День откровений (1/1)

А уже под утро, когда мы вновь были по нашу сторону фронта, то уже приступили к исполнению нового приказа, велящего нам отправляться на передовую в качестве пополнения. Потому, забравшись в грузовик, я села в углу и в обнимку со своим ?чудовищем? попробовала поспать.Так-то мне не впервой проводить столько-то много времени без сна, однако на пользу такие вещи никогда не идут - все равно у каждого есть предел, выше которого не перепрыгнешь никак.Уснуть, правда, так и не получилось: вновь находилась на границе сна и бодрствования, чувствуя качку, тряску, и порой слыша чьи-то скупые разговоры.А направлялись мы, кстати, в места не такие уж и незнакомые. В смысле: к тем лесам, где мы не так давно еще прятались и от своих и от чужих, правда, теперь чуть восточнее. На это место теперь приходится самая южная граница фронта. Когда мы уже подъезжали к нужной точке, то услышали характерные звуки взрывов. Наши бы вряд ли сейчас устроили бы атаку, так что, скорее всего, это не наши. Так у нас появилось еще два лишних повода для беспокойства – как бы не прибыть к нашим окопам, которые теперь заняты врагом и хорошо бы, чтоб прибавившие скорости водители ненароком не врезались в дерево.К счастью, сегодня жизнь решила нас побаловать, и ни первое, ни второе опасения не подтвердились. Всего лишь наши траншеи обстреляли.Здесь же… Да ничего здесь нового не было – все уже видели вчера на другом участке фронта, тут разве что только пейзажи другие, да и мертвых на нейтральной полосе пока не набралось так много, а в остальном - все так же. Бойцы были такими же усталыми, оборванными и озлобленными. Кто-то нервно курил, другие склонились над ранеными, а еще кто-то работал лопатами, пытаясь разровнять землю, дабы не мешалась в проходах. Также кругом валялись щепки от деревьев. Стрелять зажигательными снарядами никто не решился – то ли не было, то ли использовать не решались. Двое солдат складывали в грязные носилки части того, что еще недавно было их товарищем – бойца разорвало на куски снарядом. В этой куче останков я увидела грязные от земли кишки, обе оторванные руки, обломки костей, куски тканей; один из солдат, собиравших все это, смеялся почти не переставая, так что даже челюсти сводить начало. Похоже, он был очень рад, что остался в живых. Слишком рад.Хотя были и такие, кто при виде нас оживился – одни радовались, мол, что к ним прислали довольно-таки сильный взвод, другие же наоборот начали паниковать, думали, что раз сюда прислали нас, то дела идут слишком скверно.А мы же, то есть, командир, Риэла и я изволили пожаловать к тому, кто здесь всем и заправлял – полковнику Балдрену Гассенарлу. Наимерзейший тип, если кому-то интересно мое мнение о нем. Мы уже ранее работали вместе, и вышло как-то не очень. Виной всему, правда, были не наши и даже не его ошибки, а бегство Шестого. Поэтому родовитый полковник нас очень невзлюбил и теперь при первой возможности обвинял во всех смертных и не только грехах.Видать, сюда он прибыл, чтобы взять своеобразный реванш за то поражение, ведь сейчас, как и тогда, по ту сторону баррикад вновь выступают ?вороны?. Да и род дарксенский Балдрен тоже не то, чтобы любил.К взводу нашему, впрочем, он относился немногим лучше, и хоть не говорил этого вслух, но слишком уж сильно демонстрировал своим поведением. Говорил он неторопливо, с нотками надменности и пренебрежения в голосе, взгляд выражал примерно тоже самое, да и некоторыми своими выражениями намекал, к каким животным нас приравнивает. Седьмой и Тринадцатая молча и спокойно стояли возле стола, глядя то на карту, то на него и пропуская колкие реплики Гассенарла мимо ушей. Ну, а я же решила ответить взаимностью, выражая своим поведением такое же презрение в виде прищуренного взгляда и акульей улыбки. Нос, правда, пришлось слишком сильно задирать ввысь, а то я ж ростом мелкая, а в таком деле смотреть снизу вверх нельзя. Хоть я ничего не говорила, но, похоже, смогла задеть самолюбие этого типа, даже командир и Риэла начали явно недружелюбно коситься в мою сторону. Видать им тоже не пришлось по нраву такое мое поведение, но прекращать я уже не собиралась – понравилось. Да и представителей высших кругов общества, к коим относился и наш полковник Гассенарл, я тоже не любила никогда.Они слишком далеки от нас, простолюдинов, да еще и относятся к нам с пренебрежением. А потому, зачем мы должны проявлять к ним какое-то уважение? Они ж, тем более, выродки все ведь и так. Причем ?выродки? - в прямом смысле. Ведь правда заключается в том, что количество этих самых аристократов в нашем мире сильно ограниченно, а за века самых разных взаимоотношений и политических интрижек почти все они стали приходиться друг другу разной степени родственниками. А потому, налицо - инцест, или как оно там называется, когда детишек делают с родственниками? Ну, в общем, признаки этого вот самого у них по лицам видно, ибо сама природа не велит!За подобными размышлениями я пропустила все разговоры и обсуждения планов. Придется потом переспрашивать у Седьмого. Он, понятное дело, не обрадуется, но уж по-другому теперь никак.Впрочем, ругать меня начали уже сразу после выхода.- Имка, - шедший во главе нашей троицы Седьмой демонстративно прикрыл лицо рукой. – Вот не знаю, что тебе дать: или плюшку, или подзатыльник?- Странный выбор, - сказала я, перешагивая через лежавшую на пути деревянную балку. Хотя я знала причину, по которой навлекла на себя его негодование.- Это было очень некрасиво и неприлично, - вместо командира ответила мне Риэла, даже не обернувшись в мою сторону.- Согласен, - сказал Седьмой. – Кривляться так явно было лишним.- Командир, - остановившись, я, вместе со своими коллегами, прижалась к левой стене траншеи, пропуская группу грязных угрюмых солдат, несущих какие-то ящики. – Ты ж человек чести у нас. Ну, в том смысле, что не позволяешь вытирать о себя ноги, а сейчас был прям сама покорность.- Дабы дурь каждого была видна, - поучительным тоном сказал Седьмой, подняв палец вверх. Процитировал кого-то там из известных правителей Империи, жившего сотни две лет назад.***Мы расквартировались по свободным блиндажам, чуть даже не подрались за право занимать любимые места. Потом подвесили две лампы: одну по центру, другую - у входа, и принялись заниматься своими делами или выполнением приказов.Я же не нашла для себя занятия лучше, чем вновь разобрать свое ?чудовище?. А то почистить почистила, нужные детальки заменила, а вот смазать все должным образом как-то не успела. Потому этим и займусь, пока есть время и возможность. Я расстелила перед собой кусок замызганной ткани, где и складывала детали. Процесс несложный и рутинный - тут нечего рассказывать. Поначалу еще Анника начала донимать с разговорами, пока я ей не намекнула, что лучше бы мне сейчас не мешать. Других, более достойных внимания занятий, эта балбеска так и не нашла, потому пришлось дать ей посмотреть, как я вожусь со своим оружием. Не сказала бы, что подобное мне нравилось, но уж из-за такого возмущаться это как-то совсем уже неприлично для меня.Взяв очередную деталь, я поднесла ее к носу и вдохнула. Люблю подобный запах. Затем вставила ее на нужное место. Наблюдавшая за этим Алькотт решила тоже попробовать - ну словно ребенок прям, не знаю вот: умиляться или от безысходности прикрыть лицо рукой. Двадцать четвертая же, схватив ближайшую деталь от затвора, также поднесла ее к носу и вдохнула, а затем поморщилась, едва не уронив деталь на землю. - Ну блин… - я отобрала у нее частичку своего ?чудовища?. – Вот обязательно надо все делать, даже то, что не знаешь и не умеешь.- Ну, мне ж интересно все! – включила ребенка Анника. – Раз тебе понравилось, то может и мне тоже. - И как, понравилось? – ответила я больше машинально, так как мозг был занят другим, а именно – вспоминанием того, какие детали и как нужно вставлять дальше.- Не, - она вытерла с кончика носа оставшуюся там капельку смазки. – Как тебе такое могло понравиться - ума не приложу.- Могло, как видишь, - при этих словах я едва не прищемила палец, стыкуя две железные части. – Возле деревни нашей дорога железная была, по пути в лес ты хрен пройдешь мимо нее. Там такой же запах стоял. Меня отец как в лес брал, так мы постоянно то по рельсам, то по шпалам ходили, если поездов, конечно, вдали не было. Соревновались, кто дольше пройдет по рельсе, или кто первый собьется с ритма, шагая по шпалам, - я вставила на место крышку и хлопнула по ней кулаком, чтоб закрылась нормально. Оттянула затвор - работал, спустила курок - тоже работал. – Иногда бывало, что на щебень падала - это довольно нормально было для меня тогдашней, но отец в таких случаях говорил, что нечего разлеживаться и реветь - надо подниматься и идти дальше, заживет ведь все. Он вообще-то сына хотел, но, как видишь, родилась я девочкой. Хотя по этому поводу он переживать не стал и все равно старался воспитывать как мальчика.- Круто, - она кивнула. – Я временами тоже мечтала о том, чтоб папа с нами больше времени проводил. А то все работал да работал. Поэтому меня братья старшие воспитывали, а то ж эти два балбеса хулиганы были, в школе постоянно драки устраивали, - Алькотт с улыбкой вытянулась на земле, вдоль стены. – И меня тоже научили, как подросла. А потом я их и сама лупить начала, когда к Йозефу начинали приставать. Он самый младший у нас был, вот мне и сказали следить за ним, - судя по голосу, воспоминания эти вызывали у ней приятные чувства - сложно было судить, так как лицо Анники сейчас видно мне не было; она смотрела куда-то в сторону. – Он в мать пошел больше: был более спокойный, книжки любил читать. Почти как наш Серджи. Странно. А я-то думала, что по другому у тебя все было.Мы ведь уже люди взрослые, знаем, откуда берутся детишки, и как они делаются. Это я к тому, что у каждого человека есть родители, но одно дело, когда ты знаешь, что это за люди и живешь с ними, и другое - когда нет, когда ты сирота, как Риэла, например.Про то, что Анника своих родителей знает, я знала и сама; Алькотт и ранее упоминала про них, но как-то неохотно, словно у них складывались плохие взаимоотношения, которые либо тянулись с детства, либо осложнились из-за попадания Анники в тюрьму.Но нет, сейчас она вспоминала о них так, словно все всегда было хорошо. А вот про братьев ее слышу впервые, причем, похоже, воспоминания о них у нее тоже приятные. Почему ж ты раньше о них молчала, вроде же всегда обо всем рассказывала и тайн никаких не держала.Хотя, быть может, она и про них рассказывала раньше, а я, как обычно, мимо ушей все пропустила.- Имка, - Двадцать Четвертая достала нож, очень тщательно протерла его платком, а затем провела лезвием по правой ладони. Из свежего пореза медленно потекла кровь.Спустя пару секунд я поняла, чего она хочет и решила не отказывать. Не то, чтобы подобные ритуалы для меня что-то значили, но для Алькотт, похоже, был очень важны. В общем, я решила не упираться и также оставила на своей ладони порез. Затем мы взялись за руки, словно здоровались, и так сидели какое-то время, чтоб кровь на ладонях успела смешаться.- Ну вот и все, - сказала довольная Анника, доставая из подсумка медицинский пластырь. – Теперь мы точно сестры.***Ночью моему отделению предстояло стоять в охране: смотреть, чтобы в темноте перед нашими окопами не ползал никто. Поэтому ближе к вечеру я отправила свою троицу в приказном порядке отсыпаться, а то и прошлая ночь на ногах прошла, да и по пути выспаться не получилось. Сама же решила выпить чайку, благо его пока в пайках еще раздавали, а то поговаривают, что кое-где кое-кому их уже урезали.Кто-то из наших даже успел обжить для подобных посиделок закуток, расставил возле стен ящики, чтоб сидеть на земле не надо было, и даже растянул поверх всего этого тент, чтоб издали костерок не было видно. Залила воды в чайник и поставила на небольшой огонек, греться. И сама тоже протянула руки к костру, временами поправляя одеяло, в которое куталась от холода. Осень ведь и причем уже даже не начало ее. В такое время надо уже в шинельки нас переодевать, чтоб не перемерзли, да не привозят их все почему-то. Поэтому такие вот солдаты-свертки у нас явление обычное - холодно ведь.А у Империи все солдаты, небось, уже давно переодеты в утепленную форму. А мы вот до сих пор в летней ходим. Стоит отдать Галлийским солдатам должное – несмотря на то, что в стране заканчиваются деньги, да и на, по большей части, наплевательское отношение высших чинов, эти люди все равно продолжают вести войну, причем успешно. Чаевничать, кстати, пришлось не одной – сам командир на этот раз составил мне компанию.- Имка, - Седьмой, подняв чайник, подбросил в огонь пару угольков. Костер зашипел еще сильнее. – Как тебе вторая неделя в качестве командира?- Это же вопрос риторический? – спросила я. А руки уже тянулись к хвостику на затылке - надо ленточку чуть сдвинуть, чтоб волосы можно было на уши сдвинуть, а то шапок нет, а ухи отмораживать себе желания нету. – Знаешь же, как я к этому отношусь.- В любом случае, я думаю, многие скажут, что тебе это только на пользу.- Вряд ли, - я закончила возиться с волосами и достала сигарету, прикурила прямо от костерка. – У меня больше получается делать, чем думать. Вот увидишь потом, что лучше б кого другого назначил.- Но все же, немного ответственности тебе явно не повредило, - спокойно продолжил командир. Говорил он так, словно решил какую-нибудь несложную задачку в школе, и только что лишний раз убедился в правильности решения. – Мне-то со стороны больше видно. Ты можешь сколько угодно мне говорить про то, что можешь-не можешь, но тебе я скажу вот что: тебя уважают здесь, но это тебе и так известно. Гораздо важнее другое: если уважают, то стараются проявлять при тебе свои лучшие качества потому, что знают: ты сможешь ими правильно распорядиться так, чтобы им самим не было за это стыдно. Анника стала старательнее, Сердж стал не против блеснуть мышлением, а Джизелль ведет себя послушнее.- Ну, допустим, - я потрогала чайник. Вроде нормально подогрелся. Мы разлили воду по кружкам, заварили чаек, – но мне все равно не по нраву няньчиться с кем-то.- Недостойное занятие для воина, да? Характер нордический… - последняя фраза звучала так, словно он подводил для себя какой-то очевидный итог. - Слушай, командир, кончай уже с этим, а? Вот тебе как будто говорить больше не о чем?Как-то меня эта ситуация выбесила. Это как в детстве, когда тебя заставляли есть нелюбимую кашу или еще что-то не менее ?любимое?. Ну не нравится мне отделением командовать - это растапливает душу. Это для меня сродни чему-то неестественному, навроде волка, защищающего стадо овец. Взяв кружку, я решила испить чайку где-нибудь в другом месте. ?В другом месте? - это прям посреди траншеи, но там, где народу поменьше. Выбесил командир сегодня, аж по шее ему настучать захотелось.Поэтому сейчас я стояла под открытым небом с кружкой чая в одной руке и сигаретой - в другой. Правда собраться с мыслями мне не дали вновь:- Эй, закурить не поделитесь? – ко мне подошел солдат, показывая сигарету. Лица его я не видела, стемнело уже. – А то спичек своих нету.- Закурить – это можно, - сделав затяжку, я протянула ему свою сигарету для прикурки. - О, спасибо, - поблагодарил он, тоже сделав затяжку. – Откуда будешь, подруга?О как! И минуты не знакомы, а уже подруга. Деревенский, видать. У таких все проще и понятнее, мышление по типу "да-нет". Мышление, которое я утратила.- Откуда? Да не так уж и далеко отсюда, - ответила я, вспоминая, где ж родная хата находилась. И ведь правда: от границы жили мы довольно близко. - Восточнее, если взять, хотя там, наверное, камня на камне уже нету. - Да, хреново, - он в задумчивости почесал затылок. – Ну, а я западнее тогда. Стэнли, - он протянул руку. – Стэнли Дюфор. - Ахаба, - я пожала ему руку. – Понятное дело, по паспорту звать меня не так – нам имена свои называть не положено. Это не я придумала, если что - правила такие. Но, согласись, называть меня ?Первой? будет несколько странно. - Как скажешь. Как оно у вас штрафников? А то такое рассказывают.- Нормально.- У меня, кстати, сестра как-то раз тоже со штрафниками работала. Она в ополчение ушла, в седьмой взвод, переписываемся по мере возможности. Звать Нэнси, - как и в случае с Анникой, похоже, ему было тоже приятно вспоминать о родных. – Вообще, у нас семья большая: у меня много братьев и сестер. Нэн у нас одной из младших была, потому кто-то из нас должен был присматривать за ней. Она неряха жуткая, ты б знала, постоянно то роняла-разбивала что-то, то падала - все колени в синяках были. Однажды, помню, на рыбалку с ней пошел, так она сома испугалась! Сейчас, конечно, смешно вспоминать, но тогда как-то не до смеху было, - он бросил окурок на землю и затушил ее ботинком. – Извини, что-то я заболтался. Все о себе да о себе. У тебя самой-то как дела с семьей?День сегодня, конечно… Что-то все хотят пооткровенничать со мной. Хотя, вроде, у меня ни нимба над головой, ни рогов с хвостом нету. Кажется, этот мир сломался, принесите мне новый!