Часть 24 (1/1)

Сакура не знала, сколько уже находилась в этой тесной комнате с заколоченными окнами и минимальным количеством света, который давала тускло светящая лампочка на потолке. Мадара, судя по всему, специально дал поручение запереть её в помещении с угнетающей, давящей атмосферой, которая могла бы сломить волю, силу, подчинить. Вот только девушка была непреклонна в своем решении ненавидеть Учиху всем сердцем, не верить ему, не любить его. Сакура окинула тоскливым взглядом пятно на стене, которое в полутьме казалось чем-то ирреальным и абстрактным. Около пятна, на полу, лежали осколки посуды, которая когда-то, возможно, была дорогим фарфором. И этот самый фарфор, черт бы его побрал, совершенно не вписывался в общее настроение. Сакура тяжело вздохнула. Все внутри стиснуло непонятное плохое предчувствие. А ещё отчаяние, которое отзывалось гулкой болью в голове. ?Что делать? Что мне делать??. Дверь на ощупь металлическая, тяжелая и, естественно, ужасно прочная. Через такую не вырваться, даже если будешь выбивать её целые сутки. Заколоченное окно настолько маленькое, что в него могла протиснуться только рука, и то, брало сомнение. ?Что… мне… делать…?.И эта паника в голове нарастала, брала верх над разумом, доводила до безумия. Сакура остро – слишком остро ? чувствовала, что случится что-то ужасное. Непоправимое. Видела воочию. Надо было срочно бежать, вот только куда – непонятно. Она спасет себя сама. Обязательно спасет и выживет. ?Успокойся. Немедленно?. Паника потихоньку начала отступать. Сакура пару раз вдохнула и выдохнула. Так. Отлично. Она под землей. Это всего лишь клаустрофобия, не больше. Нет никакого плохого предчувствия, это выдумка. Просто здесь абсолютно нечем дышать. Дышать правда было нечем. Было одновременно жарко и холодно, и Сакура не знала, чему верить: собственным ощущениям или необоснованной логике. Хотелось наружу, на воздух, на свободу. Мадара явно не просчитался, помня все её подсознательные страхи. Кла-уст-ро-фо-бия. Шесть слогов, тринадцать букв и четырнадцать звуков сложного слова, ударение которого падало на четвертый слог. ?Клаустро? с латинского переводилось как ?закрытое помещение?, ?засов, замок?, ?фобос? с древнегреческого – ?страх?. Бог страха в греческой мифологии, один из спутников Марса.Спокойно. Вот так. Внезапно перед глазами встали вспышки прошлого, которое писалось по полотну черно-белыми красками. Прошлое стоило отпустить, но оно не давало покоя Сакуре почти постоянно. В нем было помещение, больше похожее на отель. Номер с видом на звездное ночное небо. Комфорт, условия, непонимание в шокированных глазах. Мадара, которому было не больше двадцати лет и она, Сакура, греющая свое маленькое тело под одеялом, испачканная, напуганная, голодная. - У тебя страх закрытых помещений. Клаустрофобия, знаешь, да? – Мадара не смыкал глаз третью ночь, из-за чего его поедало раздражение. Ещё и у этой девчонки, недавно подобранной, выявился такой жалкий тривиальный страх. – К психологу я тебя не поведу, даже не надейся. Понимать себя с подобной слабой стороны – это мерзко. Я запру тебя на несколько суток в подвале, если не сможешь от этого избавиться, ясно?- Да, Мадара-сама, - ответила девочка, за что получила одобрительную полуулыбку и поглаживание рукой по голове.Так и не вылечили, даже не пытались. А страх плодился и пожирал. Достигнул пика. - Да, Мадара-сама, - усмехнувшись, сказала нынешняя Сакура, все ещё впиваясь глазами в пятно на стене. – Вы сдержали общение. Я в неволе.По коридору, извне, раздались глухие ритмические шаги. Шаг-секундная-тишина-шаг-шаг-тишина-шаг. Остановка. Лязг металла, оповещающий о том, что отодвигали засов. Шаги и даже то, как открывалась дверь – все это так ужасно знакомо, как будто насильно отпечаталось в памяти. Ма-да-ра. Три слога, шесть букв, шесть звуков. Противных таких звуков, скрежещущих. Спасительный сырой поток воздуха ворвался в комнату. А ещё мужская тень: высокая, статная, холодная. Чужая. Мадара подошел немного ближе, а потом повернулся в том направлении, куда смотрела Сакура. Нахмурился, увидев черное пятно на серых стенах. Взял стул, стоящий у двери, и поставил его напротив Харуно, глядя на неё сверху вниз. Девушка сидела на полу, схватившись за голову и покачиваясь из стороны в сторону. - У меня не было желания кормить тебя. Всего лишь формальный жест. Где-то люди страдают от голода, а ты бросаешься едой. - Как будто тебя это когда-нибудь волновало. Между ними – вязкая недосказанность, которая появилась ещё в самом начале и росла, росла, плодилась, пока не достигла таких размеров, что они перестали понимать друг друга. И любовь была своеобразной, спутанной, словно алый клубок ниток. Кончик нитки насильно отрезали и пустили по ветру. Вот так и была потеряна связь. Сакуру снова охватила паника, и она стиснула зубы, закрывая глаза. Клаустрофобия. Пять слогов... тринадцать букв…- Ты так и не поборола боязнь замкнутых помещений. Сакура, пожалуйста… … четырнадцать звуков, ударение падает на…- … выслушай меня. Мне так жаль…… четвертый слог… Замкнутое помещение, засов, замок…- Сакура… давай поговорим…… древнегреческий Бог, спутник Марса…?Заткнись, заткнись, заткнись?. Успокоение приходило вспышками. И оно было спасательным светом в кромешной тьме. Но когда это слабое спокойствие отступало, фобия отвратительным рецидивом снова оглушала. Голос Мадары смягчился в первый раз за многие годы до нежных, почти понимающих нот. Отеческих, заботливых. Таких, которых Сакуре не хватало ещё с детства. Поэтому она поверила ему, убаюкиваемая этим мирным голосом. Стены больше не сужались вокруг неё. - Хорошо. Давай поговорим. Разговаривать – это всегда хорошо. Даже когда тебе врут, льстят, ищут твоего расположения, разговаривать – это так приятно. Потому что ты чувствуешь когда-то утерянную цельность с миром – лживую, пустую и ненужную, но чувствуешь. Гармонию. Нужность. Даже когда понимаешь, что разговор принесет только несчастья, какая разница, тебе нужно поговорить. Тебе нужно вслушаться. Сакуре хотелось заорать, заплакать и обнять кого-то, вцепиться кому-нибудь в кофту и плакать, плакать, плакать. Хотелось, чтобы пожалели и погладили по голове. Хотелось к братьям. Они поймут и не осудят, поддержат, развеселят, пошутят, помогут. Хотелось окунуться в братскую любовь Итачи, утонуть в омуте прекрасных родных глаз Саске. Все поменялось на корню. И она теперь не та. Она – с ними. Отныне и навсегда. - Я бы сказал, что ты знаешь меня, мою суть, мое мировоззрение, но это не так, мы оба это осознаем. Я тебя тоже не знаю, но ты ребенок, Сакура. Тебе просто нужно внимание и любовь, ты с самого начала не была предназначена для этого места. И, прекрасно зная, что заботы ты от меня не получишь, ты все равно цеплялась за меня, не по любви скорее, по необходимости, а затем по привычке. А теперь ты переметнулась на сторону братьев. Как подло.- Да ладно тебе, Мадара, - Сакура скривилась. Её лицо тронула едва заметная судорога. – Тебе и не нужно понимание. Тебе вообще ничего не нужно, кроме услаждения собственного самолюбия и мнимых целей, ради которых ты готов идти по головам. И держишь ты меня здесь не по любви, а потому что, исчезни звено, цепь порвется. Ты боишься, Учиха, ты чертовски чего-то боишься. Ты больший трус, чем я, чем твои подчиненные, чем все люди, вместе взятые. Мадара кивнул чему-то в пустоту и попытался ответить:- А ты на самом деле изменилась. Если все, нас связывающее, можно было подорвать за какой-то месяц с лишним, то эта связь получилась недостаточно крепкой, да?- Нет, просто ты подобрал сломанную игрушку, вот и все. Но вместо того, чтобы чинить её, ты доломал её окончательно. Уходи, Мадара. Уходи, пожалуйста. Мужчина поджал губы, встал с места и ушел. Металлическая дверь хлопнула, а засов был снова задвинут. Они так и не поговорили нормально. И от этого оставался какой-то неправильный туман в голове.Сакура зарыдала навзрыд. Итачи, Саске и Наруто ехали по направлению к катакомбе Акацки под услужливое вождение первого, который слишком часто ускорялся на поворотах, превышал скорость и вообще всячески нарушал правила дорожного движения, делая это не просто так. Сзади тянулась вереница машин, в которых сидели полицейские. Никто и догадаться не мог бы, что по дороге двигалось столько стражей порядка, так как Мей в целях конспирации взяла на операцию обычные машины, без полицейской покраски и сирен, чтобы Мадара не узнал об их визите заранее. И Итачи с таким удовольствием осознавал, что служащие отца терпели все его пируэты, нарушения и промахи и даже не охаивали его поступки, что он постепенно начал входить во вкус и делать это специально. Саске никогда не пристегивал ремень безопасности, хотя и устал уже отбрасываться из стороны в сторону, когда поворот становился слишком крутым, а вождение Итачи слишком невыносимым. - Тебе ведь Мей задницу надерет, когда на месте будем, - саркастически обратился к брату Саске, пытаясь заглушить беспокойство в душе. Оно скреблось и выло, словно дикое животное, загнутое в клетку. Эта операция, несомненно, будет для него чем-то роковым и определяющим дальнейшую судьбу. Саске боялся этой глухой неизвестности, которая приносила тупую боль. - Не привыкать получать от неё тумаков, - улыбнулся Итачи, включив стеклоочиститель. Щетки медленно задвигались на лобовом стекле, отчищая его от частых дождевых капель. Туманный и дождливый день продолжался, обрушаясь на город с новой силой. Саске не знал, радоваться или печалиться ливню. Радоваться было на самом деле нечему: любимая девушка в руках её бывшего жениха, проклятье никак не снять, да и жизнь размыла все прежние яркие краски, потрепав самого парня основательно. Слишком много было проблем и нюансов, то ли безвыходных, то ли просто увертливых до ужаса. Саске терялся, не зная, что делать. Но он любил дождь, особенно когда состояние безразлично-меланхоличное. Но сейчас дождь бесил из-за общего напряжения и раздражения. Он движением руки проверил пистолет на поясе штанов. Вроде, все на месте. Как он вообще собирался стрелять в кого-то, если руки дрожали, а нервы были на пределе? Хотя, несмотря на это, если он встретит Мадару, то вынесет ему мозги с первого выстрела. Историю пора было заканчивать. Финал поджидал где-то совсем близко, почти шептал на ухо о спешке. Но самым важным было то, каким будет финал. Саске ждал чего-то очень трагичного. Звонок сотового телефона рассеял все мысли брюнета. Он изумленно посмотрел на Итачи, который как ни в чем не бывало нажал на кнопку громкой связи, положив трубу перед собой. - Учиха, какого хрена ты рацию отключил? – недовольно заорала Мей на той стороне связи, а Итачи беззвучно рассмеялся. - Помехи были, Мей, извини, она мешала, - бессвязно ответил старший, сосредоточенно посмотрев на дорогу. - Ладно, я не об этом сейчас. И, кстати, ещё раз посмеешь нарушить правила дорожного движения, я удалю тебя с операции, понял? Сколько ещё нам ехать?Итачи небрежно склонил голову к наручным часам и ухмыльнулся. - Минут десять-пятнадцать, скоро будем на месте. Остановимся подальше от входа в катакомбу, а то нас заметить могут. Машины желательно будет разбросать по местности, намекая на то, что никто ни к кому отношения не имеет. Соберемся и пойдем. - Не учи ученого, без тебя я все эти детали знаю, - раздраженно фыркнула Мей и без предупреждений отключилась. - Женщины, - деловито прокомментировал Наруто, закатив глаза. Вскоре они остановились за несколько сот метров от входа в катакомбу. Ливень застигнул прямые непоколебимые фигуры полицейских и обливал их с такой мощью, что любой другой человек съежился бы и задрожал. Саске видел тени: множество человеческих теней, которые стали принимать ясные очертания за полотном льющейся с неба воды только тогда, когда он прищурился. На всех были надеты бронежилеты, каски, которые Саске в первый раз видел, защитные черные очки. Все до единого были вооружены бомбочками и гранатами, холодным и огнестрельным оружием. Саске видел, как некоторые выскакивали из машин, а некоторые уезжали только для того, чтобы снова вернуться, как раскрывали сумки, как разряжали и заряжали пистолеты, как проверяли наличие предметов, их сохранность, как говорили шепотом и жестами. Все смешалось, закружилось, начало растворяться, и парень почувствовал, как к горлу подступала тошнота. Его тронули за плечо. - Эй, ты нормально? – с неподдельной серьезностью спросил Наруто, строго наблюдая за процессом. - Да, - хрипло произнес Саске, опустив голову и закрыв ладонью обезображенную половину лица. – Просто, наверное, я не ожидал, что операция будет настолько…. Масштабной. - Около ста человек, Саске, около ста, - покачал головой Наруто. В его ясных голубых глазах плескалась горечь. – Их всех, как и нас, заставили писать завещание. Я просто поставил точку на белом листе бумаги. Мне нечего сказать близким, они и так все знают. - Значит, мои семь слов - это ещё не так плохо, - Саске понимающе кивнул.Завещание братьев гласило: ?Простите нас с Итачи. Мы любим вас?. Итачи писать что-либо отказывался напрочь, а Саске не любил это дело, да и искренне верил, что они с братом не могли умереть, никак не могли. Он надеялся на это, но тревога в душе разрасталась, становясь небывало больших размеров. Как бы Саске ни старался себя обманывать, он чувствовал – кто-то из них, Учих, оставит на надгробной плите свое имя на этой неделе. И ему очень хотелось бы, чтобы это был именно он, а не Итачи. Ливень стал косым, поменяв направление в их сторону. Саске почувствовал, как множество водных игл впивались в его лицо. Он натянул капюшон, полностью скрывая свой лик. - Погода чудесная, - к ним подошла Мей, даже не думая сотрясаться от холода. Она протянула им два жилета. Саске оглянулся. Итачи вооружался неподалеку. – Чего желаете? Огнестрельное, взрывчатое, холодное, метательное, газовое оружие?- Огнестрельное у меня при себе, мне бы патроны к нему, - первым подал голос Саске. – И несколько гранат, может быть. - Холодное, - восторженно пролепетал Наруто, а потом добавил, - А я же сам могу выбрать, да?- Естественно, - рассмеялась Мей. Саске поморщился. Он не любил такой стеклянный смех, когда вроде и смеялись, но делали это без веры и жизни. Мей, казалось, сама не надеялась на победу в операции, что уж говорить о собственном выживании. Но она знала, что пока не полягут все, она выстоит, так как без руководителя боевой дух испарится совершенно. – Вы оставили завещание близким?- Если мою точку и семь слов Саске можно посчитать завещанием, то мы лучшие в этом деле, - усмехнулся Наруто, надевая жилет. - Да уж, прискорбно, - грустно изрекла Теруми, поднимая глаза на серое затянутое тучами небо. – А я написала побольше. Попросила прощения за мое невежество, глупость и дурость. Спросила у мамы, что ей приготовить на ужин. Сказала, что некоторых продуктов не хватает и понадеялась, что магазин продуктов сегодня не закроют слишком рано. Попросила не пугаться её, если на теле будут синяки и царапины. Сказала, что бы на всякий случай готовила перекись водорода. Впрочем, написала всякие глупости. - Это не глупости, что вы, - покачал головой Наруто, не понимая, как застегивать надетое. – Вы обязательно вернетесь домой, почему-то я знаю это. - Да, наверное, - Мей спохватилась и начала помогать Узумаки с жилетом. Саске расправился со своим и на мгновение замер. Ну и что все это значило? Здесь ведь были люди, которые на самом деле важны для Саске: Мей, верившая в свою смерть больше, чем в то, что этот дождь когда-нибудь закончится; Джуго, их с Суйгецу общий друг, уже много лет работающий в полиции, а сейчас стоящий неподалеку от них, стараясь не контактировать, чтобы не сделать ещё больнее; Наруто, без вечной поддержки которого Саске и жизни не мог представить. И…. Итачи. Парень даже не мог передать всех эмоций, через которые проходило все его естество при мысли о смерти брата. А по ту сторону баррикады были Какаши и Сакура, которые тоже могли погибнуть по случайности или по велению рока. А ещё был он, сам Саске, у которого умереть было больше шансов, чем у других. Потому что он всегда срывал четверки и девятки* по дороге жизни, давился ими, но терпеливо глотал и понимал собственное везение, выживая. И сейчас его поражало то, как полицейских становилось все больше и больше, как они множились, готовились, как в их фигурах проскальзывало хорошо скрытое волнение. И вся безысходность этой картины давила на Саске, угнетала его, претила ему. Потому что он чувствовал, что исчезнет столько жизней, сколько ему ещё не приходилось видеть. Прошло полчаса, а, может быть, пролетел уже целый час. Саске все это время наблюдал за подготовкой к операции. Каждому из этих людей чертовски хотелось жить. Но долг призывал, и они понимали, что лучше полягут их жизни, жизни людей, которые сами подписали свой приговор, чем невинные, не имеющие ни к чему отношения. Учиха заострил внимание на пареньке, который дрожащими руками складывал в рюкзак некоторые приспособления. Он стучал зубами то ли от холода, то ли от страха за себя и товарищей. Парню было не больше, чем самому Саске, а, может быть, он был даже младше. Учиха почувствовал, как внутри снова кто-то выл. ?Совсем зеленый?, - вздохнул Саске и ровными шагами подошел к парню. Тот вздрогнул от неожиданности и как будто заледенел. - Что ты здесь делаешь? – без прелюдий прямо спросил Саске, обращаясь скорее к пустоте, чем к кому-то конкретно. Парень извиняюще улыбнулся и поклонился высшему, как он думал, чину. - Я доброволец. Два года служу здесь, но никак не могу привыкнуть. Саске осенило. Значит, его никто не заставлял? Да, точно. Мей бывала твердой и черствой, но она никогда не заставила бы незрелого работника идти на верную смерть. - Кровная месть? Черты лица парня как будто сузились: на лбу пролегла складка, рот грустно скривился, обнажая ряд ровных белых зубов. В этот момент Саске готов был дать незнакомцу лет тридцать. - Помните теракт, который устроили Акацки пять лет назад? Саске кивнул, роясь в памяти, а потом смутно припоминая. В городе его с семьей тогда не было, но новости до него дошли через Фугаку, который был настолько в гневе и негодовании, что сразу прибыл обратно в город и работал, не щадя себя, целую неделю почти беспрерывно. - Во время того теракта умерли мои родители с младшей сестрой. Я не собираюсь мстить, мне просто очень больно. И страшно. Но я считаю это своим долгом, поймите меня. Саске не знал, как ответить. Он лишь безмолвно похлопал парня по плечу, поддерживая. Тот улыбнулся через вставшие в глазах слезы и отвернулся, продолжая разбираться с рюкзаком. ?И сколько здесь таких... отчаявшихся и не определившихся??, - спросил себя Саске, отходя к Итачи и Наруто. Фигуры полицейских теперь не казались ему непоколебимыми и стойкими. В каждой из них сквозила нерешительность и непонимание. - Начать штурм! - громко крикнула Мей. Толпа двинулась, разбрелась, рассыпалась. Саске медленно выдохнул. Пора. * - Цифры "четыре" и "девять" - несчастливые цифры в японской символике, которые буквально означают "смерть" и "боль".