Часть 10 (1/1)
Робин Локсли задумчиво наблюдал, как удаляется по лесной тропе знакомая фигура всадника в синем плаще. Что делал Гизборн в лесу в эту пору и один? Не иначе как гадость затеял. Надо бы за ним последить. И выяснить, что вообще происходит.На днях рассказали, будто бы он, Робин Локсли, не пойми с чего сжег одно поместье и перебил там всех. Глупости какие! Да, в самом деле: Брэдмур-холл сгорел и несчастные крестьяне мертвы, и надо еще серьезно разобраться, что там произошло. Но свалить все на него? Сына Хэрна? Робина Гуда? Защитника их прав и свобод? Это кровное оскорбление!И не важно, что поместье принадлежит теперь шерифу, а с домом и постройками сгорел весь урожай, обещанный аббатству, а насолить де Рено — это святое дело для Робина Гуда…Он, Робин Локсли, тут ни при чем!Поговаривали также, что на эти земли вроде зарился Гизборн… С чего бы? И на кой ему еще тут владения — в Ланкастере не хватает? Хотя, говорят, он в Брэдмур-холл ездил, встречался со старым лордом… Или помощник шерифа просто устраивал покупку поместья для де Рено? Скорее всего, так оно и было — впрочем, не важно.Но, к сожалению, пока не удалось выяснить толком, кто там ?поработал? и кто оклеветал самого Робина. Но он обязательно это сделает. И уж тогда лично повесит мерзавца, посмевшего свалить убийства ни в чем не повинных крестьян на него! Одно хорошо — жители других деревень особо-то не поверили в эту чушь, но зато мыслью проникся шериф и его братец…Нет, Хьюго де Рено в этом случае оказался крепким орешком и в версию про Человека в Капюшоне поверил как раз не особо. Точнее, не поверил вовсе. И, судя по всему, решил докопаться до истины, начав расследование. И теперь церковник гоняет все еще своего управляющего ловить преступника, лишившего его зерна. Ну, как говорится, бог в помощь.А Гизборн сейчас после всех поисков возвращался в Ноттингем из обители Святой Марии? Очень похоже на то. И точно — не солоно хлебавши, что неудивительно, при полном отсутствии у нормана мозгов.Да, Гай Гизборн был последним человеком, подходящим на должность помощника шерифа, но, по неясному капризу судьбы, именно он ее и занимал.Смилуйся Хэрн! Предела его глупости не было абсолютно никакого, и Робин сам несколько раз становился свидетелем этого прискорбного факта. Горе-рыцарь лез на рожон и дразнил тех, кого дразнить нельзя ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах.Робина это по большей части устраивало, хотя тут были свои нюансы. Много и разных.Но чувствовалось во всем этом какое-то несоответствие, и оно весьма беспокоило. А временами Робин ловил себя на вообще очень странном ощущении — непонятно откуда пролезающей в его душу зависти. Было у Гизборна что-то такое… Робин не мог этого объяснить, но хотел иметь. Только отнять не получалось, а желание никуда не уходило. Это злило. Хотя, по здравом размышлении, совершенно непонятно, чему бы тут завидовать? Но это чувство основывалось на том самом едва уловимом несоответствии, столь досаждавшем Робину.Гай Гизборн… сэр Гай Гизборн… Лесничий Гай… Гай… Гизборн...Эта непостижимая загадка мирозданья в синем плаще умудрялась вляпываться в такие переделки, что хоть куда беги. Все его действия не несли в себе ни капли логики и здравого смысла.Это ходячее недоразумение, самозабвенно скандалившее с тамплиерами по вопросу несуществующего в природе явления в виде собственной чести, столь же самозабвенно взялось им помогать!У этого человека не было ни мозгов, ни самоуважения, ни стыда, ни совести, ни гордости, ни чести с достоинством. Ни-че-го! Были только невероятная наивность в сочетании с такой же наглостью, совершенно феерических размеров самомнение, крышесносные всплески эмоций и скудоумная отвага. И последнее было просто беспредельным.Но как все это вместе умудрялось сочетаться в одном — и, удивительно, еще живом — человеке, Робин Локсли понять не мог, хотя пытался.И Гизборн таки вернул тогда храмовникам их железное добро вместе с конями, сбруей и одеждой.У Робина от такого поворота дела чуть челюсть не отвисла. Вот чего-чего, но этого шервудские стрелки не ожидали. Скарлет с Маленьким Джоном едва отбились, наткнувшись на засаду Гизборна у старого Боззи — известного в округе скупщика краденого. Отделались всего парой ран, но это, несомненно, благодаря защите Хэрна.Была еще пара интересных случаев, когда Гизборн оказывался весьма шустрым и деловитым, но в основном-то это наглое норманнское мурло только и умело, что за несчастными голодными крестьянами гоняться и девок портить!Ладно, пусть этот пустобрех что хочет делает, лишь бы под ногами не путался, пока сам Робин не выяснит доподлинно, кто сжег Брэдмур-холл. И это случилось точно не по желанию чьей-то левой пятки, а по очень серьезной причине. Такие вещи делают из мести. Иначе Гизборн бы тут не рыскал в попытке поймать преступника.Да никого эта погань не найдет, хотя… Чем черт не шутит? А вдруг Гизборну это удастся? Ну, совершенно случайно. Нет, надо поскорее заняться этим, потому что тому бедолаге надо помочь скрыться. И объединившись с шервудскими стрелками, тот человек смог бы отомстить за обиду получше. Или Робин Локсли сам попортил бы крови его врагам.Но еще вожаку шервудской шайки было страсть как любопытно, что же все-таки произошло между тем неизвестным мстителем и шерифом?Наверняка есть люди, знающие хоть что-нибудь об этом. И, придя к такому решению, Робин отправился обратно в лагерь, чтобы оповестить остальных о предстоящем деле.Только он свернул с тропы в чащу, как заметил в глубине леса легкое свечение. Хэрн? Подкравшись поближе, увидел среди деревьев фигуру своего отца в его рогатой шапке. Свет и впрямь исходил от него, что само по себе было вполне нормальным явлением. Но не постоянным. Что происходит?Хэрн стоял с распростертыми руками и что-то бормотал. Робин осторожно приблизился еще чуть-чуть, а потом еще, пока не увидел происходящее. И замер, онемев от изумления.Перед лесным богом на траве лежала мертвая и очень старая женщина, ее лохмотья были в крови — кто-то нанес ей страшную рану в грудь, но не это потрясло Робина.Он не мог отвести глаз от невиданного доселе зрелища. Сморщенное лицо этой старухи и ее руки медленно покрывались извилистыми прожилками, будто из-под кожи выступили на поверхность кровеносные сосуды. Кожа начала темнеть, и лицо стало похоже на дубовую кору.А тем временем из земли с тоненьким потрескиванием высовывались белесые ниточки, они росли, утолщались и опутывали мертвое тело, прорастая в него. Мелкие жуки, многоножки и уховертки — обитатели перепревшей прошлогодней листвы — шустро ползали по истлевающему на глазах одеянию несчастной.Сам ли лес забирал ее или она уходила в него, Робин так для себя и не уразумел. Он просто замер и не мог пошевелиться. А тело на земле постепенно утрачивало человеческий облик и превращалось в древесные корни. Вот исчезло и последнее — спутанные седые волосы. Лес забрал ее целиком.Хэрн опустил руки и тяжело вздохнул. И только сейчас Робин смог наконец пошевелиться. Рогатый обернулся.— Пришел… это хорошо.— Да, отец, — кивнул Робин и снова перевел взгляд на ту женщину — вернее, место, где только что было ее тело.— Не важно, кто она… — вдруг устало отозвался Хэрн, хотя Робин еще и рта не успел раскрыть с вопросом. — Это не твое дело, своими занимайся, у тебя их скоро будет — лопатой не разгребешь.— А?..— Тебе представится шанс стать тем, для чего ты рожден. Не упусти его. Ты должен показать, кто ты, чтобы твои люди узнали тебя и пошли за тобой. Но и ты сам тоже должен узнать их. Пора занять свое место по праву, Робин, — и добавил совсем уже странное: — И не только тебе… получится ли?— Не понимаю… Отец, разве я еще не?..— Не. Но чтобы стать кем ты должен, тебе нужно быть собой-настоящим — иначе не сработает, и ты можешь не обрести, а потерять очень многое. Будь осторожен и осмотрителен, сын мой, перед тобой сложная задача.— А…Робин шмыгнул носом и почесал в затылке, а Хэрн выжидательно смотрел на него, пришлось ответить:— Понятно.Вообще-то, слова отца никогда не отличались ясностью и прозрачностью, но сейчас Хэрн как-то особенно туману напустил. А сам Робин, пусть и сказал, но совершенно не понимал, о чем речь. Просто дураком не хотелось выглядеть.Лесной бог тем временем хмыкнул что-то неопределенное и еще раз окинул своего сына взглядом, который Робину показался довольно странным: то ли насмешливым, то ли… разочарованным? Видимо, Хэрн не поверил в такое внезапное озарение.— А я еще хотел у тебя…И Робин вдруг понял, что не знает, о чем он собирался спросить своего отца, да и вообще не понимает, как он тут оказался, где он был до этого и чем занимался. Подумав немного, пришел к выводу, что был он в лагере, а Рогатый как-то сделал, чтобы Робин нашел его.И стоит ли, в самом деле, удивляться таким само собой разумеющимся вещам? Все-таки его отец — великий бог Хэрн.А на следующий день случилось так, что его величество король Англии пригласил Робина Локсли к себе в гости в Ноттингем. И Робин понял: это и есть тот шанс. И что он победил. Безоговорочно. Война, которую вел с ним шериф, его брат и эта шавка Гизборн, проиграна ими вчистую. И все об этом узнают!ЭпилогВсе повторяется сначала как трагедия, а потом как фарс, но даже в этой закономерности Гай умудрился оказаться исключением. Слушая Ричарда Львиное Сердце, превозносившего до небес своего нового любимца, он понял, что его король, второй после бога… почти бог, его предал. И Гаю стало страшно, но этот страх на удивление быстро прошел, оставив ощущение брезгливости, а потом и пустоты.И приказу на следующий день — который, как ни пытайся вывернуться, а выполнять придется, — он даже не удивился. Но у него снова была надежда на дом и новый шанс.Среди пламени, охватившего амбар, несмотря на адскую боль и жар, он смог подняться на ноги и сделать шаг к выходу… на полу валялся все еще заряженный арбалет — из него не успели выстрелить. Даже если это будет последнее, что он сделает...Гай не увидел, как арбалетная стрела с хрустом вонзилась между лопаток — но не тому, кому предназначалась, а его спутнице. Да ему было уже все равно, кого она настигла, и на себя наплевать — он умирал.Где-то на краю сознания пронеслось воспоминание: обезображенное шрамами лицо женщины из Брэдмур-холла и ее слова:— ...мой род Хэйгов, чей девиз всегда был ?Что бы ни случилось?.В ответ ему, будто эхо, совершенно незнакомый голос произнес:— Гизборны не сдаются.И собственный едва слышный хрип:— Ни-ког-да!