Часть 1 (1/1)

Глава I...Его тело с тяжёлым вздохом слегка передвинулось- Эй, парни, он шевелится, Алекс, пошли что ли? - горбоносый мужик в очках и с жиденькой белобрысой бородкой обвёл взглядом всех присутствующих и кивнул странному парню в чёрном и длинном обтягивающем трико, кроме пристрастия к мягко говоря, не адекватной случаю и месту одежды, тип обладал поистине незабываемой внешностью - на конце по-звериному удлинённых безносых челюстей темнели две узенькие серповидные то раздувающиеся, то сужающиеся ноздри, будто их хозяин пытался "унюхать", что ему говорят. Маленькие круглые глазки с огромными стеклянистыми чёрными радужками воровато бегали по помещению. Химеричность облика его довершали огромные кожистые уши, похожие на собачьи, в нескольких местах надорванные, с криво воткнутыми дешёвыми медными серьгами в некоторые их дыры явно искусственного происхождения. Алекс с явной неохотой отлепился от стены и вынул мелкокогтистые лапки из карманов:- Ну что ж, пойдём, - а про себя подумал, что продешевил со страховкой, ох, продешевил... Если этот "восстановленный" полубог в припадке яростного безумия сомнёт его как теннисный мячик, бедному Алексу не хватит на полноценное лечение, скорее всего, его просто переплавят в новое поколение Хомосинтов - Всё в дело! - таков девиз Крайс, чтоб её...Полчаса назад в палате Объекта прекратили распыление "Акротиона" - летучего седативного средства, которое всё это время держало "восстановленного" если не в лёгкой коме, то явно в состоянии какой-то средней вегетативности. Теперь же было необходимо провести все необходимые процедуры до того, как он полностью придёт в сознание, в которое ему приходить пока рано. Горбоносый подал Алексу респиратор, ибо прикорнуть под бочком существа, которое более полумиллиона лет провело в Великом Нигде никому не улыбалось. Все эти треклятые штуки заточены под людей, под мать иху одинаковую физиологию, а вот хомосинты все разные, и сейчас пластиковая маска чуть не до крови натрёт ему чувствительный кончик морды. Новый разъедающий приступ жалости к себе, а вот люди, они нас не жалеют. С этими мыслями он следом за доком вошёл в палату и плотно закрыл дверь......перед ними лежал крупный и мускулистый обнажённый брюнет. Он слегка постанывал, не открывая глаз, и словно пытался приподняться на локтях, но тело не слушалось, и руки бессильно повисали. Приглядевшись к нему как следует, Ал успокоился и решил больше думать об опасности натереть мозоли прямо на ноздрях, этот-то вряд ли сможет хотя бы с кровати встать. Всё-таки дают о себе знать две недели без нормального сна, ох, дают... И условия содержания в Мортенхейльмовском подвальном морозильнике тоже дают. Если бы доктор Плейон пару дней назад не выкупил его оттуда, и не поручился за бедного Ала - наркоторговца и квартирного воришку, бедный Ал был бы уже совсем мёртвым...Чувствительный пинок по голени вновь прервал поток саможалетельных мыслей. Вот чёрт, док давно уже делает страшные глаза, чтобы он приступал к своим обязанностям. Так, эту руку сюда, эту тоже, ох, тяжёлые лапы, или просто он сам уставший? Теперь правой рукой крепко прижать его кисти, а левой держать в районе грудной клетки...Общались они в основном знаками, так как лишняя шумовая стимуляция Объекта могла вызвать его нежелательную реакцию. Плейон набрал в шприц венозную кровь, "восстановленный" лишь слегка дёрнулся во время укола и сипло выдохнул через едва приоткрытые губы, потом сделал ему кардиограмму, что-то ещё, и в заключении всех манипуляций приоткрыл полуспящему полубогу правый глаз и со знанием дела посветил туда фонариком. Объект застонал, в этот раз громко и протяжно, кажется, он увидел этим глазом и даже понял, что-то своё , так как страдальческий стон повторился, а рывки стали крепкими и скоординированными. Ал от неожиданности выпустил его руки и возмущённо зашипел:- Эй, док, мы его будить не договаривались!Не обращая никакого внимания на напарника, док громко крикнул молоденькому медбрату на пульте дистанционного управления:- Георг! "Акротион"! В первую! Двойная доза, быстро! Да мать твою! - и, припечатав команду нецензурным ругательством, схватил Алекса за руку и потащил прочь из злосчастной палаты. Из мелкосетчатых вставок под потолком с нежным шорохом пошёл беловато-жёлтый пар, оседая на вещах тончайшим кристаллическим слоем, чтобы тут же испариться вновь. А полубожественный Объект вдохнув это божественно-гениальное изобретение людей, вновь погрузился в тяжкий и мутный сон...***...Они выбрались на чистый воздух и Плейон, сдирая маску, выдрал себе целый клок своей козьей бороды, в чём, по-видимому, также винил бедолагу-стажёра:- Ладно, чёрт с ним, - устало пробормотал свежепроэпилированный, - вечером Шеф придёт, вот пусть он его и поднимает...Глава IIКажется, во сне он локтем отдавил себе правое ухо, но разбудило его не это, а смутно знакомый голос, мягкий и мелодичный, постоянно чуть растягивающий гласные, и ещё этот запах, если бы Алекса попросили как-то охарактеризовать его при помощи слов, то он смог бы лишь назвать его Многоярусным, с раздражающими и одновременно усыпляющими нотками, - так пахло только одно существо. Их Хозяин. Когда Ал продрал , слипшиеся от недолгого, но столь желанного сна глаза, тот уже стоял, опершись рукой о стол, и молча кивал, выслушивая плейоновский отчёт. Ошалевший хомосинт хотел было вскочить и взять под козырёк, или что надо было сейчас сделать, но Крис только махнул рукой в его сторону, и аловский зад со страшной силой притянулся обратно к нагретой им поверхности стула. "Ладно, сейчас не время - дело делать будут," - решил он. Громадный блондин тем временем как-то нарочито неуклюже, словно на сросшихся ногах, пробрался в комнату к Объекту. И, осторожно присев на краешек кровати, чуть приподнял край своего груботканого одеяния, оттуда стремительно выхлестнулось тонкое и длинное бордовое щупальце и прижалось к бедру Восстановленного, от чего тот тут же задышал быстрее и глубже и...впервые открыл глаза, поначалу с шипением, как от прикосновения к открытой ране, дёрнулся было назад, так, что приросшие к ушам серёжки тихо звякнули, но Крис взял его за руку и что-то прошептал, глаза Пробуждённого расширились, потом он глубоко выдохнул и будто расслабившись, позволил себя обнять...- Где...г...де я?- Тихо, всё хорошо, ты дома, среди друзей, я твой друг...Тело Карны ещё некоторое время вздрагивало в чужих объятиях, словно от невидимых миру рыданий, но потом судороги унялись, и он робко и бережно обнял нового друга...***Когда Хозяин выходил, Восстановленный, свернувшись уютным и тёплым калачиком, снова спал глубоким сном...***Шорох...слово выплыло откуда-то из подсознания. Он слышит шорох, и тихое позвякивание, постукивание, отозвавшееся чем-то давно забытым...Болью, болью где-то, где-то в груди, в голове. Нужно что-то сделать, нужно открыть глаза, такие мокрые и...липкие. Мутная и смазанная, чуть подрагивающая картинка, какой-то растекающийся и извивающийся силуэт. Непослушной рукой он смахнул густые и тяжёлые слёзы и замер на полудвижении - перед ним было сказочное создание с нежной, словно прозрачной кожей, подобными сияющей морской пене волосами и облачённое в такое же кипенно-белое одеяние. Но внезапно на её лице он заметил что-то, что-то вроде прозрачной...повязки?- Дэви?... - голос был чужим, хриплым и слабым. Кажется, он спугнул чудесное видение, и апсара, всплеснув руками, убежала и растворилась в воздухе. Глубоко вдохнув, он собрал все силы и сел на своём странном ложе, рукой едва не смахнув еду, оставленную прекрасной небожительницей, очевидно для него, Карны. Вокруг всё было монотонно-белым, лишь его одеяло выделялось тёмно-серым пятном, и еда. Пока он не смог разобрать, что именно ему предложили, как вдруг вошёл другой, он ещё не вспомнил, видел ли его вообще, но из подсознания рвалось одно-единственное слово - Друг. Это его Друг. Карна потянулся к нему, и Друг дал себя обнять и обнял его в ответ.- Как ты?Что отвечать в таких случаях, Карна не знал, или знал, но не мог вспомнить. Такой же белый, как и всё здесь, Друг подал ему в руки широкую и глубокую чашу. Заглянув в которую, сын Солнца увидел её дно, а сверху рябь и колыхание. "Вода..." - только сейчас он осознал, как же хочет пить, он не пил целую вечность. А потом Друг кормил его из рук чем-то мягким и тёплым, кажется, хлебом и рисом, ласково стирая при этом остатки еды с его губ.Когда насытившийся Карна хотел было поблагодарить его за заботу, тот внезапно встал и отошёл на пару шагов назад, всё так же протягивая к сыну Сурьи руки:- Вставай, давай же, идём ко мне..."Вставать..." Замутнённый разум всё ещё искал по своим туманным закоулкам значение этого нового и странного слова, но тело, кажется, вспомнило раньше. Слабые и чуть дрожащие ноги спустились вниз, привыкшие к мягкому одеялу стопы обдало каким-то сырым теплом возле пола. При робкой попытке опереться на которые, Карна в первый момент не удержал равновесие, но руки Друга быстро и осторожно подхватили его внезапно обмякшее тело:- Так...всё хорошо...держись за меня...теперь одну ногу вперёд...вот эту...так, хорошо, теперь другую. Они медленно обошли вокруг кровати, в конце же этого первого путешествия, с лица, шеи, плеч, рук, ног, спины и живота Восстановленного градом катился пот, дыхание стало настолько частым, что невозможно было отличить вдох от выдоха. Друг помог ему опуститься, лечь и вытянуть ноги, молча укрыл одеялом. Ещё до того, как он вышел, Карна уже провалился в глубокий сон.***"Приготовьте ему..." - отрывисто бросил Крис, выходя из палаты Восстановленного. Объект показывал потрясающую способность к регенерации, а значит, проект "Солнце" запущен, и засиял, воплощая собой одну из главных надежд для будущего Крайс, да и всей системы Геи, что уж там...***Глубоко за полночь старик МакКейн убирал пустые, гулкие и извилистые коридоры медицинского отсека, и каждый раз проклинал свою работу - ему постоянно выпадали ночные смены. Днём хоть шумно и людно, но не попадается и не шастает всякий сброд, вроде того странного существа, похожего одновременно и на сухую веточку, и на миниатюрную прямоходящую лошадь, которое с тихим верещанием скрылось от него, нырнув под сетку вентиляции.А вот 001/АВ площадка почему-то ярко освещена - непорядок! Или... Старик недоверчиво приоткрыл дверцу и просунул голову. Затем с сердитым кряхтением втащил туда и свой рабочий инвентарь, без малейшего стеснения, даже нарочито громыхая алюминиевой дужкой ведра, пару раз с усилием ронял швабру, но лавразийское отродье даже не соизволило обратить на него взор. У окна, спиной к нему стоял тот самый Новенький, которого, видимо, только сегодня выпустили. В слишком коротком для него коричневом халате, таких же бурых тапочках на босу ногу, и, скорее всего даже без белья...Так, куда это его несёт?! Восстановленный всем телом прижался к огромному, во всю стену окну, явно загипнотизированный переливающимся мерцанием мириадов городских огней. Его ладони словно пытались продавить насквозь бронированное стекло, а мутное пятно от горячего и прерывистого дыхания расползалось всё шире и шире, но ниватакавач ничего этого не замечал.- Развели же вас...Мелькнула шальная мыслишка огреть существо шваброй, хотя бы по ногам, может, оно и не заметит? А МакКейн будет чувствовать себя отмщённым, ведь понатащилось тварей - крылатых, рогатых, хвостатых, всяких, панцирных, как этот, а ему убирай?! Рука уже было решительно сжала рукоятку оружия, но тут же бессильно обмякла. Камеры. Здесь повсюду натыканы скрытые камеры наблюдения. И за ними сейчас следят, это точно, как пить дать. После всех танцев с бубном вокруг этого Проекта, ниватакавачу ни за что не позволят хоть на миг остаться без присмотра. Кажется, злобное шипение против воли сорвалось с губ старика. С тихим переливчатым звоном, голова лавразийца обернулась к нему...***На другой день, спозаранку, МакКейн как всегда, до последнего затянувший с уборкой совещательного зала, маслянистая тьма в котором всегда наводила на него тоскливый страх, и под этим предлогом проспавший почти до утра, поплёлся доделывать свою работу, и, застыв на пороге, смачно выругался себе под нос:- Чёртов шеф уже здесь...Носит его, бездельника белобрысого, так бы и дал по башке...Но белобрысый бездельник был слишком занят спором с коллегой Плейоном, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как МакКейновское ворчание:- Сегодня, Кассий, сегодня... Нет, он готов. Напиши мастеру Сартро, пусть пришлёт одну из своих наложниц. Мы не может рисковать и ждать...***...Дверь чуть-чуть приоткрылась, и вместе с тем его сердце забилось быстро-быстро. Сейчас Карна даже сам себе не смог бы ответить, зачем он на это согласился, ведь это так неправильно! но с него уже взяли обещание, и отступать стало слишком поздно.Женская тень, замотанная в тёмно-синее покрывало осторожно и бесшумно проплыла в комнату, и приблизившись, медленно опустилась к нему на краешек кровати. Кажется, даже в такой тьме было видно, как его щёки вспыхнули и покрылись алым румянцем, то ли пытаясь это скрыть, то ли оттягивая момент неизбежного, Карна потянул на себя одеяло. Но тонкая ручка с тусклым тяжёлым браслетом, мягко поймала его руку и положила её вдоль туловища. Незаметное движение другой рукой - и скрывавший её плащ соскользнул на пол, обнажив тонкую и гибкую фигуру под ним. Карна хотел зажмуриться, как же так, он видит её впервые, и сейчас... Девушка, или женщина? В темноте он не мог разобрать, её тело казалось идеально гладким и юным, словно у восемнадцатилетней девственницы, но лицо хранило на себе печать бесчисленных горестей и скорбей, и казалось лицом уже давно немолодой и много выстрадавшей женщины. Волосы, слегка серебрящиеся, словно с проседью, упали на обнажённые белые плечи и высокие, чуть качнувшиеся груди. Она молча и осторожно оседлала его ноги, и стала стягивать одеяло...Дальнейшее происходило словно в таким же серебристом тумане - прикосновения мягких и влажных губ к его коже, осторожные, тонкие и ласковые пальцы на боках, животе и ниже. Карна с лёгким стоном прогнулся в пояснице и чуть развёл в стороны согнутые в коленях ноги. Ничего, по сути не делая, он просто позволял делать это с собой, плывя по течению и позволяя этой их близости проходить естественно...Глава III...Через несколько дней они вместе сидели и обедали в просторной и светлой общей столовой, разномастные её посетители деловито сновали туда-сюда с пустыми и полными еды подносами, а Карна, уже переодетый в больничную бело-зелёную униформу, вяло ковырялся вилкой в тарелке, не потому что плохо освоил новый способ приёма пищи, а потому, что его явно что-то угнетало, уже давно, с той самой приснопамятно-эротической ночи.Сидящий напротив него Крис со вздохом потянул руку через стол и, бережно взяв за подбородок, чуть приподнял голову своего подопечного:- Малыш, откройся...Ты уже давно смурной ходишь. В чём дело?Тот со стуком положил прибор на гладкую алюминиевую поверхность стола, и проворчал:- Зря я согласился на это...Ты не сказал, что я больше не увижу ту женщину, так зачем же вынудил нас с ней сотворить грех?..- Малыш, ты же знаешь - мы не можем рисковать тобой, единственным ниватакавачем во всей Вселенной, не попытавшись продлить твой род хотя бы таким способом, возможно, не слишком приятным для тебя... - мягко парировал его Друг- Но я обещал Вришали хранить верность! В горе и радости, болезни и здравии, жизни и смерти, а сейчас получилось, что я предал её?!Крис поднялся, и пресекая дальнейшие сетования чересчур правильного и строптивого лавразийца, сдавленным голосом произнёс:- Хорошо, через несколько дней ты получишь свою жену...***Он сжимал в своих потных ладонях маленькую и дрожащую ручку, в огромных и полных слёз очах любимой отражались боль и страх, а из-под колючего войлочного одеяла торчали бесчисленные концы огромного количества увивавших её тело прозрачных пластиковых трубочек от капельниц и прочих поддерживающих жизнь устройств. - Милая, всё, всё будет хорошо. Мы, мы снова вместе, видишь? Я тебя не обманул... - Он очень хотел, но боялся чуть сильнее сжать её руку, боялся раздавать тонкие, слабые и пока ещё мягкие косточки. Ему на плечо легла знакомая рука. Крис тоже похудел и выглядел очень неважно. Ему пришлось незапланированно потратить много энергии на Её Восстановление- Шшш, пусть поспит. Идём отсюда... Глава IVУже через десять месяцев родился их первый сын - Лалит [любимый], а ещё через год, следом за ним - дочь. И поначалу мальчик не знал, что вместе с ней в их семью пришло горе. Маленькому Лалиту просто казалось, что весь мир любит его, все хотят с ним поиграть, и потому он постоянно встречает новых друзей, те берут его, кормят, заботятся о нём, оставляют у себя ночевать. И хотя все его путешествия и приключения происходили в белых стенах "Крайс", этот мир казался ему огромным, а другого он не знал. А тем временем его родители долгими ночами не смыкали заплаканных глаз, ожидая исходов многочисленных операций - лучшие врачи Геи боролись за жизнь девочки, у которой, как её брату расскажут много позднее, было мало шансов выжить из-за повреждённой Х-хромосомы, доставшейся ей от отца...Когда родился его брат Сурадж [солнечный], названный так за врождённый рисунок на коже груди - огромное родимое пятно в форме лучистого восходящего солнца, которое с возрастом, казалось, начало само по себе излучать красноватый свет. Когда он появился на свет, и Амале [сестре] стало лучше, "Крайс" дала им большую квартиру в центре "Нофолота". За Сураджем последовали брат Васушена, брат Видьют, брат Вришасена. Девочек, к счастью, больше не было и пока не предвиделось, поэтому родители расслабились и сосредоточились на воспитании младших детей, а вот самому старшему, Лалиту, не повезло, или он только так думал, что не повезло. Хотя по-настоящему понять и объяснить, в чём проблема, он не смог бы даже себе самому, но то ли из-за того, что с детства привык жить отдельно от своих, то ли от того, что был на них не похож - и у Васушены, и у Видьюта, и у Вришасены - у всех мужчин в их семье на телах были панцири, у всех, кроме "расписного" Сураджа, у которого, зато, была потрясающая регенерация, и казалось, что он может за несколько часов отрастить себе новую конечность, и потому все они были настоящими ниватакавачами, а вот у Лалита не было ничего, он был совершенно обычным и поэтому чувствовал себя среди них чужим. Так что закономерно, что одним из первых его воспоминаний было то, что поздним вечером он, шестилетний малыш, одиноко сидит на детской площадке и смотрит на мерцающие в высоте огни жилых домов. Все уже давно разошлись, ему тоскливо и холодно, порывы ветра слегка кружат лёгкую детскую карусельку, которая медленно теряет свои очертания и превращается в мутное неразборчивое пятно - это слёзы, наполнившие глаза. А рядом ложится длинная чёрная тень, сильная мужская рука берёт его за руку или за капюшон, всегда по-разному, и тащит за собой в неизвестность...Извилистые туннели и бесчисленные ступени... А в конце яркий и слепящий свет... На этом воспоминание обрывалось, но повзрослевший Лалит всё же мог его достроить, скорее всего, отец отлавливал его и приводил домой, а мама кормила ужином и укладывала спать. Но каждый следующий раз малыш уходил всё дальше и дальше от дома, сперва в соседние дворы, потом в соседние районы, так что отец порой находил его далеко за полночь, а потом и вообще то ли махнул рукой, то ли на самом деле не смог найти. Нет, конечно же, Лалита ругали, Лалита запирали, даже пороли по просьбе матери Врушали, но это мало помогало - каждый раз он находил новый способ выскользнуть из дома и уйти от таких, как ему казалось, странных и не своих ему людей, или почему-то ставших не своими. Более того, на улице у него тоже не было друзей ни во дворе, ни в доме, нигде. В основном он в одиночестве шатался по улицам, играл с сорванными листочками и думал о чём-то настолько беспредметном и неопределённом, что даже сам не смог бы рассказать, о чём...Время шло, и с каждым годом и днём Лалит всё больше и больше отдалялся от своих - практически не общался ни с родителями, ни с младшими братьями, не говоря уже о сестре. А узнавая по мере взросления о прошлой жизни его отца - о битве на Курукшетре, родстве с кучей богов, а так же многочисленных принципах и закидонах его дхармичного отца. Он начинал убеждать себя, что всё это ему не нравится, он не любит пуджи, проводимые в их доме его родителями-индуистами, не любит эти запахи, эти позвякивания, эти колокольчики и визгливые песнопения. Он не будет таким, как они никогда. Он так решил. И когда его отдали в школу, то в пику так боровшемуся за свои права Карне, он добровольно бросил учёбу и тайком пошёл работать. Наверное, предки всё же потом узнали и расстроились, ну да чёрт с ними...Сейчас ему 14, и он стоя в калошах на босу ногу, по колено вымазанный в грязи, в замызганных и подвёрнутых джинсах и такой же драной белой майке ворочая лопатой, грузил на носилки цемент, а чёртовы воспоминания текли и текли...Парень отставил "заступ" и распрямил начавшую затекать спину.- Эй, Лал! Тут пришли за тобой, - услышал он издевательский голосок Оорлафа, чёрт знает, что с этим парнем не так, но почему-то в его присутствии по спине Лала всегда ползли мурашки. Со вздохом сын Карны сделал пару шагов и отметил про себя, что последнее время постоянно чёртыхается, наверное, это дурное влияние его домашних, а вот, кстати, и они, легки на помине... неужели припрягут к какой-нибудь домашней бесовщине? А ведь у него на вечер планы, очень важные планы, важнейшие во всей его жизни...За ним пришли мама и Амали, видно было, что Врушали ходит с трудом - шестая беременность и поздний срок дают о себе знать, потому дочь бережно поддерживала её под руку. То ли как обычно пытаясь усовестить сына, то ли действительно переживая о нём или о ребёнке в своём чреве, но сейчас мама плакала и просила его вернуться домой, уже третий раз за месяц... Вот чёрт...Нельзя чертыхаться, это плохо, раньше сюда ходил отец, и ему дать от ворот поворот было проще, а вот рыдающей женщине Лалит не смог отказать, и рискуя всё потерять, пошёл за ней, проклиная своё малодушие и слабость...***Дома все сидели на чемоданах. Куда-то сваливают? Сердце Лалита тревожно заныло: неужели и его за собой потянут? Ну уж нет, господа хорошие, валите...на кулички, ага вот туда, только без него, плиз...Амали кивком головы указала ему на кухонную дверь. Ну ясно, снова ждёт один из тяжёлых разговоров, который его батя предпочитает вести с ним вдали от детей, впечатлительных женщин их семьи в количестве одной штуки, и уж конечно, вдали от беременной жены.Хмурый Карна сидел за пустым столом и даже не взглянул на вошедшего. Только бросил:- Присядь...Лалит неохотно повиновался, краем глаза косясь на большие часы, в шесть часов ему нужно быть, он боялся подумать, где, что бы ЭТИ не учуяли его мысли и не заперли, как в далёком детстве. Сейчас пол четвёртого, он успевает, должен успеть, даже если для этого придётся спрыгнуть с девятого этажа на асфальт. Голова закружилась от одной мысли, но суровый окрик вернул парня в реальность:- Лалит! Ты меня слушаешь? Мы уезжаем, я говорю...Мы уезжаем завтра, на свадьбу к твоему старшему брату Вришакету, он остался там, в Хастинапуре...Горячей волной краска прилила к лицу юноши: что, тащиться туда, в это гнездилище всякой бесовской дряни?! Да он лучше умрёт здесь и сейчас! Потому Лалит расправил плечи, набрал в грудь воздуха и приготовился столкнуться с яростью своего такого же, как и он, упёртого родителя:- Отец, я не поеду...Вместо ожидаемого громогласного и бешеного "Нет, Ты поедешь!!!" он услышал лишь долгий и протяжный вздох и после тихое:- Мы так и думали, сынок... Потому и решили ехать без тебя, но в наше отсутствие за тобой присмотрит бабушка Кунти, за одно и познакомитесь, одна семья, как-никак...Лалит почувствовал себя словно во сне, как будто он сорвался в пропасть и теперь падать долго-долго, почти вечность... Они все забили на него, как он и ожидал, он с самого детства никому здесь не нужен... В носу предательски нащипало, нет, он не позволит никому здесь увидеть его слёзы, ни за что!... Он давно знал, что среди них он чужак, и тем более, он не нужен этой лживой старухе, которую они хотят оставить вместо себя шпионить за ним. В душе начала подниматься натренированная злость. Но вместе с ней и выученное спокойствие, ведь он живёт не ради их любви, он живёт ради Другого...Остаток времени он с тоскливым нетерпением переминался с ноги на ногу, беспрерывно поглядывая на часы и считая утекающие минуты, и слушал наставления матери насчёт того, что бабушка здесь впервые, и она ничего не знает и не умеет, так что Лалиту придётся научить её жить в городе, научить всему - пользоваться плитой, ванной, замком на входной двери и так далее.Наконец-то душепромывочная часть закончилась, и парень, с едва не отваливающейся от частого кивания головой, наконец-то был свободен. Естественно, он не собирался исполнять и десятой части наобещанного. Было бы кому...Выходя из этого склепа на волю, он столкнулся с пятилетним Видьютом, который при виде старшего брата радостно набрал воздуха в грудь и затрещал выпущенными костяными чешуями своего панциря. В душе ворохнулось непрошеное умиление: специально, что ли, для него новый трюк разучивал? Но Лалит не позволит ему вырваться наружу, и потому вместо похвалы щёлкнул мелкого по носу:- Шишка ты...Кажется, тот обиделся и собрался разреветься. А Лал тем временем скорее выскользнул наружу. Одна часть его души казалась ему облитой помоями и замазанной мерзкой жирной грязью, и внутренний голос твердил ему, что, скорее всего, это свинство сотворил с нею он сам, другая же, как обычно сопротивлялась и спорила; в такой великий день ничто его не остановит и ничто ему не помешает осуществить задуманное, в том числе и эта живая шишка...Глава V...Огоньки свечей ласково и приветливо подрагивали, отбрасывая играющие на позолоте блики, будто шептали ему: "Не бойся, всё будет хорошо" Он так ждал этого момента, так готовился к нему, а сейчас вдруг испугался, испугался, что всё пойдёт не так, что ему внезапно станет плохо, он упадёт, забьётся в судорогах, или с ним случится что-то ещё, отчего всё отменится, для того, чтобы никогда не повториться. Что та четверть крови деватов, текущая в его жилах, и которую никак не извлечь, не отфильтровать, она не отпустит его, не позволит свершить задуманное, лучше убьёт... На ватных ногах Лалит подошёл к купели, во рту пересохло, как в старом и деревенском колодце. Ещё пять шагов, сердце стучит всё громче и громче, кажется, весь мир вокруг заглушают его удары, он остановился и, попытавшись сглотнуть, судорожно вздохнул и робко глянул на Отца Варфоломея, который всё это время терпеливо ждал, когда же тот будет готов. Парень на мгновение прикрыл глаза и кивнул. Таинство началось...Мгновения растягивались в века, каждое слово сопровождалось тысячекратным эхом в его сознании. "Отречься...Даже не столько от сатаны, отречься от Них, от части себя самого, от семьи, от братьев, от родного отца, принявших свою природу." Раньше он не думал, что это отзовётся такой болью в его сердце...Почему? Вода с ласковым журчанием коснулась его тела. Сейчас или никогда...Он давно решил, что Лалит сегодня умрёт, пускай он утонет, а родится новый, родится Алексей, он будет Алексеем, или Лёшей, для друзей. Из которых за ним сегодня притащился только Захар, его коллега по строительной работе, который и познакомил его с Христианством и с Ней...Анна стояла рядом и улыбалась. Они с отцом прибыли из Святой и Православной Китежии, прибыли с миссией обратить к вере все заблудшие людские души Нофолота, достучаться до тех, кто ещё может слышать. И раз даже он, внук деватов, их деватово отродье, теперь уже в прошлом, поправил он себя, смог принять Истину, значит, смогут и другие. Боясь того, что с ним что-то случится на глазах всей толпы верующих, Алексей, теперь уже Алексей, упросил отца Варфоломея крестить его в столько поздний час, сославшись на работу, потому кроме них четверых, сейчас в церкви никого не было. Он взглянул на свою новую семью - лицо Анны (у них принято прибавлять к имени отчество, что сперва немало позабавило Лёшу) Варфоломеевны всё так же лучилось искренней и чистой радостью, а Захар, по-церковному, Захария, еле сдерживал себя, чтобы не показать другу большой палец, но этот жест мог осквернить Святую церковь, поэтому он стоял неподвижно, но душа его ликовала. Испросив благословения у батюшки, Лёша, не чуя ног подбежал к ним и крепко обнял своего названного брата во Христе. Сестру же тронуть не посмел, пока, лишь улыбнулся и тихо шепнул девушке: "Увидимся" и, подмигнув всё знавшему Захару, с лёгкою и радостною душой вышел из церкви. Сегодня был Великий, Величайший День в его жизни, и это надо было отметить, надо было совершить что-то небывалое, потому Лёша, на минутку забежав в свой фургончик на работе, служивший ему уже несколько месяцев домом, взял все заработанные каторжным трудом деньги и отправился наложить на себя Несмываемую Печать, даже не вспомнив о том, что ему строго-настрого велено было сегодня ночевать дома...***Светало... Сегодня первый день его новой жизни, но Лёшу мутило и шатало, вся спина полыхала адским пламенем, он боялся, что белая рубашка измажется в крови, хотя мастер клялся и божился, что всё уже давно подсохло. Так, сейчас к заветному окошечку (Анна с отцом жили в крохотном деревянном домике возле церкви), и тихо-тихо поскрестись. Она услышала, она ждала его! Боль и дурноту сняло как рукой, и он на крыльях впорхнул в растворённое окно. Любимая встретила его в одной ночнушке, пышной и длинной в пол, лишь для тепла накинув на плечи тёмный шерстяной платок. Кому-то такое поведение могло показаться распущенным и греховным, но Алексей твёрдо знал, что эта девушка обязательно станет его женой, потому и относился к ней соответствующе. А сейчас он вместо приветствия ласково обнял её, и они вместе опустились на чуть скрипнувшую жестяную кровать. У их любви есть время, пока не проснётся отец, тогда Анна отправится работать и помогать ему в службе, а пока же можно просто посидеть, слова им не требовались. Аня положила голову на плечо любимому, он бережно приобнял её за талию. Но в какой-то момент что-то коснулось его спины, а Лёше показалось будто ударили плетью, и то ли от неожиданности, то ли от боли, но он не смог сдержаться и тихо вскрикнул. Прильнувшая к нему Аня отпрянула и теперь смотрела на любимого глазами, полными страха. Отвечая на невысказанный вопрос, Алексей был вынужден снять рубаху и показать ей, хотя планировал гораздо позднее, когда они уже будут женаты, и ничто не сможет их разлучить. А сейчас, сейчас вдруг она испугается его поступка? -парень проклинал себя за несдержанность, расстёгивая пуговицы негнущимися пальцами. Скользнувшая вниз ткань вновь словно бритва ободрала его кожу. Со вздохом парень поворотился к девушке спиной и услышал тихий и сдавленный всхлип, так и есть, она испугалась и сейчас разрыдается. Лёша метнулся к ней и вновь сжал в своих объятиях, зашептав прямо в ухо:- Аня, Анечка, ты же знаешь, где я живу, среди каких людей, - он натужно выделил голосом последнее слово, пытаясь хотя бы таким образом придать ему чуть больше правдивости, - мой отец и братья язычники, они могут силой снять с меня крест, а это, - он взглядом указал себе за спину, - снимут лишь вместе с кожей...Тихо всхлипывая, у него на плече плакала его Аня, Алексей больше не знал, что ей сказать и как ещё утешить, ведь он сделал это ради их любви и веры, разве такое может быть грехом?!От всей этой возни, заворочался отец девушки, спавший в соседней комнате. И Алексей, вынужденный немедленно ретироваться, на прощание чмокнул её в щёку, схватил свою рубашку и вновь махнул через окно. Оставив Анне перед глазами, словно фотоснимок, огромный, во всю спину крест, извивавшийся вместе с его движениями, вытатуированный на покрасневшей и воспалённой коже...***А вот днём его ждала настоящая катастрофа. Измотанный сильной болью, бессонной ночью, а также тяжкой и грязной работой, Алексей не сразу расслышал, что его снова зовут, за ним вновь пришли. А обернувшись, понял, что слишком поздно, поздно бежать, прятаться, что-то делать: в нескольких шагах позади стоял этот двухметровый громила Крис, дружок его отца, а рядом, под ручку с ним какая-то женщина в запылённом оранжевом одеянии. Словно лодка из тумана в его сознании выплыло: "Бабушка...Ему же говорили, а он так переволновался, что совсем забыл и про неё, и про свои вчерашние клятвенные обещания родителям встретить, накормить, всё показать-объяснить..." Отец будет в ярости, но самое ужасное даже не это, а то, что они всё видели, и если даже Кунти могла и не понять, то Крис-то уж точно знал, что обозначает его крест. Два креста - изображённый на спине и висящий на шее. Даже мельком глянув, как вытянулись их лица, и особенно физиономия крайсовского директора, Лёша понял, что, кажется, Господь наказал его за грешное желание похвастаться перед товарищами осуществлением своего замысла и дурацкое решение весь день ходить сегодня без рубашки, выставив напоказ свою новую религиозную принадлежность...Бабушка, так и не дождавшись от внука положенных приветствий, подбежала к нему сама, и со слезами на глазах робко прощебетала:- Лалит...Сынок...Что это у тебя? Там...На спине?Названный Лалитом Алексей, словно опомнившись, резко опустился к её ногам, хмуро буркнув себе под нос:- Не ваше дело...В этот момент к ним приблизился вышедший из ступора Крис. Он нагнулся и осторожно поднял парня за плечо, проурчав:- Пойдём, сынок, нам и вам, - он указал взглядом на испуганную таким приёмом Кунти, - нужно серьёзно поговорить... Глава VIДома, как и следовало ожидать, никого не было - отец с семьёй должны было ещё с утра отправиться на свадьбу его старшего брата Вришакету. Зато хотя бы не мучают вопросами, расспросами и допросами. Хотя делать всё пришлось самому. Надо честно признать, что за время своей самостоятельной жизни Лёша порядком подзабыл, где что у них лежит, да и раньше особо не вникал, по дому всё делала мама, не без помощи сестры, конечно...Так что теперь он беспомощно открывал и закрывал дверцы шкафов, открывал один за другим все ящички и коробочки, отвинчивал и завинчивал крышечки бутылочек и, в конце концов, вынужден был признать своё полное фиаско по части домашнего хозяйства. Непривычно задумчивый и медлительный Крис со слегка успокоившейся Кунти пришли ему на помощь, и уже втроём они собрали кое-какую снедь, в основном, состоявшую из привезённых бабушкой узелков с лепёшками, рисом и каких-то сладковатых на вкус жёлтых шариков. Изголодавшийся по домашней пище Алексей сам не заметил, как уплёл их все, чем немало порадовал Кунти. Остаток дня прошёл в бесконечной и бестолковой суете. Кунти, когда Алексей смог рассмотреть её поближе и повнимательнее, оказалась гораздо моложе, чем он мог её себе представить, круглолицая, румяная и пышущая здоровьем женщина, разве что пара седых прядок затаились в чёрных как смоль волосах, хотя все его родичи живут долго, так что это ещё ни о чём не говорит, отец с мамой тоже, вон не выглядят на свой возраст...Моложавая бабушка оказалась и по характеру такой же подвижной и любопытной, всё ей было интересно и нужно, посему за оставшиеся полдня гостью аж трижды било током, дважды она чуть было не устроила ноев потоп соседям снизу, спалила полотенце и едва не разбила электрочайник. Бедный Алексей на минуту не мог оставить её одну, она всё время лезла под руку, задавала кучу несвязанных друг с другом вопросов. Крис тихо утёк где-то ближе к полуночи, и сын Карны решил, что теперь всё, с него хватит. Он показал Кунти её комнату, а сам решил потихоньку улизнуть. Но едва он начал собираться, как бабуля, словно почуяв неладное, притащилась к нему и под предлогом желания наконец-то не торопясь пообщаться с вновь приобретённым внуком, просочилась в комнату. Усевшись у него в головах, она предложила ему свои колени вместо подушки, и потихоньку, кругами, начала по-лисьи подбираться к главному интересовавшему её вопросу, как-то: а что за странные символы у тебя, внучек, а не болит ли спинка, не помазать ли сметанкой... etcЛёше не оставалось ничего, кроме как тихо беситься и проклинать всё на свете - он не попал сегодня в церковь, не смог нормально поработать, он не увидит свою Аню ещё неизвестно сколько...И всё из-за них!...Но измотанный организм потихоньку брал своё, и он вскоре погрузился в несвязный и путанный сон...На следующий день парень проснулся довольно поздно, и первое, что как прожектор вспыхнуло в его голове: Бежать!!! Немедленно! Сейчас же!... Он подскочил на кровати и начал панически натягивать свои выуженные из-под кровати джинсы и рубашку, как вдруг дверь растворилась, и хитрая бабка, караулила она его, что ли? вошла к нему с подносом еды. Алексей почувствовал, как внутри у него всё скручивается в тугой комок, обрывается и стремительно укатывается в бездну - ещё один день его жизни бездарно пропал, алилуйя...Потом они сидели и типа смотрели вместе телевизор, она снова уложила его голову к себе на колени, и медленно швырялась в отросших волосах. Тем временем Лёшу занимали три вещи: во-первых, где и как она, оказавшись впервые в этом совершенно чужом несвойственном для неё мире, смогла выцепить аж самого Криса? Или он всё знал и сам на неё вышел? Скорее всего, второе... Во-вторых, неужели она правда понимает, и ей интересно рассматривать эти картинки из телика? Хотя пока показывали одну природу, скорее всего, понимала. И третье: почему он до сих пор не постриг свои лохмы??? Ведь говорил батюшка Варфоломей - негоже мужчине с такими вихрами ходить, это у них, у язычников принято что у мужчин, что у женщин волоснёй пол подметать...После обеда Лёша почувствовал, что потихоньку начинает впадать в отчаяние: через два дня вернутся родители, и тогда уже удрать будет в разы сложнее, так вот зачем они её сюда прислали! Кошмарная бабка обо всём предупреждена и сейчас не отпускает его от себя ни на шаг! Буквально за ручку водит по квартире, в туалет под конвоем... Попытки отпроситься на пару минут в подъезд вызывают море слёз и жалобных просьб не бросать её одну в этом страшном незнакомом месте, ну да, как же, пока он дрых без задних ног она вон и приготовить успела...К вечеру Алексей готов был совершить харакири в её присутствии, но к счастью, она на что-то отвлеклась, и он немедленно воспользовался предоставленной лазейкой и выскочил на благословенную улицу. Слава Богу, а то, кажется, она какие-то цветочки начала пересыпать, на хватало ещё и ему в какой-нибудь бесовщине поучаствовать... От одной мысли Лёшу обдало таким жаром, что он ощутил на своей коже дыхание раскрывающейся преисподни. Нет, с этим надо что-то делать, и делать немедленно!...Он один не справится с ними, эти твари погубят его душу, ему нужна помощь.Кое-как дождавшись наступления темноты, Алексей, сидя в кустах за оградой, пропустил двух припозднившихся прихожанок, и буквально ползком и перебежками двинулся к домику любимой. В душе ныло и ворочалось прескверное чувство, что он ведёт себя как последний развратник и ловелас, а вовсе не как следовало бы добропорядочному христианину. Но у него нет выхода! Отец Анны уже наотрез отказал ему, отказал до тех пор, пока он не войдёт в совершенный возраст, а ведь сейчас ему только четырнадцать! За это время милые родственники его сто раз успеют опоить каким-нибудь колдовским зельем и заставить в безумии молиться истуканам. Слёзы брызнули из глаз. Алексей остановился у знакомого окошка и истово перекрестившись и глянув в небо, пробормотал:- Господи, прости меня, грешника!...***Расстроенная Анна готовилась ко сну. Целый день сегодня для неё прошёл как в мерзком липком тумане. Неужели её любимый ступил на скользкую дорожку? И ещё эта проклятая татуировка, не по-христиански всё... Погружённая в эти невесёлые мысли, она расстилала постель и долго не замечала постороннего звука, примешивавшегося к шуршанию простыней, а когда царапанье и пошкрябывание перешло в решительный стук, девушка испугалась. Но, пересилив себя, всё же подошла к окну, и шарахнулась так, словно увидела там привидение. - Лёша? Ты? В такой час? Зачем? Куда ты пропал на целые сутки? - сбивчиво лепетала она, растворяя окно для незванного гостя.Взмыленный Алексей кое-как влез, в очередной раз разбередив старую царапину на локте, и со вздохом поведал ей обо всех своих приключениях, в том числе и о жуткой старухе, которая, по его мнению, отныне поселилась у него дома, а закончил признанием, что давление на него всё возрастает, и он боится, что не выстоит против него в одиночку.- Ань, я боюсь, что не справлюсь с ними. Даже закон на их стороне...Не знавшая, что посоветовать Анна лишь тихо всхлипнула в ответ. Много раз она просила Бога отвести беду от её любимого, но пока ничего не меняется, становится только хуже...- Лёша, если бы я могла чем-то помочь. - Ты можешь, правда можешь, если любишь меня... - И со вздохом он поведал ей свой безумный план. Казалось, что она сейчас закричит, позовёт на помощь, даст ему пощёчину...Но девушка только горестно разрыдалась:- Ты хоть сам-то понимаешь, что сейчас мне предложил?...Алексей бросился на колени:- Милая, Аня, - он схватил её за руку, - я предлагаю тебе...я прошу...я умоляю тебя стать моей женой! Твой отец нас обвенчает, когда завтра же мы ему обо всё расскажем...Он...он согласится, у него...не будет выбора... Слёзы предательски лились из его глаз. Он хотел бы быть её защитником, её героем, за которым его Аня будет как за каменной стеной, а сейчас он сам умоляет её о помощи, тем более, в таком деле. Лёша сам себя презирал и готов был уже взять свои слова обратно, уйти в ночь, чтобы больше никто-никто и никогда его не нашёл и не увидел. Но милая ручка обвила его шею и не позволила сотворить непоправимое, девушка несмело притянула его голову к себе и коснулась губами его губ...Глава VIIЭта осень пришла в Нофолот на удивление рано. Сухая и ветреная, она забрасывала всё вокруг охапками хрупких и жухлых мёртвых листьев. Бурые сугробы погребали под собой землю, ветер разравнивал их и приносил с собой всё новые и новые порции. Алексей зябко поёжился и вновь опустился на колени перед остывшей печкой. Ещё несколько пригоршней сероватых угольков, сверху сыпануть едким воспламенителем и аккуратно всё поджечь, не взорвав при этом весь фургончик. Кажется, получилось, и недовольно шипя, спасительный огонёк заворочался за тонкими металлическими стенками. От его пощёлкиваний с тихим стоном проснулась Аня. Лёша, даже не собрав рассыпавшиеся на полу в опасной близости от огня мелкие горючие фракции, подбежал к ней. Беременность проходила тяжело, девушку постоянно мучали приступы дурноты, слабости, она часто без причины принималась тихо плакать или надолго замыкалась в себе. Алексей взял её за тонкую и почему-то прохладную ручку, и нежно поцеловал:- Покушать хочешь? У нас остался вчерашний суп и и половинка яблочка...Аня лишь чуть заметно помотала головой. Парень поднялся и в который раз вновь осмотрел содержимое маленького кухонного шкафчика, зиявшего алчной пустотой. И в который раз выругал себя - ну откуда там что-то появится? Ветром надует что ль? Последние деньги он вчера отдал за фрукты для беременной жены. От них проходила тошнота, и, как ему казалось, она становилась чуть веселее. Лёша сел на стул и решил дождаться, пока девушка уснёт, тогда он потушит пламя и пойдёт искать, искать как уже искал всю неделю. Всё тщетно. Никому не нужен четырнадцатилетний работник, который только и умеет, что в земле ковыряться. Жестокая судьба, проведение, весь мир, всё вокруг словно ополчилось на них с Анечкой! После венчания, которое отец Варфоломей провёл для них со слезами на глазах и затаённым в сердце гневом, молодым пришлось навсегда оставить его приход, чтобы не смущать и не вводить во грех новообращённых прихожан. К тому же, кажется, отныне он считает Лёшу предателем, соблазнившим и обесчестившим его дочку, его кровиночку... А на работе его поджидали новые беды, спустя полтора месяца, когда выяснилось, что Анна забеременела, случилось ЧП - с лесов сорвался Оорлаф, пытаясь его удержать, парень вывихнул два пальца, но потная рука товарища всё же выскользнула, и тот сломал ногу. Его увезли в больницу, а на следующее утро на Объект одна за другой потянулись инспекции, которые, естественно, обнаружили прорву нарушений на их полулегальной стройке, хозяина, кажется, посадили, а работники остались без средств к существованию. Слава Богу, из вагончика пока не выставили. Захар, он постарше, сумел куда-то пристроиться и иногда снабжал друзей деньгами и кое-какой едой, но этого было мало. Теперь Лёше надо было как-то извернуться самому, хоть в бордель идти, если никуда больше не примут....Ровное дыхание с лежанки подсказало ему, что Анна спит, значит, помощь ей пока не потребуется, к тому же воздух прогрелся. Алескей тихо-тихо отворил дверку, залил клейкую и отдающую резиной горючую массу водой и оставил её в печке до нового похолодания. Угольки дорогие, надо их беречь. После чего выпрямился, снова глянул на любимую, и решил не возвращаться, покуда чего-нибудь не добудет. Неважно, как...***Приоткрыв дверь, юноше показалось, что он выпал в безвоздушное пространство: сильнейший порыв ветра окатил его бурой лиственной волной и усеял весь пол шуршащим ковром. А прямо напротив него стоял отец. Хмурый и похудевший, в какой-то линялой серой водолазке, таких же неопределённого цвета джинсах и тёмных тапках на босу ногу. Алексей замер, не зная, что сказать и что дальше делать, кажется, Карна был настроен очень решительно. - Войти можно? - буркнул гость вместо приветствия. Лёше ничего не оставалось, как только молча отодвинуться. Сын Сурьи прошёл внутрь и окинул взором немудрёное убранство их "комнатушки" - грубо сколоченный деревянный некрашеный стол, две разновеликих табуретки, наспех сколоченный из досок кухонный шкафчик, две пустых полки, начавшая остывать печка, маленькая лежанка с тремя матрасами, посеревшей подушкой и протёртым до проплешин одеялом, из-под которого начала вылезать испуганная Анна, к счастью, спали они прямо в одежде, чтобы сохранить тепло, посему ничего предосудительного её свёкр увидеть не мог. Не дожидаясь хозяйского приглашения, Карна, крупная и плечистая фигура которого словно заставила их фургончик испуганно сжаться и стать ещё меньше и ещё беднее, прошёл к столу и сел. Алексей также молча подошёл к нему и остановился, не зная, что сказать. Он всегда всё делал наперекор родителям, и вот до чего докатился! Ещё и Анечку впутал...Повисшую тишину нарушил глухой голос отца:- Лалит...Хватит...Возвращайся домой, сынок, не чуди, у тебя родился братик, снова...Давай не будем обижать маму?Словно большая проснувшаяся птица, в сердце Алексея раскинула крылья радость, он даже не заметил, что его опять нарекли ненавистным языческим именем, к тому же, получил своё благополучное объяснение и столь запущенный вид Карны - у мамы Врушали просто не хватило времени собрать мужа на улицу, или она так занята ребёнком, что вообще не в курсе, что он задумал. Но тихий вздох заставил эту радость немедленно поблёкнуть и угаснуть: а как же Аня и их будущий ребёнок? Алексей нерешительно протянул:- Отец, но...- Сынок, я всё знаю, я поговорил тут кое с кем... Возвращайся, хотя бы ради своей беременной жены...***Переливчатый звон колоколов затоплял всю землю, казалось, на многие километры вокруг, и идти в нём почему-то было трудно, воздух словно уплотнялся и не пускал их, не пускал, Туда. к ним, к этим странным людям. Но он должен преодолеть это, не ради себя, а ради внука, и провести свою жену. Они поднялись на ступеньки такого чужого для обоих храма. Около десятка рук немедленно протянулись за милостыней, и Карна почувствовал себя чуть более в своей тарелке, когда он оделил всех и просьбы сменились благодарностью и бормотанием каких-то странных благословений?, ему показалось, что это место смирилось с их присутствием, хотя, возможно, он просто накручивает себя.Они медленно просочились внутрь. Сын Сурьи оглянулся вокруг - разрисованные стены, высокие потолки, гул плотной толпы, кажется, начинается их Обряд, из которого Карна не запомнил практически ничего, всё время в голове клубился какой-то туман, который мешал ему разобрать сюжет росписей, мешал разобрать отдельные слова их песнопений, мешал вообще мыслить связно, нет, всё-таки это место его не принимает, он так и не смог вспомнить название того, что здесь сейчас происходит, важное что-то, очень важное для этих христиан... Само слово у него прочно ассоциировалось с приблудным старшим сыном, потому он ухватился за него как за спасительную ниточку и стал искать глазами Лалита, который как бы ни звался сам, для отца всегда был и будет Лалитом. Но этот паскудник вместе с неделю назад появившимся внуком куда-то запропастился, с Матфеем, они с женушкой решили назвать своего сына Матфеем...Не сказать, чтобы имя слишком уж не нравилось Карне, но что-то в этом было неприятное. Тем временем, началась Служба, толпа вокруг начала жестикулировать, вставать на колени, делать что-то ещё. По понятным причинам, они с Врушали не молились и не кланялись чужому Богу или богам? Сколько их? Изображений в больших рамах вроде много по стенам развешано, и перед каждым они склоняются и целуют, он сам видел, а ещё говорят, что у них один Бог. Он обнял свою жену и прижал к себе, словно защищая её, защищая от всего и сразу. Так они и простояли. Постепенно вокруг стала образовываться пустота, люди предпочитали жаться к стенам, но находиться подальше от странной парочки, неведомо каким ветром сюда занесённой, а если принять во внимание хмурую решимость дать отпор каждому, кто сунется к ним, не сходившую с лица Карны, то их опасения не были такими уж напрасными. Но постепенно Сын Солнца перестал ждать подвоха и немного расслабился, он позволил себе на полшага отодвинуться от жены и распрямить начавшую затекать руку. И, неприятно поражённый, замер, так и не сделав задуманного: его Врушали, и так измотанная домашним хозяйством, недавним рождением шестого ребёнка, непокорностью первого, в этих жутких серых тряпках, которые она вчера одолжила у соседки, не ходить же сюда в сари! показалась ему постаревшей лет на двадцать пять разом. Он сжал кулаки, хотелось сорвать их с неё и выбросить, сжечь...Длинная плотная шерстяная юбка, такая же закрытая кофта, нелепый платок на голове вместо положенного для замужних женщин покрывала...нет, больше он её сюда не пустит. Эти мысли были прерваны детским криком - началось, началось то, ради чего они пришли сюда: внесли громадную чашу и начали окунать туда детей. Врушали сжала его пальцы своими и испуганно и требовательно заглянула в лицо, словно спрашивала: "Господин, почему они так кричат и плачут?" Действительно, почему? Лалит долго убеждал отца, что это просто вода, просто вода, правда же? Они не причинят вреда его первому внуку, так ведь? Когда внесли маленького Матфея, они оба, не сговариваясь подошли ближе. Малыш также громко кричал и плакал, а разодетый в шитые золотом одежды крупный мужик что-то нараспев декламировал и погружал мальчонку в воду. "Ведь они же его не утопят?Нет?" В противном случае, он здесь и наготове...Когда наконец-то всё закончилось и Матфея отдали родителям, то вместо материнских рук он внезапно оказался на таких же чутких и чуть более натренированных в обращении с детьми руках бабушки. А подоспевший дедушка мягко оттеснил Лёшу и Анну плечом:- Отдохни, милая, - глянул он на невестку, - мы сами справимся...Глава VIIIЗлой моросящий дождь промочил его до нитки, в свинцово-тёмных лужах дрожали пятна жёлтых фонарей. Алексей медленно шёл и пинал ногами высокие лиственные сугробы, набрякшие от влаги бурые комья нехотя расползались. Собственная кожа казалась такой же неживой и задубевшей. Парень подышал на мокрые негнущиеся пальцы и сделал ещё несколько шагов вперёд, потом сел на скамейку и, нахохлившись, прикрыл глаза: "Вот бы уснуть здесь, а когда проснусь - всё стало бы сном..." Через пару кварталов от него - дом, в который так не хотелось возвращаться! Словно даже отсюда он слышит отзвуки криков и аниного плача...А ведь всё так хорошо начиналось! Ещё тогда, четыре года назад, когда его возлюбленная носила первого ребёнка, они вселились к его родителям. Молодым дали отдельную комнату, разрешили обставить её по-своему, Аня с воодушевлением начала обустраиваться, на небольшую сумму, выданную свёкром, купила привычные для себя вещи - платяной шкаф, стол, два стула, и, конечно же, большой киот с образами, запаслась впрок свечами и лампадным маслом, как чувствовала, девочка... Казалось, что их счастью ничего не угрожает, на самом деле, первое время его родичи сидели тихо, даже чешуйчатый Видьют старался не попадаться на глаза невестке, чтобы не напугать, но потом Лёше стало казаться, что раз наживку они заглотили, то и ловушка постепенно начала захлопываться: не сразу, постепенно, но постоянные бормотания и завывания за стенкой стали давить на психику сперва Анечке, потом и ему самому, отец с матерью постоянно проводили свои обряды, по всему дому там и тут торчали большие и маленькие истуканчики; в крайнем случае, их божки таращились на всех проходящих просто с прибитых к стенам картинок... Дальше - больше: Аня попросила себе отдельный холодильник и плитку в комнату, так как ей казалось, что свекровь что-то нашёптывает на продукты, и стоит ей лишь отвернуться, уже суёт их своим бесенятам... Поначалу, Алексей списывал это на мнительность, перепады настроения у беременной, но потом ему самому пришлось убедиться, что его мать что-то подсыпает невестке в чай. Это было во время её второй беременности, когда все узнали, что у них будет дочь и внучка. Пойманная с поличным, Врушали клялась и божилась своей дхармой, что заваривает для Ани лекарственные травы, чтобы хоть она в их семье смогла выносить и родить здоровую девочку. Один раз даже заставила её, ослабленную, присутствовать при своём жертвоприношении и кидать в огонь цветы, якобы, чтобы та заслужила милость Лакшми и получила счастливый исход своего состояния. И когда Иустина и правда родилась здоровой, то несказанную радость молодых омрачала железобетонная уверенность Врушали, что это только их многорукая уродинка помогла. Алексею очень хотелось указать матери на то, что ей самой почему-то так не посчастливилось с Амали, хотя костров и тогда сгорело немало. Но прямо выходить на тропу войны с родителями ему не позволяла совесть - ведь они их подобрали, как двух голодных щенят из-под забора, дали им всё, что нужно для безбедной жизни, сам Лёшка только недавно, когда ему уже стукнуло восемнадцать, смог устроиться на нормальную работу, так что пока кроме паперти ничего не может предложить жене и двум малым ребятишкам... А ситуация всё накалялась и накалялась. Кроме проведения жертвоприношений и молитв, отец начал с утра до ночи обучать ведическим песнопениям сыновей, так что казалось, что подпитываемые людской энергетикой идолища шевелятся и медленно ползают по стенам, заглядывая даже в их намолённую келью, тянутся к их бедным малышам. Один раз Аня бросилась ему на шею с плачем и причитаниями, что его отец Карна устроил здесь настоящую секту: выяснилось, что кроме родных детей он пудрит мозги и соседским, которых за каким-то лешим стали отправлять к нему их родители. Бесплатное ведическое брахманское образование прямиком от ученика самого Парашурамы это вам не Хухры-мухры! - гоготали дурачки, когда парень ненавязчиво поинтересовался деталями их обучения. Аня пыталась поговорить с самими малютками, но те не вняли и, покивав головёнками для приличия, убежали, на следующий же день как ни в чём не бывало явившись ни свет ни заря за новыми порциями абсолютно бесполезных знаний. Кажется, Аня начала потихоньку сдавать, она всё чаще плакала, всё реже выходила из комнаты, и порой могла безо всякой причины накричать на малышей, отчего те сперва ревели, а потом старший братец наловчился сбегать от сердитой и расстроенной мамы к доброй и ласковой бабуле, иногда прихватывая с собой сестрёнку...Единственным просветом были дни, когда отец с утра уводил свой импровизированный класс на любезно предоставленный "Крайс" полигон, уводил обучать их боевым мантрам. Тогда Алексей старался оставаться дома, проводить это благословенное время с женой и детьми, утешая и лаская их. Много-много раз он говорил Анечке, что ей нужно быть терпимее, спокойнее, мягче, ласковее, особенно к его матери, тогда и детишки не будут от неё прятаться, хотя бы до тех пор, пока они не оперятся и не смогут вылететь из родительского гнезда. Но взвинченная жена была глуха к его просьбам, и продолжала дичиться и существовать затворницей, принуждая к этому и Матфея с Иустиной... Последней каплей стало то, что Врушали и Карна постепенно начали приучать внучат к своему язычеству. Первая, на коленях с ничего не понимающей Иустей, совершала очередную пуджу, а в ответ на справедливые претензии невестки холодно ответила девушке, что просто объясняет малышке то, что она видит перед собой каждый день, мать же не хочет, чтоб её дочь НЕ научилась понимать окружающий мир? А отец как-то раз прямо на глазах у Алексея скормил маленькому Матфею "предложенный" сладкий шарик. Лёша попытался было объяснить ему, что они с Анной растят их детей христианами, обоих крестили, водят в церковь. На что Карна лишь отмахнулся и плюхнувшись на диван уже без мелкого на коленях, довольно грубо ответил сыну: "Лёш, я надеюсь, ты вот-вот перебесишься этим христианством..."После такого, Алексею ничего не оставалось, кроме как признать - да, они в осаде.***Из дремотного оцепенения его вывел пиликающий звонок мобильника. Нажимая ответ, парень внутренне сжимался, как перед ударом плётки:- Да, милая? - голос прозвучал слабо и хрипло, наверное, он простылСквозь надрывные рыдания он различил две фразы:- Лёш, приезжай...Они детей отобрали...- Ладно, - бесцветным голосом ответил он. В голове пронеслось: "Боже мой...Опять скандал..."***Ещё из коридора он услышал надрывный плач супруги. Только скинув ботинки, Алексей прошлёпал мокрыми носками вглубь квартиры. Возле родительской спальни его ждала поистине безобразная сцена: зарёванная Анна царапалась и дёргала ручку закрытой двери. Хмурый отец сидел поодаль на диване и пытался смотреть телевизор. Братья, мал-мала меньше, сгруппировались вокруг него и расширенными глазами взирали на тётю Аню, а вот матери и его детей нигде не было видно, значит, они заперлись от психующей девушки. Ласково подняв с пола жену, он взял её за руку и как мог чутко и нежно, спросил:- Ань, что случилось, расскажи мне!Вместо ответа она снова залилась слезами и бросилась ему на шею. Обняв её и ласково погладив, Алексей мягко отстранил жену от себя и негромко постучался в комнату:- Мам, открой, пожалуйста! Надо поговорить...За дверью раздалось шуршание и несколько коротких судорожных вздохов.- Лёш, она пыталась ударить нашу маму, толкнула её, та упала, - голос Карны был сиплым и взволнованным.Алексей беспомощно оглянулся назад, испуганные личики младших братьев свидетельствовали, что всё так и было. Горячая и тонкая рука словно клещами вцепилась в его кисть:- Лёш, она опять приучала наших детей к ворожьбе, я не могла стерпеть...- Алексей, скажи своей жене, что она не должна ТАК себя вести! Она детей пугает, моих и своих! Уведи её, успокой, тогда мы все сядем и поговорим... - отец тоже начал злиться, ситуация грозила выйти из-под контроля. Лёша свободной рукой взял жену за локоть и осторожно потянул за собой. Анна вырвалась и закричала:- Сколько можно это терпеть?! Почему ты всегда на стороне этих бесопоклонников??? Они же погубят наших с тобою детей!Не зная, к кому вообще прислушаться в данной ситуации, парень снова неуверенно стукнул в дверь костяшками пальцев, Аня же забарабанила обеими ладонями. Скрип диванных пружин сзади возвестил о том, что Карна встал и решил по-настоящему вмешаться в происходящее, и отстранив обоих, хмуро произнёс:- Завтра обо всём поговорим...Лёша почувствовал, что в его груди загорается справедливая ярость - какого чёрта они себе позволяют?- Нет! Мы с Анной никуда не уйдём отсюда без сына и дочери! Это раз. Два. Перестаньте учить их всякой дряни. И три...- А теперь меня послушай, сынок... В этом доме не будет рукоприкладства - это раз. Твои дети, как и ты когда-то, смогут выбирать себе религию сами, и вам придётся отнестись к их выбору с уважением, как мы с мамой - два, и третье - тебе лично придётся научиться с должным уважением относиться хотя бы к своему деду - богу Сурье... Тихий и полный ужаса стон был ему ответом, ещё не сообразив, что ответить, Алексей инстинктивно оглянулся на жену - она стояла сгорбившись, закрыв рот дрожащей рукой и беззвучно кричала, потом вдруг сорвалась и бросилась бежать. - Ань, Аня...- Ты что, не сказал ей? - шипение отца грозило перейти в львиный рёв. В прихожей послышалось металлическое щёлканье дверного замка, не сговариваясь, оба мужчины кинулись туда. Крупный Карна слегка обогнал сына, и уже практически в тёмном подъезде поймал трясущуюся девушку:- Пустите, пустите...я не могу... - Она отчаянно вырывалась, но свёкр сгрёб её в охапку и затащил обратно: - Ночью я тебя никуда не пущу. Утром придёшь в себя, извинишься перед Врушали, там решим, что делать дальше... - Он свалил её на кровать, втолкнул в комнату застывшего на пороге сына и запер их вместе на ключ. Утром же Алексей с покрасневшими глазами прижигал спиртом длиннющие царапины на лице, руках, шее и груди, а Анна, беззвучно плача, собирала свои немудрёные пожитки. Перед обедом она ушла, и установилась ТИШИНА...***Почти сутки Алексей пролежал в своей комнате без движения, не ел, не пил, и ни с кем не разговаривал. А вечером следующего дня ненадолго вышел и вернулся с двумя бутылками водки под мышкой и пачкой сигарет в кармане, хотя раньше никогда не курил. Сел в пустой и холодной кухне и начал пить, один. Стук часов сливался в один долгий и протяжный гул, стылый розоватый свет в окне мутился от застилавших глаза слёз...Она ушла, он потерял её...как же так... Через пару часов к нему молча вошёл отец, из-за его плеча робко выглядывала посеревшая и непричёсанная мама. Карна так же молча взял себе стакан, налил в него где-то на треть водки и залпом выпил. С непривычки зажмурился и отёр рукавом выступившие на глазах слёзы, после чего неумело, держа в руках, а не во рту, поджёг сигарету и попытался затянуться, закашлялся...Взглядом ответил жене на невысказанный вопрос: "Не бойся, это только один раз" и так же взглядом попросил её оставить их одних. Врушали бесшумно исчезла. Алексей поднял на отца осоловевшие глаза. Карна снова кашлянул и глухо спросил:- Что делать будешь? Парень выдохнул:- Не знаю...- Удержать не мог? Езжай и забери её, детям мать нужна, какая бы ни была...Я уговорю Криса выделить вам жильё...Ну, чё сидишь???- Отец, она не будет со мной жить, - он уронил голову на руки и затрясся от беззвучных рыданий. Карна поднялся и обнял сына за плечи:- Погоди, погоди, остынет, одумается, по детям заскучает, тогда и вернётся...***Через несколько дней похудевший и осунувшийся Алексей собирал вещьмешок: пара рубашек, свитер, разношенные и ставшие большими джинсы, кипятильник, пара ножей, небольшая фляжка для воды. - Лёш, ты хорошо подумал? - на пороге как тень стоял мрачный отец. - Да, подумал...Я не смогу здесь остаться, простите, пустота без неё рвёт душу...- Хорошо, сын, ты уже взрослый, тебе решать, - Карна развернулся и собрался было выйти, но Алексей окликнул его и в первый раз по собственному желанию подошёл и опустившись, прикоснулся к стопам, тихо прошептав:- Благословите...И простите...И позаботьтесь о моих...о наших детях...- Обещаю, - сдавленно произнёс отец, простерев дрожащую руку над головой сына.