2 глава. (1/1)

Так незаметно наступил вечер. На великолепном корабле, постепенно загорались ночные огни. Пассажиры всех трёх классов собирались на ужин. Российская Императорская Семья не стала исключением. Они готовились пойти в главный ресторан, предназначенный для пассажиров первого класса и расположенный на палубе D. Он был выполнен в воздушном итальянском стиле из белого мрамора. В его изящное убранство входили: гипсовая лепнина, рифлёные колонны, расписные витражи на окнах, которые имели форму арок и, растянутый на паркете, пёстрый ковролин. В больших хрустальных люстрах отражался яркий свет, плавно распадающийся на мелкие разноцветные огоньки, которые были похожи на бриллианты. Русские решили присутствовать только на официальной части фуршета, посвящённого благополучному сегодняшнему отбытию в самый дебютный круиз ?Титаника?. Пока же они находились каждый в своей каюте и отдыхали, наслаждаясь великолепными морскими пейзажами из окна.--Оленька, какую книгу ты с девочками и Алёшей хотите, чтобы я почитал для вас после ужина? Может, что-нибудь из русской классики, приключений или дамский роман!—обратился Николай за советом к, сидящей на бархатном пуфике цвета сирени перед зеркалом-трюмо, очаровательной юной возлюбленной. В мягком медном свете, горящих в золотых подсвечниках, ароматических свечей, она была прекрасна и, порой даже, загадочна. Девушка расчёсывала густые длинные спиральные волосы серебряным гребнем и мечтательно смотрела в своё отражение. В нём она, отчётливо видела, с каким увлечением император перебирает книги разных жанров и писателей, сложенные на стеклянном журнальном столике, в две небольшие стопы, но ни на одной из них так и не может остановиться. Девушке стало, искренне, жаль его. Она сдержано вздохнула, и, нежно улыбнувшись, рассудила:--Ники, думаю, что вечер семейного чтения, лучше отложить на завтра. Ведь после банкета и выпитого шампанского, нам будет не до книг. Николай, на мгновение, призадумался, и, согласившись с её, весьма, разумными словами, бесшумно приблизился и обнял за изящные плечи, скрытые под шёлковой тканью великолепного платья. --Ты права, милая моя Оленька! У нас найдётся занятие, куда приятнее, чем чтение.—зачарованно зашептал он на ухо возлюбленной, обдавая её горячим завораживающим дыханием, вызывающим в ней лёгкий душевный трепет. Девушка вся задрожала от приятного волнения, из-за чего, слегка, смутилась, и, плавно обернувшись, застенчиво улыбнулась ему. Сердце учащённо билось, а алые, как ягоды клубники, губы взывали к жарким поцелуям. Вскоре их уединение было нарушено появлением графини Юлии Волынской. Девушка почтительно поклонилась, и, принеся свои глубокие сердечные извинения, за то, что нарушила Их мирную романтическую идиллию, осведомилась у госпожи, будут ли дальнейшие распоряжения. Николай с Великой княжной Ольгой Фёдоровной обменялись между собой нежными взглядами и ласковыми улыбками и, нехотя, отстранились друг от друга.--Можешь быть, свободна, Юленька! Сегодня у меня для тебя нет распоряжений!—доброжелательно проговорила молодая госпожа, отпуская преданную фрейлину. Девушка всё поняла, и, снова почтительно откланявшись, направилась к выходу из императорских апартаментов, но была остановлена просьбой Государя. Он бесшумно и мягкой поступью подошёл к ней и распорядился:--Найди капитана и передай ему, что мне хотелось бы обсудить вместе с ним и мистером Эндрюсом детали перевода ?Титаника? и передачи его русским инженерам и офицерам! Сумерки сгустились над морем, окрасив всё вокруг в тёмно-синие и бирюзовые тона. Поддувал лёгкий ветерок. На зеркальной воде появилась еле заметная рябь, когда шикарный океанский пассажирский лайнер ?Титаник? бросил якорь у берегов французского портового города Шербур. Это была его первая остановка. Мелкие пароходы ?Номадик? и ?Траффик? доставили на борт несколько почтовых ящиков и часть людей, которые не успели взойти на борт в Саутгемптоне. Капитан стоял на смотровой площадке мостика и, лично, внимательно за всем следил, пока его не окликнул тихий нежный голос Великой княжны Ольги Фёдоровны Романовой. Капитан, хотя и пытался бороться с собой, но всё равно весь, предательски, затрепетал от душевной нежности, до сих пор испытываемой им, к венценосной красавице. Наконец, справившись с собой, он плавно и медленно обернулся на голос. Перед ним стояла Великая княжна Ольга Фёдоровна, прекрасная и юная спутница Российского Государя Императора. В серебристом отсвете луны и прожекторов она, казалась загадочной. Девушка была одета в платье турецкой султанши времён XVI столетия, выполненное из тончайшего полупрозрачного шёлка стального голубого цвета, имеющее глубокое декольте, которое закрывало соблазнительную пышную грудь, лишь на половину. Платье дополнял парчовый серебристый кафтан, не доходящий до полов юбки несколько сантиметров. Оно не имело рукавов. Вместо них, от плеч опускались покрывала того же тона и из той же ткани, что и платье, скреплённые бриллиантовой брошью. Длинные золотисто-каштановые волосы были распущены и держались на золотой диадеме в форме змейки, голова которой спускалась на открытый лоб. На лебединой шее юной девушки переливалось всеми цветами радуги сапфировое колье с топазами и бирюзой. Изящные руки скрещены на животе. На соблазнительных алых, и, зовущих к жарким поцелуям, губах сияла искренняя доброжелательная улыбка.--Простите, что отвлекаю вас от важного дела.—тихо и мягко проговорила девушка, ловя на себе пристальный зачарованный взгляд капитана, в котором читалось непреодолимое желание, заключить её в крепкие объятия и целовать в медовые губы, забыв обо всём и всех на свете. Он судорожно сглотнул, отчаянно и мысленно, молясь о том, чтобы Ольга не заметила его порочных чувств.--С вами что-то не так, сэр?—встревожилась она, видя, что с ним творится что-то странное. Ей даже пришлось, осторожно дотронуться до его мужественных широких мускулистых плеч изящными руками и пристально всмотреться в приветливые серые глаза. Он тяжело вздохнул, и, через силу выдавив из себя, как ему казалось, доброжелательную искреннюю улыбку, заверил:--Со мной всё в порядке, юная Ольга! Вам не о чем беспокоиться! Мягкие слова капитана возымели успех. Девушка вздохнула с огромным облегчением и, мысленно, вознесла хвалу Господу Богу.--Ох! Вы меня так напугали, что моё трепетное сердце до сих пор никак не может успокоиться! Даже сейчас оно бешено колотится в груди! Вот, пожалуйста, послушайте!—дрожащим от волнения, приятным, немного, тихим голосом проговорила она, робко приложив его руку к груди ладонью вниз и накрыв её своей рукой. Их пристальные взгляды встретились и, надолго задержались. Чувствуя под своей рукой пульсацию трепетного девичьего сердца и её пристальный, полный глубокой нежности, взгляд, капитан Смит снова судорожно вздохнул, стараясь сохранить в себе остатки самообладания, что было, крайне непросто.--Я глубоко тронут Вашей заботой обо мне, Ольга. Только, позвольте, узнать, для чего Вы пришли сюда? Да, и, почему Государь отпустил Вас одну?—обретя, наконец, дар речи, осведомился он, заинтересованно смотря в её глубокие, как море, бирюзовые глаза. Девушка скромно улыбнулась ему одной из своих самых очаровательных невинных улыбок, и, вспомнив истинную причину визита, скромно ответила:--Я пришла к вам по просьбе моего Повелителя, чтобы передать Его желание переговорить с вами и мистером Эндрюсом после официальной части ужина в кают-компании о деталях передачи ?Титаника? в заботливые руки Российских моряков и технологов по окончании трансатлантического круиза. Капитан всё понял, и, отойдя от девушки на шаг назад, с облегчением вздохнул и попросил передать Государю то, что он, вместе с Эндрюсом, с удовольствием побеседуют с ним в кают-компании сразу, как закончится официальная торжественная часть ужина. Ольга всё поняла, и, поднявшись на ступеньку борта наблюдательного пункта, задумчиво принялась смотреть в ту сторону, где вечернее небо, плавно сливалось с океаном. Её обдавало приятной прохладой лёгкого прибрежного ветерка. Она успокаивала и внушала уверенность в себе. В эту минуту до неё донёсся пронзительный сигнал об отправлении, поданный из управленческой рубки кем-то из офицеров. ?Титаник? поднял якорь, после чего, плавно и медленно стал покидать берега портовой французской провинции, сопровождаемый дельфинами, которые что-то кричали людям, собравшимся на верхних палубах и машущих своим родственникам, проводившим их в увлекательное путешествие. Наблюдая за этим, волнующим нежную душу, действием, Ольга трепетно вздохнула. Она чувствовала, с какой искренней заботой капитан Смит сжимает её руку в своей руке, в знак поддержки. Он хорошо понимал, что, сейчас, происходит в душе юной девушки и, даже, видел предательские слёзы в её бирюзовых глазах. Прохладный морской ласковый ветер привёл девушку в чувства. Она уверенно смахнула солёную слезинку с бархатистой щеки, почувствовав себя, крайне, неловко от проявления чрезмерной чувствительности. Собравшись с мыслями, девушка снова взглянула на заботливого, стоявшего рядом с ней, главного офицера ?Титаника? и искренне попросила у него прощения за свою слабость. Он улыбнулся ей одной из самых обворожительных доброжелательных улыбок и, подбадривая, проговорил приветливым бархатистым и немного хрипловатым голосом, от которого у девушки всегда по телу бежали мурашки, когда они оставались одни, во время душевной беседы. --Мне понятны Ваши чувства, Ольга! Такие события всегда волнуют и затрагивают душу! Отдаление корабля от берега очень трогательное мероприятие! Девушка в очередной раз трепетно вздохнула, и, выдержав короткую паузу, набралась мужества и спросила у него то, что давно собиралась, но так и не находила в себе смелости:--Скажите, только честно! Вам понравился мой танец во время нашего музыкального вечера, когда мы переводили ?Титаник? из Белфаста в Саутгемптон и в ходе его испытаний? Признайтесь, ведь вам хотелось призвать меня к себе! Только вы не стали так явно проявлять чувства и из уважения к Николаю, предпочли уйти в сторону! Теперь наступил черёд капитана погрузиться в глубокую, но нежную задумчивость. Он не знал, что и сказать. Ольга итак уже всё сказала за него. Ему осталось, лишь крепче сжать её руки в своих руках и трепетно вздохнуть. От воспоминаний о её, весьма, грациозном и смелом танце в великолепном восточном наряде из струящегося полупрозрачного шёлка, органзы и газа, он смутился. Когда же он, наконец, собрался с мыслями и захотел, снова, заговорить с Ольгой, к ним подошёл молодой матрос, и, почтительно поклонившись им, произнёс:--Сэр, простите, что вмешиваюсь в ваш приятный разговор с Её Императорским Высочеством Великой княжной. Только мистер Исмей приказал мне, передать вам о том, что ему хочется, поговорить с вами. Он будет ждать вас в бойлерной. Капитан устало вздохнул, мысленно признавая, что ему совсем не хочется, общаться с Исмеем. Только ничего не мог поделать. Ведь тот всё-таки генеральный директор круизной и судостроительной компании, а значит, его начальство. Капитан обратился с просьбой к девушкам-охранницам, которые бесшумно приблизились к Ольге:--Проводите Госпожу в Императорские апартаменты! Государь, наверное, уже с нетерпением ждёт её! Он одарил девушку той доброжелательной улыбкой, которая способна была растопить любой лёд, и добавил, обращаясь теперь уже к ней самой:--Увидимся за ужином, моя юная и прекрасная Ольга! Ольга хотела улыбнуться ему в ответ, но не смогла. Её, словно, сковало льдом из-за, непонятно откуда взявшейся тревоги за него. Она не хотела выпускать его заботливые, ласковые крепкие руки из своих рук, и, пристально смотря ему в приветливые серые глаза, выдохнула, дрожащим от страха, мягким голосом:--Прошу вас, Эдвард, не ходите на эту встречу! У меня такое предчувствие, словно вас заманивают в опасную ловушку, которая будет стоить вам жизни! Капитан не смог сдержать ласковой улыбки, и, нежно погладив девушку по бархатистым щекам и шелковистым спиральным мягким локонам, успокоил, сказав ей, что она, напрасно, беспокоится о нём. С ним всё будет в порядке. Заботливо поцеловав её в златокудрый лоб, он вместе с молодым матросом, пошёл в бойлерную. При этом, не чувствуя никакой тревоги. Капитан был спокоен и уверен в себе. Он не подозревал, какую ловушку ему уготовил барон Джон Браэртон. Беспокойство пришло позже, в нескольких метрах от прачечной, когда капитан внимательно присмотрелся к матросу. Тот был ему не знаком.--Почему я не видел вас раньше? Когда вы поднялись на борт и почему не были мне представлены?—настороженно, но при этом сохраняя душевную теплоту, осведомился он. Ему захотелось расположить молодого человека к себе и хорошо узнать. Только матрос держался холодно и отчуждённо.--Я взошёл на борт два часа тому назад, а вам не был представлен из-за того, что вы были заняты принятием пассажиров и груза. Да и, какое вам дело до простого матроса, когда вы общаетесь в кругу господ и госпожей!—с ледяной иронией хмыкнул матрос, соизволив, наконец, ответить. Он не обратил внимания на революционные ноты в своих речах. Так они достигли тяжёлых дверей прачечной. Матрос открыл их и впустил капитана в пустынное тёмное, пахнувшее чистящими средствами, помещение, а сам остался снаружи.--А где мистер Исмей? Почему он выбрал для беседы именно это место, ведь мог прийти ко мне на мостик?!—негодовал главный офицер, осматриваясь по сторонам и, пока не замечая Джона Браэртона с подчинёнными. Он уже привык к темноте и мог видеть очертания, находящихся в комнате, предметов.--Интересно, с каких это пор, директор круизной компании должен интересоваться у своих слуг, где и когда ему с ними беседовать!—презрительно фыркнул Браэртон, не в силах больше играть со своей жертвой, как ?кошка с мышкой?, хотя это его и забавляло. Услыхав неприятный голос мучителя, капитан вздрогнул от неожиданности. Как же ему надоели его частые и неоправданные нападения на него. Он снова измученно вздохнул, чувствуя, стоявших за спиной, трёх массивных и бритоголовых охранников мучителя. При этом, капитан совсем не испытывал страха перед бароном и даже смотрел на него с вызывающим спокойствием.--Как вам, наверное, известно из истории турецкого султаната, надоевших рабынь и слуг топили в Босфоре. Только его я вам предоставить, к, сожалению, не могу, но Саутгемптонский залив—пожалуйста! Он замолчал и подал знак подчинённым. Они поняли, и, накинув несчастному главному офицеру на шею шёлковый шнур, принялись, постепенно, затягивать, при этом двое держали беднягу, а третий исполнял над ним приговор. Мучители держали его так крепко, что он не мог дышать, но так просто сдаваться на их милость, ему не хотелось. Капитан отчаянно вырывался, но, вскоре, силы начали покидать его. Он начал хрипеть. Глаза мутнели. Дышать становилось труднее и больно. Он уже приготовился к смерти и, мысленно, прочёл молитву, как в эту минуту, услышал громкий голос Браэртона, обращённый к подчинённым:--Ладно, хватит с него! Нам ещё нужно добраться до Нью-Йорка на этом чёртовом корабле! Чтоб он утонул, а убить его капитана, мы, всегда, успеем! Они поняли его, и, отпустив беднягу, покинули тёмную комнату вместе с начальником. Оставшись один, капитан медленно опустился на колени и обхватил шею, дрожащими от, пережитого страха, руками. Он никак не мог откашляться и дышал так часто, словно, выброшенная на берег из воды, рыба. Глаза его были плотно закрыты и из них текли солёные слёзы. Сердце бешено колотилось в груди. Бедняга никак не мог поверить в то, что его пощадили. Мрачные мысли, хаотично, проносились в голове. В таком плачевном состоянии своего капитана застал офицер Лайтоллер с тремя матросами. Они совершали обход лайнера и, случайно, решили проверить, как обстоят дела в бойлерной.--Сэр, что с вами? Может, нам проводить вас в госпиталь, где вами займутся судовые медики!—обеспокоенно предложил он, помогая начальнику, подняться с холодного пола, при этом заботливо поддерживая. Капитан оценил заботу помощника, но всё же отверг предложение.--Нет! Лучше проводите меня в императорские апартаменты! Мне необходимо срочно поговорить с Государем!—слабым голосом попросил он его, постепенно, приходя в себя и уже открыв глаза, хотя горло ещё болело. Ему, просто не хотелось впутывать в личные проблемы своих офицеров. Лайтоллер сделал вид, что уступил и даже повёл его в императорские апартаменты, но, не смотря на это, чувствовал неладное. Внутреннее чутьё подсказывало ему о том, что у капитана начались серьёзные проблемы из-за его, весьма, доверительной и тесной дружбы с семьёй Российского Государя Императора, особенно из-за юной красавицы Великой княжны Ольги Фёдоровны. Тем временем, что касается самой очаровательной виновницы переполоха, она, уже полностью переодетая к торжественному ужину, как и её семья, находящаяся рядом с ней в просторных комнатах, не находила себе места от беспокойства. Девушка напоминала перепуганную львицу, мечущуюся по клетке и обхватив себя руками в белоснежных лайковых перчатках.--Оленька, успокойся! Тебе вредно волноваться, да и капитану Смиту ничего не грозит! Даже, если и не так, то он, вполне, может постоять за себя в случае необходимости!—заботливо просил любимую девушку император. Он сидел в кресле из бледно-фиолетового бархата в мягком освещении золотых канделябров, расставленных по всей комнате, и внимательно следил за каждым быстрым шагом возлюбленной. От её хаотичных метаний взад-вперёд, у него уже начала болеть голова. Николай, прекрасно, знал причину внезапной паники юной возлюбленной. Она сама ему всё рассказала по возвращении с капитанского мостика, пять минут тому назад. Сейчас ничего не изменилось. Прекрасное лицо было искажено невыносимой тревогой, а бирюзовые глаза застланы слезами. Казалось, ещё немного, и девушка заплачет. Она резко остановилась напротив него и, негодуя, воскликнула, как бы обличая его в безразличии:--Ники, как можно быть таким бессердечным! Капитан Смит из-за своей бескорыстной преданности и глубокой любви к нам, может вот-вот расстаться с жизнью! Возможно, он уже убит жестоким бароном Браэртоном, муженьком моей несчастной матушки, и его преданными живодёрами! Я даже боюсь себе представить, что они с ним сделали и как избавились от тела! Для Николая это стало последней каплей в его терпении. Он не мог больше терпеть её, близкое к панике, душевное состояние, и, плавно встав с кресла, мягко подошёл к ней, и, заключив в крепкие нежные объятия, ласково поиграл шелковистыми кудрями, погладил бархатистые щёки, из-за чего из трепетной груди девушки вырвался мучительный печальный вздох, принялся осыпать милое лицо краткими успокаивающими поцелуями.--Оленька, любимая, пойми! Мне его судьба, тоже не безразлична! Ведь я умею дорожить дружбой преданными мне людьми! Только своими метаниями и паникой, ты делаешь хуже себе и нашему сыночку, находящемуся под твоим трепетным и нежным сердечком!—тихо приговаривал он ей спокойным и уверенным голосом, не выпуская из рук её, заплаканного и солёного от слёз, лица. Не обращая внимания на, потрясённые взгляды царских детей, направленные на неё, Ольга всхлипнула и уткнулась лицом в грудь к императору. Она, конечно, чувствовала, с какой искренней нежностью, он обнимает её стройный стан.--Если он, действительно, погиб из-за бескорыстной преданности нам, я себе этого не прощу никогда!—горько причитала девушка, когда бесшумно открылась дверь, и в просторную фиолетовую гостиную мягко вошла графиня Юлия Волынская. Она была одета в парчовое ярко-зелёное вечернее платье с преобладанием золотого газа и кружева. Девушка подошла к венценосной паре, и, сделав почтительный грациозный приветственный реверанс, поздоровалась с ними. Ольга успокоилась, и, смахнув с бархатистых щёк солёные слёзы, с надеждой в приветливом мягком голосе осведомилась:--Юленька, скажи! Есть какие-нибудь новости о нашем дорогом капитане Смите? При этом трепетное сердце юной Великой княжны, учащённо забилось. Она готова была бросить к ногам подруги все драгоценности, шелка, парчу и бархат лишь для того, чтобы услышать хорошую новость. Юная графиня понимала чувства госпожи и, конечно, всем сердцем хотела бы заверить, что всё в порядке с её фаворитом. Только порадовать её, было нечем. Девушка тяжело вздохнула, и, ничего не скрывая от венценосной подруги, честно, ответила:--Сожалею, Госпожа! Только я сама ничего не знаю! После чего, Юлия внимательно проследила за тем, как смутная надежда в ясных бирюзовых глазах госпожи, мгновенно, угасла. В них снова появилась невыносимая печаль и отрешённость. Николай потянулся к любимой девушке, чтобы обнять её и подбодрить, как в эту минуту, бесшумно открылась дверь, и в комнату уверенной офицерской походкой вошёл сам виновник их невыносимой тревоги, капитан Смит, сопровождаемый офицером Лайтоллером и тремя молодыми матросами. Воцарилась длительная тишина, лишь только тихо потрескивали дрова в камине из розового мрамора с лепниной и канделябрами, обволакивающие, уютную комнату мягкими теплом и медным светом. Великие княжны, наследник и фрейлины переглядывались между собой, о чём-то, тихо, переговариваясь и скромно улыбаясь. Только он не замечал их. Его, полный глубокой нежности, взгляд был устремлён на семнадцатилетнюю Великую княжну Ольгу Фёдоровну. Её прекрасные, всегда, искренние бирюзовые глаза были печальны и красны от недавних слёз. Капитан знал о том, что истинной причиной душевного терзания девушки, является он сам. Ему захотелось, немедленно, подойти к ней, заключить в заботливые объятия, пылко расцеловать сладкие алые, словно ягоды спелой клубники, губы и успокоить, сказав, что с ним всё хорошо. Он вернулся к ней живой и невредимый. Только его удерживало от такого страстного порыва присутствие в комнате Российского Государя, Его детей и придворных.--Госпожа, я вернулся к вам, как и обещал!—только и сказал капитан приветливым бархатистым и немного хрипловатым от, испытываемого им, волнения голосом. Ольга услышала его слова, и, плавно обернувшись, потеряла сознание. Переживания захлестнули её так сильно, что она больше не могла их контролировать и упала бы на, расстеленный на полу, дорогой персидский ковёр с длинным ворсом, но, к счастью, находящийся возле неё, капитан не растерялся и подхватил её себе на руки. Императорская семья и их придворные, были так сильно потрясены, разыгравшейся перед их взором бурной сценой, что не могли, сдвинуться с места. Они, лишь, молча, стояли и смотрели на то, с какой искренней заботой капитан усадил Великую княжну Ольгу Фёдоровну на, стоявший неподалёку, диван, выполненный, как и вся мебель в императорских апартаментах из слоновой кости, украшенный сусальным золотом и обшитый светло-лиловым бархатом и, осторожно, принялся, приводить её в чувства. Постепенно юная девушка очнулась от обморока, но прижавшись к надёжной, словно самая прочная скала, мужественной груди капитана, в которой трепетно билось горячее сердце, дала волю слезам под его тихие нежные уговоры и просьбы, успокоиться. Ведь теперь с ним всё было в порядке. Только Ольга всё плакала и плакала, чувствуя, как ласково он гладит её по мягким шелковистым спиральным волосам и бархатистым щекам. Наблюдая за ними, Император Николай, наконец, опомнился, и, решив, что им лучше побыть немного наедине, отправился вместе с детьми в ресторан.--Как только вам станет лучше, приходите в мраморный зал ресторана! Увидимся там!—уходя, сказал он, но Ольга не слышала его слов. Она больше не плакала, но продолжала, находится в крепких заботливых объятиях капитана и не желала отпускать его. Её ясные бирюзовые глаза покраснели и были влажными от недавних слёз. Густые ресницы трепетали от проникновения в просторную комнату, выполненную в версальском стиле времён короля Солнца, сквозь слегка приоткрытое окно свежего вечернего прохладного воздуха. Ольга и капитан сидели на диване и тихо разговаривали друг с другом.--Если можете, пожалуйста, простите меня за несдержанность, милый Эдвард!—виновато смотря на него, покрасневшими и блестящими от недавних слёз, бирюзовыми глазами, дрожащим от, испытываемого душевного волнения, бархатистым тихим голосом попросила его юная девушка. Капитан сдержанно вздохнул и успокоил её доброжелательным очень искренним тоном.--Вы самый настоящий ангел. У Вас чистая душа и открытое сердце. Не стоит винить себя за, присущее только добрым людям, искреннее сострадание, Ольга. Государю повезло. Оставайтесь такой и прежде.—приветливо проговорил он, не обращая внимания на тихое потрескивание дров в мраморном камине и мерцание пламени восковых ароматических свечей в золотых канделябрах. Их приятный медный свет и тепло обволакивало просторную комнату, делая её, по-домашнему, уютной. В эту минуту золотые настенные старинные часы пробили семь вечера, давая, понять, что пора идти на торжественный ужин. Капитан заботливо вытер шёлковым платком солёные слёзы с очаровательного лица юной девушки. Земляничный аромат её любимых духов обволакивал его и кружил голову. Он еле сдерживал себя от порыва, впиться в медовые алые губы девушки с жарким поцелуем. Ведь она так и манила к морю сладостных и запретных удовольствий. Соблазн был так велик, что капитан, наконец, перестал себя контролировать и, словно, загипнотизированный, медленно потянулся к трепетным губам Ольги. Она, тоже, плавно поддалась ему навстречу, чувствуя, как колотится её сердце в груди. Они, конечно, понимали, что это не хорошо по отношению друг к другу и Государю, но было уже слишком поздно, и они ничего не могли с собой поделать. Их тёплые мягкие губы, осторожно, соприкоснулись в очень нежном поцелуе, которому, казалось, не будет и конца. Трепетные души замерли. По телу, постепенно, разлилось приятное сладостное тепло. Разум замолчал и затаился, где-то в глубинах подсознания. Немного позже, Император Николай, одетый в тёмно-синий китель морского адмирала с золотыми лампасами и эполетами, плавно и грациозно, спускался по мраморным ступенькам великолепной лестницы. Его дети, Великие княжны в торжественных платьях из парчи лунного цвета и малолетний Наследник Российского Престола, одетый в такую же форму, как у отца, но званием ниже, плавно шли за ним, воодушевлённо, что-то между собой обсуждая.-- Дети, будьте внимательны на ступеньках!—привлекая к себе внимание, заботливо попросил их Император. При этом взгляд его бирюзовых глаз излучал глубокую нежность и искреннюю любовь. Дети всё поняли и одобрительно кивнули. Над их головами, величественно возвышался огромный стеклянный купол, заточенный в раму, напоминающую растительную лиану, которая была выполнена из кованого железа и украшена, местами, сусальным золотом. В неё были встроены лампы дневного света, отражающиеся в глазах девиц, наслаждающихся волнительными мелодиями, которые доносились из глубины беломраморного итальянского ресторана. В эту минуту, к нему и бесшумно приблизился мистер Томас Эндрюс, уже несколько минут ждущий Российского Государя у нижней ступеньки великолепной лестницы.--Капитан Смит передал мне, что Вы хотите обсудить с нами детали церемонии по передаче ?Титаника? в командование русских офицеров.—заинтересовано проговорил он, обмениваясь приветственным рукопожатием с Российским монархом. Его участливые слова были искренними, что очень понравилось Николаю. Эндрюса, как любого порядочного и заботливого отца, волновала дальнейшая судьба родного ребёнка, то есть ?Титаника?. Николай разделял его чувства.--Да, конечно, но, сначала дождёмся самого капитана.—сдержано вздохнул император, стараясь, придать словам деловой тон. Эндрюс одобрительно кивнул и обеспокоенно спросил:--А Вы, случайно, не знаете, куда подевался наш дорогой капитан? Он тревожился за то, не случилось, ли с ним чего-нибудь плохого, не дай Бог. Видя это в его глазах, Николай поспешил, успокоить главного инженера и кораблестроителя, сказав лишь одно:-- Не стоит беспокоиться! С ним всё в порядке! Дело в том, что Её Императорскому Высочеству Великой княжне Ольге Фёдоровне стало нехорошо, и он остался рядом с ней, они присоединятся к нам немного позже! Эндрюса успокоили слова Государя. Он с глубоким облегчением выдохнул, и, снова повеселев, любезно, предложил Венценосной семье, пройти, наконец, в ресторан и приступить к торжественному ужину. Николай согласился и, вместе с детьми, чинно и мягко, прошёл в белоснежный мраморный итальянский ресторан, где их уже, с нетерпением, ждали другие администраторы шикарного лайнера и пассажиры первого класса. Что касается самих виновников беспокойства главного инженера-кораблестроителя и Российского Государя, капитана и юной Ольги, они, самозабвенно, наслаждались приятным обществом друг друга, лёжа в нежных объятиях на шёлковой простыне мягкой широкой постели под газовым балдахином. Их жарким поцелуям и пылким словам любви не было конца. Капитан ласково гладил девушку по золотистым спиральным, напоминающим шёлк, распущенным и немного взлохмаченным длинным волосам, покрывая краткими, но очень нежными поцелуями её глаза, лицо и губы. На душе у него было легко и хорошо. Девушка вся трепетала в его заботливых объятиях, но, внезапно, отстранилась от него, чем и вызвала в нём глубокое недоумение.--Ольга, что с Вами? Не уже ли я чем-то Вас обидел?—негодуя, поспешил узнать у неё капитан, когда она, плавно, склонилась к полу и подобрала с него свою полупрозрачную шёлковую сорочку. Но, так и не дождавшись ответа, он осторожно приблизился к ней и нежно поцеловал в обнажённое гладкое, словно атлас, плечо, из-за чего по телу девушки пробежали приятные мурашки. Она, на мгновение, закрыла глаза, и, тяжело вздохнув, открыла их и медленно обернулась к нему. В её взгляде читалась глубокая душевная нежность.--Можете, быть спокойны, Ольга. Никто никогда не узнает о том, что было между нами несколько минут тому назад.—заверил девушку капитан тоном, в котором чувствовалась лёгкая грусть и душевный покой. Ольга поверила ему, и не в силах больше, бороться с собой, печально вздохнула и прижалась к его заботливой, мужественной и надёжной, как скала трепетной груди. Он обнял её и, тоже вздохнул, но нежно и бесшумно. Позднее, когда юная Великая княжна Ольга Фёдоровна, грациозно и царственно спускалась по мраморным ступенькам с золотыми наконечниками великолепной парадной лестницы с деревянными лакированными перилами, одетая в церемониальное платье, предназначенное для особых императорских торжеств и выполненное из яркого синего бархата в русском дворянском стиле с золотой вышивкой и россыпью бриллиантов. Оно имело боярские рукава с песцовой опушкой и глубокое декольте, открывающее изящные плечи и, лишь едва соблазнительную грудь, наполовину. Золотистые длинные спиральные волосы, закрученные в тоненькие трубочки, напоминали два пышных хвоста, перевязанные бриллиантовыми нитями, исходящими от бриллиантовой тиары, которая имела форму дугообразного кокошника. На лебединой шее переливалось всеми цветами радуги бриллиантовое колье с синими сапфирами и топазами, в которых отражался свет ламп, рассыпающийся на множество огоньков. Хотя девушка была спокойна, нежная душа трепетала, от испытываемой ею гордости за прекрасный корабль, во славу которого, сегодня, будет сказано много хвалебных слов. Из её груди вырвался тихий мягкий вздох. Она нежно посмотрела на, идущего с ней под руку, капитана. Его глубокая мрачная задумчивость не укрылась от внимательного взгляда юной девушки.--Всё думаете о том несчастном матросе, заманившем вас в опасную ловушку, милый Эдвард?—участливо спросила она его, одарив искренней очень ласковой улыбкой, от которой ему на душе стало тепло. Он тяжело вздохнул и поделился с ней своими мыслями. Ему не хотелось от неё ничего скрывать.--Я не могу о нём не думать. Беднягу, по его доверчивости, сбили с толку плохие люди. Мой долг, как самого старшего офицера, поставить на истинный путь всех моих младших подчинённых и сделать из них добропорядочных людей.—проговорил капитан, не зная, что несчастного матроса уже нет в живых. Его убили люди барона Джона Браэртона, чтобы тот не выдал истинных виновников устрашающей акции. Беднягу задушили верёвкой, а тело сожгли в котле машинного отделения, пока там шла пересменка и инструктаж, с вышестоящим, составом. Ольга в очередной раз отметила искреннюю доброту трепетного сердца приятного спутника. Она не ошиблась в нём, доверив ему ключи от своего трепетного сердца и сделав его своим другом, и душевным наставником.--Вы, действительно, очень милосердны!—нежно выдохнула девушка, встретившись с капитаном доброжелательным взглядом. Внизу их уже ждал Российский Государь Император Николай Александрович, оставивший детей в мраморном итальянском ресторане под присмотром мистеров Эндрюса и Исмея.--Ну, что же, не буду Вам мешать!—почтительно откланявшись, любезно проговорил капитан своим бархатистым чарующим голосом, от которого у девушки всегда замирала душа, и важной офицерской походкой спустился по ступенькам вниз, провожаемый нежным взглядом юной Великой княжны. Она, оставшись, наконец, одна, внимательно проследила за тем, как он приблизился к Российскому Государю и обменялся с ним приветственными рукопожатием и парой фраз, носящих деловой дружеский характер. Мужчины находились в приподнятом настроении и даже по-доброму шутили, из-за чего Ольга не смогла скрыть искренней, очень приветливой, улыбки. Она нежно вздохнула, и, не желая больше, заставлять их, ждать её, грациозно спустилась под, доносящиеся из зала звуки вальса ?Дунайские волны?. Николай встретил юную избранницу очень искренней ласковой улыбкой, и, нежно поцеловав ей кончики пальцев изящных рук, скрытых в белоснежной лайковой перчатке, обменялся с ней любезными фразами. Он галантно взял девушку себе под руку и вместе с ней, царственной походкой прошёл в ресторан. Капитан уже был там. Он внимательно проследил за тем, с какой заботой, Российский Государь помог юной возлюбленной удобно сесть в, обитое изумрудным бархатом, кресло, которое было выполнено из слоновой кости и украшено сусальным золотом. Ольга расправила складки великолепного платья, и, уложив шлейф на паркетном мозаичном полу, обменялась с капитаном и Николаем добрыми беззаботными шутками. Это не укрылось от пристального взгляда мистера Исмея.--Какая милая семейная идиллия! Просто, обзавидуешься!—с ироничной усмешкой небрежно обронил он, уже начав скучать. Тем временем, находящийся рядом с ними, мистер Томас Эндрюс, незаметно подал знак официантам, разливать по хрустальным бокалам напитки. Он, словно, чувствовал, что Исмей вот-вот выкинет такой номер, от которого им всем, потом будет стыдно и, крайне неловко. Интуиция не подвела его. Директор-распорядитель круизной компании был в лёгком угаре. Казалось ещё немного, и его понесёт, как фрегат по бурным волнам прямо на скалы. Николай, вспомнив о присутствии за их общим столом других администраторов, почтительно, извинился перед ними и заговорил о том, о чём давно собирался, но никак не находил повода.--Дорогие, дамы и господа, прошу минуточку внимания! Знаю, что сегодня будет провозглашено много тостов за наш прекрасный корабль, но мне бы хотелось, объявить вам о том…--начал он и любезно попросил капитана встать. Дождавшись момента, когда тот выполнил Его Высочайшую просьбу с искренним недоумением, продолжил.—За две с половиной недели до окончания всех, подготовительных к этому круизу работ, я ездил в Букингемский дворец к моему кузену, вашему королю Георгу не только для того, чтобы вернуть Её Императорскому Высочеству Великой княжне Ольге Фёдоровне титул принцессы Великобритании, что тот и сделал, с превеликим удовольствием. Ещё я ходатайствовал о том, чтобы Его Королевское Величество наградил нашего с вами, дорогого капитана Смита званием контр-адмирала за то, что он оказал небольшую, но жизненно важную услугу моей любимой Оленьке. Король, хорошо обдумал моё предложение и принял его. Так что, уважаемый адмирал, позвольте мне, с искренним, наслаждением, поздравить вас с этим новым, но важным для вас, званием. Так что теперь вам решать: либо возвращаться в военный флот, либо служить в штабе. Наступило длительное молчание. Все устремили внимательные взгляды на капитана, теперь уже, нового контр-адмирала британского, пусть даже гражданского, флота, Эдварда Смита. Он был так потрясён, оказанным ему вниманием венценосных особ, что не знал, что и сказать. Слёзы искренней радости заблестели в его, всегда, приветливых голубовато-серых глазах, но, сумев, совладать с собой, он, душевно поблагодарил Российского Государя за участие в его жизни. Николай же, вручил ему орден и отличительную ленту под общее ликование. Мужчины обменялись поздравительными и благодарственными рукопожатиями и объятиями.--За нового адмирала!—торжественно провозгласила первый тост Ольга Фёдоровна, подняв хрустальный бокал. Все поддержали её и тоже подняли свои бокалы с белым и рубиновым вином, в котором отразились разноцветные блики света от хрустальной люстры, расположенной над их головами, громогласно, повторив за ней тост. Пассажиры поддержали общее торжество взаимным ликованием. Что нельзя было сказать про мистера Исмея. Он сделал небольшой глоток рубинового вина, и, поставив свой хрустальный бокал на стол, внимательно посмотрел на главного офицера шикарного лайнера и произнёс с ироничной усмешкой:--Я догадываюсь о том, какую услугу вы оказали Её Императорскому Высочеству, Смит! Великая княжна Ольга Фёдоровна, внутренне напряглась, как струна, и устремила свой гневный взор на директора-распорядителя и сочувствующий на капитана. Её руки задрожали от душевного волнения и ожидания неприятностей, которые могли последовать за разоблачением. Только сам капитан был спокоен и уверен в себе. Ни один мускул не дрогнул на его миловидном лице.--Ну, и, что же это за услуга, по вашему мнению?—с нескрываемым безразличием елейным голосом осведомился он. Исмей выдержал короткую паузу, и, заметив, прикованное к ним внимание, сидящих за столом людей, продолжил:--Вы и Ольга Фёдоровна—любовники! Великая княжна не могла снести такого оскорбления, и, бросив на обидчика убийственный взгляд, с наигранной любезностью ответила:--Ваши домыслы, беспочвенны, и вы ведёте себя ни как джентльмен! Только Исмей даже и не подумал униматься. Он вошёл в кураж, не замечая недовольных взглядов, бросаемых на него, сидящими за капитанским столом, людьми.--Нет! Вы не подумайте ничего плохого! Наоборот. Я, искренне, рад тому, что наш дорогой адмирал ещё способен вожделеть женщину, особенно такую красивую и юную, как Её Императорское Высочество Великая княжна Ольга Фёдоровна. Это означает, что он, далеко, не евнух.—уже более миролюбиво проговорил он, заглаживая вину перед приятным высокопоставленным обществом. Только они не оценили его стараний. Наоборот, все наполнились, нескрываемым возмущением, а Великие княжны и Наследник-Цесаревич ошарашено и смущённо переглядывались между собой, что не укрылось от заботливого взгляда императора. Это стало для него последней каплей в терпении. Он нежно посмотрел на возлюбленную и ласково попросил:--Оленька, милая, отведи детей в наши апартаменты! Им уже пора спать! Девушка поняла его, и, грациозно выйдя вместе с детьми из-за стола, сделала почтительный, полный природной изящности, реверанс перед своим монархом и принесла перед всеми свои искренние извинения. После чего, она покинула просторный зал ресторана, сопровождаемая императорскими детьми и фрейлинами. Николай проводил их очень нежным взглядом, и, выждав немного, подозвал к себе двух, одетых в, накрахмаленные и хорошо отпаренные, белоснежные и чёрные фраки с бабочками и шёлковых рубашках, официантов. Когда те подошли, любезно попросил их, накрыть стол на императорской террасе, сказав, что он будет ужинать там вместе с детьми. Официанты всё поняли, и, почтительно откланявшись, ушли, выполнять Высочайшее повеление.--Думаю, что вам лучше присоединиться к моей семье и внимательно проследить за работой официантов, адмирал.—участливо предложил командиру шикарного ?Титаника? император, выдержав короткую паузу. Тот принял заботу Российского Государя о нём, но, желая, быть до конца честным, отошёл вместе с ним в сторонку. После чего, он тяжело вздохнул, и, взглянув на венценосного приятного собеседника, полный глубокой искренности, взгляд, заговорил:--Государь, пожалуйста, простите меня за дерзость. Только я не могу больше таиться от Вас. Ведь Вы, всегда были добры к моей скромной персоне. Дело в том, что мистер Исмей прав. Между мной и Её Императорским Высочеством Великой княжной Ольгой Фёдоровной, действительно, возникли нежные чувства. Поверьте, мы, отчаянно боролись с ними, но они оказались непосильными. Нам пришлось, принять поражение и покориться! Теперь, вы вправе нас: либо казнить, либо помиловать! Ольга и я, безропотно, примем любое Ваше решение! При этом приятный тихий бархатистый голос капитана, предательски, дрожал от душевного волнения. Для себя, он готов был понести любое, пусть даже самое страшное, наказание. Только ему, искренне, хотелось, чтобы Российский Государь пощадил Ольгу Фёдоровну, которую, к своему несчастью, любил, пламенно и нежно. Между мужчинами воцарилось длительное и мрачное молчание. Николай понимал чувства адмирала и обдумывал его искренние, похожие на покаянную исповедь, признания. Он не ошибся в нём, сделав фаворитом и душевным другом своей малой семьи, и даже не думал гневаться на него.--Да, что я монстр, какой, что ли!? Да и, мне, хорошо, известно о том, что общие интересы, дело и переживания, сближают людей! К тому же, Ольга очень красивая, юная, чуткая, внимательная, умная и понимающая девушка, способная найти душевный подход к каждому, нуждающемуся в её поддержке и состраданию, человеку. Её ни полюбить не возможно.—мудро рассудил Николай, утешая похлопывая, сникшего, собеседника по плечу. Он, прекрасно понимал глубокое душевное беспокойство того и не в силах, больше смотреть на терзания, сдержано вздохнул и прекратил их разом, решительно сказав, лишь одно: --Идём те, лучше на императорскую террасу, ужинать, пока всё не остыло! В словах императора чувствовался лёгкий добродушный юмор и глубокое душевное тепло, которое, постепенно передалось и капитану. Он, снова воспрял духом, и, повеселев, принял дельное, как ему казалось, предложение Государя и пошёл вместе с ним в императорские апартаменты, провожаемые ошарашенными взглядами Брюса Исмея и Томаса Эндрюса, которые были уверенны в том, что, сейчас, разразится грандиозный скандал.--У Российского Государя Императора, действительно, милосердное сердце, способное прощать!—с, нескрываемым восхищением, выдохнул потрясённый главный инженер-кораблестроитель и создатель этого великолепного круизного корабля-дворца, на котором они все, сейчас, ехали в Соединённые Штаты Америки. Исмей, лишь, соглашаясь с коллегой, кивнул.Императорская терраса. Великая княжна Ольга Фёдоровна стояла и смотрела на спокойную и гладкую, словно зеркальная поверхность, водную гладь, тронутую лёгкой и, почти, не заметной рябью. В ней отражалась полная серебристая луна, яркий свет которой озарял террасу, выполненную в стиле ажурной светлой дворянской беседки с, расставленными везде, фарфоровыми вазами, в которых были посажены пышные декоративные пальмы и пущены по настенным решёткам гирлянды из вьюнков. Только в отличие, от водной глади, мысли юной девушки были безрадостными. В них бушевали мощные бури и штормы. Она так глубоко ушла в себя, что не принимала участия в руководстве по накрытию официантами стола и подготовке его к ужину. Всем этим занимались Великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны, как и сёстры с кузинами, уже переодевшиеся в лёгкие домашние платья, в пол, выполненные из кружева с шёлком постельных тонов, имеющие лучевую драпировку на лифе и рукавах, которые, лишь, едва прикрывали изящные плечи. Великолепные длинные густые золотисто-каштановые волосы девиц, были распущенны и красиво ниспадали шелковистым водопадом по плечам к тонкой талии и ниже. Ольга Фёдоровна была в таком же платье и в причёске. Она стояла у окна, обхватив изящные плечи руками. Взгляд бирюзовых глаз наполняла невыносимая грусть, что не укрылось от главной фрейлины, княжны Натальи Берестовой, бесшумно приблизившейся к ней с участливыми словами:--Может, всё ещё решится мирным путём! Ведь не станет же Государь требовать, в телеграмме, у своего британского кузена короля Георга, жестокой расправы над Вами с капитаном. Он милостив. Я не сомневаюсь, что Государь уже простил вас. Ведь не станет же он убивать женщину, носящую под сердцем его наследника!? Ольга, лишь, печально вздохнула, и, взглянув на подругу отрешённым взглядом, чуть слышно и обречённо произнесла:--Сейчас, возможно, и не станет. Только, когда на свет появится наследник, семья Ники отберёт его, а меня отправят в самый дальний и строгий монастырь! Вот так, дорогая Наташа! Любовь жестока и наказуема! Поэтому, мой тебе совет: всегда, знай, своё место, и никогда, не влюбляйся в мужчин не из своего круга! Ведь, что позволено Юпитеру, то никогда не будет позволено простому смертному человеку! Княжна Берестова тяжело вздохнула, и, подбадривая, коснулась руки подруги. Она хотела внушить ей надежду на лучший исход, как заметила появление на террасе Государя вместе с капитаном. Настроение мужчин было приподнятым. Они весело и увлечённо что-то обсуждали между собой.--Кажется, всё решилось, госпожа! Мы с Вами, напрасно переживали и не находили себе места!—доброжелательно заключила молодая княжна. Ольга вытерла слёзы батистовым платком с кружевной отделкой, и, выдавив из себя приветливую улыбку, присела в почтительном грациозном реверансе, поддерживаемая подругой.--Мы ждали Вас, Государь!—приветственно и тихо проговорили девушки. Только сейчас Николай обратил внимание на возлюбленную и не смог сдержать ласковой улыбки. Он бесшумно приблизился к девушке и, очень нежно дотронувшись пальцами до её красивого, но печального лица, легонько приподнял за подбородок и зачарованно всмотрелся в бирюзовые бездонные и, покрасневшие от недавних горьких слёз, глаза Ольги. Она вся затрепетала от душевного волнения, не зная, какого решения ожидать от венценосного избранника. Измученное, непереносимыми страданиями, нежное сердце замерло. Густые ресницы всколыхнулись от морского ветерка.--Ники, если только сможешь, прости. Мне следовало самой тебе во всём признаться!—с нарастающей паникой и отчаянием выдохнула девушка, готовая, принять от него любое наказание, но в глубине души надеялась на снисхождение. Николай сдержано вздохнул, и, заботливо вытерев шифоновым светло-сиреневым платком солёные слёзы с бирюзовых глаз и бархатистых щёк возлюбленной, пылко поцеловал в сладкие, словно ягоды малины, алые губы.--Не стоит плакать, Оля! Ведь это может причинить вред нашему малышу! Можешь быть, спокойна. Капитан Смит мне, душевно, всё объяснил. Я, хорошо, понимаю и, совсем, не осуждаю вас обоих. Ведь, рано, или поздно, это должно было, случиться.—мудро рассудил Николай, смотря ей в глаза ласковым, но пристальным и способным, растопить самые крепкие льды, взглядом. Губы расплылись в нежной улыбке. Ольга не знала, как ей отблагодарить любимого Ники. Радостные чувства переполняли её так сильно, что она не в силах больше сдерживаться, рухнула на колени, и, расцеловав его заботливые сильные руки, произнесла со счастливым блеском в глазах, чувствуя, как с её трепетной груди спал огромный груз, не дающий ей покоя в течение последних нескольких недель:--Благодарю, Государь! Вы вернули к жизни свою самую преданную, но провинившуюся, фаворитку! Я буду всю жизнь молить о Вашем благополучии Господа Бога! Только Николаю было нужно другое. Он заботливо поднял возлюбленную с колен, и, нежно обнимая, пристально всмотрелся в её бирюзовые омуты и попросил:--Лучше, давай, уделять всё время друг другу и моим детям! Ведь мы отправились в этот увлекательный круиз для того, чтобы наслаждаться и отдыхать в кругу нашей семьи, забыв обо всех проблемах! Ольга не смогла отказать ему в его просьбе. Она нежно улыбнулась ему в ответ, давая, понять, что принимает предложение. Так они и присоединились к семье и придворным дамам, уже с глубоким нетерпением, ожидающим их за столом. Им хотелось, наконец, приступить к ужину. Официанты, тоже ждали позволения Российского Государя, приступить к их обязанностям.