Всегда порознь (1/1)

Пространство.Большая комната состояла из белого, бесконечного пространства. Без мебели и хоть какой-то драпировки стен. Ничто не покрывало полы. С потолка ничего не свисало. В комнате не было никаких отвлекающих факторов. Не было даже углов. По сути она являла собой гигантскую белую чашу, перевернутую вверх дном. Или половину шара. Такая полусфера, казалось, защищала от мира из вне. Дверь была хорошо скрыта. Разобрать ее очертания в стене почти было невозможно.Кроуфорд сидел в середине комнаты . Он был одет в тренировочную форму: белую и достаточно свободную. Он сидел, скрестив ноги в положении для медитации и с ладонями, покоящимися на бедрах. Около ног стояла бутылка воды и стакан, а рядом лежала крошечная белая таблетка. Он, не сводя взгляда, смотрел на стену прямо перед собой. Дыхание было ровным, спокойным медленным. Вдох. Выдох.Вдох… Выдох…Пространство.Бесконечное пространство.Комнату называли Белой Залой. Она предназначалась только для одного ― медитации и находилась в подвальном помещении, прямо под центром крыла пророков. Комната располагалась особняком от всех других залов и учебных кабинетов, где проходили основные занятия пророков. Но от каждого студента с более-менее высоким уровнем квалификации ожидалось посещения этой комнаты хотя бы пару раз в год. Так же у учеников были свои собственные расписания, где четко указывалось количество посещений в краткий период времени, когда студенты могли использовать Залу, не подвергая себя риску.Кроуфорду пришлось подождать несколько дней до своего времени в расписании на Залу. В принципе медитировать можно было где угодно: за пределами крыла пророков в саду, в своей комнате, даже в любом укромном уголке мест общего пользования. Везде, где хотелось и было удобно. Квалифицированный пророк, коим он себя считал, должен был уметь медитировать даже в набитой битком экстрасенсами и обычными людьми комнате с кучей отвлекающих факторов.Однако, Зала?— это совершенно другое. Тут все было особенным. Мысль о том, что комната настолько эффективна из-за своей удаленности от людей и экстрасенсов, казалась Кроуфорду смешной. Тут было что-то еще, что-то большее. Некоторые считали, что здесь замешана некая оккультная сила. Другие списывали столь необычайный эффект на спиритические практики, проводившиеся здесь много лет назад.Кроуфорд же считал, что все это из-за психотропной наркоты и лекарств, пропитавшие стены и воздух комнаты. Он не чувствовал запаха, но это место меняло его едва стоило сюда зайти. Комната забирала то, чем он являлся, заменяя это на что-то, что еще не произошло, чего еще не было. Она ставила предвидение на мелкий огонь, постепенно увеличивая пламя, заставляя дар кипеть, работать на полную катушку.Он испытывал к этому месту что-то сродни религиозному благоговению, смешанному с безобразной ненавистью. Комната меняла суть вещей и личность. Ему это не нравилось. Кроуфорд обычно избегал Залу, сводя посещения к предусмотренному правилами минимуму.На этот раз он был здесь по своему желанию.Белая Зала?— это отдельный мир, входя в который ощущаешь словно идешь прямо в небо. Стен как будто не было. Они были видны, но не ощущались. Кроуфорд отчетливо помнил свой первый раз здесь. Тогда он словно попал в место без времени и во время без места. Истинный смысл тишины впервые он понял именно тут.Молчание никогда не было идеальным. Ничего не бывает абсолютным, даже отсутствие звука. Если долго находиться в Зале, можно услышать гул. Воздух становился шумом. Возможно, это был кондиционер, но иногда казалось, что гулом была его душа. Словно его аура шумела и вибрировала. Когда Кроуфорд сидел здесь слишком долго, то почти мог ощутить энергию, окружавшую его. Ему даже виделось, что она обретала физическую форму, до которой можно дотронуться. Именно в такие моменты легче всего было понять дар Шона Кирка.Но сегодня Кроуфорд пришёл сюда не за этим. Он был здесь из-за своего собственного дара… и дара рыжего мальчишки.Дара своего телепата.…точнее еще не его…Поэтому сначала надо заточить свое предвидение. Кроуфорд бездумно рассмотрел покатый потолок, затем противоположную стену и пол. Наконец, его взгляд остановился на стакане воды, стоящем перед ним и лежащей рядом маленькой таблетке. Это был наркотик, которого он всегда опасался. Кроуфорд использовал его вынужденно только во время одного курса тренировок. Он знал правильную дозировку, но это было небезопасно. Тем более в Белой Зале и без присмотра.Конечно сейчас у него были причины идти на это. Комаров дал ему задание. Что-то внутри Кроуфорда подсказывало, что это последняя миссия, которую Комаров хотел ему поручить. Он видел это в глазах наставника. Комаров не ждал, что Кроуфорд когда-нибудь вернется к нему снова, чтобы взять еще заданий или попросить инструкций с советом.Когда-либо снова.Никаких ответов от меня больше, Номер Шесть.Возможно, это были последние слова его наставника. Комаров считал, что в следующий раз сможет увидеть своего бывшего ученика только тогда, когда произойдет низложение власти Дитриха. Возможно, он полагал, что Кроуфорд сдаст Дитриха со всеми потрохами, независимо от урона, который несомненно будет нанесен самому Комарову.Но.Кроуфорд не мог.Это не должно было быть таким сложным. Кроуфорду не следовало бы волноваться. Однако сейчас он с трудом мог сказать, что знал Комарова. Еще труднее было определить степень вмешательства Дитриха во все происходившее. Кроуфорд не знал, что было правдой касательно Комарова, а что?— Дитриха. Из того, что узнал Кроуфорд, его вообще мог воспитать телепат. Адельберт Дитрих……точно такой же, как и рыжеволосая тварь, сидевшая в комнате-клетке. Возможно, оба телепата были похожи даже больше, чем предполагал Кроуфорд. Эта мысль вызвала странное, смутное чувство беспокойства, смешанное с ужасом. Но…С ним все это время был Дмитрий Комаров. Глаза не могли врать. Кроуфорд разбирался в этом. Он распознал если бы на него смотрел дьявол. Комаров был с ним, когда расцвел его дар. И он был рядом, когда Кроуфорд научился понимать, где реальность, а где нет. Это всё был Комаров.И теперь он отдал свою жизнь в руки Кроуфорда.Теперь он просто обязан найти способ победить Дитриха. Шоу продолжается. Он должен играть.Играть… с телепатами…Телепаты?— это связи, соединения. Одна из таких связей была необходимой частью его будущего. Связь эта имела рыжие волосы. И Кроуфорд видел их повсюду. Он уже начинал осознавать, что эта рыжеволосая дрянь проникла в него намного глубже, чем он вообще предполагал.Очень опасная связь.И опять же, не в первый раз Кроуфорд задумывался о возможностях. Что на самом делепроизойдет, когда пророк и телепат объединят оба свои дара? Может это будет похоже на подключение вай-фай роутера к сети?Возможно, это был способ существовать в идеальном равновесии, при этом получая оружие более мощное, чем если бы они были по одиночке. Но не будет ли слишком просто заблудиться в пространстве психоэнергии?Во всяком случае, для телепатов здесь было больше преимуществ. Дитрих несомненно пользовался даром Комарова, но означало ли это, что он на самом деле проживал видения Комарова? Если блокировка завершила связь между психическими разумами настолько идеально, то вероятнее всего разум Дитриха был теперь полностью объединен с разумом Комарова. А это значило, Дитрих был почти что пророком.Мысль, леденящая душу.Как и мысль о том, что Красный Демон, возможно, сильнее телепатов уровня мастер. С одной стороны, мальчишка?— сильное оружие против Дитриха, с другой, он оказывается еще опаснее, чем Дитрих. Если Кроуфорд позволит мальчику проникнуть слишком глубоко, то то, что случилось с Комаровым, может случиться и с ним.И все же. Кроуфорду придется пойти на этот риск.Хотя помимо этого было еще много вещей, которые вызывали беспокойство.Он ходил по острию ножа, балансируя между обманом и правдой. Как в отношениях с мальчиком, так и со всеми остальными. И он понятия не имел, что сделает мальчишка, если узнает правду. Все правду. К тому же Кроуфорд не знал насколько глубоко и часто Дитрих потрошит мальчишку и что конкретно он уже смог разузнать.Даже если мальчик не предаст Кроуфорда добровольно, он может сделать это случайно. И это был тот риск, который Кроуфорд не мог себе позволить. Чем меньше мальчик будет знать, тем лучше. По крайней мере до поры до времени.Это значило, что ему придется тщательнее хранить секреты от обоих телепатов. К сожалению, абсолютно все скрыть не получится. Не состыковки и пустые дыры внутри будут как красная тряпка для телепатии. Поэтому ему придется поднапрячься, чтобы создать более надежные уловки. Его лживые мысли, слова и эмоции должны стать более реальными, в идеале кристально чистыми. Он должен будет наложить несколько слоев, которые будут стирать правду.Все должно стать ложью…Он должен работать в одиночку. Кроуфорд поможет своему наставнику, спасет себя сам. И спасет своего телепата.Один.Вот почему он был в Белой Зале ― ему нужно было найти способ.Он медленно поднял руки и очень осторожно снял очки. Мир изменился. Не сильно, но каждая деталь обстановки ощущалась более отчетливо, острее, несмотря на незначительные нарушения зрения. Большинство людей считали, что он носит очки, потому что они ему нужны. Да, они были полезны, но то, что он нуждался в них?— нет. Кроуфорд начал носить очки в детстве из-за проблем с правым глазом, но в целом он хорошо видел и без них. С проблемой не было ничего такого, что нельзя было бы исправить с помощью хирургии. Но только не у него. Никому не сдалось ебаться с глазами пророков и быть ответственными. Никому и никогда.Со временем Кроуфорд привык к очкам, даже предпочитал их, потому что они создавали дополнительную защиту, сродни фильтру, к тому же служили еще одним средством контроля. Не то чтобы в них было что-то экстраординарное. Конечно же, это были не супергеройские очки с особыми способностями. Он не зависел от них, но обнаружил, что существование стеклянной преграды между глазами и реальностью вокруг него помогает. В конечном счете очки стали лишь одной из многих стен, которые Кроуфорд построил для себя в настоящем: местом, где он мог существовать, далеко от мира и все же прочно обосновавшись в нем. Он в них не нуждался. Но они были удобны.Сейчас же он не нуждался в удобстве. Ему не нужны были фильтры. Ему не нужна была преграда.Он сделал глубокий вдох. И выдох. Тоже глубокий. Он сложил очки и опустил их на пол перед собой.С незащищенными глазами в Белой Зале все стало четче и ярче?— он мог бы сравнить это ощущение со вспышкой света в его мозгу. Одним словом, его дар проснулся. Нет, даже больше. Его дар трепетал, разгорался, словно только занимавшееся пламя.Кроуфорд был готов. Он знал, что это попытка потенциально может провалиться, как и в прошлый раз, когда он был здесь. Он приходил сюда еще в самом начале, чтобы задать свои вопросы, получить хоть какие-то инструкции и поймать видения. Но его дар не был тогда особо полезен.Но такова была природа его прорицания. У него заняло много времени привести свой дар в более-менее устойчивое состояние после очередного скачка сил, но в итоге он так и остался нестабильным. И скорее всего никогда и не будет. Его дар был настолько же непокорным, насколько и могущественным. Когда прорицание просто отказывало, как много раз в последнее время, Кроуфорд ощущал отсутствие контроля.Но такова была природа оракулов.Он закрыл глаза. И вспомнил.—?Не получается, герр Комаров,?— прошептал черноволосый мальчик, усиленно гипнотизируя пламя свечи. Оно горело ровно и стабильно, не колыхаясь даже от дыхания.Фигура мужчины в кресле не двигалась. Комаров перевернул страницу книги медленно и аккуратно. Казалось будто он тщательно обдумывает каждое свое движение запястья и пальцев. Он ничего не сказал в ответ.—?Что это за дар такой, герр Комаров? —?раздраженно сказал мальчик. —?Я не могу им нормально пользоваться. Не то что у телекинетиков или телепатов.—?Есть разные виды предвидения. Некоторыми из них управлять проще, другими?— тяжелее. Голос мужчины растворился в темноте. Комаров погладил кожаный переплет книги, и шорох от этого движения тоже утонул в тенях.—?Ну, тогда мой просто бесполезен, герр Комаров,?— сказал мальчик, потому что был разочарован в целом этим упражнением и в частности пламенем свечи, которое абсолютно не помогало. —?Что хорошего в даре, который не может работать по команде?—?Мм… —?Комаров закрыл книгу, сложив сухие руки. Его костлявые пальцы покоились на обложке. Он внимательно посмотрел на мальчика. —?Расскажите мне о греческих оракулах, Номер Шесть.Мальчик все так же не отрывал взгляда от пламени свечи. Он надеялся, что этот метод поможет избавиться от посторонних мыслей. Плюнув в конце концов на эту затею, он начал излагать информацию четко, бесстрастно, как от него и ожидалось, и как будто прямо из учебника.—?Оракул в Древней Греции?— место силы, где оглашалось предсказание смертным. Древние греки верили, что боги будут говорить только там, где жрец или жрица смогут интерпретировать слово бога, связанное с явлением, характерным для этого места. Самым известным оракулом были Дельф…Комаров перебил его.—?…эти места. Каким должен быть оракул?—?Местом, которое послужит источником вдохновения для пророчеств,?— послушно и без промедления ответил мальчик. —?В котором есть что-то, что жрецы и жрицы могли бы толковать. Например, последователи Зевса верили, что могут слышать его слова в шелесте листьев при порыве ветра.Комаров погладил кончиками пальцев обложку книги.?— Но не смотря на ветер листья всегда шелестят, не так ли?Мальчик моргнул и скептически посмотрел на пламя свечи. Ему очень хотелось посмотреть на наставника. Он не понял, что хотел сказать Комаров. —?Полагаю, что так, герр Комаров.—?Так как же жрецы и жрицы понимали, что слышали слово Зевса?На этот раз мальчик заколебался, но лишь на мгновение. —?Обычно пророчества были ответами на конкретные вопросы. В этом и состояла цель оракулов, их предназначение. Давать людям советы и ответы на проблемы.—?Обычно,?— прошептал Комаров. —?А когда это был необычный случай? Мальчик подавил желание поежиться из-за пристального взгляда наставника. Пламя свечи. Пламя свечи. Несмотря на то, что мальчику было очень не комфортно, он послушно заговорил, потому что, казалось, Комаров хотел услышать ответ на свой вопрос. — …когда это был необычный случай, то пророчества появлялись, по-видимому, сами собой, герр Комаров.—?Мм… —?протянул Комаров с какой-то неуловимой грустью в голосе. —?Итак, вы хотите сказать, что шелест листьев есть всегда, но в очень редких случаях его невозможно игнорировать, а в других?— наиболее частых — он возникает только от вопросов.—?Оракулы не всегда были точны, герр Комаров, —?тихо сказал мальчик. Возможно он понял, что хотел сказать наставник. —?Особенно, когда отвечали на конкретный вопрос.—?Возможно просто вопросы были не те. Разве не так? Мальчик моргнул и задумчиво посмотрел на пламя свечи. Ответа у него не было.—?Мм, в действительности, —?Комаров снова раскрыл книгу, —?именно в этом заключается предназначение оракулов, Номер Шесть. Продолжайте.У Кроуфорда был именно такой дар. Дар, который всегда ощущался, но воспользоваться им можно было только если задавать правильные вопросы. Поэтому его предвидение было настолько непредсказуемым. Случайные и неожиданные видения тоже посещали Кроуфорда, но они были настолько далеки от того, что нужно, что почти были бесполезны. Такие видения не редкость и у других, хотя Кроуфорд знал, что некоторые ясновидцы лучше реагировали на триггеры, нежели он.Его дар никогда не работал по щелчку пальцев.Это задание снова и снова напоминало Кроуфорду о том, насколько хрупким было его понимание своего дара. Дитрих, по-видимому, получал огромное удовольствие, сбивая его с толку, будоража ум и тем самым нарушая его связь с даром. Кроуфорду было неловко думать о своей реакции. Он не был уверен, почему Дитрих настолько сильно повлиял на него, но факт оставался фактом: Кроуфорд чувствовал себя дезориентированным и даже напуганным. Иногда он снова ощущал себя ребёнком, который когда-то боролся за какое-то подобие здравомыслия, но теперь все было наоборот. Будучи ребенком, он не знал куда деться от неконтролируемого потока дара, а теперь этот поток уменьшился и его стало катастрофически не хватать.Пытаться понять свой дар было все равно что пробираться сквозь невидимый трехмерный лабиринт.Большинству провидцев приходилось работать в том же лабиринте, что и ему, но некоторые из них лучше чувствовали стены, чем другие. Его же способность сознательно направлять свой дар была все лишь иллюзией: он не был способен вызывать видения, когда ему хотелось. Вместо этого Кроуфорд работал над своими пассивными навыками, например, над Вторичным Видением. Это было сложнее так как сдерживание дара уменьшало его дальность действия. Но теоретически, если он уберет все сдерживающие факторы, он сможет видеть бесконечно далеко. Никто и ничто не сможет остановить его дар.Абсолютно никто.И в этом была наибольшая опасность. Чем дальше он хотел видеть, тем больше ему приходилось опускать барьеров, теряя контроль.Вот почему он был здесь. Вот почему снял очки. И именно поэтому перед ним лежит таблетка. Он намеревался раскрыть дар так же широко, как раскрывает челюсть голодная акула. И если будет необходимо он снесет все барьеры.Это было похоже на бесконечные упражнения его тренировочных лет. Кроуфорд открыл глаза и уставился на белую стену, хотя он уже и не видел ее. Все вокруг было ничем иным, как бесцветным пространством. Ничто в нигде. Он был сосредоточен. Абсолютный фокус — это все, что осталось от чувств Кроуфорда. Все пришло в одну точку, в один момент времени. Осталась одна задача. Так знакомо.Он был ничем иным, как всепоглощающим разумом, лишенным чувства настоящего.Он привык блокировать отвлекающие факторы, вызванные тревожными мыслями, воспоминаниями и эмоциями, заполнять разум ничем, кроме осознания момента. Он привык очищать разум, увеличивая чувствительность и сохраняя сосредоточенность. Он привязывал разум к каждой минуте реальности, деталям окружающей среды, дыханию, ритму сердца и каждому визуальному образу, но не позволяя ни одному из них влиять на себя. Это было состояние абсолютного контроля над эмоциями и полной ясности чувств. Это было своего рода небытие в присутствии.Затем он скорректировал ракурс и стал присутствием в небытие. Он стал своим же даром. Эта связь получилась настолько неразрывной, что внутри него вообще ничего не осталось. Ни чувств. Ни мыслей. Ни воспоминаний. Ничего связанного с реальной действительностью. Он не позволял себе думать о своих мечтах, намерениях, целях и амбициях. Все, что он должен был сделать сейчас?— следующий шаг.Перемена была неуловимой, но существенной. Он стал всем, чем был его дар.Кроуфорд медленно взял таблетку. Белый кругляш лежал на ладони, и Кроуфорд внимательно разглядывал его. Что за отвратительная дрянь. Он тянул время. Он знал это. И все равно медлил. Это был такой риск.Только дурак решился бы на такое.Дурак… или провидец…Ему нужно найти ответы. Ему нужен был план. Кроуфорд закрыл глаза. Он положил таблетку на язык. В последний момент прежде чем поднести стакан к губам он заколебался, и все же…Глоток.Оракул открыл глаза.------------------------------------------------Было темно.Даже слишком.Смех Дитриха?— чувство, которое двигалось в темноте, парило в воздухе и ласкало разум Комарова. Смех идеально подходил к сильным пальцам, которые оглаживали его плечи.—?Мм, Дмитрий… Дмитрий…Дитрих говорил так, словно он пробовал на вкус каждый оттенок звука имени.Они были всего лишь двумя фигурами в темноте, едва двигающимися, закутанными в простыни на удобной кровати в роскошно обставленной комнате Дитриха. Сумрак скрадывал детали обстановки. Единственный луч лунного света прорезал темноту, проникнув в комнату через щель между небрежно задернутыми шторами. Он окрасил белые простыни в призрачные серые тона и озарил плечи Комарова бледным серебристым сиянием. Они были лицом к лицу. Комаров на коленях над Дитрихом опирался одной рукой на подушку, другой…Дитрих судорожно втянул воздух, когда Комаров огладил рукой грудь и спустился ниже. Дитрих снова тихо рассмеялся.—?О… Дмитрий… если бы я знал, что тебя это так замотивирует, то давно бы трахнул твоего мальчика…На лице Комарова не отразилась ни одна эмоция. Те чувства, что все еще существовали, были так далеко и глубоко спрятаны, что стали почти неощутимы для Дитриха, чье присутствие пульсировало подобно еще одному сердцу внутри Комарова, измеряя каждый его вздох. Комаров наклонился ниже и приоткрыл губы. Еще чуть-чуть и они поцелуются.Достаточно близко, чтобы дотронуться. На самом деле?— слишком далеко.Комаров не отвел темного взгляда, лишь сказал:—?Без понятия о чем ты.Это была такая откровенная ложь, что служила скорее просьбой оставить эту тему.—?О… да ладно тебе, Дмитрий… —?мягко пожурил его Дитрих. Его руки обхватывали шею Комарова, пальцами он перебирал выбившиеся пряди волос на затылке. Как будто успокаивал дикое животное. —?Тише…Не то чтобы Комаров нуждался в каком-то успокоении. Он и так был слишком тихим. Дитрих всматривался в осунувшееся лицо Комарова, как будто пытался найти что-то в безмолвных линиях. Но тут же прерывисто вздохнул, когда пальцы Комарова задвигались в идеальном ритме, предугадывая желания Дитриха. Возможно, он пытался отвлечь Дитриха от неприятной темы, но это не сработало.На самом деле никогда не срабатывало.—?Ты уже много лет не прикасался ко мне с таким желанием,?— промурлыкал Дитрих, в его глазах было довольство. — Мне никогда не нравилось тебя принуждать, но если бы я только знал… —?Дитриха замолчал. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, наслаждаясь чувственными и аккуратными прикосновениями Комарова. Злая, ленивая ухмылка появилась на губах Дитриха. — Знаешь, он очень красивый мальчик.Комаров отстранился в бок к шее Дитриха, начиная дорожку из жгучих поцелуев, тщательно спланированных и с дозированной страстью. Этого оказалось достаточно, чтобы Дитрих нетерпеливо повернул голову и поднял подбородок, открывая лучший доступ. Он прекрасно знал всё невысказанное и лакомое в сознании Комарова.И не собирался так просто оставлять эту тему.—?Не молчи, Дмитрий,?— продолжил насмешливо Дитрих. —?Только не говори мне, что не заметил…насколько мил твой мальчик…Комаров резко и коротко выдохнул, почувствовав боль, когда Дитрих мысленно дернул его сознание, чтобы получить ответ. Они оба знали, что в этом излишнем садизме не было необходимости. После всего, что произошло обозначение намерений было бы достаточно, чтобы Комаров подчинился.Он так и не поднял головы, и ответ прозвучал хрипло.—?Зато ты заметил.Дитрих закрыл глаза, наслаждаясь пальцами, влажными языком и губами. Каждое движение медленно и мучительно подводило его навстречу желанию и удовольствию. Комаров владел его телом так, словно скульптор глиной.—?Да… —?тихо сказал Дитрих. —?Заметил. Ведь он в твоем вкусе. Да? Уверен, навевает воспоминания. Черные волосы… и эти его глаза… то, как эти губы растягиваются на члене… ммм, нет ничего лучше видеть, как он со своей гордостью встает на колени. Не так ли?Дитрих открыл глаза, схватил Комарова за волосы на затылке, удерживая и прижался к уху. Дитрих оскалился и зло прошипел.—?Тебе это всегда нравилось. Не думай, что я забыл.Комаров не ответил, лишь плотнее обхватил головку члена Дитриха и потер уздечку большим пальцем.Дитрих разжал хватку, выпустив волосы Комарова и низко застонал.—?О, я бы трахал его каждую ночь все эти годы, если бы знал, что это вынудит тебя прибежать ко мне. Я бы заставил его выкрикивать мое имя, уткнувшись лицом в подушку, и позволил бы тебе услышать каждый его стон… —?глаза Дитриха горели голодом, когда он прошипел. —?Если бы я только знал, что это сделает из тебя шлюху.Комаров отреагировал так, словно его ударили. Он содрогнулся, а потом застыл. Все вокруг него замерло. Глаза медленно закрылись.—?Да, Композитор… —?прошептал он. —?Я просто твоя ревнивая сучка…В ответ Дитрих презрительно рассмеялся смех—?Отвратительно, Дмитрий. Поражаюсь, что ты достаточно искренен. Надо же. Но неужели думаешь, что именно это я хочу от тебя услышать?! —?Дитрих недовольно прищелкнул языком. —?Ты же знаешь меня лучше. Ну же, давай поговорим на чистоту.Комаров убрал руку от члена Дитриха, уперся ей в подушку. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но через мгновение снова закрыл. Они оба знали, что слов не будет. Дитрих потерся щекой о щеку Комарова — жест, который когда-то показывал привязанность, теперь предназначался только для того, чтобы заявить свои права собственности.—?Ну же, Дмитрий… Мне нужна правда. Мы оба знаем, что ты делаешь это не для меня. И едва для себя. Не обесценивай то, что между нами еще есть, сводя к сексу. В другой ситуации ты и глазом бы не моргнул. Ты бы не остановил меня, зная, что у меня с твоим учеником просто перепих. Твоя якобы ревность не причина, почему сейчас ты здесь вместо него.Комаров стиснул зубы и желваки заходили ходуном. Он не произнес ни слова. Все в комнате замерло в тишине, казалось будто сам воздух превратился в густое желе. Дитрих спустился руками ниже, на плечи, спину, поясницу, поглаживая напряженное тело. Они давно не были вместе в одной постели, но Комаров все еще поддерживал себя в хорошей форме. Наконец Дитрих накрыл рукой шрам, и Комаров дернулся от прикосновения к этому месту. Дитрих лениво поглаживал шрам, изучая его форму, как будто не знал, как это влияет на Комарова.—?Вот чего я все еще не понимаю… зачем? —?продолжил Дитрих. —?Зачем ты сделал этот обмен? Я знаю, что ты хочешь защитить его, но ты действительно думаешь, что то, что ты сейчас лег под меня вместо него остановит меня? Ты же знаешь, что это только отсрочка неизбежного?—?Ты никогда не понимал, Адельберт,?— ответил Комаров. —?И никогда не поймешь. Я говорил тебе. Нельзя форсировать будущее. Тебе напомнить, что случилось в тот раз, когда ты попытался?Это вызвало внезапную, резкую перемену в Дитрихе. Он горько усмехнулся, схватил Комарова и повалил его на спину на кровать. Он сел сверху, обездвижив бедра Комарова, вцепился ему в плечи и с силой прижал к кровати. Все мощь тела Дитриха наполнилась еще и ужасающей тьмой телепатии.—?Напомнить? —?взгляд Дитриха был как ледяной огонь, яростный и гневный. — Ты же знаешь, что это невозможно забыть. —?Он покачал головой, впиваясь ногтями в кожу Комарова. —?О… не думай, что можешь играть со мной, Дмитрий. Я говорил тебе… если будешь сотрудничать, то получишь свою долю добычи. Может быть, даже вернешь свою свободу.Глаза Комарова были закрыты. Его голос прозвучал глухо, на грани слышимости, как будто эмоции были так тщательно сдержаны, что их едва можно было обнаружить.—?Ты действительно веришь, что связь можно разорвать.Проблески надежды тонкими трещинами змеились в душе Комарова. Дар Дитриха прошел через раны и шрамы разума Комарова, перемещаясь по едва существующему миру. Это было все равно что сунуть руку в ведро, наполненное осколками разбитого стекла.Дитрих проглотил все до последнего осколка.—?Разорвать? —?сказал он. —?При определенных обстоятельствах… с правильным телепатом… это возможно.Дитрих жадно прислушивался к трепещущей надежде, которая боролась за свободу где-то так глубоко внутри Комарова, что ее скорее всего не чувствовал и сам Комаров. Этот трепет надежды трансформировался в желание, как только дар Дитриха вступил с ним в контакт. Желание завлекало Дитриха все ближе и ближе. Он навис над Комаровым, почти соприкасаясь с ним губами. Оставшееся пространство между ними горело от предвкушения, сомнений и страха. Но самым ощутимым, сильным, зрелым чувством вокруг всего этого было желание.Комаров едва слышно озвучил крамольное.—?Почему бы не сделать это сейчас? Зачем ждать?—?О, Дмитрий… —?усмехнулся Дитрих. —?Форсируешь события? Ты?—?У тебя есть он,?— ответил Комаров. —?Другого шанса может и не быть. Зачем ждать?—?И что ты собираешься с этим делать? Ты все прекрасно знаешь. Ты сам только что сказал, нельзя торопить будущее. На этот раз я не допущу никаких ошибок. —?Он прищурился, его дар искал ответ. Искал, пока кое-что его не зацепило. —?О, так вот почему ты все это делаешь? Ты надеешься, что я откажусь от своего плана… —?в его голосе появились презрение, отвращение и разочарование. —?Ты же знаешь, я хочу большего, чем просто свобода! Неужели ты так отчаянно хочешь спасти свою жизнь? —?Дитрих осекся. Глаза загорелись. Голод знания, который невозможно заглушить. —?Подожди-ка… О… Я слышу. Нет, нет, Дмитрий, не пытайтесь это скрыть, в этом нет ничего постыдного!Комаров напрягся, мышцы затвердели, но внутри, сознание и душа были распяты точно так же, как и его тело на кровати. Дитрих мог делать с ним все, что только захотел бы. Он прижался к виску Комарова, глубоко вдыхая его запах, вдыхая его мысли.—?Тогда, может быть еще один обмен? —?прошептал он, искушая, словно дьявол из глубин ада. —?Он вместо тебя… а я отдам тебе твою свободу. Это то, что ты предлагаешь? —?Дитрих усмехнулся, нежно и мечтательно поглаживая волосы Комарова. —?Ты отдашь его мне? Позволишь ему занять твое место? Дмитрий… какая интересная идея!Комаров глубоко вздохнул. Он открыл и тут же закрыл рот. Так и не издав ни звука. Дитрих не стал ждать, пока он обретет дар речи.—?О да, я слышу тебя, Дмитрий! Это желание там, внутри. Ты можете лгать себе, но ты никогда не сможешь солгать мне. Ты такой же демон, как и я, —?он рассмеялся. —?Скажи мне. Скажи, что согласился бы на эту сделку. Хочешь, я позову твоего мальчишку сейчас сюда? Мы можем сделать это,?— Дитрих жадно облизнул губы. —?Нет? Да? Ну же! Дмитрий? Ты готов пойти на эту сделку? —?он облизал край уха Комарова, на последок прикусил мочку и тихонько усмехнулся. —?Хм? Согласен? О… Дмитрий… я знаю, ты испытываешь искушение согласиться… или нет… твоя внутренняя борьба восхитительна!Руки Дитриха сомкнулись на горле Комарова, но он не давил и не сужал кольцо. Легкие Комарова были и так наполнены его запахом, а душа — его присутствием. Комаров не мог дышать. Он не мог издать ни единого звука.Дитрих рассмеялся.—?Ох, Дмитрий, я и не думал, что ты способен на такое! Я знаю, как он дорог тебе. Ты заботишься о нем больше, чем когда-либо любил меня… о…Дитрих нахмурился, зацепившись за то, что внезапно уловил в бурлящих, всплывающих эмоциях Комарова. Любопытство смешалось с замешательством, когда он попытался разобраться в неожиданном оттенке эмоций, на который наткнулся. Его дар прорезался сквозь беспорядок, прямо в усталые глубины души Комарова. Что, что это было?—?Ты не согласен? Ты же не собираешься всерьез отрицать это… —?но то, что Дитрих почувствовал, заставило его остановиться.Комаров глубоко вздохнул, но голос его едва заметно дрогнул. Ему не хватало силы.—?Ты… —?голос был глухим, плывущим по воздуху. —?Ты никогда не понимал любви… Адельберт.То, как он произнес это имя, заставило Дитриха ослабить хватку на горле. В звуке имени не было ничего необычного, ничего такого, что он не слышал раньше, и все же, внезапно, что-то новое, свежее, как дуновение ветерка заставило услышать только его. Остальное стало неважно. Оно отзывалось внутри него, как эхо далекого зова, вызывая воспоминания об улыбках и прикосновениях, приводившие его в экстаз. Ни улыбки, ни прикосновения, ни шепот не принадлежали ему, но они наполняли его. Наполняли так, как это смог бы сделать только телепат. Это были воспоминания о мимолетной связи, соприкосновении с чем-то ярким и чистым, как хрустальные брызги горного родника. Эти воспоминания были последовательны, упорядочены, и каждая интонация звука его имени отличалась друг от друга.Адельберт!Возмущенно. Властно. И так соблазнительно.Адельберт? Любопытно. Немного шокировано. Но в целом довольно.Адельберт… Тоскующе. Почти, почти там. Почти там, где он хотел Комарова, почти готово, почти здесь.О… Адельберт…Вот оно. Эта интонация. Этот звук. Нечто, что он не мог объяснить. Он мог вспомнить, когда это произошло. Но он помнил тот момент, когда ?почти там? превратилось в ?прямо здесь?, когда он получил Комарова, только и всего… на самом деле больше, чем он ожидал.Он не предполагал, что это так ошеломит его.Дитрих внезапно оказался единственным, кто сопротивлялся. Он не мог найти выход из воспоминаний. Он вдруг осознал, что отпустил горло Комарова. Вместо этого он опирался на его плечи. Дитрих попытался отстраниться, как будто расстояния между ними могло что-то изменить. Или, возможно, он пытался разъединить их души и сердца.К сожалению, физическое расстояние ничего не решало для психоэнергии.Дитрих в полном оцепенении смотрел на Комарова, на его лицо и волосы. Когда он успел так поседеть?! На какую-то затянувшуюся секунду он оказался там, вплавленный в эту связь, звено, головоломку, составленную из двух кусочков, которые, казалось бы, абсолютно не совместимы, но почем-то срослись в одно целое. Вместе они были похожи на что-то тягуче жидкое, на некую субстанцию, которую можно получить, смешав сироп с кровью. Густую и липкую, с горьким привкусом, от которого подташнивало.И тот Звук. Звук его имени. Он был… это было… ох. Невозможно не произнести.Дитрих положил руки на грудь Комарова. И это было, словно он держался за черную дыру, такую огромную, что она могла бы поглотить всю вселенную и даже больше. Нет. Она уже прямо сейчас заглатывала вселенную Дитриха изнутри. Звук был повсюду.— …Адельберт… —?этот Звук. Дитрих уже не знал откуда слышалось его имя, из настоящего или из прошлого.Две небольшие слезинки упали на живот Комарова. Дитрих удивленно посмотрел вниз. Словно во сне, он скользнул рукой по груди Комарова, исследуя форму его мышц, вниз… пока не нашел мокрые пятна. Они были настоящими. Он видел, как напрягается пресс под пальцами. Он почувствовал пустоту и усталость где-то в груди. Но болело не его сердце. На самом деле Дитрих не замечал слез, хотя видел, что они текли все сильнее. Они тоже были не его.—?Дима.Он услышал свой собственный голос в попытке подражать Звуку. Но в нем не было ни ?почти там?, ни, конечно, ?прямо здесь?. Всего лишь хрип сквозь пересохшие губы. Его сердце было тихой бездной внутри души. Обычно он едва мог отделить свою бездну от кристальной тишины разума Комарова, но сейчас холодный пустой провал принадлежал только ему, потому что душа Комарова звенела от Звука. Душа Дитриха была совершенно спокойна. Стальная поверхность. Он слишком остро ощущал ее. Она окружила его, поймала в ловушку. И он понял, что не мог подражать Звуку, потому что его душа не знала, как правильно звать. Сейчас он отражал каждую эмоцию Комарова, но не мог по-настоящему почувствовать ни одну из них.Он не умел чувствовать.Стальная клетка молчала. Внутри тоже все было мертво.—?Дмитрий, —?прошептал он снова, неудержимо притягиваясь к Звуку телепатически, к тому, чего не мог почувствовать сам. Его руки прошлись по волосам Комарова, лицу, шее и дальше по телу вниз. Паучьи телепатические лапы танцевали в сознании Комарова, внутри него, повсюду. Но этого было недостаточно. Никогда не было достаточно. Желание бесконечно. —?О,?— Дитрих закрыл глаза. —?Ты все еще… —?он запрокинул голову и глубоко вдохнул, как будто мог вобрать в себя то, что чувствовал Комаров. —?Было хорошо. Да? Разве тебе не хватает этого? Как раньше?Дитрих снова склонился над Комаровым, приподнимая его подбородок. Комаров послушно подчинился, позволив прикоснутьсяк своему горлу. Дитрих губами и языком исследовал чувствительную кожу, скрывающую яремную вену, медленно продвигаясь выше к лицу Комарова и наслаждаясь каждым движением своего языка. Он вылизывал его горло медленно, как будто мог попробовать унижение Комарова на вкус. Да. Да, еще больше! Его дар приказывал Комарову впустить его еще глубже, а руки?— раздвинуть ноги и занять принимающую позу.Комаров напрягся в ожидании, но послушно открылся. Дитрих низко чувственно застонал, медленно входя. Удовольствие и боль слились в одно целое, принадлежащее им обоим. Комаров приподнимал бедра на каждый толчок и позволял Дитриху сжимать руки на своем горле все сильнее. Их тела и умы были переполнены удовольствием и удушающим давлением, которое медленно вытягивало все здравомыслие из их коллективного существования.—?Вот так,?— прошипел Дитрих,?— дай мне это!Потом он застонал, потому что именно это хотел сделать Комаров, если бы не тот факт, что Дитрих начал душить его. Он душил их обоих. Он был собой и Комаровым, пока не перестал понимать, кто он на самом деле. Дитрих хотел вернуть все назад, он хотел заставить призраки их воспоминаний танцевать внутри и снаружи.Все, что происходило было ужасно противоестественно, но Дитрих хотел, чтобы между ними было все как прежде, чтобы все снова заработало правильно. Он хотел, чтобы стальная клетка звенела.Комаров выгибался дугой, вцепляясь в простыни настолько сильно, что еще чуть-чуть и они порвались бы. Легкие горели, и он беззвучно умолял. Так, как хотел Дитрих. Не правильно, но по-другому он не мог. Комаров пытался дышать, хватая ртом воздух, но задыхался снова и снова. Дитрих, соблазнённый беззвучной просьбой позволить дышать, склонился, разжал хватку на горле и поцеловал. О, да, да…Они оба тяжело дышали, деля один воздух на двоих. Так близко, но всегда порознь. На какое-то мгновение глаза Комарова загорелись желанием, давно забытым удовольствием.Глаза Дитриха тоже горели, но по-другому. Порочным, дьявольским огнем. Он засмеялся.—?О, Дмитрий! Прямо как в старые добрые времена? А? —?он сильно сжал Комарова за подбородок, заставляя смотреть только себе в глаза. — О, не беспокойся о своем мальчике,?— пообещал он торопливым, отчаянным шепотом. — Я не стану просить тебя об этой сделке. Но я тебя не отпущу. Не раньше… не раньше, чем мы получим то, что всегда хотели. Тогда ты увидишь… ты поймешь…Комарова передернуло. Слова Дитриха как невидимый рычаг что-то переключили внутри.—?Адельберт,?— прохрипел он. —?Ты…Жизнь, которая на мгновение вернулась к нему, снова исчезла. Огонь в глазах потух, а взгляд снова помертвел. Его дар еще мерцал, рассыпаясь снопом искр на поверхности сознания, но вскоре и он утих, медленно умирая. Будущее провалилось в трещины разбитой души Комарова.Дар Дитриха лихорадочно заметался. Не то в попытке сбежать, не то наоборот вытащить хоть что-то из видения внутри разорванных обломков мыслей Комарова. Дитрих выплюнул вопрос в тонко сжатую линию напряженных губ.—?Значит, ты ничего не видишь?У Комарова не было ответа, ему нечего было предложить, кроме своей боли и удовольствия, ран и того ада, что устроил Дитрих. Он дернул головой, высвобождая подбородок из крепкой хватки и оскалился. Ему хотелось вонзить зубы в Дитриха. Вырвать кусок, причинив боль. Они оба знали, что нужно было чуть сильнее надавить, чтобы узнать ответ. Они оба знали, что правда каждый раз будет разочаровывать.Дитрих недовольно скривился, но продолжил медленно двигаться.—?Бесполезный.Ненависть Комарова вырвалась наружу. Она вибрировала натянутой связью с каждым толчком Дитриха. Она горела, как факел. Комаров обхватил одной рукой плечо Дитриха, другой сжал в кулаке его волосы. Его хриплое рычание несло в себе разрушенное доверие и расколотую тишину.—?И кто в этом виноват?!Комаров закрыл глаза и поцеловал Дитриха. Дитрих не проронил ни слова. Поцелуй был злым и холодным, как и все, что Комаров чувствовал по отношению к нему. Дитрих поперхнулся.Комаров воспользовался преимуществом, так как Дитрих не имел твёрдой опоры. Он ухватился за изголовье обеими руками, подтянулся вверх, снимаясь с члена, обвил ногами талию Дитриха и перевернул их обоих. А затем уселся сверху, снова надеваясь на член. Комаров целовал тяжело и сильно, потому что все внутри него было тяжелым. Он оторвался от губ Дитриха, пару раз качнулся, находя правильный угол и ритм, руками обласкал шею, плечи и торс любовника.Он смотрел на Дитриха неотрывно. Губы кривились в каком-то голодном ненасытном желании. Комаров оскалился.—?Как в старые добрые времена, Адельберт? —?прошептал он. —?Позволь мне напомнить тебе о них.Дитрих не открывал глаз. Он все еще задыхался внутри.Комаров начал двигаться. Легко, как призрак утраченной памяти. Он ласкал мощное тело под ним, прослеживал руками мускулы, переходил на себя и чувственно дрочил себе, размазывая смазку по члену и прессу Дитриха. Он забирал то, что принадлежало ему, то, что он всегда просил раньше, но не сейчас.Сейчас он забирал свое удовольствие.Он поднимался и опускался, легко и стремительно, как океан, накатывающий ласковой волной на берег, как прилив, поглощающий каждую песчинку. Все ненужное. Боль утонула. Осталось только оглушающее удовольствие.Комаров целовал, дышал и океан.Волны оставляли на песке свой рисунок.И наконец… Дитрих уступил.И сотни потрескавшихся воспоминаний о прошлом, о том, как они сливались в темноте, словно разбитые ракушки остались на берегу, вынесенные волной.------------------------Фрау Эмилии Леманн никогда не нравился любимчик герра Комарова. По ее мнению, в Брэде Кроуфорде не было абсолютно ничего особенного. Мальчик, безусловно, был талантлив, лучший материал, который когда-либо был у Комарова. Никогда не проваливал курсы, никогда не сдавался, всегда шел с высоко поднятой головой и смертоносной решимостью, как многие полагали. По ней, так никакая это не решимость, а безрассудное упрямство. Она-то точно знала, о чем говорит, ведь она вела у него некоторые занятия и приложила все усилия, чтобы сломить его. Он раздражал ее тем, что каждый раз выживал… и становился сильнее.Что ж, ей было приятно видеть его в таком состоянии. Она еще раз посмотрела на обмякшую фигуру у своих ног. Кроуфорд был бледен. Его очки лежали рядом со стаканом воды. Она могла бы сейчас выцедить у него кровь и отправить ее на проверку на наркотики и выяснить, верны ли ее подозрения и принял ли он что-нибудь… у нее было довольно хорошее представление о том, что это могло бы быть. И к сожалению, это не было что-то запрещенным. Студенты имели доступ только к одной марке наркотиков, и Кроуфорд не был настолько глуп, чтобы пытаться приобрести что-то, что не было разрешено. А жаль…То, что он принял входило в перечень, но было слишком опасным. Идиот. Возможно об этом стоит доложить главному куратору. Может наконец, он перестанет выглядеть, как кот, объевшийся сметаной…Хотя герр Дитрих всегда так выглядит. Он проявил такой интерес к этому юнцу. Черт бы побрал его! Фрау Леманн ненавидела это. Она опустилась на колени и аккуратно подцепила подбородок Кроуфорда, поворачивая его лицо на свет, чтобы лучше видеть. Он никак не отреагировал. Медово-карие глаза смотрели вдаль, а тонкие губы были…… растянуты в улыбке.Это была одна из тех всезнающих и понимающих улыбок, которые она хорошо знала. Она видела, как он скрывал их от нее. Возможно он считал, что в безопасности, улыбаясь так за дверью или в коридоре, когда она не рядом, но он ошибался. Она знала, что он скрывает там, за этими глазами и улыбкой, ей не нужно было быть телепатом, чтобы прочитать это. Он думал, что всегда сможет победить.Ее глаза сузились. Где бы он сейчас ни находился, он, очевидно, полагал, что снова победил. Пф! Она отпустила его голову и взяла коммуникатор.—?Белая Комната,?— резко сказала она. —?Принесите носилки.Щелчок. Она убрала коммуникатор, не дожидаясь ответа. Ее взгляд задержался на неподвижной фигуре Кроуфорда. Так уже было несколько раз. И Комаров конечно же ничего не сделает. Он не станет требовать объяснений со своего звездного ученика. А если даже, то мальчишка докажет, что это был правильный выбор, если выживет конечно. А она не сомневалась?— черт бы побрал всех пророков! —?он выживет. Через несколько дней он будет в полном порядке.Фрау Леманн покачала головой, взяла стакан с водой и встала. Она перешагнула через неподвижное тело и направилась к двери. На ходу она сделала глоток.Этот мальчик был ничем иным, кроме как одной большой проблемой.