Часть 1 (1/1)
?Девяносто девять пойдут за тобой,Покуда им по пути,Пока им светит слава твоя,Твоя удача влечет.И только сотый тебя спастиБросится в водоворот?.Р. КиплингВместо прологаЛес весенний был упоителен красотой своей и жизнью, но одну придется отнять.?Прости, бедняжка, знаю, что только в этом году корону свою надел, но надо так. На следующий год родишься вновь, и ждет тебя жизнь дольше в разы. Не сердись, не держи зла?.Белоперая стрела вонзилась в рыжеватую шерсть на боку оленя. И радостный крик охотника услышал монастырский лесничий… — Я свободный человек!— Я сказал смерд — значит, смерд!?Пришел. Вот и свершилось оно, значит так и быть должно. Значит это он должен быть?.Двенадцать лет спустяГай проснулся с мыслью, что как раз сегодня припрется Тук. Когда Гай так думал, оно обязательно так и бывало. И почему безотказно работало только в случае Тука — было непонятно совершенно. Высунув нос из-под овчинного одеяла, Гай еще некоторое время лежал на лавке, прежде чем встать и умыться. Снаружи ошалело пели птицы, радуясь во все горло весне и теплу. Месяц уже так, и ведь не утихомирятся аж до Иванова дня. Гай покосился на стоящую в углу большую корзину с кореньями пионов, заготовленную еще с вечера. Сегодня надо накопать еще, потому что самолично посаженные три года назад корни этих душистых цветов как раз разрослись и вошли в силу — самое то для настойки, коей славится Торнтонское аббатство. Осторожно выкапывая их из земли, Гай размышлял, отмечая про себя, что за садовыми делами особенно хорошо думается, вот только не о самих садовых делах. Об них и совсем думать не надо было, они руками хорошо делались без какого-либо участия головы. И вспоминалось тоже хорошо. Старенький настоятель Торнтонского монастыря внимательно разглядывал гостя, предварительно предложив ему сесть и приказав служке принести гретого вина. Это было весьма мило с его стороны и еще более своевременно, поскольку Гай от слабости еле стоял на ногах и его еще не до конца отпустила лихорадка — сказывалась уже третья бессонная ночь и рана с потерей крови. — Чем же я обязан редкому удовольствию видеть вас у себя в гостях? — Тому, что я хотел бы попросить вас продать мне одну из аббатских ферм? — Это несколько неожиданно. — Вас удивляет, что я хочу иметь дом? — Признаться, немного удивляет. — Это потому, что вы просто не знаете, что вообще-то у меня его уже давно нет. И я хочу основать манор Гизборн заново. — Да, это мне как-то в голову не приходило. Но это весьма похвальное намерение. Вы приглядели себе что-то конкретное? — Нет, хотя вот ?Дрозды? мне бы подошли. Кстати, там и лес рядом, я хотел бы со временем приобрести и часть его. — Да хоть весь. — Тогда я намерен внести задаток. На стол был брошен весьма увесистый кошель, и аббат сделал знак брату келарю, исполняющему при нем и обязанности секретаря.Вот так он стал полноправным владельцем фермы и наконец обрел дом. — Бог в помощь! — раздалось прямо от калитки веселое Туково приветствие. Гай повернулся и, кашлянув, ехидно осведомился: — Это который? — Давай не будем вдаваться в такие мелочи? — примирительно улыбнулся тот. — Ну, можно и не вдаваться, — буркнул в ответ Гай и вернулся к своей работе. ***Тук облегченно вздохнул. Ведь чуть было не забыл, с кем разговаривает, а тот, видимо, с утра не в самом хорошем настроении, да и характерец у него с годами лучше не стал. Тук невольно поймал себя на мысли, что несмотря на все эти, уже мирные годы, Гизборн-то все тот же. Неважно — одет ли он в кольчугу и с мечом, или же копается на своем огороде в драной рубахе с закатанными по локоть рукавами и домотканых портках. Светлые волосы уже с заметной проседью, а ведь и сорока нет еще, только чуть за тридцатник перевалило. Тук смотрел, как они рассыпались по плечам нечесаной гривой. Не брился рыцарь, наверное, с неделю… Но все равно — тот же красавец, что и раньше, хоть и старше. И холодные глаза смотрели все так же настороженно, и, не ровен час, эти вилы, с которыми он управляется не хуже, чем с мечом, могут быть мигом воткнуты и хорошо, если не кому-нибудь в живот. Вот хотя бы и самому Туку. И который год уже так: не мир это с его стороны и даже не перемирие — вооруженный нейтралитет скорее. Терпит, из врага сделал старого знакомого, вот только скорее плохого, а не хорошего. Даже эля никогда не предложил, а ведь на всю округу известно, что у него хороший эль и ведь на чем он его делает, никто так и не вызнал. Да и живет он натуральным бирюком, с соседями не знается и что странное — не трогает его никто, хотя врагов у него должно хватать. Неужели ферма, купленная у аббатства и договор с обителью, так могут защитить? Три года назад окончательно выкупил участок леса и весь бор между ручьем и лугами монастыря, что без малого две тысячи акров, и теперь безраздельная вотчина Гизборна. Почти все свое жалование помощник шерифа отдавал монастырю, чтобы выкупить земли, которые не дают ему дохода. Ну или практически не дают. Гизборн указал на почти полную корзинку: — Вот сейчас закончу, и можешь забирать. Пока вторую возьми, она у крыльца стоит. Эля себе сам нальешь, жбан там же. Тук чуть было не хмыкнул от удивления — и было чему: ведь Гизборн впервые за все это время предложил ему угоститься элем. Налив себе кружку, монах обозрел размеры корзинки и пожалел, что не взял с собой послушника. Хоть повозка с осликом и почти в двух шагах, только ведь до нее поклажу и донести надо. — Не поможешь? — Отчего нет? Вот закончу только… Тук устроился на скамейке у крыльца, прихлебывая эль и наблюдая, как Гизборн вынимает из земли коренья пионов и самые крупные кидает в уже почти полную корзину. Вот который год знакомая картина, и ведь не подумаешь, что всего несколько лет назад Тука чуть удар не хватил, когда его послали забрать сырье для настойки. Гизборн тогда долго смеялся, увидев ошарашенную физиономию монаха. Наконец корзины были погружены и Тук, усевшись на повозку, взял в руки вожжи: — Ну, до скорого… — Угу… — Гизборн знал, что примерно через пару тройку недель Тук вернется, но уже за благоуханными цветами, чтобы самолично набить ими специально сшитые для этого льняные мешки. Монах, напевая про себя какую-то песенку, ехал обратно в обитель. Он не видел, как рыцарь, вернувшись в сад, продолжил свое занятие и вдруг повернулся в сторону кустов сирени и воткнул вилы в землю, сложил руки на рукоятке и мрачно спросил: — Так и будешь от него прятаться? Уж десятый год, может, хватит? — и добавил уже другим тоном: — И, кстати, куда ты дел мои садовые ножницы, мерзавец?***Тук уже выбрался с малой тропинки на дорогу к аббатству, но не успел отъехать и двадцати ярдов, как столкнулся с соседом Гизборна. Тот шел как раз из обители. Поприветствовав монаха, селянин вдруг спросил: — И как ты не боишься к нему ходить? Может, присловье какое знаешь, или оберег есть? Тук слегка оторопел, а тот продолжал: — Или, может, ты все еще Рогатому молишься, несмотря на то, что монахом прикидываешься? И это он тебя тут бережет? — Не пойму я, что ты от меня хочешь? — Да ничего я от тебя не хочу, — бросил второпях селянин и добавил как-то даже испуганно: — И ты ко мне не лезь! С этими словами и убрался, а Тук, побыв некоторое время в недоумении, поехал дальше по дороге в обитель. Однако в его голову пролезла мысль, как мелкий червячок в сливу, что странное тут происходит. А ведь и правда, сюда кроме него почти никто и не ходит. Только один раз в год на сбор урожая яблок и прочих фруктов из обители приходят послушники, и тогда на сад Гизборна совершается чуть ли не набег. В августе и сентябре там шум, гам и столпотворение. В остальное же время... ну разве что брат Амброзий и его помощник брат Илларион. Они теперь занимаются садами аббатства, вот наверняка и заходят по каким-то хозяйственным делам. Кроме того, оба в бытность свою мирянами были один печником, а другой плотником. В свое время помогали Гизборну, брат Амброзий — с камином, а брат Илларион сундук ему делал для всяких вещей с документами и стол. Но это было еще до того, как Тук в монастырь вернулся. А остальных-то, что соседей, что аббатских не видать. Да и рассказывают, что стараются без особой надобности даже мимо не ходить. Почему? И ведь не единственная же странность: у Гизборна на ферме из живности только его лошадь, даже собаки нет. Хотя это такая лошадь, что с ней и собаки не надо, но все равно странно. Живущему на отшибе нужна собака. Вообще-то пару раз Гизборн про кота говорил, когда монаху показалось, что кто-то в кустах проскользнул. Тук тогда особо внимания не обратил, только удивился, что кот больно большой получается и нелюдимый очень. А ведь и вправду этого кота монах ни разу не видел. Как, впрочем, и все остальные.