Часть 7 (1/1)
Нет, я не намеренно “забыл” о Бекки. Я просто отходил от шока и потому не связал ее. Когда мы расправились с ожившим и очень недовольным дядюшкой Энтони, агрессивность которого оказалась, увы, для нас недопустимой, мы заметили, что его племянницы и след простыл.— Дэниел, — с некоторой угрозой протянул Герберт, перезаряжая пистолет после выстрела в свежезашитый лоб воскрешенного. — Готов поспорить, что нам теперь придется выламывать дверь, и делать это будешь ты.Я чертыхнулся. Непростительная глупость, действительно.— А мисс Филдз, наверное, ждет нас снаружи с каким-нибудь очень нехорошим сюрпризом.Я повел носом: кажется, пахло керосином.— Ага. Прямо огненным, — мрачно подтвердил я.Прежде чем запереть нас в подвале и поджечь дом, Бекки, как видно, успела даже прихватить пару-тройку своих платьев, кое-каких мелочей в дорогу и, разумеется, Лазаря.Она, видимо, до сих пор жива, насколько это возможно в ее случае. Она прислала нам открытку и фото из Нового Орлеана. Как узнала наш новый адрес? Да никак.Герберт принес эту открытку с адресом Филдзов во время своей прогулки по пепелищу. Не то чтобы он был склонен к сентиментальности, но вот это глупое правило, что “преступник всегда возвращается на место преступления”, однозначно было про него. Он съездил в места, где раньше стоял старый дом кладбищенского смотрителя, через месяц. Прогулялся по кладбищу, негромко насвистывая — и не ошибся. Пальцеглаз все же уцелел, а мы поначалу думали, что он пропал в огне. Куда там! Эта тварь, по-моему, нас обоих переживет. Уж не знаю, что поддерживало его жизнедеятельность столько времени — да и знать не хочу.На кладбищенском пустыре помимо остатков обгорелых стен остался нелепо и одиноко торчать столбик с закопченным почтовым ящиком. Конверт Герберт нашел там — во всяком случае, он так говорил.В конверте были открытка с Бурбон Стрит, горящей ночными огнями, и фото Бекки — с распущенными кудрями, в черном платье, отделанном красным кружевом. Она опиралась о стену одного из домов с открытки и улыбалась, глядя в камеру немного исподлобья. На обороте фото было написано: “Я не сержусь. Впрочем, на папу я не сердилась тоже. Бекки”.Вот и все. Так что, офицер, поверьте, для меня не новость вся эта история с Филдзами. Герберт очень любознателен, а как врач он точно отличит последствия полиомиелита от множественных переломов, полученных в детстве. И из Бекки он все вытянул про падение с лестницы из-за отца, и ещё какие-то жуткие подробности о жизни их семейки, о которых она в моем присутствии поведать не успела и которые мне не особо хочется знать до сих пор. Как не хочется знать подробностей жизни самого Герберта, впрочем. Наши пути, наконец, разошлись, и хоть я и не могу сказать, что не скучаю, я рад этому. Всё когда-нибудь заканчивается, и без дьявольской сыворотки доктора Уэста однажды прекратится подобие жизни и в плотоядном бессмертном кролике, и в нашей подопечной маньячке с золотыми ручками, а пальцеглаз, я надеюсь, и вовсе встретил свой конец, уронив на себя что-нибудь тяжёлое…Если же конца всему этому действительно не будет — вот что по-настоящему пугает. Оказывается, бессмертие — это страшно.… Скажите, офицер, Герберт действительно сейчас под стражей? И Боже сохрани, если у него там есть доступ к лекарствам и хотя бы подобие лаборатории!В любом случае я хотел бы уехать после дачи показаний куда-нибудь подальше еще до суда, хотя вряд ли это возможно. Куда — не особо важно, но точно не в Новый Орлеан.О нет, не туда. Ни за что на свете.