Ребро (1/1)

Еще чуть-чуть, точно, и они встретятся. Коридоры змеятся, извиваются, а чтобы открыть дверь, нужно приложить всю силу?— замок словно бы препятствует движению, не пускает.—?Не молчи, не молчи,?— тупо повторяет Гильденстерн, и ему чудится, что кто-то ему отвечает, там, далеко, с противоположного конца коридора.—?Палачи… Сто личин… Красноречив… —?заходится эхо, но это все не то, он слышал, точно!—?Розенкранц! —?кричит Гильденстерн, а перед глазами пляшут цветные пятна.—?Розенкранц! —?слышит он откуда-то издалека, и сразу все остальные голоса затихают. Он не помнит, так ли его все-таки на самом деле зовут, но голос, голос?— тот самый, единственно-настоящий, от звуков которого все тело будто сотней игл прошивает. Потому что сейчас они найдутся, и все станет хоть чуточку, но понятней. До этого все было совсем непонятно и неправильно.Скованные судьбы, связанные пути…Совсем-совсем неправильно.—?Ты где? —?кричит он что есть мочи и ускоряет шаг, почти бежит. Грохот шагов взвивается под потолок.Скованные судьбы?— плечом к плечу,Где ты?..Все время до этого были вместе?— будут вместе и тут. Гильденстерн мчится по коридору, а мертвые нарисованные короли презрительно кривят губы, глядя на него,—?Мы люди маленькие, всех обстоятельств не знаем, это колесики внутри колесиков, и так далее…но какое это имеет значение? Дробь его шагов мешается с грохотом чьих-то чужих…—?Ты где? —?доносится из-за поворота?— хочется завопить, засмеяться, но он лишь ускоряет шаг.—?Здесь,?— чеканит Гильденстерн, наконец останавливаясь, а сердце бьется еще сильнее, чем тогда, когда стало понятно, что они разминулись.Розенкранц замирает, стоя всего шагах в трех от него.—?Здесь,?— слышит он, а внутри все обрывается, и плечи начинают дрожать, и ладони, а голоса затихают, растворяются в грохоте шагов.—?Вопрос вопросов: быть или не быть?..?— доносится откуда-то справа совсем тихо, но его это не волнует. Он улыбается и подходит ближе. Второй?— все же Розенкранц или Гильденстерн? —?тоже улыбается, но как-то кривовато.Сердце пропускает такт, а внутри все холодеет?— что, если это?— просто еще одна выходка чертова замка? Вдруг этот Второй?— ненастоящий??А что ты будешь делать, Гильденстерн, если этот Розенкранц?— всего лишь наваждение?? Он цепенеет от этой мысли, и в груди что-то?— душа, наверное,?— скручивается в тугой комок, и вообще ему тошно становится.Они срываются с места одновременно, чтобы дернуть друг дружку за рукав, ткнуть в бок, толкнуть в плечо?— просто чтобы прикоснуться, убедиться в материальности, ощутить шероховатость ткани, тепло чужой ладони, холод латунных пуговиц.—?Я боялся,?— тихо говорит Розенкранц, и Гильденстерн прекрасно его понимает, и он, в общем-то, собирался сказать примерно то же самое, но…—?Идиот! —?он пихает Розенкранца рукой в плечо яростно (не всерьез, конечно, но все это волнение, старательно сдерживаемое, наконец вырывается наружу, успев переплавиться в гнев, раздражение), чтобы загасить этой яростью свой ужас. —?Ты!.. Невыносимо!.. Пол-замка оббегал!..Нет, нет, это точно не наваждение. Наваждения не ругаются и не дерутся. Он смеется, потому что наконец-то все эти плутания, весь этот бред закончился. Теперь-то, вдвоем, они что-нибудь придумают.Друг мой, не молчи, не унывай…Второй еще кипит некоторое время, потом так же резко успокаивается. Вопрос его ничуть не удивляет.—?Что мы будем делать?—?Ну, нам нужно найти Гамлета. Ты ведь помнишь? Развлечь его, разузнать, в чем дело… Все образуется,?— некоторое время Второй молчит, потом вдруг улыбается. —?Не унывай.—?Не унывай,?— говорит Гильденстерн, стараясь улыбнуться ободряюще. Они идут вместе (наконец-то, наконец-то вместе), и теперь уж никаких теней, и короли неподвижны, и эхо умолкло, хотя вопили они будь здоров.Друг мой, не молчи, не унывай…—?Слушай,?— роняет Гильденстерн, слово повисает в воздухе, в мертвенной тишине, от которой его опять пробирает дрожь, а Розенкранц останавливается, замирает каменным изваянием. На лице его тревога. —?Ты… Пока плутал, не замечал ничего… Необычного?—?Необычного? —?переспрашивает он, и некоторое время они молча смотрят друг на дружку, глаза в глаза, не шевелясь, не отрывая взгляда.—?Да, необычного,?— кивает Второй, и на миг снова возвращаются голоса, и мертвенный запах цветов, и прикосновения лепестков…—?Нет,?— не моргнув глазом, говорит он (так все-таки, Розенкранц или Гильденстерн?). Второй кивает. —?А ты?—?Нет,?— мотает головой Второй, и они смеются, рассеивая тишину.Не молчи.—?Нет,?— говорит Гильденстерн, понимая, что Розенкранц-то тоже лжет. Ну да плевать. Тут и так полно всякой чертовщины. Вспомнить хоть ту же орлянку.Не молчи.—?Может, поиграем в вопросы? —?предлагает Розенкранц, и это прекрасный способ не молчать.—?А что это даст? —?отзывается Гильденстерн.