Часть 2 (1/1)

Ёнджу очень любила Юмпу. Поначалу стеснялась, но любила; а потом, когда он официально признал её своей девушкой, и стесняться перестала – не всего, конкретно этого факта; и сейчас продолжала любить……но вот слёзы, умывающие лицо вместо дождя, её любовь остановить не могла. Как не могла она остановить и бьющуюся изнутри, вопящую, рыдающую и царапающую холодным огоньком рёбра обиду.После того случая с отцом Юмпой между ними словно пролегла какая-то тень. Юмпа стал очень замкнут, разговаривал с ней нормально, но словно без души, без тепла, хотя она постоянно перед ним извинялась за тот случай и пыталась как-то расшевелить и успокоить его; даже стал курить – курить! И это он, Юмпа, поборник здорового образа жизни!— Не надо курить, пожалуйста, — говорила ему робко Ёнджу, когда он выходил из своей комнаты за новой пачкой сигарет.— Мне легче от этого, — отвечал он, обнимал и шёл обратно.

И так почти неделю.Когда Ёнджу во второй раз в своей жизни прогуляла школу и приехала за ним на студию звукозаписи, её поймал сам Ёнчи Цой и мягко, в своей полукошачьей манере, попросил её ?проследить за Юмпой? и… ну, не отбирать у него сигареты, конечно, он и сам прекрасно понимал, что Юмпа их ей не отдаст, но хотя бы чтобы он так много не курил, иначе потеряет голос. Ёнджу внимательно слушала директора и ласково пообещала помочь, чем она сможет, но – Ёнчи Цой не был так успешен, не умей он наблюдать тончайшие настроения своих собеседников; и он сразу понял, что авторитет Ёнджу для Юмпы уже не авторитет. А, значит, должно что-то произойти.И произошло.Ёнджу не была в этой части города: она вообще-то не любила гулять, разве что с подругой или Юмпой, и то по знакомым и излюбленным местам; но сейчас, поняв, что она заблудилась, она не испугалась этого и просто зашла в первую попавшуюся кофейню.

Когда Ёнджу вошла в кофейню, она набрала воздух в грудь и выдохнула: воздух здесь был сладковатый, несмотря на острый запах кофе: пахло свежими овощами, скошенной травой, немного стеклом – но приятным, не пыльным и грязным, как раньше в папином доме, а новым, чистым стеклом; стены были выкрашены в нейтральный голубой цвет, а освещение было естественным – никаким томных ламп под широкими и пыльными абажурами, никаких люстр с пошлыми светящимися подвесками – на стенах виселиещё пока не горевшие позитивные лампочки, а широкое огромное окно, казалось, освещало не только зал со столиками, но и спрятанную за высоким баром кухню.

Ей понравилось это место: в нём было уютно. Как рядом с мачехой, папиной женой – с матерью ей никогда так уютно не было…Но вот кофе она никогда не любила, и любить не собиралась – невкусный он был, этот кофе. Горький. А капуччино с латте – слишком приторный.

Хотя горечь, наверное, самое лучшее для неё сейчас. Не начинать же курить, в самом деле, как Юмпа…Он тоже кофе не любил. Считал его вредным для здоровья отвратительным пойлом – ?и как европейцы это пьют??. Поэтому она всегда для них покупала зелёный чай с кусочками земляники – такой, какой он любит…Да что она, в самом деле, только о нём и думает! Глупая!Но не о нём, так о Дженни.

И о ней она думать не будет.

Ни о ком из них.Осталось выбрать что-нибудь в меню. Что-нибудь, благодаря чему она не будет чувствовать себя раздавленной и униженной…— …и ирландский кофе, пожалуйста, — раздался знакомый голос неподалеку.Ёнджу подняла голову и чуть не подпрыгнула на месте: она и не подумала никогда, что вот так вот, случайно может встретить этого человека. Тем более в такое тяжёлое для неё время, в котором отчасти виноват и он – а, может, и не отчасти, а целиком он и виноват…Джекеонг посмотрел в ту сторону, где какое-то непонятное существо вдруг резко взмахнуло руками и, узнав Ёнджу, удивленно улыбнулся.?О, боже, только не это!?.Он приспустил очки и нагнулся в её сторону; Ёнджу просто почувствовала, как сильно она покраснела. И чего покраснела?...— Госпожа Чё! – в голосе отца Юмпы было столько удивления, сколько не было, наверное, в самой Ёнджу, когда она его увидела.

— З-здравствуйте, — а ещё она совершенно паршиво не умеет справляться с собственным волнением.— Не стесняйтесь меня так сильно, садитесь. – И он красиво взмахнул ладонью, предлагая ей сесть напротив.Она ужасно стеснялась этого человека – отец Юмпы, да ещё и всемирно известный музыкант, как она узнала… но не принять его предложение Ёнджу посчитала неприличным; поэтому он, сутулясь и зажимаясь, прошла к нему за столик.— С-спасибо. Я, в принципе, ненадолго…— Меня боитесь? – а вот усмешка этого человека была очень похожа на усмешку Юмпы. Юмпа почти никогда не усмехался, он и улыбался-то редко – он говорил, что усмешка признак слабых людей, которые не могут искренне и от души улыбнуться. Наверное, он так говорил из-за своего отца, подумала Ёнджу: казалось, эта горьковатая усмешка приросла к нему намертво.— Н-нет…— Или да?— Да… то есть нет… ох. – Ёнджу вздохнула. – Просто мне дома надо быть, расслабиться…— Расслабиться? А отчего Вы так напряжены, что Вы не можете расслабиться в кафе?Ёнджу не знала, что ответить; левую руку она сжала почти до боли. ?И зачем я сюда только зашла…?.— Представляю, что мог наговорить Вам Юмпа обо мне, если Вы меня настолько сильно боитесь, — он закурил. И почему она в первую их встречу подумала, что они разные? Они ведь совсем не разные, очень похожи. Даже закуривают одинаково.— Нет! – вспыхнула она. – Он не говорил о Вас никогда, честное слово. Я просто сама…— О, даже не говорил. – Он что, никогда не расслабляет свой рот от этой усмешки? – Вот он, юношеский протест против родительской тирании. Кстати, прошу прощения за ту сцену: мне показалось, Вас больно задели эти наши выяснения отношений.— О, нет, что Вы, не извиняйтесь! – с жаром воскликнула Ёнджу. – Мне надо было самой… Я же не знала, что у Вас…— Что мы оба друг друга искренне ненавидим? – Глаза за очками были полузакрыты, и девушке было не совсем понятно, как этот человек вообще что-то видит. – Ничего, в будущем Вы ещё насмотритесь на такие сцены, уверяю Вас. Пока не поправится мама Юмпы… или пока небо не упадёт нам на головы.Ёнджу не знала, что ответить этому человеку; особенно на фразу с ?ненавидим друг друга? — ненавидят? отец и сын? это вообще как – ненавидеть своего родного сына, свою кровь? Бред, да такого же быть не может, если он ему действительно родной!Или может?Они неловко замолчали – точнее, это молчание Ёнджу было неловким, сам же мужчина, кажется, был полностью удовлетворён этим молчанием и вновь уткнулся в книгу, в который непрочитанными оставались какие-то жалкие несколько страниц – Ёнджу сама увидела. Ей вдруг стало интересно, что это за книга такая, которую этот странный человек читает с таким интересом, но – отрывать его от чтения ради какого-то дурацкого знания… нет, Ёнджу была слишком хорошо воспитана.Вскоре вечно улыбающийся официант принёс на подносе заказ: жареные каштаны с мёдом, ирландский кофе и – отдельно – маленький стаканчик с виски. Джекеонг оторвался от чтения и вежливо поблагодарил официанта – значит, не одна Ёнджу такая дурная, что говорит ?спасибо? официантам…И теперь понятно, отчего на неё за это всякий раз злился Юмпа.— А что будете Вы?Ёнджу встревожилась. Она и совсем забыла, что должна сделать заказ!— О, п-простите, я ещё пока не выбрала…— Виски.Ёнджу в изумлении подняла голову. Шутит? Нет, судя по выражению лица говорит серьёзно.— Простите?— Виски. Впрочем, нет, вру, не надо виски – это не напиток для женщин; чхонжу?— Но я не пью…И тут Джекеонг впервые снял за весь их разговор свои очки; и Ёнджу снова вздрогнула, как тогда, когда впервые увидела его глаза. Только сейчас они были куда жестче, чем тогда.— Дорогая Ёнджу, — заговорил он, — алкоголь лучшее средство для исцеления глаз от слёз. Это как гной: лучше выпустить его, чем накапливать внутри. – И он вновь обратился к продолжающему улыбаться официанту: — Чхонжу и жареные каштаны. Пожалуйста.И официант, с застывшим улыбчивым лицом, откланялся и задом потащился в сторону кухни.

Ёнджу же остолбенела от такого поступка этого странного человека.— Но правда, лучше не стоит…— Дайте угадаю – принципы?— И они тоже, но… Нет, я правда не пью. – И, чуть подумав, она добавила: — А откуда Вы знаете, что я плакала?Джекеонг фыркнул: она и сама поняла, что задала идиотский вопрос.— Красные щёки с сухой кожей, влажные глаза с маленькими зрачками, потерянный вид и невероятная тоска в глазах. Все женщины плачут одинаково: поверьте мне, у меня две женщины в семье.

— Да, наверное, Вы правы. – Ёнджу опустила голову: интересно, догадается ли он, отчего она плакала?...— Я Вам говорил, что Вы ещё намучаетесь с этим оболтусом, моим сыном. – И снова рот стал похож на кривую черту: да что такое! – Истинный поганец. И совершенно отвратительная, беспринципная, без…— Прекратите!Воскликнула это Ёнджу чуть громче, чем было нужно, поэтому часть посетителей вздрогнула, и люди стали оборачиваться на эту интересную парочку. Она тут же засмущалась, покраснела, и продолжила чуть спокойнее:— Нет, просто… я, наверное, сама виновата… За что Вы его так ненавидите? – При этих словах Ёнджу впервые посмотрела в глаза Джекеонгу: и она обрадовалась, увидев в них растерянность. – Понимаете… Юмпа от этого очень страдает, на самом деле. И злится ещё больше – он такой. Но Вы же взрослый человек!...— Дорогая девушка, — он надел очки обратно, и вновь выражение его глаз было невозможно прочитать за тёмными стеклами солнцезащитных очков. – Давайте мы не будем касаться политики моей семьи, хорошо? Я ценю Ваше желание защитить любимого от злого узурпатора меня, но, поверьте мне, некоторые тайны должны оставаться тайнами.— Но это же неправильно! – Ёнджу не могла видеть его глаз, но, судя по вскинутым бровям, Джекеонг очень удивился. – То есть, я хотела сказать… ну, он же Ваш сын. За что Вы его ненавидите?

Джекеонг вновь потянулся к сигарете; она уже успела возненавидеть этот жест – рука, тянущаяся за сигаретой как утопающий за спасительным бревном, писатель за мысль… иллюзия расслабления и спокойствия. Отвратительный жест. И отвратительные сигареты.— Не знаю, — наконец ответил он и облизнул губы. – Вероятно, за то, что родился.

Ёнджу была шокирована этим высказыванием. Она была напряжена и обескуражена, не сводила взгляд расширившихся от шока глаз с заметно занервничавшего Джекеонга. А тот словно продолжал обдумывать свои мысли, и действительно сильно нервничал: Ёнджу и подумать бы не смела, что у него бывают такие состояния…— Впрочем, знаете, — неожиданно заговорил он, — я тут подумал, что в моей семье нет такого человека, к которому я бы не испытывал первоклассной ненависти. Хотя, безусловно, люди они достойные. – Затем он весело посмотрел на тих остолбеневшую от такого признания Ёнджу и так же беспечно добавил: — Вот так. Хорошо, что вы не журналист, и это не станет сенсацией в дешёвой корейской газетёнке.

— За что Вы их так?... – тихо спросила Ёнджу: похоже, Юмпа был не так уж сильно неправ в своей ненависти к этому человеку…— Несовпадение характеров и полное разочарование в своих ожиданиях, — он, похоже, пользовался своим весёлым голосом как бронёй от пытливых глаз Ёнджу и её простодушных вопросов. – Знаете, а Вы первая девушка, заставившая меня устыдиться собственных взглядов на жизнь. Хвалю.— Да нет, что Вы… — она потупила глаза: в самом деле, ей лучше было бы и не задавать этих вопросов. И что ей принесёт это новое знание? Новую головную боль? Оправдание Юмпе? Какое ему может быть оправдание после случившегося?Тем временем официант принёс заказ: Ёнджу поблагодарила его и посмотрела на свой стакан с чхонжу. Она никогда не пробовала этот напиток, даже несмотря на то, что папе с мамой его несколько раз дарили знакомые – она не принимала алкоголь ни в каком виде, не любила его, не желала пить… а тут – целый стакан. Да ещё и под присмотром отца Юмпы.

Левая рука Ёнджу сжалась в кулак, и она за первый раз выпила сразу полстакана, после чего закашлялась; алкоголь на вкус был ещё противнее кофе, тот-то хотя бы кислятиной не отдаёт…Лицо Джекеонга скривилось.— Не так, — сказал он. – Понемногу. Наслаждайтесь вкусом и…— Нет, спасибо, мне не понравилось. – Она отставила от себя стакан: в ушах зашумело, а голова слегка закружилась; что же, она опьянела с семнадцати градусов? – Я, наверное, пойду, сейчас оплачу и пойду…— Домой, к изменившему Вам молодому человеку?Ёнджу медленно поднялась. Зрачки её увеличились, отчего глаза стали почти чёрными, а лицо наоборот, сильно побледнело. Одними пересохшими губами она спросила:— Откуда Вы это знаете?Джекеонг привычно усмехнулся:— Я довольно хорошо знаю своего сына, чтобы предположить его, так сказать, душевные порывы. Я бы предложим Вам сесть и хотя бы немного поесть – Вы ведь не ели с утра? но, думаю,теперь Вы воспримите моё предложение в штыки. Хотя поговорить о чём-нибудь невинном…— Мне надо домой.— Хорошо, как знаете. – Он облокотился на спинку кресла. – Всего доброго.И Ёнджу пулей вылетела из кафе; на улице уже повечерело и, кажется, собирался дождь.