Часть 1 (1/1)

Я говорил Герберту, что нам стоило хотя бы уехать из Аркхэма. Но когда он слушал мои советы.— Ты только посмотри на это, Дэниел, — воодушевленно совал он мне под нос карту города. — Разумеется, юго-западная сторона кладбища нам больше не подходит, а вот юго-восточная, та, что ближе к городу…— Хорошо. Значит, ты уверен, что мы можем остаться в Аркхэме, но, выходит, ты так же уверен, что нам стоит снова поселиться рядом с кладбищем?— Само собой. Это лучший выбор. Тихие безлюдные места…— ...Прекрасное поле для твоих экспериментов…— Ты ведь знаешь: трупы с кладбища недостаточно свежие.— В прошлый раз тебе это не помешало.— Говоря по правде, это действительно больше не проблема… Нет-нет, Дэн, — Герберт поспешно схватил меня за руки. — Мы не повторим прежних ошибок.— Ну разумеется, — рассердился я, вырываясь. — Как минимум у нас не будет дыры в стене подвала, из которой в один прекрасный момент полезут твои немертвые подопечные за нашими душами. Конечно, нет, ничего подобного с нами больше не случится!— Само собой. Кстати, души не существует. Что же касается дыры, то безопасность, разумеется, превыше всего. Поэтому мы и должны поселиться подальше от людных улиц…— Чтобы некого было потом на помощь позвать.— Помощь? Какая чепуха, справимся сами. Всегда справлялись.В такие моменты я немного жалел, что в тот раз, в подвале, воскресшие мертвецы все-таки не разорвали его на части.— Ну же, Дэниел. Соглашайся. Я уверен: это просто отличный дом, — Герберт указывал на квадратик на карте и смотрел на меня умоляюще.Герберт не обладал искусством взгляда голодного щенка, но почему-то я всегда в итоге потакал его прихотям. Я никогда не узнаю, что это была за злая магия, но именно она привязала меня к Герберту на годы. Я бы даже сказал “пришила намертво”, если бы наши пути в итоге не разошлись, и…Мне просто очень не по себе от подобных “швейных” метафор, когда речь заходит обо мне и Герберте Уэсте, особенно после истории с Ребеккой Филдз.Мы с Гербертом познакомились ещё во времена студенчества, когда учились вместе в Мискатоникском университете, и меня уже тогда покорили его ум и энергичность. Уэста было сложно не заметить, правда, обычно он вызывал по отношению к себе неприязнь и негодование, прежде всего у бывалых преподавателей, которым Герберт со своими смелыми и свежими взглядами на медицину и в особенности на науку реанимации не стеснялся указывать на “узколобость”. К несчастью профессоров, он частенько бывал прав. На самом деле вообще не могу вспомнить ситуации, где Герберт ошибался бы в научных вопросах. Особенно, впрочем, прав он оказался в том, насколько же мерзавцем был покойный доктор Карл Хилл — вот с ним-то Герберт сцепился в самом прямом смысле слова не на жизнь, а на смерть. Стоит признаться, что доктор Хилл до сих пор лидирует среди главных спонсоров моих ночных кошмаров, и порой мне чудится хлопанье перепончатых крыльев где-то совсем рядом…Доктор Карл Хилл. Отрубленная живая человеческая голова с пришитыми к вискам крыльями летучей мыши. Летающая отрубленная голова. Говорящая летающая перепончатокрылая голова безумного доктора-извращенца с навыками гипноза и армией живых мертвецов и монстров, сшитых из фрагментов мертвых тел. Если вы способны такое забыть, то я восхищаюсь вашим героическим самообладанием или же потрясающе короткой памятью. У меня точно никогда не было ни того, ни другого.У меня был мой друг Герберт Уэст, воскрешающий мертвых, который втягивал меня в очередную заварушку, а я совершенно не знал, куда могу от него деваться. Герберт ясно давал понять: если тонуть — так вместе, и в то время я был еще слишком молод и слишком труслив, чтобы просто пойти и сдаться полиции. Что бы я рассказал офицерам? Как будто мне бы поверили, хотя бы половине, хотя бы трети из того, что я мог поведать полицейским и суду… Но это уже отговорки, разумеется, и я отвлекаюсь.Это было, как и всегда, полным безумием и хождением по старым граблям, которыми мы оба уже не раз получали по лбу, но дом у кладбища мы нашли. Скорее даже на кладбище, ведь надгробия в случае с этим домом торчали едва ли не у порога. Нам очень повезло: смотритель кладбища умер буквально неделю назад, и в его доме, старом, но вполне крепком и просторном (когда-то здесь было имение, принадлежавшее одной из довольно родовитых городских семей), теперь сдавала комнаты его дочь. Когда мы с Гербертом прибыли к ней по объявлению и позвонили в дверной колокольчик, навстречу нам никто не вышел. Я хотел было постучать, но Герберт остановил меня и указал на скобу, на которой висел колокольчик — он в тот же момент снова звякнул, уже сам по себе. Скоба чуть качнулась, и дверь открылась, видимо, благодаря какому-то механизму.— Входите, пожалуйста, — услышали мы негромкий и как будто смущенный женский голос.Хозяйка дома встретила нас в гостиной. Худенькая и бледная девушка с жидкими, мышиного цвета волосами, убранными в пучок, она сидела там в плетеном кресле у окна перед ножной швейной машинкой, сделанной, видимо, еще в начале века, и до нашего прихода шила лоскутную наволочку. Лоскутный плед, такой же, как и наволочка, пестрый и яркий, лежал у нее на коленях поверх мягкого шерстяного светлого платья с юбкой в пол. К узорчатой чугунной подставке машинки от дверной ручки тянулась поблескивавшая на свету леска.— Мисс Р. М. Филдз? — поинтересовался я. — Добрый вечер. Мы по объявлению. Ищем съемное жилье.— Да, это я, Ребекка Филдз, — кивнула девушка. — Прошу, располагайтесь.Было видно, что она, несмотря на сдержанность, очень рада и взволнована. Судя по бедной обстановке этого обветшалого домишки и его расположению, дела у нее не могли идти хорошо, тем более недавние похороны должны были ударить дочку смотрителя по кошельку. Я немного удивился тому, что она не была в трауре, но не спрашивать же было об этом.— Вы, наверное, хотите посмотреть дом? — спросила она и осеклась, увидев, что Герберт (и когда он только успел исчезнуть?) быстрым шагом возвращается из комнат.— Мне уже здесь нравится, — заявил он. — Мисс Филдз, у вас ведь есть подвал?— Да, разумеется, — проговорила, растерявшись, девушка. — Дверь в конце коридора, ключи рядом с проемом, на крючке…— Восхитительно, — бросил Герберт, немедленно направляясь в указанную сторону. — Еще и дверь на ключ запирается, просто чудесно. И в комнатах тоже замки?— Разумеется, — смущенно пробормотала мисс Филдз ему вслед.— Простите моего друга за бесцеремонность, — извинился я. — Он немного… Эксцентричен.— Дэн, мы определенно въезжаем! — эхом отозвался Герберт откуда-то из глубин дома.— Герберт, соблюдай приличия, я тебя умоляю! — крикнул ему я. — Мы же еще и не познакомились толком с мисс Филдз!— Ничего страшного, — заверила хозяйка, слабо улыбнувшись. — Вы мне уже нравитесь. У вашего друга такое умное и деловитое лицо, он, наверное, ученый?— Мы оба врачи.— Хирурги? Вот у вас очень красивые руки, Дэниел. Наверное, вы умело управляетесь со скальпелем.— Хирургия… Входит в область наших занятий, — согласился я, удивившись ее наблюдательности.— Это просто замечательно, — грустно ответила девушка.Я только теперь заметил выглядывающий из-за машинки и пестрых лоскутов костыль и понял, почему хозяйка не вышла нас встречать.— Я калека с детства. Без отца теперь будет куда тяжелее, раньше мы с ним присматривали друг за другом, но он был уже совсем стар… Я такая домоседка, почти всегда здесь, шью и вышиваю на продажу, у меня есть постоянные клиенты в городе и даже за его пределами. Моя мама была замечательной швеей, она меня многому научила, — мисс Филдз улыбнулась, видимо, вспомнив детские годы. — Но к делу. Наверху, на втором этаже дома, есть комнаты, они, правда, запущенные, ими давно никто не пользовался, но… Я готова на самый минимум арендной платы, две комнаты по цене одной, если вы не откажете мне в помощи с покупкой необходимого в городе и делами по дому.— Мы заплатим за две комнаты, вы отдадите в наше распоряжение ещё и подвал, и мы договорились, — я вздрогнул от голоса Герберта прямо у себя над ухом. — Предоплата за два месяца вперед вас устроит? Все вещи у нас с собой.— Разумеется, — проговорила мисс Филдз, снова явно растерявшись.Ничего, подумал я, она еще привыкнет к Герберту. Хотелось бы верить, что и он привыкнет к ней… и желательно не как к подопытной зверюшке.— Существенный минус, — завел он свою вполне ожидаемую волынку в ту же ночь, когда мы с ним вместе наводили порядок в подвале и расставляли там наше особенно скудное после недавних приключений оборудование, — что хозяйка постоянно будет дома. Ты можешь взять ее на себя?— Что это значит?Герберт выразительно посмотрел на меня поверх очков.— Это значит, что именно ты у нас по части девушек.— Ты с ума сошел.— Хорошеньких девушек, а также девушек болезненных и хрупких, по которым больничная койка и могила плачет. Я знаю твои вкусы.— Да уж, знаешь! Настолько хорошо знаешь, что даже хотел свести меня с красоткой, сшитой из кусков мертвечины.— Просто признай: наша девочка была слишком хороша для тебя.— “Tвоя” девочка, — я невольно поежился от воспоминаний.Временами Герберт, желая упрекнуть меня в неблагодарности, припоминал мне историю с Глорией. Герберт, проявив дружескую заботу о моей личной жизни, подбил меня на создание девушки из мертвой плоти с сердцем моей невесты Мэган, погибшей во время Мискатоникской Резни, и головой моей безнадежной пациентки Глории, что имела несчастье мне понравиться. Отличная была идея, ничего не скажешь.Hо я даже принял участие в этом чертовом кошмаре. Просто не спрашивайте, как так вышло.— Это было просто слишком для меня. Без “хороша”, Герберт.— Вот мисс Филдз — как раз не “слишком”. Займись ею, будь другом, а я хочу спокойно заниматься наукой. Повосхищайся шитьем, фигурой, начни называть ее Бекки…— ...Сделай пару комплиментов ее стройным ножкам. Ты рехнулся, говорю же.Герберт досадливо отмахнулся от меня, как от мухи, и сосредоточился на сборе штатива для перегонного куба.— У тебя игуана, похоже, сбежала, — сказал ему я, заметив некое движение на полу.— Да? Я не привозил с собой игуану. По крайней мере, живую.— Может, это крыса? — я взял фонарь и лом из угла.— Совершенно точно крыса, — отозвался Герберт, и мне очень не понравился его тон.Уж что-что, а его ложь я научился различать весьма неплохо.Ошибки быть не могло. Или я успел совсем сойти с ума и дожить до галлюцинаций, или со ступенек лестницы, ведущей из подвала наверх, на меня таращился пальцеглаз.Я был уверен, что эту тварь давным-давно убили, но маленький монстр, сшитый из пяти больших человеческих пальцев и глазного яблока, переминался с пальца на палец на ступеньке и как будто так и ждал удара ломом.— Герберт! — позвал я, очень злой и раздраженный. — Мы ведь, кажется, договаривались насчёт извращений над человеческим телом.— А, ты об этом, — Герберт кинул в сторону пальцеглаза беглый взгляд. — Ну ведь занятный же малыш, согласись. Пусть живёт.— “Малыш”?!— Он начал меня слушаться после повторной реанимации, и это лишний раз подтверждает теорию о том, что частичка сознания есть в любой части тела, — Герберт негромко, мелодично присвистнул, и тварь, послушно сбежав со ступенек, подобралась к его ногам, нетерпеливо покачивая висящим в воздухе задним пальцем, словно хвостом виляла.— Какая мерзость. А если Ребекка это увидит?— Подумаешь, мало ли что померещится в таком старом доме одинокой сиротке, которая недавно похоронила отца. Кстати говоря, от чего он умер?.. В любом случае, готов поспорить, что с головой у нее не в порядке. И да, мисс Филдз для тебя зовут Бекки, — напомнил Герберт. — Привыкай уже сейчас. Да уж, очень жаль, что нам досталась не слепая и даже не глухая, а всего лишь хромая хозяйка. Ты не спросил, что с её ногой?— Отличный способ понравиться хромой девушке — начать знакомство с расспросов о её ногах.— Тебе виднее, — пожал плечами Герберт. — У тебя больше опыта в подобных вопросах. Малыша не трогай. Уважай мой труд! — сурово и требовательно добавил он и целиком погрузился в возню с аппаратурой.