Воспитание чувств (1/1)

Карисса закрывает глаза. Терпит. Ради мальчика можно потерпеть, а это точно будет мальчик, она поняла, едва осознав в себе новую жизнь. Алдред — пьяный, разумеется, он всегда пьян — бестолково возится, снимая штаны, капает слюной на ее обнаженный живот, выкручивает соски, пытается засунуть еле-еле отвердевший член. Карисса отворачивается, только когда муж хочет поцеловать ее, протолкнуть в рот вонючий от сивухи язык, — и сразу получает тяжелую пощечину. Спьяну он бьет особенно хорошо. Ей не удается сдержать короткий стон, и Алдред наконец-то распаляется; трахает ее, надсадно дышит, больно сжимает челюсть, не давая вывернуться. Перед глазами Кариссы тяжелый полог кровати сменяется перекошенным чужим лицом — по счастью, недолго, и мальчик заполучает законное право на рождение.Карисса кусает тыльную сторону ладони. Терпит. Ей бы взвыть от несправедливости и разочарования, но боль мешает вдохнуть и опустевшие легкие, кажется, вот-вот вывернет наизнанку. Синяки и ссадины, оставшиеся от побоев Алдреда, — ничто в сравнении с тем, что ее чрево, непокорное, предательское чрево исторгает незрелый плод, сколько она ни зажимается, превозмогая новую мучительную схватку. Она чувствует, как хрупкая, крошечная жизнь вцепляется в пуповину, силится вскарабкаться по ней, вырваться из бездны, но тщетно. Как будто собственное тело мстит Кариссе за подмену. За попытку счастья. Наконец ее чрево брезгливо выплевывает на мокрые от едкого пота, крови и слизи простыни нелепого мертвого мальчика, едва обретшего очертания младенца. Никому нет дела до синюшного бездыханного тельца, которому она, как полоумное животное, пытается дать пустую грудь, словно это принесет воскрешение.Карисса стискивает зубы и подавляет недовольный выдох. Терпит. Времена, когда одно лишь прикосновение Венцита приносило наслаждение — само ощущение тепла его кожи, само осознание прикосновения, что говорить о большем! — прошли. Они невозвратные, эти времена, и неважно, с каких пор. Он раскачивается в ней, равнодушно расставившей ноги: поджарый, крепкий рыжий зверь. Достаточно опытный, чтобы понять, как никчемны стали ласки. Его желание пропадает; несколько бесполезных рывков, и он морщится и отстраняется.Карисса поднимается с постели. Чувствует, как взгляд Венцита прожигает ее спину, пока заворачивает свое гладкое, белое, безупречное тело — слишком безупречное, слишком молодое для такой старой души — в длинный парчовый халат. Заворачивает медленно и надежно, не оставляя ничего — ни ключицы, ни запястья, ни щиколотки — для чужих желаний, предвкушений и планов.— Прости, — через плечо говорит она, не чувствуя ни малейшей потребности в прощении. Ни в чем не чувствуя даже малейшей потребности. Озадаченный, оскорбленный, голый, с обмякшим членом, Венцит такой же нелепый, как его мертвый сын. — Хватит с меня Фурстанов, их лжи и предательства.