Часть 4 (1/1)
Криса нет сутки. Вторые. На исходе третьих Сухо находит себя на лестнице, вслушивающимся в тишину и безразлично отвечающим на вопросы Чонина.- Может, ты мне расскажешь? - Кай канючит добрую половину ночи, левое ухо почти завяло от бесконечного сердобольного нытья с причитаниями "я же твой лучший друг".-Может, ты пойдешь на хуй? - Сухо подстраивается под противную интонацию чониновского голоса.- Не по моей части, - он небольно толкает Чунмена в плечо и ждет привычной реакции - ответного выпада с громким "кья" в лучших традициях аниме, но друг молчит, усиленно впитывая звуки ночи. Пальцы нервно выстукивают на каменных ступенях лестницы безумный бит - никакой гармонии, никакого смысла.- Я-НЕ-МО-ГУ,- растягивая слова, шепчет Сухо. - Я не боюсь, что меня упекут в психушку. Мне насрать, я боюсь, что мне это на самом деле кажется… каждый день, каждую ночь… каждую секунду… - он кое-как зарывается в капюшон, который смешно оттопыривает уши.- Ты ведь понимаешь, что делаешь больно хорошему человеку? - Кай не осуждает, ему это вообще не присуще, потому что грехов за его имиджем "рубаха-парень" предостаточно, но в голосе все же мелькают нотки беспокойства. - Хотя бы объяснись с Лэем, Чунмен-а…- Ты прав, но я не могу… Объясняться, значит признать вину, как я могу в чем-то признаться, если сам не понимаю, что со мной происходит… - тишина. Темнота. Руки все время подрагивают, как у неврастеника, он раскачивается на месте, пытаясь окончательно не сорваться с обрыва.- Может, все же расскажешь? - с надеждой в голосе просит Кай.- Может, все же пойдешь на хуй? - сарказм так и льется из ушей, Чунмен встает с насиженных ступеней перед общежитием и понуро уходит в сторону здания.- Я буду приносить тебе апельсины… - раздается вслед.- Я надеюсь… - последние слова даются особенно тяжело, потому что где-то внутри появляется огромная дыра, засасывающая в себя остатки разума. Сухо не знает куда деть себя и свои болезненные воспоминания, куда засунуть голову, чтобы перестать задаваться вопросом, где, мать его, Криса носит? Или как его там вообще зовут? Мысли материализуются, поэтому Чунмен решает не паниковать. Поэтому он каждую секунду шепчет себе, словно мантру, какой у блондина рост, как он разговаривает, как целует, прикусывая нижнюю губу, какой он на вкус, как хмурится… как смотрит, заставляя плавиться и превращаться в кусок пластилина. Вдруг мягкие руки слепят прежнего, нужного Крису Сухо, податливого и грязного, извивающегося и изнемогающего.
Болезненно клокочущие внутренности рвутся наружу, их ошметки вперемешку с кровью застревают в глотке, Чунмен захлебывается в собственных невыплаканных слезах и горечи. Он медленно вышагивает в свою комнату, цепляясь за стены и притворяясь… что это не он с дрожащими губами и сбитыми в кровь костяшками пальцев. Не он сейчас войдет в комнату и кинется в постель к Лэю, вжимаясь в китайца и уговаривая себя, что ничего и никого никогда не существовало. Частица ни… не…
- Что ты делаешь? - Исин дергается в попытке не дать стянуть с себя трусы, он мельтешит руками и больно щипается в надежде привести Чунмена в чувство. Тщетно. Безумие, накрывшее с головой пропитывает воздух, вливаясь огромными дозами в легкие. Сухо в спешке раздевается, неуклюже цепляясь за простыни и удобнее устраиваясь на кровати, руки медленно скользят по груди, пальцы пересчитывают ребра, до крови царапая нежную кожу. Лэй бьет его по рукам, больно, надеясь довести до слез и заставить успокоиться. Чунмен смеется, задиристо, будто назло провоцируя и возбуждая. Виктимный…- Ты же хочешь меня? Именно таким… Я стал в миллион раз привлекательнее, ведь так, Исин? Думал, я не вижу как ты нa меня смотришь? - Сухо подкладывает под ягодицы подушку, дергая бедрами вверх, возбужденный член пульсирует и сочится, Лэй прикрывает глаза, уговаривая себя не трогать обезумившего парня. - У тебя стояк 24 часа в сутки, весело жить с чокнутым, да?
Чунмен голой пяткой пихает китайца в ребра, глаза блестят недобрым огоньком, выжигая на коже зигзагообразные линии. Внезапно подрывается на кровати и, ни секунды не раздумывая, становится на колени, выгибаясь в спине и раскрываясь перед Лэем. Мосты сожжены, пути назад нет и не будет никогда, даже если он больше не увидит Криса, он может представить себя под ним, задыхающимся от боли и желания. Воображение столько раз играло с ним в кошки-мышки, но на этот раз он отомстит… себе, Лэю, Крису, всему свету за свое сумасшествие.Теплые руки вычерчивают круги по спине, перескакивая с позвонка на позвонок, пальцы задерживаются у копчика, слегка надавливая на кость. Сухо с шумом выдыхает, отмечая про себя, что Исин никогда ничего подобного не делал, но и он сам никогда так с китайцем себя не вел… Хотя все так и должно быть, ведь он будет трахаться не с Лэем, а с Крисом… Или не трахаться?!
Зубы царапают бархат кожи, горячий язык скользит по ребрам, медленно, тягуче проникая в ложбинку между ягодиц; дрожь прокатывается по всему телу, когда Чунмен ощущает, как в него проскальзывает проворный язык, слишком томные ласки, слишком изощренные, слишком неправильно-правильные. Слишком Крис… Он упирается головой в кровать, жадно подаваясь назад, ощущения уверенных ласкательных движений стягивают все существо к тугому колечку мышц.Сухо бессвязно шепчет пошлости, заставляя двигаться быстрее и настойчивее; когда язык, наконец, сменяется пальцами, он давится вдохами, когда пальцы сменяются головкой члена, он резко насаживается сам, заполняя себя своим "безумием". Трахаться под руку с сумасшествием намного приятнее: нет стыда или смущения, нет слабостей и преград, нет вчера и завтра; нет ничего кроме тебя и твоего видения, которое мучает твое нутро резкими толчками, входя на всю длину, выдыхая куда-то в лопатки, задерживая дыхание и больно кусая плечи, до хруста сдавливая ребра, оставляя после себя отвратительные синяки и кровоподтеки.Безумие резко останавливается, переворачивая Чунмена на спину, широко разводя его бедра в стороны, сквозь прикрытые веки Сухо чувствует как видение обжигает взглядом, роняя палящие капли похоти на покрытую потом кожу. Парень жмурится сильнее, наслаждаясь видом выдуманных светлых волос, вздымающейся груди; больнее впивается в чужие руки, властно покоящиеся на его бедрах, в надежде, расцарапать ненавистную кожу до крови… Зубы больно кусают, втискивая в тяжелый воздух между губами вкус клубничного мороженого, который мгновенно тает во рту, доводя до срывающихся в пропасть стонов. Шлепки тел разносятся по комнате, мешаясь со звуками раскачиваемой кровати. Чунмен готов продавать душу дьяволу вновь и вновь, только бы не терять этих ощущений, не понимать своей ненормальности, верить в существование… Он готов причинять Лэю боль, изо дня в день издеваться над ним и откровенно гнобить, получая взамен нечто подобное. Готов на все, только бы тонкие пальцы как сейчас надрачивали ему в такт толчкам, только бы он чувствовал, как безумие с глухим рыком изливается в него, сводя с ума и утягивая за собой…- Я не могу без тебя, - едва слышно шепчет Сухо куда-то в темноту, проваливаясь в приторно-вязкий сон.***- Давай расстанемся, - тихо выговаривает Исин.Чунмен медленно открывает глаза, мучительно долго привыкая к яркому солнечному свету, бьющему в незанавешенное окно. Взгляд падает на руки Лэя. Секунда, вторая… Ни одной ранки, ни одной царапины, он напряженно разглядывает китайца и шепчет:- Что вчера случилось? - кому молиться в такой момент? Кому верить? Кого призывать в помощь?- Не передергивай! - Исин злится, но, видимо, столкнувшись с жалкими, потухшими глазами, говорит. - Мы поругались, и я ушел. Чунмен-а, давай прекратим это все, я…Догадка бьет под дых. Больно. Внутри, снаружи, больно цепляясь за реальность, больно с головой уходя на дно, больно в любом случае…