Глава I (1/1)

При виде вынырнувшего из кустов Джона Робин преодолел расстояние от середины заводи до берега быстрее, чем тот спустился по крутой тропинке. Плавать он предпочитал в одиночестве, и прийти сюда могли только по одной причине — что-то случилось. Последний раз такое было полтора месяца назад, когда Уилл после их ссоры, никому не сказав, отправился в Ноттингем на встречу со стражником, передававшим разбойникам сведения. Но перед этим заглянул в кабак, пропустил несколько пинт, умудрился нарваться на патруль, прирезал двух солдат, получил по голове и закономерно оказался в подземелье на радость шерифу. Это была не первая его выходка, но до сей поры он не попадался. Робин чуть не поседел, пока они вытаскивали его бешеного братца чуть ли не с виселицы. На этом его терпение лопнуло, и в результате Уилл три дня не мог сидеть (рука у Робина была тяжелая, а уж с вожжами в ней — и подавно). После чего Джон добавил от себя увесистым кулаком, и младший Локсли неделю щеголял заплывшим глазом. Поэтому первым вопросом помрачневшего Робина было:— Уилл?..— Нет. И все живы и целы, — поспешно ответил Джон, протягивая вожаку чистую рубаху и старательно делая вид, что не замечает обвивающих торс старых шрамов от кнута. — Но кое с кем неладно. При всех не хотел говорить...Робин натянул рубаху на мокрое тело и кивнул.— Понятно. Что случилось?— Это Бычок, — хотя рядом никого больше не было, Джон понизил голос почти до шепота. — Все плохо.Робин как раз надел штаны и сел на камень, приготовившись слушать. Что могло произойти с жизнерадостным Бычком, который скабрезными шуточками и дурашливыми выходками даже в минуты скорби умел вызвать улыбки, он не представлял. Но раз уж Джон для разговора пришел сюда, значит, и впрямь стряслось нечто серьезное. В голову ничего не приходило. Родни у Бычка не осталось, все погибли, его домом стал Шервуд, а семьей — разбойники. Предательство? — да о таком даже подумать невозможно. Открылась рана от болта? Но тогда Азим уже знал бы. Джон, помявшись, продолжил:— С этим делом у него неладно. С бабами.— С бабами? — удивленно переспросил Робин. — Да у него отбоя от девок нет, даром что ростом не вышел.— Теперь будет... отбой, — Джон заговорил совсем уж тихо, словно не хотел, чтобы их слышали даже деревья, птицы и мухи. — Я ж говорю, с этим делом у него неладно. По мужской части. Не стоит.Робин, уже открывший было рот, чтобы задать следующий вопрос, поперхнулся воздухом и ошарашенно уставился на Джона. С какими только вопросами к нему не обращались, от решения споров до разрешения на брак — даже сейчас он оставался лордом, а закон оставался законом. Но такое случилось впервые. Мысли едва успевали догонять одна другую. Почему Джон пришел к нему? Откуда узнал? От самого Бычка или косвенно? От кого-то из девиц? Скоро ждать еще одного младенца? Или не ждать, раз... не стоит? Между Джоном и Бычком что-то есть? Сам Робин ничего против не имел, еще со Святой земли, и среди лесной братии такое случалось, но никто не заострял внимания. И все-таки в первую очередь — почему к нему?..— А почему ты ко мне пришел? — спросил Робин, начав с самого простого. — Почему не... к Туку, например?— Этому бочонку для эля чего скажешь не на исповеди, так к вечеру половина наших знать будет, и к утру — вторая половина, — проворчал Джон. — А дело-то деликатное и серьезное. Не ровен час, Бычок руки на себя наложит! Знавал я одного, у которого мужская сила сгинула, так он удавился.— Ясно, — на самом деле ничего ясного не было, но Робину стало хотя бы понятно, из каких соображений Джон решил обратиться к нему. Держать язык за зубами Тук и правда не умел. — Но чем я-то могу помочь?— Поговори с ним, а? — казалось, еще немного, и Джон сложит молитвенно руки. — Мне тут шепнули, что близ Раффорда живет одна... знахарка. Может любую хворь вылечить. Слухи ходят, старый лорд Бервик наследника заделал не без ее помощи, а дыма без огня, сам знаешь, не бывает. Пусть сходит к ней.— Хм... Ну, предположим, знахарка и правда есть, — Робин пожалел, что не прихватил с собой флягу с вином, выпить сейчас не помешало бы. — Но почему ты сам ему об этом не скажешь?— Да мне как-то... неловко, — Джон вздохнул. — У меня же там все работает... То есть, я не к тому, что у тебя не работает, — поспешно добавил он. — Просто ты наш вожак. И ты лорд. От тебя он это примет легче.Робин помолчал, осмысливая услышанное. Он, конечно, лорд, и решать ему доводилось разные вопросы. Но сейчас он растерялся даже больше, чем когда отец впервые отправил его разбирать тяжбы между вилланами. Джон смотрел на него с надеждой, и отказать не поворачивался язык.— Ладно, — сдался Робин. — А теперь — как ты узнал?— Вторую седмицу по бабам не ходит, а за ним спокон веку такого не водилось, — начал пояснять Джон. — В Ноттингем шастает то и дело. А пятого дня, как мы с Белоручкой тоже в город наведывались, он на обратном пути к аптекарю завернул, сказал не ждать, нагонит. Вернулся уже за полночь, смурной совсем. Дурной болезни у него нет, да и если б была, он у Азима бы зелье какое попросил, а тут — аптекарь. И ночью сегодня вот... В карауле стою, смотрю, идет наш Бычок мимо, под нос себе что-то бормочет. Спрашиваю, что, петушка к курочкам в гости ведешь? А он... — Джон скорбно покачал головой.— А он — что? — прервал повисшее молчание Робин.— Ничего! — казалось, от огорчения у Джона поникла даже вечно топорщившаяся шевелюра. — Совсем ничего! Посмотрел так, что внутре все перевернулось, снова забормотал и пошел дальше. Я то ли ?упал?, то ли ?пропал? расслышал. Аж не по себе стало. И впрямь — пропадет же! Только меня в дозоре сменили, я к тебе.— Да уж... — протянул Робин. Тревога Джона передалась и ему. Картина вырисовывалась безрадостная. Теперь он и сам припомнил, что в последние дни Бычок был тих, почти не шутил и от костра уходил быстро. — Где, говоришь, эта знахарка живет?— Близ Раффорда, аккурат на излучине Маун, где поворот на Оллертон.Джон просиял, явно уверенный, что все будет хорошо. У Робина такой уверенности не было, но говорить об этом вряд ли стоило. Как и откладывать разговор — вдруг и впрямь дело кончится петлей или камнем на шее?— Вернется из дозора, поговорю с ним.***Когда солнце пересекло зенит, Робин сочинял уже двадцатую речь. К счастью, Уилл тоже был в дозоре — иначе наверняка попытался бы выведать, почему он с кислым видом расхаживает вокруг лагеря. Правда, эти метания заметил Азим и время от времени бросал в его сторону задумчивые взгляды, хотя вопросов не задавал — как всегда, если считал, что ничего из ряда вон выходящего не происходит.На середине двадцать второй речи, когда Робин уже готов был сдаться, подойти к Азиму сам и попросить помощи, на тропинке появилась неразлучная троица, состоявшая из Бычка, Томми и Роя. Они перебрасывались шуточками, однако было заметно, что веселятся на самом деле только двое.Окликнуть Бычка Робин не успел, тот вдруг что-то сказал приятелям, отдал Томми лук и колчан, а сам направился к нему. На лице у него читалась тяжелая внутренняя борьба, а во взгляде — решимость идущего на эшафот праведника. Возможно, речь и не понадобится. ?Кто-то на небесах решил упростить мне задачу?, — Робин облегченно выдохнул. Выглядел Бычок и впрямь не очень — бледноватый и осунувшийся.— Мне поговорить, — произнес он, задрав голову, чтобы смотреть Робину в лицо. Взгляд у него стал еще решительнее. — Лично.Робин кивнул на узкую тропку, ведущую в заросли орешника, терновника и бересклета, — днем туда обычно никто не ходил, то ли дело ночью. Но даже если бы пошел, заслышав голоса, свернул бы в другую сторону. Они молча добрались до одной из утоптанных, точнее улежанных полянок, и Робин вопросительно посмотрел на своего спутника, который принялся расхаживать по кругу в точности как он сам недавно. Наконец Бычок остановился и выпалил:— Ты же рыцарь? Даже сейчас?Робин, ожидавший совсем другого, опешил второй раз за день.— Да, — осторожно ответил он, прикидывая, к чему этот вопрос. — Лишить меня шпор может только сюзерен, которому я присягал. То есть король.— Это хорошо, — Бычок тяжко вздохнул, помялся и продолжил: — Тогда скажи мне, как по-рыцарски ухаживать за баб... дамой? Как вот ты... с леди Мариан?— Кхм... — Робин кашлянул, ошарашенный уже трижды. Хотя кое-что радовало — судя по всему, проблема Бычка заключалась не в ?не стоит?, а в ?не дают?. По причине неправильного ухаживания, видимо. — Может, объяснишь поточнее, что хочешь знать? Мой опыт с леди Мариан... как бы сказать... не лучший пример для подражания. Кто хоть твоя дама?— Вдова пекаря Олдина. Помнишь, мы телегу вытаскивали на броде? Это ее была...Тот случай Робин помнил. При переправе колесо налетело на камень, сломалась ступица, и тяжело груженая телега застряла. Робин, Тук, Бычок и Джон, оказавшиеся поблизости, помогли. И хозяйку он помнил отлично. Ростом чуть не с него, светлая коса толщиной с запястье, россыпь веснушек на щеках, улыбчивые пухлые губы, а формы такие, что и у мертвого встанет. Она с легкостью успокоила перепуганных храпящих лошадей, а когда разбойники вытянули повозку, угостила их свежими лепешками и сидром.— Я как Милли тогда увидел, так и того... В город пошел, к ней в лавку, и она меня сразу вспомнила, — взгляд Бычка стал мечтательным, но тут же опять погрустнел. — Все было хорошо, а потом жена ювелира, чтоб у ее мужа яйца отсохли, дала Милли книгу. И теперь к ней просто так не подъедешь. Сказала, что если я хочу по-новому добиться ее бля... балго... Дьявол, язык сломаешь! Как же Милли говорила-то...— Благосклонности? — подсказал Робин, уже заподозривший, что в руки дамы сердца Бычка попал один из куртуазных романов, которые все чаще привозили из Прованса и Аквитании.— Да, склонности! — обрадованно закивал Бычок. — Милли столько всяких слов знает... Так вот, чтобы добиться ее склонности, мне нужно научиться ухаживать, как написано в этой книге, гори она в аду! Там про рыцарей и леди, и картинки есть, Милли мне показала. Цветы я уже приносил, три раза, — он принялся загибать пальцы. — Милли розовое масло любит, купил у аптекаря. В окно залез, пока ее не было, на подушке оставил. И стрелу, чтоб ясно было, кто тайный вж... выд... вдыхатель. Но дальше там сри... сре... — Бычок запнулся, явно стараясь припомнить очередное слово, потом махнул рукой. — Пение, будь оно неладно!Робин представил его под окном прекрасной пекарши и с трудом удержался от смеха. Пел Бычок так же, как и Маленький Джон, — ужасно, лютню отродясь в руки не брал, а уж куплеты, которые мог исполнить, точно не годились для дамских ушей, даже если эта дама незнатного происхождения. Фанни, и та временами лупила его половником.— Я и подумал, вдруг ты знаешь, как без пения, — закончил Бычок совсем уныло. — Я б на Милли женился хоть сейчас, да куда ж... Прежде у меня дом был, земля. Но просто с ней быть, пока жив, и то... вот же дьяволова книга!— И снова все будет, — с нажимом сказал Робин. — И дом, и земля. И свадьба будет. Еще придешь к Туку детей крестить, а там и женить.Веселье как рукой сняло. Он ведь сам и думать не решался о том, чтобы сделать предложение Мариан. Пусть даже она отказала бы. А если нет — еще хуже. Быть невестой изгоя — мало что может быть ужасней для женщины ее положения. И тем более он не посмел бы увести ее с собой в лес.— Когда-нибудь, — Бычок улыбнулся, но так криво, как и Уилл, наверное, не смог бы.— Без пения... — начал Робин, которому пришла в голову неплохая идея, и тут в кустах зашуршало, затрещало и зачертыхалось.Подобраться к лагерю незамеченными люди шерифа не могли, но привычка постоянно быть настороже взяла свое: Робин мгновенно схватился за меч, а Бычок, заслонив его собой, дернул из петли висящий у бедра топор.— Эй, охолоните, дети мои! — раздался возглас, и на поляну, путаясь в рясе, вывалился Тук. Потом, ругаясь и вытаскивая из бороды репьи, появился Маленький Джон. Следом из зарослей бесшумно выскользнул Азим.— Подслушивали, значит? — недовольно спросил Робин.Кто стал зачинщиком, догадаться труда не составляло — Джон никогда не отличался терпением. Тук, конечно же, заметил, как тот среди бела дня куда-то крадется, и не совладал с любопытством, а прогонять его из засады было бы слишком громко. Но Азим!— Пока ты расхаживал подобно застоявшемуся жеребцу, моего слуха достигло несколько слов, обеспокоивших меня, и я решил присмотреть за тобой, — с достоинством произнес мавр, заметив обращенный на него укоризненный взгляд. — Однако понял, что ничего плохого не случилось. И если бы эти двое не ломились из кустов, как благородные олени, я тоже не вышел бы.Джон буркнул что-то в бороду насчет оленей, но громко возмущаться не стал. Тук, сложив руки на объемном пузе, придал лицу скорбное выражение.— Вот уж не сомневаюсь, — проворчал Робин. — А потом смотрел бы многозначительно, дожидаясь, когда устану думать, в чем дело, и приду с вопросами.— Я всегда рад поделиться с тобой своей мудростью, друг мой, — по губам Азима скользнула тонкая улыбка. — И с тобой, — он предусмотрительно положил ладонь Бычку на локоть, на случай, если потребуется удержать его на месте.Тот насупился и сейчас впрямь напоминал небольшого рассерженного быка, разве что не рыл землю копытом и не фыркал.— Мы случайно узнали о твоих страданиях, сын мой! — провозгласил Тук и выразительно пошевелил бровями. — И готовы предложить руку помощи.Джон, все еще воевавший с репьями, закивал.— Точнее, разум помощи, — поправил Азим и ободряюще похлопал Бычка по плечу. — Помочь другу завоевать любовь прекрасной женщины — деяние, достойное мужа, владеющего словом не хуже, чем клинком. Знай же, что на родине я славился искусством слагать касыды!— Чего? — пробасил Джон и поскреб в затылке.— Он сказал, что сочинит сирвенту или канцону, — пояснил Тук. — Вместо серенады.— Чего? — опять переспросил Джон.— Стихи, дубина, — Тук закатил глаза. — Но не те, что ты горланишь после пятой пинты.Бычок просиял.— Как раз это я и собирался предложить, когда вы сюда свалились, — усмехнулся Робин. — Правда, не знал, у кого просить помощи. Алан в Йорке, вернется только дней через десять. А у меня с канцонами не очень-то.— Аллах привел на помощь меня. Два мудреца лучше одного! — веско произнес Азим, подняв палец. Потом взглянул на Тука и добавил: — Два с половиной.***Во избежание новых непредвиденных помех поляну было решено сменить. Джон провел всех в самую глубину терново-бересклетовых и ежевичных зарослей, заверив, что уж туда точно никто не забредет. Место и впрямь оказалось потаенное, а судя по слабо примятой траве, наведывались сюда нечасто.Тук, заявив, что его мучают боли в спине, отвоевал себе наваленный под старой лещиной сухой лапник, остальные устроились прямо на земле, в тени — плотная листва служила неплохой защитой от летнего зноя. Обнадеженный Бычок заметно повеселел, и даже не полез в драку с Джоном, когда выяснилось, какие у того были подозрения.— Опиши мне свою возлюбленную, — Азим извлек из-за пазухи пергамент и тряпицу, в которой оказалось несколько угольков. — Чтобы я мог достойно воспеть ее для тебя.— Милли очень красивая, — с готовностью ответил Бычок, обрисовав руками фигуру. Робин подумал, что это похоже на две поставленные друг на друга огромные тыквы, но счел за лучшее промолчать. — Добрая. И от нее всегда хорошо пахнет... хлебом и молоком.— Хлебом и молоком... — забормотал под нос Азим. — Молоком... Твой аромат халве подобен... Нет, не то. Расскажи подробнее. Вспомни, как ты ее впервые увидел?— Она стояла в воде по бедра... Ох, какие у нее бедра... — взгляд у Бычка стал как у кота в марте. — А между...Робин с Джоном одновременно похлопали его по спине, а Тук стукнул веткой по макушке, возвращая в реальность.— Не отвлекайся, сын мой, — назидательно произнес монах. — И не забудь в субботу прийти на исповедь.— Значит, она стояла в воде, — напомнил Азим. — И что ты подумал?— Никогда не видел бабы красивее, — Бычок вздохнул. — Дамы, то есть.— Мы уже в воду полезли, а он все стоял и пялился на нее, — хохотнул Джон.— Кто ж не пялился бы на такое? — теперь уже Тук изобразил руками две тыквы и заработал от Бычка мрачный взгляд. — Я о том, сын мой, что твоя Милдред столь хороша, что ее красота сразила даже скромного служителя божьего.— С вами мы до завтра не закончим, — вмешался Робин. — Значит, так... Она высокая, чуть пониже меня. И такая... — он поднял руки, но тут же опустил, поняв, что собирается сделать. — Ладно, Бычок уже показал. Глаза темные, волосы светлые...— Друг мой, ты ведь женщину описываешь, а не дерево! — Азим постучал углем по пергаменту. — Вот какие у твоей леди волосы?— Как темный орех, а на солнце — как медь...Робин с тоской подумал, что готов отдать полжизни, лишь бы сейчас дотронуться до этих волос, и тут по макушке его стукнуло твердое.— Не отвлекайся! — Тук погрозил ему веткой.— Очень хорошо, — Азим кивнул. — А теперь — какие волосы у госпожи Милдред?— Как пшеница, — произнес вдруг Бычок. — Когда жать пора, и колос стоит тяжелый, зерна чуть не падают. И такие мягкие... А глаза — как темные сливы.— Вот это сказал, так сказал! — Джон уважительно посмотрел на него.Через какое-то время Азим, удовлетворившись полученными описаниями, велел всем помолчать, чтобы не спугнуть вдохновение, и заскрипел углем по пергаменту.— Итак, ?Касыда о прекрасной Милдред?, — закончив, он вытер испачканные пальцы о траву и продекламировал:— Глаза твои, дева, подобны глубинам морским,Волос тонкий шелк — солнце меркнет пред ним!Лебяжьего пуха нежней твои перси,Лишаюсь я чувств, безнадежною страстью томим!Бычок с ошалелым видом слушал и бормотал себе под нос, стараясь запомнить.— Что такое перси? — шепотом поинтересовался Джон.— Сиськи, — тоже шепотом ответил Тук. — Поэтически.Бычок попытался повторить касыду, но запутался и сник. Робин ободряюще похлопал его по плечу, припомнив, как в детстве сначала учился читать, а затем настал черед Святого Писания, законов и рыцарского кодекса. Пожалуй, для Бычка эти строки вполне сравнимы с талмудами, которые некогда заставляли будущего лорда Локсли содрогаться от одного взгляда на них.— А теперь твой черед, — сказал Азим, вставая. — Будешь читать вслух, пока наш влюбленный друг не выучит все до последнего слова.И он положил пергамент на колени Туку.