного офицера шикарного ?Титаника?. Он, терпеливо дождавшись момента, когда, крепко удерживающий его палач потерял бдительность и ослабил руку с ножом, стремительно отвёл её от себя. Затем почтенный капитан, сильно ударив того локтем в живот, быстро высвободился, и, пользуясь растерянностью мучителей, подошёл к, лежащей на полу без чувств, юной возлюбленной, крайне бережно взял её себе на руки и вместе с ней покинул шлюпочную палубу. Он решил немедленно пойти в императорские апартаменты к Российскому Государю и, в слабой надежде на то, что Его Императорское Величество ещё не спит, рассказать Ему о нападении людей Браэртона, которому они с Ольгой подверглись. К счастью, Император Николай ещё не спал. Он только что уложил детей, и, терпеливо дождавшись момента, когда они уснули, вернулся в свою просторную каюту, и, удобно устроившись в мягком, обитом светлым бархатом, кресле перед горящим камином, который плавно обволакивал его приятным теплом и лёгким медным мерцающим светом, решил немного почитать перед сном увлекательный приключенческий роман. Император в гостиной был абсолютно один и никого не ждал к себе в столь поздний час, что помогло ему полностью расслабиться. Он забылся приятным чтением, отрешившись от всего внешнего мира, который перестал для него существовать. Только вскоре это его уединение самим с собой оказалось нарушено внезапным появлением в гостиной главного офицера их шикарного лайнера, успевшего передать, до сих пор находящуюся в глубоком обмороке, Великую княжну на заботливое попечение преданных фрейлин, которые мгновенно занялись ею, что позволило капитану почтительно извиниться перед Государем за столь свой поздний и неожиданный визит, чем и привлёк к себе Его внимание.--Случилось что-то очень важное, раз вы не могли никак дождаться утра, адмирал?—участливо спросил у почтенного собеседника Николай, обменявшись с ним приветственным рукопожатием. Он, хотя всеми силами старался говорить с гостеприимной доброжелательностью, но, не смотря на это, его приятный тихий голос всё равно дрожал от, испытываемой им, не известно, откуда взявшейся, тревоги. Капитан Смит понял Государя, и, устало вздохнув, успокоил его:--Не волнуйтесь, Ваше Императорское Величество, с нашим кораблём всё хорошо. Вот только барон Браэртон… Услыхав имя, уже изрядно начавшего, действовать им обоим на нервы, человека, Николай внутренне весь напрягся от, переполнявшего его всего, праведного гнева и возмущения. Он уже устал от постоянных выходок жестокого барона и, тяжело вздыхая, снова спросил:--Что на сей раз выкинул этот мерзавец? По-прежнему стоявший напротив Российского Императора, почтенный морской офицер, полностью разделяя его чувства, тяжело вздохнул, и, решив ничего от него не скрывать, рассказал всё, как есть:--Когда мы с Её Императорским Высочеством Великой княжной Ольгой Фёдоровной прогуливались по шлюпочной палубе, на нас напали подчинённые Браэртона и попытались нас убить, но к счастью всё обошлось. Только, не смотря на это, я посчитал, что Ваше Императорское Величество всё равно, обязаны об этом узнать. Поэтому и пришёл к Вам в столь поздний час. Рассказывая Государю о ночном нападении, капитан Смит внимательно проследил за реакцией венценосца и увидел то, как его красивое, всегда доброжелательное лицо исказилось от праведного гнева, пальцы принялись нервно постукивать по бархатным ручкам кресла, на котором тот продолжал удобно сидеть, сложа ногу на ногу. Услышанное глубоко потрясло его, но больше беспокоило самочувствие горячо любимой племянницы, о чём он, но уже более мягким тоном, снова спросил собеседника, предварительно собравшись с мыслями:--Надеюсь с Великой княжной всё в порядке? Ведь нам с вами ни в коем случае нельзя забывать о её положении, адмирал. В ней будущее благополучие и процветание Российской Империи, а это означает, что мы должны беречь её, как зеницу ока, либо хрустальную вазу. Капитану Смиту можно было об этом и не говорить. Он итак всё знал и понимал. Ведь юная девушка с её ребёнком во чреве, была дорога ему не меньше, чем Российскому Государю, а может даже и больше. Он любил и ценил Ольгу так трепетно и нежно, что даже души в ней не чаял. Она была для него воздухом, которым дышал и смыслом жизни, его счастьем и одновременно бедой, но при этом такой сладкой и горькой. Из его мужественной груди вырвался тяжёлый вздох, но чувствуя на себе пристальный, полный глубокого нетерпения взгляд монарха, капитан Смит заверил Его:--С Её Императорским Высочеством ничего опасного для неё и порфироносного младенца не случилось. Они здоровы и невредимы. Сейчас Великой княжной занимаются фрейлины из-за того, что она до сих пор находится в глубоком обмороке, вызванным душевными переживаниями. Николай испытал огромное облегчение. Его красивое лицо озарилось доброжелательной улыбкой, которой он одарил, ожидающего распоряжений, почтенного капитана. Николай одобрительно кивнул и уже собрался было отпустить собеседника, как, в эту самую минуту, к нему в гостиную грациозно вошла графиня Юлия Волынская, сделав почтительный приветственный реверанс своему Государю, обратилась к главному офицеру:--Её Императорское Высочество пришла в себя, и зовёт вас, сэр! Она находится в моей каюте. Между ними всеми наступило длительное молчание, во время которого капитан Смит, ощущая себя крайне неловко, посмотрел на государя, мысленно прося Его Величество о позволении покинуть Императорские апартаменты, тем-более, что вся его душа и мысли были уже рядом с прекрасной юной возлюбленной. Николай понял чувства собеседника, и, царственно поднявшись с кресла, отправился к дражайшей очаровательной юной племяннице вместе с главным офицером ?Титаника? из-за того, что ему непреодолимо захотелось, лично, убедиться в том, что с ней действительно всё в полном порядке, и этого Николаю никто не мог запретить. Позднее, возлюбленная пара, уже удобно лежащая под тёплым шёлковым одеялом в жарких объятиях друг друга, отдыхала после всплеска безумной страсти. Она накрыла их ласковой тёплой волной сразу после того, как они перешагнули порог каюты самого главного офицера шикарного ?Титаника?. Бурные чувства хлестали через край. При этом любовным ложем капитану Эдварду Смиту с Ольгой служила его скромная, но при этом уютная мягкая постель с воздушным балдахином из зелёного венецианского бархата и золотой органзы. Что касается самой офицерской каюты? В ней стало темно и очень тихо. В стоявших на капитанском столе с расстеленными на нём навигационными картами, серебряных канделябрах, восковые свечи, уже пару минут, как догорели и потухли, распространяя по всему пространству каюты приятный запах роз. Лишь только старинные золотые настенные часы периодически пробивали время, тем самым нарушая тишину. Только, воркующие друг с другом, любовники не обращали на них никакого внимания. Их занимали собственные пламенные чувства, в которых они полностью и без всякого сожаления отдавались, плывя по течению огромной, как океан, любви.--Когда я увидела то, как один из этих бугаёв подставил к тебе нож, намереваясь, убить, у меня вся жизнь пронеслась перед глазами. Я уже успела, мысленно проститься с ней из-за того, что сразу бы после твоей гибели кинулась бы в ледяную пучину.—дрожащим от, до сих пор испытываемого ею, волнения тихим голосом произнесла юная девушка, покрывая жаркими и лёгкими, словно полёт бабочек, поцелуями гладкую кожу лица возлюбленного. Она чувствовала, с какой искренней нежностью он обнимает и самозабвенно поглаживает атласную, источающую приятный ягодный аромат, кожу стройного тела сильными руками, от которых исходило тепло всего его мужественного атлетического и хорошо подтянутого тела. Из мускулистой груди почтенного капитана вырвался тяжёлый вздох, после которого он снова завладел сладкими, как мёд и алыми, словно лепестки роз, нежными губами юной возлюбленной, и, поцеловав их со всем пылом страсти, ласково ей улыбнулся и успокоил:--Но ведь теперь я с тобой, Оля! Со мной всё в полном порядке. Я здоров, полон сил и невредим. Можешь быть, спокойна. Девушка ответила на его поцелуй своим, очень длительным и страстным поцелуем, хорошо ощущая то, как её трепетная и, измученная постоянным беспокойством за жизнь любимого мужчины, душа постепенно сливается с его нежной душой, от чего ей постепенно становилось легко и хорошо. Наконец, наступили долгожданные покой с умиротворением.--Я люблю тебя, мой милый Эдвард! Ты вся жизнь моя, счастье моё! Лишь одним тобой дышу я. Только для одного тебя бьётся сердце мое хрупкое, как хрусталь.—говорила юная девушка избраннику о своих глубоких и чистых, как вода в роднике, нежных чувствах, пока он увлечённо ласкал её, с замиранием в душе слушая каждое слово. Оно согревало его своим приятным теплом, заставляя нежное и, полное милосердия и добра, сердце учащённо биться. Ведь столь красивых и чувственных слов ему ещё до неё никто не говорил.--Слова, подсказанные горячо любящим сердцем, очень красивые. Скажу даже больше, они приятны слуху, Оля.—проговорил, возвышающийся над ней, как скала, Эдвард, с огромной любовью смотря на юную возлюбленную и добровольно утопая в глубокой бирюзе её огромных, словно два лесных озера, глазах. Он чувствовал то, с какой искренней нежностью, она гладит его мужественные плечи, сильные руки и мускулистую спину. При этом юная девушка продолжала, словно в забытьи и лихорадке, шептать ему о своей любви и пылко целовать его доброе морщинистое лицо. Их трепетное воссоединение стало незаметным и осторожным из-за плавных и убаюкивающих степенных движений самого Эдварда. Они напоминали океанские волны, которые то медленно накатывали на песчаный берег, то бережно откатывали обратно вдаль, но при этом, обдавая его приятной морской прохладой. Дождавшись момента, когда возлюбленный, наконец, уснул, юная девушка крайне осторожно высвободилась из его нежных объятий, и, обмотавшись шёлковой простынёй, уже собралась бесшумно встать с постели, как услышала тихий вздох любимого мужчины, заставивший её слегка вздрогнуть от неожиданности и настороженно обернуться. При этом, сердце в трепетной груди забилось от испуга так сильно, что, казалось, ещё немного и выскочит. Только девушка напрасно волновалась. Капитан Смит спал, удобно устроившись в своей постели, о чём свидетельствовало его тихое мирное посапывание, что постепенно успокоило юную девушку. Она даже вздохнула с облегчением, и, одарив любимого ласковым взглядом с нежной улыбкой, выбралась, наконец, из офицерской постели, мягкой поступью кошки подошла к рабочему столу, где были разложены навигационные карты с построенным и просчитанным до мелочей, маршрутом и папки с планами и отчётами об обходах жизненно-важных помещений лайнера, которые она начала увлечённо просматривать, не говоря уже о том, что читать, забыв о бдительности, чем и поплатилась.--Значит, дела нашего корабля продолжают не давать тебе покоя ни днём ни ночью?—донёсся из тишины его спокойный бархатистый голос, заставивший юную девушку, встрепенуться. Она, мысленно признаваясь самой себе в том, что он застиг её врасплох, слегка растерялась, не зная, как и выкрутиться. Только понимая, что говорить ей всё равно придётся, девушка тяжело вздохнула, и, взявшись за хрустальный кувшин с прохладной водой, вылила её в стакан, затем добавив в него омолаживающее травяное зелье, вернулась в постель.--Но ведь каждая добропорядочная мать обязана интересоваться делами своего ребёнка. Разве не так?—с доброжелательной улыбкой на красивом лице ответила на его вопрос юная девушка, грациозно, плавно и медленно протягивая избраннику стакан с водой. Он понимающе вздохнул, и, приняв из её рук стакан, залпом выпил приятное прохладное содержимое, после чего, чувствуя в себе прилив бодрости и новых сил, заключил возлюбленную в крепкие мужские объятия и со словами искреннего умиления:--Моя прекрасная шпионка и знойная соблазнительница!—увлёк на мягкие подушки просторной постели, не переставая, с жаром целовать и отважно ласкать её. Ему снова хотелось полностью раствориться в их запретной, но такой головокружительной любви, заставляющей, забыть обо всём на свете. Ольга не могла, да и не хотела ни в чём отказывать возлюбленному, и, вся трепеща от сладостных ощущений, позволяла ему, делать с ней всё, что захочется его душе, но в пределах разумного. Ведь содомские забавы ими даже не рассматривались из-за того, что были неприемлемыми. Они просто любили и безвозмездно отдавали друг другу всю свою нежность, на какую только способны. Только ни всем хорошо и спокойно было в эту тихую безоблачную звёздную ночь. К таким ночным мытарям относился и жестокий барон Джон Браэртон. После того, как его немного, но хорошенько припугнули родственники ирландской герцогини Корделы, входящие в состав обслуживающего персонала лайнера, он, уверенный в том, что распоряжение шло от Великой княжны, явился к капитанским апартаментам, не сомневаясь в том, что венценосная падчерица находится именно в них. Браэртон был вне себя от гнева и жаждал немедленного отмщения, готовый собственноручно и беспощадно убить её. Только он сначала решил жестоко отыметь девушку на глазах влиятельного любовника, которого никогда не считал авторитетом, но, к его глубокому разочарованию, путь в каюту главного офицера ему преградили, надёжно охраняющие вход в неё, морские русские офицеры, весьма высокого звания, и две преданные молоденькие фрейлины Великой княжны. Они не обращали внимания на, царящий в белоснежном коридоре, полумрак, о чём-то тихо между собой беседуя и не чувствуя никакой усталости и сонливости из-за того, что предварительно выпили тонизирующего зелья, которое им дал личный секретарь Российского Государя, приготовленный самой Ольгой Фёдоровной, ещё за две недели до отправления в триумфальное путешествие. В эту самую минуту, к ним подошёл барон Браэртон, и, воспользовавшись их увлечённым разговором, попытался прорваться вовнутрь каюты, но был остановлен, вовремя спохватившимися, офицерами. Они мгновенно оттеснили его от дверей, вежливо попросив, вернуться на свою, то есть на территорию для пассажиров 2-го класса, где ему самое место.--Контр-адмирал всё равно вас сегодня не примет! Он отдыхает!—тоном, полного безразличия и непоколебимости, произнёс один из охранников. Барон злобно рассмеялся и ядовито заметил, чем и вызвал у, находящихся на своём посту, юных барышень смущение, но неподдельное возмущение у офицеров:--Я уже представляю себе то, с кем и каким образом он отдыхает! Он услаждается порочными ласками и восточными танцами своей царской шлюхи, то есть моей падчерицы, принцессы Ореолы! С такой породистой девкой и я бы с удовольствием покувыркался, но поимел бы её жёстко и во все отверстия без всяких церемоний и предварительных сюсюканий! Ведь принцесска эта обычная… Такого оскорбления в адрес главного офицера ?Титаника? с его прекрасной юной возлюбленной, офицеры не смогли, молча, стерпеть. Ведь здесь были задеты не только их честь, но и интересы Российского Государя. Такое можно было смыть только кровопролитием, а именно дуэльным поединком. Хотя, по их усмотрению, барон казался им слишком недостойным для этого человеком, хотя и был дворянином. Только для защиты чести главного офицера и его прекрасной юной возлюбленной, они решили снизойти до драки с бароном. Осталось решить, кто станет защитником и секундантами, хотя проблемы с этим вопросом ни у кого из них не было. Ведь каждый из присутствующих здесь офицеров согласился бы на это. Тем временем в капитанской каюте, возлюбленным пришлось насторожиться из-за того, что они отчётливо услышали шорох за дверью и возмущения. Охранники с кем-то спорили из-за чего-то. Удобно лежащие в постели и прижавшись друг к другу, возлюбленные внимательно к ним прислушивались, и едва не потеряли дара речи от, испытываемого ими, ужаса. Деспотичный барон настиг их и здесь на офицерской территории. Они потрясённо смотрели друг на друга, прекрасно понимая одно, что как бы ни старались всеми силами избежать, война с бароном Браэртоном всё равно настигла их. Им осталось лишь принять её и бороться за себя, любовь, своего ещё не рождённого ребёнка и благополучие корабля с пассажирами.--Мы находимся словно на, готовом в любую минуту, взорваться взбесившемся вулкане, который готов был уже вот-вот накрыть всё вокруг на своём пути облаком смертоносного пепла. Только мой отчим не учёл одного, что я и есть та самая огненная лава, которая погребёт под собой всех своих врагов!—воинственно произнесла Великая княжна Ольга Фёдоровна, пристально смотря в добрые, но полные невыносимой усталости и страха за их жизни, льдисто-голубые глаза любимого мужчины. Она с тихим вздохом снова легла к нему на мужественную грудь своей шелковистой златокудрой головой, легонько щекоча ему гладкую кожу, и заботливо обняла. Капитан Эдвард Смит тяжело вздохнул и крайне бережно накрыл изящную руку своей сильной рукой, чувствуя то, как его всего переполняет приятным теплом.--Ольга, если хотите, я могу пойти и успокоить их.—наконец, любезно предложил он возлюбленной, периодически посматривая на свой бархатный тёмно-зелёный халат, свисающий со спинки его любимого кресла, стоявшего возле кровати и на расстоянии вытянутой руки, которой он с огромной нежностью обнимал любимую девушку. Она, же, всё это время не переставала гладить его по груди, чувствуя спокойный тихий стук отзывчивого доброго сердца. Он весь дрожал от приятного волнения, вызванного её очень бережным прикосновением, из-за чего его дыхание стало прерывистым, не говоря уже о том, что голова шла кругом. Он судорожно вздохнул и, на мгновение, закрыл глаза, пытаясь, тем самым, успокоиться и привести мысли в порядок.--Нет, любовь моя! Думаю, не стоит дразнить моего отчима. Пусть он немного остынет, а то мы для него, как для быка красная тряпка. Не зачем лезть на рожон.—услышал почтенный капитан, откуда-то, словно из вне, донёсшиеся до него, разумные слова юной возлюбленной. Он мысленно признал, что не может их проигнорировать, и, прислушавшись к ним, остался рядом с любимой девушкой. Тем-более, что сон уже начал постепенно одолевать его, как и её. Они так и уснули в нежных объятиях друг друга. Так незаметно прошла яркая на события ночь, и наступил рассвет тринадцатого апреля, то есть четвёртого дня приятного морского путешествия, окрасивший все помещения великолепного ?Титаника? в яркие цвета, не говоря уже о солнечных лучах, дерзко вырывающих пассажиров из ласковых объятий Морфея и заставляющих их, пробуждаться. Что касается офицеров? Они находились на посту и в ожидании появления своего командира подводили итог прошлой ночи, прекрасно понимая, что он придёт к ним ещё не скоро. Офицеры не ошиблись в своих догадках. Их капитан действительно задерживался из-за того, что до сих пор находился в своих просторных апартаментах и в уютной постели, скрытый в газовых вуалях балдахина, хотя уже и не спал. Он тихо беседовал с юной возлюбленной, удобно устроившейся на его мужественной груди. При этом возлюбленные смотрели друг на друга с огромной нежностью и ласково улыбались.--Мы с нашим сыночком уже проголодались. Думаю вы тоже, мой адмирал.—всё с той же душевной весёлостью, сменив тему их общего разговора, заметила юная девушка, в ожидании его позволения на то, чтобы выйти из каюты и послать кого-нибудь из охранников в ?итальянский ресторан? с целью распоряжения на счёт завтрака для самого главного офицера. Капитан Смит понял чаяния любимой девушки, и, не желая, её задерживать, одобрительно кивнул и заворожённо проследил за тем, как она плавно, осторожно, но при этом очень грациозно выбралась из его нежных объятий, и, надев поверх шёлковой полупрозрачной комбинации тёмно-зелёный бархатный халат избранника, мягкой поступью кошки, бесшумно вышла в коридор, провожаемая его ласковым взглядом. При этом из мужественной груди почтенного капитана вырвался трепетный вздох, после которого он дождался момента, когда за юной девушкой бесшумно закрылась дверь, что позволило ему, завернувшись в покрывало, выбраться из постели и уйти в ванную-комнату. Тем временем, юная Великая княжна, уже отправившая одного из охранников в ?итальянский ресторан? на поиски личного официанта своего возлюбленного с распоряжением, принести в капитанскую каюту лёгкий завтрак, рассчитанный на две персоны, и сейчас, в терпеливом ожидании возвращения охранника с официантом, тихо беседовала с одной из охранниц. Они стояли посреди белоснежного и, украшенного гипсовой лепниной, офицерского коридора на пёстрой ковровой дорожке, залитые мягким светом от, включенных хрустальных ламп бра. Они были выполнены из серебра и прикреплены к стенам. В своём душевном разговоре с охранницами, юная девушка пыталась выяснить о том, как офицерам дяди Ники удалось угомонить барона Браэртона. В эту самую минуту к ним и подошёл личный официант почтенного морского капитана с серебряным подносом, на котором в фарфоровых тарелках и чашках дымился ароматный завтрак, в сильных руках. Юная девушка встретила молодого человека доброжелательной улыбкой, и, обменявшись с ним парой любезных фраз, приняла из его рук поднос, встревоженно задав один вопрос:--А дегустатор пробовал? Надеюсь, никто не осмелился подлить яд в еду? Я, конечно, не хочу никого из вас обижать, уважаемые господа, своим недоверием. Только мы обязаны предусмотреть все нюансы, когда на борту ?Титаника? плывёт такой коварный и скользкий тип, как барон Джон Браэртон с его людьми, а от них можно ожидать любого коварства. Девушка напрасно беспокоилась. Молодой официант даже и не думал обижаться на её предосторожность. Он хорошо понимал её, и, почтительно поклонившись, любезно успокоил:--Можете не беспокоиться, достопочтенная госпожа. Я уже не первый год обслуживаю капитана и, понимая то, что может возникнуть любая опасная для его жизни ситуация, ведь на борту плывут разные люди, от которых можно ожидать всё, что угодно, сначала пробую всё сам, а уж потом несу к нему. Девушка поверила ему, хотя и после ухода того, сама всё попробовала, и, выждав немного, убедилась в том, что их с Эдвардом завтрак, действительно не отравлен, вернулась в каюту, провожаемая потрясёнными взглядами охранников, понимающих то, что их госпожой движут на столько сильные светлые нежные чувства к командиру лайнера, что ради его безопасности и благополучия она готова даже сама стать его дегустатором, совсем не заботясь о том, что подвергает жизнь огромному риску. В эту самую минуту, уже полностью одевшись, капитан Смит активно освобождал рабочий стол от, хаотично разложенных на нём, навигационных карт и папок с планами и отчётами, аккуратно складывая их в сейф и не понимая одного, почему возлюбленная так долго не возвращается к нему. Он даже успел по ней соскучиться, но вот, наконец, она вернулась с искренними извинениями о вынужденной задержке.--Я должна была убедиться в том, что нас с тобой ни попытаются в очередной раз отравить сами, наверное, знаете какие недоброжелатели.—с чарующей и очень пленительной улыбкой объяснила возлюбленному юная девушка, крайне бережно расставляя тарелки с едой и разливая чай по чашкам. Каждое её действие и движение было наполнено природными грацией, мягкостью, изяществом и пластичностью. Они излучали тепло. Точнее, юная девушка была сама, как солнечный луч, согревающий трепетную душу, стоявшего в молчаливой задумчивости и рядом с ней, капитана Смита. Наконец, он умилённо вздохнул, и, бесшумно подойдя к девушке сзади, заключил её стройный стан в крепкие объятия и с упоением зарылся лицом в золотистый шёлк роскошных длинных густых волос любимой, с огромным наслаждением вдыхая их приятный ягодный аромат. Он кружил ему голову, заставляя, учащённо биться сердце.--Эдвард, что ты делаешь?—млея от нежности, пробормотала юная девушка, чувствуя, как его горячее ровное дыхание щекочет атласную кожу её лебединой шеи и изящных плеч, что вызывало в ней приятную дрожь. Она даже плавно обернулась к нему, улыбающимся от огромного счастья, красивым лицом и ласково обвила мужественную шею возлюбленного изящными руками. При этом, трепетная душа и горячо любящее сердце юной девушки замерли в нежном ожидании поцелуя. Она дождалась. Капитан Эдвард Смит осторожно накрыл её сладостные алые, словно спелая клубника, губы своими мягкими губами и принялся целовать их со всем пылом головокружительной страсти, льющейся из самых сокровенных уголков его существа. Он был беспощаден в чувствах и напоминал собой бушующий вулкан, который даже и не собирался затухать. Наоборот. Он распалялся с каждым поцелуем всё больше. Чуть позже, одетая в шёлковое персикового цвета платье со вставками серебристого кружева, юная девушка шла по офицерскому коридору, глубоко погружённая в романтические мысли, а на красивом лице сияла счастливая улыбка, при этом каждый её шаг наполняла лишь, свойственная ей одной, лёгкость и изящество. Но так продлилось недолго. Вскоре душевный подъём юной девушки, как волной смыло из-за того, что у неё на пути возник один из охранников Браэртона. Он похотливо смотрел на девушку и, буквально раздевал глазами, что, внутренне, заставило её всю поёжиться от отвращения. Она насторожилась, не зная того, какой подлости от них ждать. Только инстинкт самосохранения оказался настолько велик, что девушка мгновенно опомнилась, и, отогнав от себя тревожные мысли, уже собралась было настоятельно потребовать у головореза того, чтобы тот немедленно пропустил её, если не хочет угодить в лапы к волчьей стае, как в эту самую минуту ощутила внезапный удар по голове. Девушка не успела даже ничего понять, как у неё тут же потемнело в глазах, и подкосились ноги. Она провалилась в чёрную бездну, из которой, как, казалось, ей уже никогда не выбраться, но её из неё вырвали так же резко, как и вогнали. Не известно, сколько прошло времени прежде, чем она очнулась, ощущая невыносимую боль в голове, от которой ей хотелось кричать. В её, ещё затуманенные пеленой, глаза бросился яркий, вернее, ослепляющий свет. От него ей непреодолимо захотелось закрыться руками, но она не могла этого сделать. Девушка чувствовала, что была крепко связана прочными верёвками и, по ощущениям, лежала в узкой и не удобной металлической ванне. Она была сырой и холодной.--Капитанская подстилка наконец-то очнулась!—донёсся до неё откуда-то сверху издевательский хохот чьего-то знакомого и неприятного голоса, прорезавшего мрачность тишины, словно жужжание электрической пилы, благодаря чему, её сознание полностью вернулось к ней, а в голове и глазах прояснилось окончательно. Это по приказу деспотичного отчима она оказалась здесь, в его ванной-комнате, связанная по рукам и ногам.--Господи, барон, что вы делаете? Ведь если весть о ваших коварных махинациях дойдут до моего отца, короля Великобритании, он прикажет казнить вас сию же минуту!—ещё слабым голосом произнесла юная девушка. В её вразумительных словах ощущалось нескрываемое предостережение, которым Джон даже и не собирался внимать. Вместо этого, он ответил ей взаимной угрозой, обжёгшей её, словно пощёчиной:--Ты лучше бы подумала о том, что он сделает с тобой и твоим, сующим везде свой нос, неугомонным любовником, дорогуша! Между ними воцарилось ещё более мрачное молчание, чем прежде, во время которого жестокий барон успел заметить то, как бирюзовый, полный искренней воинственности, взгляд юной и, до невозможности аппетитной, падчерицы мгновенно потух и наполнился глубокой отрешённостью. В нём даже заблестели предательские слёзы невыносимого отчаяния и обречённости. Видя, что он одержал над ней верх, Джон восторжествовал, немного поразмыслив, продолжил издеваться.--Знаешь, пожалуй, мы не станем ждать гнева короля. Лучше я сам убью тебя и твоего любовника! Вы с ним останетесь здесь, на корабле, в моей ванной-комнате, замурованными в бетон.—наигранно любезным тоном сообщил падчерице барон. Только юная девушка даже и не думала сдаваться ему и попыталась в последний раз вразумительно повлиять на него. Она снова воинственно посмотрела на отчима пристальным взглядом и произнесла:--Заверяю вас в том, что с укрытием улик у вас ничего не получится. Даже, если вы и убьёте меня вместе с Эдвардом, затем похоронив в этой ванной под плотным слоем бетона, вы не скроете это в тайне! Нас всё равно станут искать оба правящих дома: Романовы и Кобург-Готтские! Я уже молчу об адмиралтействах обеих держав! Рано или поздно они найдут наши тела. У спецслужб возникнут вопросы, к которым подключится пресса. Что тогда станете делать? Ведь разразится настоящий скандал. Вот тогда у вас, действительно, начнутся настоящие проблемы. От них вы никогда не отмоетесь! Ведь жестокое убийство столь важных персон, как я, представитель обеих Венценосных династий, и морской офицер, весьма, значительного звания, каковым является капитан Смит, окажется слишком громким делом. Только и жестокий барон не собирался так легко ей поддаваться, хотя и мысленно признавал разумность её слов. Он лишь злобно рассмеялся в красивое, но полное всё той же воинственности, лицо юной девушки и прошипел, словно, вставшая в боевую позицию, гремучая змея:--Не беспокойся! Никто вас не найдёт потому, что я утоплю этот корабль. От таких его слов у юной прекрасной и пылко любящей девушки захватывало дух от, переполнявшего её всю, ужаса. Он сковал Ольгу, словно лёд, лишая возможности, бороться за себя и за возлюбленного. Единственное, о чём она мысленно не переставала, молиться так это о том, чтобы у Эдварда хватило ума не отправляться на её поиски, что, в случае обратного, стало бы для него равносильно смерти. Она даже решила пойти на поводу у отчима лишь для того, чтобы усыпить его бдительность, а затем, когда он меньше всего этого ожидает, сбежать.--Я так понимаю, вам подавай жестокие и извращённые утехи? Мне бы хотелось попробовать. Только у меня будет одно условие—доминировать стану я по праву высокородности!—внезапно и загадочно ему улыбаясь, уступчиво предложила отчиму юная девушка, кокетливо облизнув, пересохшие от волнения, соблазнительные губы. У неё получилось поймать его на, удачно заброшенную, удочку. Он клюнул, чувствуя, как похоть овладевает им, лишая разума и зрения. Барон о таком предложении девушки не мог и мечтать в самых диких снах, из-за чего, не желая, откладывать долгожданный момент, вытащил её из ванной и развязал, что ей было лишь на руку. Она внимательно осмотрелась по сторонам в поисках какого-нибудь тупого предмета, который смог бы помочь ей привести отчима в бессознательное состояние, но так ничего и не найдя, решила импровизировать, хотя и была глубоко разочарованна. Только делать было нечего. Пришлось выкручиваться.--Ну, с чего начнём твоё обучение, моя госпожа? Твой смиренный раб весь во внимании?—привлекая к себе её внимание, сладко покорным голосом поинтересовался барон, протягивая ей кожаную плеть, даже и не подозревая о том, что юная девушка только этого и ждёт. Она, выйдя из своей глубокой задумчивости, одобрительно улыбнулась, и, забрав из его рук плеть, принялась нещадно избивать его, тем самым выплёскивая на него всё, что у неё накопилось до тех пор, пока он ни начал стонать, не известно от чего: то ли от удовольствия, то ли от боли. При этом барон беспрестанно ползал у неё в ногах, лишь сильнее распаляя. Девушка уже начала выбиваться из сил: эмоциональных, физических и моральных, хорошо ощущая, пробиваемую её, нервную дрожь. Она была уже близка к истерике и, казалось, ещё немного, забьёт отчима до смерти. К счастью, в эту самую минуту, словно почувствовав, что девушка нуждается в его помощи, в каюту вошёл офицер Лайтоллер. Он возвращался с утреннего обхода лайнера, и, проходя по коридору с каютами, предназначенными для пассажиров первого класса, располагающиеся на палубе С, услышал, доносящиеся и полные морального и эмоционального изнеможения, громкие высказывания юной девушки.--Вы, же так убьёте его, сударыня!—отрезвляюще воскликнул Лайтоллер, тем-самым приводя возлюбленную своего наставника в чувства и забирая из её рук, уже окровавленную плеть. Он брезгливо взглянул на орудие пыток и удовольствия садистов и без всякой жалости отбросил его в сторону, не обращая внимания на восхищённые крики, истекающего кровью, барона, который, казалось, впал в полный экстаз и не обращал внимания на раны. Только юная девушка уже ничего не говорила на это из-за того, что была, словно ошалелая. Её всю трясло. Бирюзовые глаза выражали полное безумие и глубокую отрешённость. В общем, она находилась в не адекватном душевном состоянии. Из этого офицер сделал для себя неутешительный вывод в том, что ему лучше, как можно скорее увести Великую княжну отсюда. Он тяжело вздохнул, и, накинув на неё свой тёмно-синий, почти чёрный китель, и, не говоря ни единого слова, вывел из каюты барона и повёл её на мостик, намереваясь, передать девушку в заботливые руки своего начальника. Что касается барона? Лайтоллер приказал первому, встреченному ими, стюарду, отправляться немедленно за судовым медиком и вместе с ним отправляться в каюту первого класса под номером С-60 и оказать барону Браэртону необходимую помощь. Тем временем, ничего не знающий о том, какому морально-эмоциональному испытанию подверглась его прекрасная нежная юная возлюбленная, капитан Эдвард Смит стоял в управленческой рубке и лично сжимал сильными руками лакированные ручки штурвала. Это занятие всегда успокаивало и наводило порядок в его мыслях. Только здесь он чувствовал себя на своём месте и полноценным хозяином положения, целиком сосредоточившись на деле. Даже в это прохладное утро, капитан был глубоко погружён в свои мысли о корабле, не обращая внимания на холодный ветер, пронизывающий его насквозь. Он лишь сильнее укутался в своё пальто.--Распорядитесь о сбавлении хода судна до 21 узла, мистер Уайлд! Нам не зачем гнать его на всех парах. Погода стоит спокойная, и нет никаких опасностей для того, чтобы нам постараться их как можно скорее преодолевать. Скоростными испытаниями будем заниматься постепенно, как и обкаткой двигателей.—приказал своему старшему помощнику капитан. Тот, довольный его мудрым рассуждением, почтительно откланялся и взялся за выполнение распоряжения. Капитан проводил его одобрительным взглядом и снова погрузился в свои мысли, но в этот раз о любимой девушке, с которой расстался пару часов тому назад. Он не сомневался в том, что в эти минуты она мило проводит время в кругу венценосной семьи в их апартаментах. Именно по этой причине, капитан и не беспокоился за неё. Только ему пришлось выйти из глубокой задумчивости, и мыслями вернуться на корабль, которым управлял, так как, в эту минуту, на мостик вошли, тихо, но с душевным характером о чём-то друг с другом беседуя, офицер Чарльз Лайтоллер и Великая княжна Ольга Фёдоровна Романова, до сих пор выглядевшая очень взволнованной и возбуждённой, но уже владеющей собой. Здравый смысл вернулся к ней. Она, конечно, понимала, что в отношении отчима погорячилась и едва не довела себя до греха, что не давало покоя её измученной душе.--Что теперь со мной будет, мистер Лайтоллер? Ведь я чуть не убила человека. Придётся, ли мне как-то отвечать за содеянное?—внезапно и с чрезвычайной серьёзностью на красивом лице, так же тихо, как и прежде, спросила она у второго офицера, ставшего её защитником, при этом израненное невыносимыми страданиями, сердце в её трепетной груди билось так сильно, что, казалось, ещё немного и оно выскочит. Конечно, ей было уже всё равно, что с ней будет. Ведь справедливое наказание рано, или поздно, должно настигнуть каждого. Она готова была понести его. Лайтоллер хорошо понимал чувства юной девушки с её готовностью, принести себя в жертву справедливому правосудию. Он печально вздохнул, и, бросив беглый взгляд на своего начальника, уже тоже заметившего их присутствие в рулевой рубке, разумно заключил:--А это уже, как решит наш капитан, Ваше Императорское Высочество! Всё на его усмотрение. Девушка всё поняла и замерла в трепетном ожидании вердикта, глубоко уйдя в свои мрачные мысли, и совсем не слышала, происходящий между капитаном и офицером Лайтоллером объяснительный разговор, во время которого он частенько с огромной нежностью посматривал на любимую девушку, одаривая её ласковой улыбкой, которая согревала ей, истерзанную невыносимыми страданиями, трепетную душу.--Ну, что же! Раз барон сам оказался наказан собственным пороком, нам больше нечего о нём говорить!—подводя, наконец, итог их, весьма неприятному, но справедливому разговору, мудро рассудил капитан, давая своему помощнику понять о том, чтобы тот встал за штурвал, при этом в его словах ощущалась явная брезгливость в отношении барона. Он даже был немного смущён. Лайтоллер понял начальника с полуслова и сменил его за штурвалом. Капитан, со своей стороны, не стал мешать ему, и, бесшумно подойдя к юной возлюбленной, галантно взял её себе под руку и, молча, вышел вместе с ней на смотровую площадку для того, чтобы им никто не помешал поговорить по душам. Оказавшись там, они принялись пристально смотреть друг на друга, что уже начало изрядно изводить юную девушку, из-за чего она решила нарушить их мрачное молчание:--Значит, ты лично, решил объявить мне о наказании, Эдвард? Ну, и, что, же ты решил? Только, пожалуйста, не молчи, ведь твоё молчание убивает меня! В её словах чувствовалось столько невыносимой душевной боли и обречённости, что капитан Смит не выдержал. Он решительно заключил девушку в свои объятия. Она замерла в трепетном ожидании, и, закрыв глаза, тяжело вздохнула, но открыв их снова, к своему ужасу, увидела то, как её возлюбленный внезапно побледнел, и, схватившись за горло, начал задыхаться. В его ясных добрых глазах помутнело, затем держась руками за металлическую стену, стал плавно оседать, пока ни потерял сознание и ни рухнул на пол.--Эдвард!—в ужасе воскликнула юная девушка, кинувшись к нему и не обращая внимание на, столпившихся возле неё офицеров, тоже ошарашенно смотрящих на, разыгравшуюся на их глазах, драму. Только понимая, что у них совершенно нет времени на растерянность из-за того, что каждое их промедление может стать роковым для их дорогого капитана, Ольга собралась с мыслями, и, подозвав к себе офицера Лайтоллера, попросила помочь ей с вливанием в рот капитану зелья, которое прочистит ему желудок и побыть с ним, пока всё это происходит.--Мне необходимо найти из ларца соответствующее противоядие. Только для этого я отправлю фрейлину в мою каюту в императорских апартаментах. Это займёт несколько минут.—быстро, но очень серьёзным тоном объяснила офицеру девушка, грациозно поднимаясь с пола. При этом, они обменялись друг с другом чрезвычайно тревожными взглядами, в которых отчётливо читалась взаимная решительная борьба за жизнь их капитана, приведением в чувства которого уже во всю активно занимался Лайтоллер и, принёсшие небольшой медный таз, матросы.--А Вы куда?—в панике спросил юную девушку офицер, предварительно уложив своего начальника на бок и, теперь смотря на неё, как на спасительный плот в бушующем море. Он был, одновременно растерян и обеспокоен. Великая княжна хорошо понимала его чувства, ведь она сама не находила себе места от опасения за жизнь любимого мужчины, которого, в данный момент рвало и выворачивало нещадно. При этом глаза покраснели и блестели от слёз. Он, хотя и очнулся, но чувствовал себя крайне скверно. Голова болела так нестерпимо, что, казалось, раскалывалась на сотни мелких кусков. Сердце в груди билось, как сумасшедшее. Всегда доброе лицо почтенного капитана выражало полное измождение. Он, хотя и снова начал здраво мыслить, не понимал одного, что с ним такое происходит. При этом, его уже больше не выворачивало. Не смотря на то, что он притих, по-прежнему находящийся возле него, Лайтоллер выждал немного, и, полностью убедившись в том, что таз его начальнику больше не нужен, подозвал к себе, стоявшего немного в стороне и в полном оцепенении, матроса, приказал ему унести таз. Затем Лайтоллер внимательно проследил за выполнением приказания, и, дождавшись ухода того, дал начальнику выпить своё универсальное противоядие, которое постоянно носил с собой во внутреннем кармане своего кителя. Что-то подсказывало молодому офицеру о том, что по каким-то непонятным причинам, известным лишь самому капитану, он случайно забыл взять с собой заветный и жизненно важный пузырёк. Ольга внимательно проследила за благородным поступком второго офицера, и, одобрительно ему, улыбнувшись, вернулась к почтенному избраннику, уже просто лежащему на деревянном полу мостика. Он тяжело и прерывисто дышал. Его добрые льдисто-серые глаза были влажными от слёз и плотно закрытыми. Видя это, юная девушка снова плавно опустилась на колени рядом с ним и обменялась с Лайтоллером понимающим и подбадривающим взглядом.--Сейчас, должно стать немного по легче, но только всё равно, нам лучше отнести капитана в его каюту. Там ему будет намного удобнее и спокойнее, чем здесь.—мудро рассудила она, ласково гладя любимого мужчину по голове.