Часть 4 (1/1)

Как только дверь в комнату закрылась с наружной стороны, Дженнифер поняла, что и правда хочет спать. Не раздеваясь, она уронила тяжелую голову на прохладную подушку. Несколько минут она глубоко дышала, ожидая, что вот-вот заснет, но вместо сна на нее снизошло кое-что другое.Это было похоже на сновидение, но как-то слишком быстро началось: она до сих пор помнила, как ложилась на кровать, и тут она снова в той комнате, с Де Ниро, и снова не было стен, вместо них - белый туман. Его голос звучал у нее в голове. Все тело будто превратилось в теплый нектар, и сопротивляться - это последнее, чего ей сейчас хотелось.(То, что ты сейчас здесь со мной и слышишь меня, говорит только об одном - ты уже моя. Осталось только признать это.)(Я не могу предать своих друзей.)(Ты предашь саму себя, если будешь сопротивляться.)(Я не...)(Все правильно, Дженнифер. Все правильно.)Лицо Роберта никуда не исчезло, и параллельно с ним, будто слоями, стали появляться другие образы. Она вспомнила каждый момент, когда пользовалась своими способностями. Когда она отвела от их штаба группу захвата, внушив тем мысленно, что "здесь никого нет". Когда она изменила траекторию шальной пули, и та попала не в голову Лиама, а в чугунный котелок рядом. Когда она, еще до войны, заставила развернуться и уйти в обратную сторону двух пьяных студентов, привязавшихся к ней на ночной улице, по которой она возвращалась с работы домой. Случай за случаем, образ за образом - и каждый раз, теперь она это видела, за всем этим стояли лицо и голос Де Ниро.(Все правильно, моя девочка.)(Кто вы такой?)(Я тот, кто ведет тебя уже давно. Ты видела доказательства.)(Чего вы от меня хотите?)Но тут она проснулась от скрежета открывающейся двери. Де Ниро распахнул ее и замер в проходе, давая дорогу худой женщине в фартуке с подносом в руках. Джен догадалась, что это одна из узниц Освенцима - впалые глазницы, затравленный взгляд, землистый оттенок кожи, немного дрожащие руки.- Спасибо, Карин, - сказал группенфюрер. Карин прошла мимо него, не поднимая глаз, вышла из комнаты, и он закрыл за ней дверь. Вернее, запер изнутри на щеколду.- Здесь кофе, хлеб, ветчина, немного окорока горячего копчения. Подкрепись, нам надо поговорить вживую.- Вживую? То есть... - Джен, отрезая кусок окорока и кладя его на хлеб, даже не очень-то удивилась таким словам. - То есть это был не сон?- И ты сама это прекрасно знаешь. Он сам налил ей кофе, пока она жевала бутерброд. Для двух часов сна она чувствовала себя странным образом свежей и отдохнувшей. - И ты правильно делаешь, что не задаешь мне дурацких вопросов вроде "где мои друзья", "что со мной будет дальше" и прочее. Ты ешь, ешь. Дело вот в чем. В Аненербе, как в любой уважающей себя оккультной организации, раз в год устраивается большой бал, чтобы выказать уважение всем членам организации, а также поприветствовать новобранцев. Бал устраивается после ежегодного сбора правителей, одним из которых я являюсь. Сбор уже был, и бал назначен на послезавтра. Он пройдет в Берлине, и там ты, возможно, увидишь своих парней, если их не убьют за упрямство раньше.Джен вздрогнула.- Не надо вздрагивать. Если они не будут глупцами, ты их непременно увидишь. Главные дамы на балу обязательно приветствуют всех и каждого из гостей. А я хочу, чтобы ты была моей дамой в этот день.Она даже не пыталась удивляться всему тому, что слышит. Ее завербовали в оккультную шайку, и один из ее главарей хочет сделать ее своим эскортом, но вот что странно: она не чувствовала ни страха, ни сопротивления. Доев бутерброд и допив кофе, Дженнифер взглянула на группенфюрера еще раз. Седые волосы гладко зачесаны, немолодое лицо с элегантными мужественными чертами завораживало, глаза, как угольки, сверкали из-под век и не давали никакого шанса отвести взгляд. Он приворожил ее? Но чем, как и когда? И что с того, что он из Аненербе, ведь она тоже, как оказалось, не простушка. Но Джен сейчас не чувствовала ни стыда, ни ненависти - лишь то, что ее всем естеством, физическим и духовным, тянуло к этому человеку. Человеку ли?...(Осторожно, девочка моя, держи себя в руках. Понимаю, непросто, но ведь я же справляюсь. Я до сих пор не сорвал с тебя одежду и не трахнул, хотя могу, и это только ускорит эффект наших с тобой бесед. Понимаю, все это непривычно опьяняет, когда подобные ментальные контакты и сила вступают в действие, но тебе нужно привыкнуть, чтобы не растратить все впустую.)- Сегодня днем спецпоезд отходит в Берлин. И ты едешь со мной.Джен молчала, и ей даже не приходило в голову спорить. Де Ниро встал и направился к двери. - Я не стану тебя запирать. Ты знаешь, где мой кабинет, если вдруг возникнут вопросы. Можешь пока допить кофе. Твой чемодан упакует Карин.Он вышел. Дженнифер какое-то время сидела на своей кровати, попивая кофе из фарфоровой белой чашки, глядя в одну точку. Спустя какое-то время мысли заерзали у нее в голове. Что с ней будет? Ей придется спать с ним? Нет, "придется" - это не то слово, ей самой этого хотелось, и уже глупо себя обманывать. Лиам и Джош - где они и что с ними? Живы ли они? Будет ли у них возможность, увидевшись в Берлине, сбежать оттуда? Вряд ли, это же Аненербе. Наверняка на этом балу будет сам фюрер.Дженнифер поставила чашку на поднос и встала на ноги. Она медленно прошлась по комнате, оглядывая стены и незамысловатый интерьер. Было непохоже, что в этой комнате часто кто-то жил. Чистоту поддерживали специально нанятые узницы, а насчет постояльцев... Для кого это помещение? Для эскорта Де Ниро? Впрочем, не так уж это и важно.Группенфюрер не запер дверь, поэтому Джен смогла выйти в коридор, где горели желтоватые лампы в решетчатых плафонах. Вправо коридор продолжался, и она помнила, что в конце его был кабинет группенфюрера. Она посмотрела в другой конец - там было узкое окно, железный стол на колесиках и Карин, та самая узница, которая принесла ей завтрак, натиравшая фланелевой тряпкой столовое серебро.- Карин, - позвала ее Дженнифер, пока еще слабо представляя, о чем с ней можно поговорить. Вряд ли заключенные Освенцима что-то знают про Аненербе и их порядки.Женщина вздрогнула в ответ на зов, но голову не повернула, продолжая натирать вилки и ножи. Джен вглядывалась в это серое лицо и не могла определить ни возраста, ни социального статуса его обладательницы. Из-под белого форменного чепца выглядывали волосы с проседью, но на лице было не так уж много морщин. Синяки под глазами и ввалившиеся глазницы говорили о многолетнем измождении и голоде. Синие вены будто под слюдой проступали под прозрачной кожей рук. Джен даже показалось, что она видит сухожилия и остатки мышц на костях.- Карин, давно вы здесь? Откуда вы?- Поздно, слишком поздно, - почти перебила ее Карин, не поднимая глаз. - Ты не спасешь ни себя, ни меня. Теперь, если не хочешь умереть, просто подчиняйся ему. А если тебе лучше умереть, чем перестать бороться, то...- Кто ты такая, откуда ты все это знаешь? - теперь Джен перебила ее, подойдя и схватив за тощее предплечье.- Он мне когда-то предложил то же самое. У меня был жених в Кракове, я работала секретарем на ткацкой фабрике. Я католичка, даже не еврейка, но он решил, что может повелевать мной. Карин подняла глаза на Джен, и та вздрогнула от ее взгляда.- Тебя он очаровал довольно быстро. Может, потому, что ты сама не знаешь другой жизни, кроме засад и нападений. А у меня была другая жизнь. У меня ее отняли. Предложили продаться колдунам, я отказалась. Теперь я здесь. Уже пять лет. Они не убивают меня в газовой камере и не расстреливают. Специально оставляют жить, чтобы я видела, на что согласилась и от чего отказалась. Джен отпустила ее руку.- Езжай с ним. Не спорь. Не перечь. Пусть он перестанет думать, что ты против него. А потом думай сама. Если еще сохранишь остатки разума.- Ты не знаешь, где сейчас твой жених?- Уходи.Джен не уходила, смотря, как Карин снова вперилась взглядом в серебряные приборы и принялась натирать их фланелькой.- Уходи, говорю тебе. Его кабинет на том конце коридора, если он или кто-то из конвоя увидит, что я говорю с тобой, меня изобьют. Я привыкла, но это не наслаждение, скажу тебе. Уходи, Джен.Дженнифер сделала несколько маленьких шагов назад, потом развернулась и скрылась за дверью своей комнаты. Ей хотелось плакать от жалости к Карин, но слезы останавливала мысль, что жалость ее унизит. Откуда-то взялась убежденность, что ей нужно ехать с Робертом в Берлин и там смотреть по обстоятельствам. Не может же он все время контролировать ее разум, у него должны быть и другие дела. Она - эскорт для него, а это она как-нибудь переживет. Единственное, что ее беспокоило - ее действительно тянуло к нему. Она боялась, что не сможет оторвать себя от него, когда придет время. Через пару часов в дверь постучала и вошла Карин.- Я принесла тебе переодеться. Чемодан уже в машине группенфюрера.Джен послушно встала и принялась избавляться от полевой военной формы, которую не снимала до сих пор. Карин помогла ей застегнуть милое дорожное платье серо-голубого цвета и протянула ей расческу, чтобы привести в порядок сбившиеся волосы.- Карин, что за чемодан, откуда? Меня схватили в лесу без вещей.- О тебе позаботились. Там вечерний наряд, пара смен туалетов, кое-какая косметика, гигиенические принадлежности. В Берлине условия будут получше, чем здесь.- Спасибо.Джен протянула назад расческу, Карин взяла ее и спрятала в карман фартука.- Мне велено остаться здесь с тобой, пока группенфюрер не заберет тебя.