Часть 1 (1/1)

***Когда Сюн говорит, что сегодня у него переночует одноклассник, лица родителей светлеют. Кажется, они всерьёз рады, что он снова начал с кем-то общаться. Они даже не спрашивают, что за одноклассник и как его зовут. Сюн немного волнуется, что будет, когда они узнают Амаю, но надеется хотя бы на вежливость, если не на понимание. По правде говоря, ему хочется рассказать вообще всё. И не только родителям. Не то чтобы он стремился раскрыть окружающим подробности своей личной жизни, но если бы все знали, что они с Амаей вместе, Амая словно принадлежал бы ему. Хоть чуть-чуть. То есть он и так принадлежит… время от времени… но это физическая, эфемерная принадлежность, которая не даёт никаких гарантий на будущее. А гарантий хочется. Сюн подозревает, что его пошлют в тот самый миг, когда он выскажет подобную претензию. Примерно за час до приезда Амаи вдруг накатывает тревога — нелепая и беспричинная. Что, если Амая передумал… или вообще посмеялся над ним? Да ну, бред… не настолько он взбалмошный, если подумать. И, наверное, перезвонил бы, если что. Потом приходит опасение, что Амая может заявиться в их дом на той жутко дорогой машине, которую Сюн видел на подъездной дорожке возле снежного дома — наверное, привычной для той семьи, но совершенно неуместной в их более чем скромном квартале. Как отнесутся родители к такой яркой демонстрации роскоши? Наверное, они должны знать, что в их школе учатся дети из самых разных классов — в социальном смысле. Но знать и ощутить на своей шкуре… впрочем, о чём это он? Мама, скорее всего, не отличит ?кадиллак? от подержанной ?хонды?. Ну… наверное, не отличит. Отец в машинах разбирается, тут без вариантов. А ещё Амая может выпендриться и одеться так… хм… нет, понятно, что за время учёбы тот ни разу не появлялся в особо дорогой одежде… хотя что Сюн может понимать в дорогих брендах?Амая приезжает в половине девятого вечера, в обычном такси и одетый в привычные джинсы, рубашку и кеды. Привозит роскошный букет роз и коробку каких-то невероятных пирожных. Сюн видел нечто похожее в рекламе недавно открывшегося на станции Нихонбаси французского кафе. Тамошние цены страшно себе даже представить. Амая кланяется, представляется, отдаёт букет и сладости маме Сюна и с неподдельным интересом спрашивает у папы что-то насчёт фотографий на стене в гостиной, где Такахата-старший в окружении товарищей по команде сжимает кубок. Следующие полчаса посвящены спортивному прошлому. Когда отец выдыхается, сдержанно сияя от гордости, мама с улыбкой указывает на ноутбук, висящий у Амаи в сумке через плечо. — Играть собираетесь? Только не засиживайтесь допоздна. Сюн иногда может проторчать за этими вашими стрелялками всю ночь. Раньше — мог, но маме хочется верить в возвращение былых, нормальных времён.— У нас после каникул новая сложная тема по физике, — говорит Амая. — Хотим позаниматься, пока есть время. Класс, в который нас с Сюном перевели, очень сильный, стыдно отставать. Ну а потом, может, поиграем немного, — смущённая улыбка скользит по губам. — Ага. Не будем терять времени, — цапнув гостя за плечо, Сюн утаскивает его к себе в комнату. — Ты что, серьёзно собираешься заниматься физикой? — подозрительно спрашивает он, когда дверь плотно захлопывается за ними. — Заниматься собираюсь, — Амая всем телом потягивается в его руках, смотрит насмешливо и вызывающе. — Только не физикой.Сюн краснеет. Чёрт возьми, он до сих пор краснеет, когда они остаются наедине, хотя, пожалуй, не осталось вещей, которых они не проделывали бы друг с другом. Словно подслушав его мысли, Амая приподнимается на цыпочки и прикусывает полыхающее ухо, заставляя кожу гореть сильнее. Потом переходит к шее… А Сюну такое делать нельзя. Нечестно. К сожалению, Амая вскоре отвлекается, принимаясь оглядываться по сторонам. Подходит к ломящейся от книг полке, берёт одну, перелистывает, ставит на месте. Игровая приставка практически не привлекает его внимания, как и компьютер, зато возле стойки с дисками он задерживается. Сюн с лёгкой нервозностью следит, как Амая бродит по комнате, будто кот на новом месте. Вроде бы на задумчивом лице отражается лишь любопытство, без следов издёвки, но с его личным психом трудно быть в чём-то уверенным. Хорошо, что Сюн не поленился сгрести всю свою одежду в шкаф и даже прошёлся по коврику на полу пылесосом. Вытереть пыль его терпения, правда, не хватило, но сейчас уже вечер, и в электрическом свете она не так видна. Увы, с низкими потолками и теснотой такой номер не проходит. От воспоминаний о снежном доме, в котором живёт Амая, уши вновь вспыхивают. Что видит этот избалованный мальчик в этой комнатушке? И, кстати, какова комната самого Амаи — куда Сюна не пригласили ровно ни разу?Наконец Амая перетекает на кровать и вытаскивает из сумки ноутбук. — Я хотел предложить заняться вот чем, — объявляет он. — Скоро полгода как мы выбрались из куба, а его создатель до сих пор не дал о себе знать. Думаю, хватит ждать. Мы должны начать поиски сами. — Ты собираешься найти этого… это… — усаживаться рядом на кровать будет слишком явным намёком, поэтому Сюн плюхается в кресло за столом. — Но как?Амая пожимает плечом. Его пальцы бегают по клавишам, что-то настраивая. — Ты говорил, что видел на вершине куба человека. Значит, давай человека и искать.— Матрёшка назвала его ками, — шепчет Сюн. — Дарума, манэки-нэко, кокеси, сиро-кума, и он — тот, кто стоял за ними всеми. — Недоками, — Амая усмехается, и это нехорошая усмешка. Любовь к новому миру окончательно иссякла. Одно дело быть божьим избранником и совсем другое — его же игрушкой, призванной не править, а развлекать.— Когда я рассказал о нём полиции, мне не очень поверили, — говорит Сюн. — То есть они не сказали, конечно, что я вру, но было заметно, что для них мои рассказы что-то вроде посттравматических фантазий. В какой-то момент я и сам… начал сомневаться. — Не помню, чтобы раньше ты был склонен к галлюцинациям, — фыркает Амая. — Обычно ты спал на уроках, но сны наяву не видел. Ну, насколько мне известно. И из того, что ты рассказывал про события в кубе, явных расхождений с реальностью я не заметил. — Вообще-то ты тоже там был, — небрежно брошенное ?явных расхождений? болезненно царапает. Амая пожимает плечами, не отрывая взгляд от разворачивающегося окна незнакомой программы: — Не каждую минуту. И не при всех испытаниях. Спорить не хочется, да и смысла нет.— Там повсюду были квадрокоптеры с камерами, вертолёты, — напоминает Сюн вместо этого, — нас снимали с земли. Я не говорю о людях, поскольку им могло почудиться что угодно, но видеосъёмка велась фактически со всех сторон. И ни на одной из записей того типа не нашлось. В конце концов, ты тоже его не видел.— Не видел, — нехотя соглашается Амая. — Я тогда смотрел в другую сторону и в принципе мало что замечал.— Тогда откуда нам знать, что я не ошибся?Амая задумывается, постукивая костяшками пальцев по корпусу ноута.— Если ты считаешь, что видел его, Сюн, я тебе верю, — серьёзно говорит он несколько минут спустя. — К чёрту полицию, к чёрту силы самообороны. Они порой видят не дальше отчётов, которые нужно сдать в конце месяца.— Это могла быть иллюзия, — поколебавшись, открывает своё главное опасение Сюн. — Просто ещё одна иллюзия среди тех, что окружали нас. — Такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов, но пока я предлагаю придерживаться другой гипотезы. Если недоками стёр своё изображение отовсюду, значит, он боится, что его могут увидеть и опознать. Богов такие вещи вряд ли занимают, а вот людей — даже очень. И потом… мы с тобой на собственных шкурах знаем, что иллюзии в кубах были слишком реалистичными.Звучит невероятно, но в чём-то даже логично. — И ты хочешь… — догадывается Сюн. — Именно. Ты опишешь мне всё, что сумел запомнить, а я постараюсь создать фоторобот нашего ?божества?. — Не уверен, что запомнил детали. Это была лишь секунда, и за его спиной вставало солнце. — Ничего. Отчим говорит, люди редко запоминают реальность такой, какая она есть. Но какую-то часть воспоминаний можно воссоздать, чтобы построить реальную картину. Сюн не уточняет, что таким, как правило, занимаются профессионалы. Чужая самоуверенность вселяет надежду и в него. В конце концов, что они теряют?— Иди сюда, — Амая хлопает по покрывалу рядом с собой. — И попробуем. Создание фоторобота ?ками? занимает больше двух часов. Наконец, критически оглядев результат, Сюн признаёт его довольно похожим. С экрана на них смотрит худощавый до измождения мужчина лет пятидесяти. Спутанные волосы падают на костлявые плечи, а удлинённые усы переходят в короткую жидкую бородку. — Это он, — говорит Сюн. — Его я видел на кубе.— На редкость подозрительный тип. Пальцы Амаи вновь танцуют на клавишах, сохраняя портрет, защищая паролем файл, а затем закрывая программу. Закончив, он откладывает ноутбук и навзничь опрокидывается на кровать. — Завтра прогоним нашего красавца по всем базам. Посмотрим, где он засветился. Надеюсь, это какой-нибудь международный террорист. Сюн сомневается, что всё так просто, хотя такой вариант развития событий был бы самым удовлетворительным. Хочет спросить, кто даст Амае доступ к файлам с террористами, — и не спрашивает. Наверное, есть же сайты типа ?их разыскивают…?… и тратить время на недоками он больше не хочет. — Уже поздно, пора ложиться, — задавливая сомнения, произносит он. — Я разложу постели. В голову запоздало стукается мысль, что гостевой матрас лежит в кладовке, откуда Сюн благополучно забыл его принести. Когда они с одноклассниками в последний раз ночевали друг у друга? Кажется, ещё в средней школе…— Я сейчас, — добавляет Сюн, выскакивая из комнаты. Время перевалило за полночь, и родители уже легли. Сюн как можно тише пробирается через спящий дом. Нашарив на полке в полутёмной кладовой сложенный матрас, он встряхивает его и складывает заново. Составить фоторобот ками — только Амае такое могло прийти в голову. Несмотря на импульсивный нрав, соображает он хорошо, быстро и нестандартно. Временами его идеи откровенно пугают, но рациональное зерно в них всегда есть.Когда Сюн возвращается в комнату, одежда Амаи валяется на кресле, а сам он устроился на кровати, символически набросив на себя одеяло. Провокационно небрежная поза… провоцирует. Как-то вдруг вспоминается, что Сюну семнадцать, и он в первый раз в жизни влюблён.— Я лягу на полу, — старательно отводя взгляд от искушения, говорит он. Зевнув, Амая потягивается. Одеяло соскальзывает по длинному гладкому бедру. — По-моему, нам обоим хватит тут места.— Мы не можем. Такэру… нам нельзя шуметь. Стены в доме не просто тонкие — бумажные. Когда мама на кухне взбивает вилкой омлет, звяканье слышно в ванной, а запущенная в гостиной видеоигра вполне различима в родительской спальне. Если они займутся тут… чем-нибудь, родители непременно услышат. Не отрывая глаз от собственных рук, Сюн стелет себе на полу. Смущение пополам с возбуждением путает движения, заставляет пальцы дрожать. Амая перекатывается к краю кровати и, подперев ладонью взлохмаченную голову, беззастенчиво наблюдает за ним. Зараза. Знает же, что и без того тяжело…Стоит улечься и потянуться за одеялом, как Амая свешивается с края и в следующее мгновение перебирается на Сюна.З-зара… — Время играть, — сообщают нежно-розовые губы. Такие мягкие, обманчиво беззащитные. От Амаи пахнет солнцем, солью и возбуждением. — Нам разрешили, если не будем задерживаться допоздна. — Такэру! Ну что ты… что ты творишь?— Играю. Сюн задыхается, когда влажный рот вжимается ему в шею. Горячий язык рисует на ставшей вдруг ненормально чувствительной коже узоры. Усыпив бдительность, он уступает место острым зубам, небрежно цепляющим разгорячённое место. Сюн запрокидывает голову, вцепляясь зубами в собственную ладонь, позволяя кусать, зализывать укусы и снова кусать… Любимая игра Амаи, во время которой он едва сдерживается, чтобы не оставлять следов. А порой не сдерживается, и тогда следы остаются… Поначалу все в школе с оттенком неодобрительного восхищения смотрели на Аяко. Потом поняли, что Аяко ни при чём, и с тех пор перешёптываются, пытаясь вычислить, с кем Такахата Сюн завёл роман. Пока ни один человек не догадался.Лёгкое тело, гибкое, сильное, вжимается в него всё плотнее, будто пытаясь срастись. Узкие крепкие бёдра охватывают бока, костистые коленки ощутимо вдавливаются в рёбра, набухшая плоть пульсируют между их телами, и зрачки в глазах Амаи — тоже пульсируют в такт, превращаясь из чёрных звезд в чёрные дыры и возвращаясь обратно. Член Сюна упирается в расщелину между напряжённых ягодиц, а розовые, блестящие от слюны губы поощрительно улыбаются, когда чужие ладони оглаживают выступающие косточки таза, кожу спины, мышцы ягодиц… а потом Амая выгибается всем телом, заводит руку за спину, поглаживает ствол и направляет в тесный, влажный, горячий канал — и когда успел подготовиться, зараза? Закусывает губу — обычно он протяжно стонет, принимая в себя член, а потом вскрикивает и рычит, но сейчас нельзя ни стонать, ни кричать, ничего — лишь кусать губы и медленно, невыносимо медленно опускаться, дрожа всем телом. По сливочной коже текут капельки пота, и одна замирает над самым соском — розовым, чуть покрасневшим от недавних ласк… стекает по альвеоле и зависает прозрачной бусиной.Воздух короткими толчками вырывается из приоткрытых губ, тело плавится от пронизанного болью удовольствия, от накатывающего вожделения темнеет в глазах и становится плевать на все на свете стены. Наконец терпение иссякает. Одним рывком Сюн переворачивается и подминает Амаю под себя. Где-то в отдалении со стуком падает отпихнутое ногой кресло. Хоть бы родители ничего не услышали… или пусть решат, что они тут затеяли шутливую драку. Вдавив брыкающееся тело в едва прикрытый матрасом пол, Сюн для верности стискивает над головой узкие запястья. Хочется расцеловать это белое горло, искусать в ответ, и Амая совершенно не против… только подставляет вместо горла горячее острое плечо. Полностью вставший член упирается Сюну в живот.— Мышонок решил поохотиться? — всё в Амае провоцирует — слова, интонации, слегка разведённые колени… да и сам он — воплощённая провокация.— Я не буду шуметь, — обещает хриплый шёпот. В широко распахнувшихся глазах разгорается тёмное пламя. Утром за завтраком Сюн не отрывает смущённого взгляда от края стола. Щёки вспыхивают при каждом воспоминании о том, что происходило ночью, и каждый жест кажется демонстрацией случившегося. Судя по безмятежному виду родителей, они ни о чём не подозревают, но Сюну всё равно стыдно. Амая, в отличие от него, невозмутимо поглощает рис с тушёными овощами и охотно общается с хозяевами дома, отвечая на вопросы о школе и летнем отдыхе. Его совесть кристально чиста. ***— Ничего, — разочарованно говорит Амая, когда Сюн проходит в уже знакомую снежную гостиную. — Нашей цели нет ни среди осуждённых, ни среди подозреваемых, ни среди объявленных в розыск. Жалкого штрафа за неправильную парковку, и того не нашлось! В конечном счёте я начал пробивать его по всем известным социальным сетям, но тоже безрезультатно. У Сюна падает сердце. Он опускается на диван, чувствуя себя очень усталым, хотя день только начался. Что ж, это значит, что…— Значит, мне всё-таки привиделось. Им никогда не отыскать призрака. — Да что у тебя за привычка впадать в уныние после первой же неудачи, — рычит Амая. — Это значит лишь то, что наш тип не попадался стражам закона и не зарегистрирован ни в одной социальной сети. Но есть и хорошие новости.Подогнув под себя ногу, он присаживается рядом с Сюном и откидывает крышку стоящего на столе ноутбука. — Копаясь в соцсетях, я нашёл одну любопытную вещь.Немного воспрянув духом, Сюн разворачивает к себе ноут. Амая приобнимает его и устраивает подбородок у него на плече, чтобы тоже смотреть в монитор. Мыслить сразу же становится сложнее… точнее, мысли сворачивают сильно не туда.— После появления кубов интернет наводнила масса слухов. Теории заговора, толкования древних прорицаний, всяческие трактовки и разоблачения… Толпа народу объявила себя кармическими братьями, тётками и отцами божьих детей. Якобы настоящие папаши с мамашами тоже объявились, — Сюн чувствует, как губы Амаи кривит усмешка. — Есть даже слухи о таинственной манге, где в точности описаны события, происходившие в каждом из кубов. Правда, вживую её никто не видел, зато есть десяток платных сайтов, обещающий доступ к ней после солидного взноса. Было бы непросто собрать и структурировать весь этот бред, но нам оно и не нужно. Только один человек написал, что видел бога. — Бога? — переспрашивает Сюн. Собеседник кивает. — Бога, который создал игру кубов. После нескольких быстрых кликов на экране открывается страница незнакомого сайта. Тошнотворно-розовая, обильно украшенная мерцающими блёстками и анимешными рожицами. Ожидать от такой помойки чего-то вменяемого…— Ты уверен, что это не очередной фантазёр? — с сомнением уточняет Сюн. — Сначала мне именно так и показалось. Я даже едва заметил эту информацию, чуть не пропустил. Сайт посвящён компьютерным играм и визуальным новеллам в жанре эроге. Пользователь BigDragon27 зарегистрирован тут больше семи лет, с момента создания сайта. Как и большинство здешних обитателей, он создавал собственную игру, которая, по его словам, должна перевернуть всю игровую индустрию. Ладно, чушь о внедрении образов прямо в сознание мы пропустим… перейдём сразу к сути. Через час сорок после формирования первого куба BigDragon27 написал о своей встрече с богом, сотворившим новую реальность. Ещё через час он повторил это у себя в блоге и на странице в соцсети.— А при чём тут визуальные новеллы?— Понятия не имею. Думаю, человек был в шоке и таскал свою идею-фикс всюду, где обычно бывал. Но тогда ему мало кто поверил. Кстати, вот его страничка. Сюн рассматривает фотографию мускулистого парня, в эффектной позе красующегося на фоне серебристо-чёрного мотоцикла. На следующем фото парень восседает на мотоцикле, оглядываясь через плечо. Меньше всего этот здоровяк напоминает зацикленного на виртуальных школьницах ботаника. — Это точно он?Амая ерошит ему волосы на загривке, потом, вытянув шею, утыкается в то же место губами и дует на встопорщившиеся волоски.— Это он, Такахата-кун. Поверь мне. — Я не понимаю, он же совершенно… Такэру, ты меня отвлекаешь! Вообще-то он и сам не прочь отвлечься, но на лестнице слышатся шаги, и через несколько секунд в комнату входит гайдзин средних лет в больших тяжёлых очках. За очками как-то не сразу удаётся разглядеть лицо. Сюн помимо воли дёргается, а Амая продолжает расслабленно сидеть, привалившись к нему.— Доброе утро, Такэру. Познакомишь меня с твоим другом? — доброжелательно спрашивает вошедший. — Такахата Сюн. Мы были вместе в кубе. Ну, ты знаешь. — Доброе утро, Сюн, — улыбается гайдзин. На удивление, у него почти нет акцента. По-видимому, давно живёт в Японии. — Меня зовут Питер Рокфорт. Как ты, наверное, уже понял, я — папа Такэру.Амая тотчас ощетинивается под боком, превращаясь из расплавленного шёлка в колючую проволоку. — Разбежался. Никакой ты мне не отец. Маму Амаи, худенькую кудрявую женщину, больше похожую на его старшую сестру, Сюн уже встречал несколько раз, а вот отчима видит впервые. Нельзя сказать, что он часто думал об этом человеке или мысленно рисовал себе его портрет, но стоящий перед ним мужчина существенно отличается от смутного образа, родившегося в воображении. Он не высокий, не слишком крепко сложенный, какой-то блёклый на вид, но почему-то производит внушительное впечатление. Должно быть, из-за дорогого тёмно-серого костюма и ощущения глубинной уверенности в себе. У Сюна вот такой нет. Интересно, где он работает? Проигнорировав выпад Амаи, Питер Рокфорт бросает взгляд на выглядывающий из-под жёстко отглаженной манжеты серебристый циферблат часов.— Мне нужно ехать. Заказать вам пиццу, мальчики? — Полагаешь, мы не в состоянии сами набрать номер? И вообще, Сюн не любит пиццу. Только сейчас доходит, что он не ответил на приветствие, а теперь, наверное, уже поздно. Вот идиот! Сюн начинает краснеть. — В таком случае буду за вас спокоен, — невозмутимо ответствует гайдзин. — А Аюми не оторвёт мне голову за то, что я опять забываю про гостей. Всего доброго. Рад был познакомиться, Сюн.Когда господин Рокфорт выходит, Амая слегка расслабляется. Но только слегка, словно готов при первом сигнале опасности вернуться в боевую стойку. Сюн хмурится. В голову лезут очень неприятные мысли. — Слушай, твой отчим… — он запинается, не зная, как вежливо спросить, не бьёт ли приёмный отец Амаю. — Он плохо с тобой обращается?— Кто? Питер? — несколько секунд Амая недоумённо смотрит на Сюна, потом фыркает. — Да он таксисту неспособен нахамить. Боец интеллектуального фронта. Если бы он позволил себе распустить руки, я бы их живо ему поотрывал. Мать из него верёвки вьёт. Но он жуть какой занудный и обожает лезть не в своё дело. Думает, будто много смыслит в жизни. Бесит.— Вы не ладите?— Он со мной, может, и не ладит. А мне на него плевать. Сюн почти физически ощущает, как раздражает Амаю эта тема, поэтому переводит взгляд обратно на экран, где незнакомый парень в хаори с надписью ?свободен как ветер? скалится в объектив. На данный момент он — их единственная ниточка, ведущая к возможной разгадке. — Нам надо с ним встретиться, — угадывает его предложение Амая. Сюн в очередной раз поражается, насколько схоже они мыслят. — Даже если он ни при чём… хотя не знаю, бывают ли такие совпадения. — Даже если ни при чём, других зацепок у нас всё равно нет. Ты сможешь его найти?— И искать нечего. Он сам оставил все данные на себя. Зовут Такуми. Живёт близ Токио, в уезде Ниситама, вместе с матерью. Не работает, не учится, увлекается видеоиграми.— Это он придумал обозначение ?божьи дети??— Нет, не он. Мне не удалось узнать, откуда оно пошло, — Амая с сожалением вздыхает. — Люди просто начали так говорить, словно это выражение дружно пришло им в голову. Хотя ничего подобного, конечно, не может быть. В глубине души Сюн тоже не сомневается, что эта кличка возникла не сама по себе. ***Им приходится позвонить трижды, прежде чем дверь наконец распахивается. За ней стоит кругленькая моложавая женщина в тёмно-синем платье и клетчатом переднике. — Добрый день, дома ли Такуми? — спрашивает Сюн. — Нам нужно с ним поговорить. Женщина прижимает к груди пухлые ручки. В одной из них зажат венчик для взбивания. — Вы его друзья? — восклицает она. — Из его бывшей…— Нет, — быстро говорит Амая. — Мы общались с Такуми по интернету. Он давно не заходит в свой блог, вот мы и решили заглянуть. Убедиться, всё ли в порядке. Я — Такэру, а это мой друг Сюн. — Значит, вы не знаете… — глаза женщины наполняются слезами, кончик носа краснеет. — Такуми пропал. Вот уже пять с половиной месяцев его нет дома! — Он всегда был хорошим, добрым мальчиком, — сейчас голос матери Такуми почти не дрожит. Она ставит перед гостями поднос, уставленный булочками и пирожками, среди которых деликатно приютились две маленьких чашечки чая. Вазочка размером не меньше салатника полна конфет. — Но в старших классах он связался с дурной компанией, и они научили его всяким нехорошим вещам.— Каким именно? — спрашивает Сюн. Женщина изумлённо косится на него, будто он ляпнул что-то неприличное. Какое-то время она теребит край фартука, прежде чем снова решается заговорить:— Такуми любил животных, все соседские псы его обожали, а кота бабушки Ито он три раза снимал с дерева. Кто вообще может подумать, что он способен на что-то плохое?Теперь уже Сюн не знает, что ответить, поэтому торопливо засовывает в рот пирожок. Тесто пропитано, кажется, целым литром медового сиропа, такого приторного, что в нём отсутствуют какие-либо вкусовые оттенки. От пары укусов запросто можно впасть в сахарную кому. В горле начинает першить. Сюн с трудом удерживается, чтобы не закашляться, и торопливо хватает чашку, осушая её одним глотком. — Вам не нравились друзья, которых Такуми завёл в старшей школе? — Амая тоже берёт пирожок, но, в отличие от спутника, жуёт с аппетитом. Странно, Сюн был уверен, что он не любит сладкое. — Госпожа?..— Зовите меня Момоко, — хозяйка придвигает к Амае блюдо с выпечкой, и тот не колеблясь берёт следующий пирожок. — Это были совершенно отвратительные типы. Шумные, грубые… Из-за них Такуми совсем перестал меня слушаться, часто не ночевал дома.— Девицы там, наверное, тоже были?— О, ещё какие! Ужасно размалёванные, в юбках выше колен… и, представляете, они все ездили на мотоциклах, усаживались прямо позади парней и даже не стыдились! В таком-то виде! — в глазах женщины мелькает почти суеверный ужас. — У вашего сына, наверное, тоже был мотоцикл, госпожа Момоко? — интересуется Амая, не прекращая жевать.Та кивает, не в силах скрыть гордость. — Был, и самый лучший. Нам, конечно, пришлось продать дедушкин дом в Токио и переехать сюда, но я всегда мечтала жить подальше от городской суеты. Зато Такуми смог выбрать самую дорогую модель. Мой мальчик так радовался, как когда-то в детстве, когда я пекла его любимое печенье с джемом. Мана, моя соседка, советует мне продать мотоцикл, но как я могу? Он и сейчас стоит в гараже, хоть Такуми не заглядывал к нему уже много лет.— Но ведь такие вещи требуют ухода, — рискует вмешаться в разговор Сюн. — Хотя бы техобслуживания раз в год. Госпожа Момоко хлопает ресницами. — Разве? Я всех этих дел не знаю. Такуми сам решает, а я не вмешиваюсь… Он этого не любит, понимаете? Но в глубине души я была даже рада, когда он перестал носиться на такой скорости и стал больше времени проводить дома. — Когда это случилось?— Ох, я так сразу и не вспомню… Семь, восемь… нет, десять лет назад. По той весне Джанко, моя старшая сестра, в пятый раз вышла замуж. Я ездила к ней на свадьбу, а когда вернулась, Такуми был дома. Сидел в своей комнате, как раньше, когда был маленьким. Я думала, скоро явятся его дружки, и он снова унесётся куда-то, но он остался, — глаза госпожи Момоко вновь наполняются слезами, но на сей раз это слёзы радости и ностальгии. — Мой мальчик снова был рядом со мной.— Вы очень вкусно готовите, — говорит Амая с очередным пирожком в руке. От незатейливого комплимента полное лицо госпожи Момоко польщённо вспыхивает. — А вот Такуми не всегда нравилось, — вздыхает она. — С возрастом он стал капризным в еде. Предпочитал морепродукты, а их я не так хорошо готовлю. Ну, кроме креветок в сырном соусе. — Госпожа Момоко, вы не знаете, почему Такуми порвал со своей компанией? — Сюну хочется пить, но он боится лишней просьбой отвлечь хозяйку, когда она наконец-то разговорилась. Женщина задумывается, потом качает головой. — Он никогда не говорил об этом, а я не спрашивала. Я была рада, что они больше не появляются. — И чем он занялся, когда перестал общаться с теми людьми?Госпожа Момоко недоумённо пожимает плечами. — Просто был дома. Играл в свои видеоигры, смотрел телевизор. Разумеется, у него был интернет. Иногда он заказывал всякое — разные диски, журналы, смешные фигурки из мультиков. Я брала у курьера посылки и относила ему наверх. В его комнату мне нельзя было заходить, он сам убирался там. Мой мальчик не терпит чужого присутствия, даже если это его собственная мама. Он всегда был таким самостоятельным!— Хотите сказать, Такуми не выходил из дома все эти десять лет? — недоверчиво уточняет Сюн. Они с Амаей обмениваются ошарашенными взглядами. — А зачем ему было выходить? — госпожа Момоко складывает мягкие белые ручки на груди. — У него здесь было всё, что ему нужно. А главное, с ним была я. Вопрос, не беспокоило ли собеседницу, что её великовозрастный сын проводит всё время за компьютером, отпадает.— Как вы думаете, что его могло так изменить?Женщина честно размышляет, цепляя из вазочки одну конфету за другой. Фантики она аккуратно складывает в нагрудный кармашек. Наконец госпожа Момоко поднимает голову. — Однажды Такуми сказал, что ему открылась истина. Он понял, что все эти пьянки, крашеные девицы, беспорядки на улицах — просто глупость. Он жалел, что так много времени потратил на них. Пустоту в его жизни заполнило совсем другое. — Что? — жадно спрашивает Сюн. — Он не сказал, что именно. Но, думаю, он имел в виду материнскую любовь.Амая наклоняется вперёд. Тёмные глаза блестят, пальцы стискивают обильно обсыпанную сахарной пудрой булочку. — Госпожа Момоко, почему Такуми решился покинуть дом? — Ох, — женщина вытирает оставшиеся на щеках потёки слёз подолом передника. — В тот день на мир опустились эти жуткие кубы. Все только о них и говорили, новости передавали каждые полчаса… Все сериалы отменили, и все передачи из телепрограммы тоже. Я не смотрела, не люблю ужасы…Вот почему она так спокойно разговаривает с ним и Амаей — понимает Сюн. Она попросту не знает, что они — божьи дети. Ему становится немного стыдно.— Зато Такуми смотрел, — продолжает госпожа Момоко. — День-деньской, с утра до вечера, даже не ел ничего, я несколько раз поднималась, чтобы принести ему вкусненького, но он мне не открыл. А потом, когда я готовила обед, он вдруг вышел из своей комнаты и начал спускаться вниз… Поначалу я испугалась, что он возвращается к своим дружкам, но он сказал, что у него другая миссия. — А дальше? — И он ушёл… А я ждала, обед остыл, и ужин тоже, — женщина начинает всхлипывать. Передник больше не помогает. — Такуми не возвращался. Тогда я стала звонить в полицию, но меня никто не слушал… Из-за кубов у них там был такой бардак!Амая протягивает ей невесть где найденный носовой платок. — Но они всё же начали поиски?— Только через несколько дней. Когда я объяснила им, что Такуми не станет ночевать где-то в чужом месте! У него есть любимая подушка, зверюшка из какого-то космического сериала, он не может без неё заснуть.На мгновение Сюну становится жаль полицейского, принимавшего звонок. — Полиция что-нибудь нашла? — гнёт свою линию Амая.— Ничегошеньки, — горестно вздыхает госпожа Момоко. — Да они и не искали толком. Говорили, дескать, это всё дела с его бывшей бандой. Но Такуми ведь порвал с ними, много лет назад! Если они что-то украли или избили кого-то, так это после того, как он ушёл от них! Мой мальчик неспособен на жестокость. — Наверняка так и есть, — машинально поддакивает Амая, занятый своими мыслями. Сюн думает о том, что версия возвращения на преступный путь была бы логичной, не предшествуй тому десять, посвящённых мультяшным лолитам. — Значит, вы уверены, что ваш сын твёрдо завязал с прошлым?— Такуми всегда был очень добрым… и очень справедливым, — госпожа Момоко поднимает на них заплаканные глаза. — Когда он ушёл… понимаете, он собирался спасти мир!В конце концов им даже разрешают заглянуть в комнату Такуми. С порога и ничего не трогая — иначе он ужасно расстроится, когда вернётся! — но в эту коморку они бы и так не влезли втроём. Приютившаяся под самой крышей комната оказывается тёмной, пыльной и не оставляет сомнений в увлечениях владельца. Мотоциклы и пьяные компании остались в далёком прошлом. Ныне их сменили комиксы, видеоигры и литры кока-колы — судя по батарее бутылок между кроватью и столом. Стены плотно увешаны вырезками из журналов. К сожалению, беглый осмотр ничего не даёт, а копаться в наваленном на всех поверхностях хламе им, разумеется, никто не позволит. Разочарованные, они спускаются вниз. Когда наступает пора уходить, госпожа Момоко суёт в руки Амае пакет, благоухающий сладкой сдобой. — Лимон, яблоко и чуточка корицы, — заговорщицким тоном сообщает она, смахивая со щеки слезинку. — Вам понравится. Амая с вежливой улыбкой благодарит женщину, принимая угощение, а по приходу на станцию первым делом засовывает пакет в урну.— Редкостная гадость. Меня будет тошнить всю неделю. Сюн протягивает ему прихваченную из города бутылку воды. — Зачем ты вообще их ел? Да ещё столько…— Нужно было, чтобы эта курица разговорилась.— Э-э-э… а менее радикальных способов не было? Так и диабет заработать недолго. Запрокинув голову, Амая допивает воду. — Были, но требовали больше времени, а мне хотелось попасть домой хотя бы к вечеру. Насупившись, Сюн смотрит на подступающий к платформе практически вплотную лес. Сюда они добирались больше двух часов, и вряд ли обратная дорога будет короче, но методы всё равно... излишни. Ему не нравится. — Странная семейка, — замечает он, когда они садятся в полупустую электричку и устраиваются в конце вагона, подальше от редких пассажиров. Несмотря на то что косвенно они ещё раз убедились в связи BigDragon27 с недоками, ситуация прояснилась мало, и это не радует. — Типичный хикки-задрот и его ненормальная мамаша, готовая кормить сыночка грудью до пятидесяти лет, лишь бы он сидел поближе к её юбке, — хмыкает Амая. — Но ты прав, странность есть. Если мамаша не соврала, до тридцати Такуми не был ни хикки, ни задротом, пока его отчего-то не переклинило. Сюн пожимает плечами. За окном проносятся густые заросли, всё чаще уступая место скоплениям домов. Пригород постепенно переходит в город. — Иногда люди просто устают от общества. — Прекрасно их понимаю, но всё же, как правило, у такого есть предпосылки. Если человек, который вёл активную и не всегда законную жизнь, вдруг засел дома, что-то должно было его туда загнать. В другой ситуации я бы решил, что Такуми с дружками натворили дел, и он попытался залечь на дно, но десять лет в одной комнате… Не знаю. Явиться с повинной и отсидеть проще.— И он в самом деле начал увлекаться играми и аниме, — добавляет Сюн. — Даже по интернету заказывал.— Крутая смена интересов. От погромов и мелких грабежей к двухмерным девушкам. Не всякий психиатр так мозги промоет. — Думаешь, что-то на него повлияло?Амая рассеянно водит по стеклу пальцем, рисуя невидимый узор. — Скорее, кто-то. Например, наш старый знакомый. В конце концов, Такуми определённо знал, от кого собирается спасать мир.