Глава двадцать четвертая, или "Открытые двери". (1/2)
POV КёкоВходная дверь в квартиру была незакрыта. Переступив через порог, чувствую запах крепкого кофе и…сигарет? Тягуче-горький аромат касается нёба, и я едва заметно повожу плечами: по коже побежали мелкие мурашки и меня слегка передергивает. Хмурюсь и, не разуваясь, прохожу в гостиную.
У Рена и Котонами были ключи от моей квартиры. Давно ни для кого не секрет, ибо в этом не было ничего необычного: до того момента, как мне приглянулось именно это помещение, здесь располагалась старая фотостудия. Клиентов у почти обанкротившегося владельца не было совсем, и мы, недолго думая, выкупили у него студию и организовали здесь наш личный ?трюм?. Аппаратуры меньше и не так пыльно.Когда же мне пришло время искать себе жилье поприличней того, что у меня на тот момент было, и Рен, и Мооко независимо друг от друга пришли к одному и тому же выводу: переделать наш трюм под нормальные апартаменты. Благо квартира была просторной.Да и своего стратегического значения она не потеряла…Рен стоял у окна, скрестив руки на груди и слегка отодвинув штору. Свет он не включал, и комната освещалась только тусклым светом холодной Луны: огни уличных фонарей до этого этажа не доставали.
Переступаю с ноги на ногу и неловко обхватываю себя руками. Отчего-то вдруг стало зябко: захотелось включить тот несчастный торшер, возле которого стоял Рен. Но ни подойти, ни тем более попросить его об этом, желания не возникало.- Это определенно странно,- голос зазвучал непривычно громко на фоне гробовой тишины квартиры, и я практически подпрыгнула. К счастью, Рен стоял ко мне спиной,- но он только сейчас отъехал от дома.Едва заметно улыбается, качает головой и поворачивается ко мне, расцепляя руки на груди.- Я заварил кофе,- указывает на большую чашку на столике возле дивана.
С места я, однако, не двигаюсь, продолжая буравить его взглядом. Только что перехватывающее дыхание возбуждение сменилось отчаянной тревогой. Я никогда не боялась Рена. Все, что касалось Рена, ассоциировалось у меня с надежностью, с уверенностью если не в светлом будущем, то в завтрашнем дне точно. Но все это касалось сценического Цуруги Рена. Хизури Куон был другим. В большей степени жестокий, чем требовательный, и равнодушный, чем спокойный.
- Боже, да не убью же я тебя…- вздыхает вдруг он и, обогнув диван, садится.От прозвучавшей в его голосе иронии легче не стало, но вот вдруг потеплевшие глаза несколько обнадежили.- Я был у Такарады,- говорит он, кивком головы указывая мне на кресло.Протрезвев от звука президентского имени, поднимаюсь на одну ступеньку выше и сажусь в кресло. Еще один пристальный взгляд, и я нехотя беру в руки кружку с кофе. Через силу делаю глоток и поднимаю глаза на Рена.
- Тебя приглашают в Америку на полтора года. Такарада уже дал согласие на твое участие в проекте,- чеканит он.Смысл сказанных им слов доходит до меня не сразу. Они эхом отдаются в голове, несколько раз прокручиваются с самого начала, а затем зависают в воздухе.Едва приоткрыв рот, собираюсь возмутиться из-за того, что Лори не поинтересовался моим мнением. Потом по ушам бьют полтора года и Америка, сердце замедляется свой бег и затем бешено несется вперед, обгоняя одну-единственную неоформленную мысль, что всего десять минут назад, на парковке возле дома, горела ярким пламенем под кожей.
Руки сводит мелкой яростной дрожью, и я торопливо отставляю чашку на столик, неуклюже расплескав темно-коричневую жидкость по прозрачной стеклянной поверхности.Не открывая глаз от лица Рена, качаю головой. Он же, вопреки моим ожиданиям, неожиданно улыбается.- Это то, что сказал мне он сам.- Что?..- получается хрипло и глухо.
Рен сцепляет руки в замок, продолжая едва заметно улыбаться.- После разговора с ним я попросил Яширо разузнать, кто конкретно тобой заинтересовался. У Юки есть знакомые…И, как оказалось, президент несколько приврал.
Он замолкает, выдерживая почти театральную паузу, а потом, коротко улыбнувшись и потерев одну ладонь о другую, говорит:- Приглашали нас обоих: тебя и меня. На мое участие в проекте он дал согласие. Твоему контракту отказал.Волна эмоций, начинающаяся облегчением и заканчивающаяся полнейшим недоумением, накрывают меня с головой, и я неуклюже хватаю ртом воздух, не зная, с чего начать сначала.
- Отвечая на твой первый вопрос, скажу, что руководили им почти добрые намерения,- еще шире улыбается Рен.- На второй – да, он прекрасно понимал, что ты снесешь LME по самое основание. И на третий…- он внимательно смотрит мне в глаза.- Да, я поеду в Америку.Часы в углу тикают как-то особенно громко. Из чуть приоткрытого окна слышится шум машин с магистрали. Где-то вдалеке гавкает собака, и громко переругиваются полуночные гуляки. Наша личная катастрофа никак на мир не влияет: часы будут тикать до тех пор, пока не сядут батарейки, машины с магистрали не исчезнут, собака вряд ли начнет мяукать, а слегка подвыпившим крикливым гулякам сейчас нет дела даже до самих себя.
Накренился лишь наш собственный маленький мир. Только и всего.- Это был мой первый вопрос,- тихо и очень искренне произношу я, несмело встречаясь с блестящими в темноте серыми глазами.- Кёко, я…- Нет смысла тебя переубеждать, да?- перебиваю я его до того, как он скажет или сделает что-то, что окончательно перечеркнёт все хорошее, что у нас было, оставив место лишь давящему непониманию и раздражающей неловкости.Цуруга кивает.- Я хочу поехать.- Хочешь, потому что…- подталкиваю я его, мысленно укоряя себя в слабости: безумно хочется, чтобы он снял с меня тяжелый груз вины сам.- Потому что это слишком дорогой шанс, чтобы вот так запросто его упустить,- просто договаривает он, без всякого подтекста.- Ты злишься,- неожиданно понимаю я, правильно растолковывая не вполне ясное мне до сих пор выражение лица.
Рен с несколько секунд всматривается в мои глаза, затем поднимается с дивана и делает несколько шагов к окну. Видно, что он что-то для себя решил, и теперь не знает, как мне об этом сказать. Или знает, но не хочет.- Я злился бы, если бы ты начала меня отговаривать. Злился бы, если бы ты вышла из машины Амико, а не из его. Злился бы, если бы ты отказалась от совместного номера с Фувой,- поворачивается ко мне лицом, и овладевшая было мной тревога медленно отступает.- И я точно бы злился, если бы сейчас ты смотрела на меня с жалостью.
Понимаю, что по лицу расползается не совсем уместная, но все же улыбка. Поднимаюсь с кресла и подхожу к нему.- Полтора года – это очень много.- Это же не каторга и не ссылка, я буду приезжать,- пожимает плечами Рен.- К тому же уезжаю я только через три месяца. Успею тебе надоесть.
Тихо смеюсь, останавливаясь в шаге от него.- Я терплю тебя пять лет. Думаешь, трех месяцев тебе хватит?- Думаю, Фува сам попросит меня со двора.- Одним ?спасибо? этого не передать,- качаю головой я, игнорируя имя Шо.На лице Рена расползается хитрая, чешировская улыбка, и он назидательно поднимает палец, доставая из моей же сумки мой сотовый.- Ну, тогда ты можешь отблагодарить меня иначе…- сосредоточенно ищет что-то в телефонной книге, с торжествующим видом нажимает на кнопку вызова и протягивает трубку мне.- Устрой Такараде такой скандал, которого он еще никогда не видел.Прикладываю телефон к уху, заговорчески подмигиваю ему и, дождавшись ответа, призываю на помощь Мио вместе со всем дружным полчищем рогатых и направляю свой праведный гнев на голову ранее довольного президента.Простите, Такарада-сан, но вы сами меня всему научили.***POV СайЯ видел его разным. Разным в такой степени, что иногда так и хотелось убедиться, что рядом со мной все еще Шотаро, а не его не слишком удачная копия. Иногда он вел себя как пятилетний ребенок, с пищащим восторгом усаживающийся на детскую машинку, не подходившую ему не столько по возрасту, сколько по своим техническим параметрам. Садился на нее, с тем же заразительно-глупым восторгом делал круг по детской площадке под взглядом растерянного мальчика, у которого игрушку и спер, со смешно довольным видом слезал с жалобно скрипящего автомобиля и гордый собой дальше шёл по своим делам. Притворяясь, что он взрослый и тратить время на подобного рода ерунду – не для него.Иногда походил на старика. Усаживался в холле агентства в самом углу кафетерия, заказывал крепкий кофе, горький настолько, что меня передергивало от одной мысли о нем, и бестолково смотрел на кипящую жизнью улицу, изредка усмехаясь каким-то своим определенно мрачным мыслям. Потом резко срывался с насиженного места и вновь отправлялся в студию. На сей раз притворяясь двадцатидвухлетним поп-певцом, довольным и своей славой, и своей публикой.
У него лучше всего получалось казаться. Казаться кумиром молодежи, принцем сцены и женских сердец. Казаться кем угодно. Тем, кого от него потребуют камеры.
А иногда, как сейчас, например, он казаться переставал. Сияет ярче вольфрамовой нити и в холл LME практически влетает, по пути лишая дара речи и чувств особо чувствительных фанаток.И вроде бы ничего кардинально в нем не изменилось, но вот глаза улыбаются шире, чем губы, а сам он будто бы не идет, а летит.- Случилось что-то, о чем мне следует знать?- спрашиваю я, догоняя его.
- Это...- тянет он, довольно поджимая губы и поудобней перехватывая сумку.- Это трудно объяснить.
- Неужели вы…- Нет,- грозно отрезает он, сверкая в мою сторону глазами. Получается не слишком убедительно, потому как губы продолжают дебильно улыбаться.- Да, ты прав, это как раз-таки объяснить легко,- соглашаюсь я и тут же уворачиваюсь от ничуть не шуточного удара локтем. – И все же?- Мы вроде как…поговорили,- уклончиво отвечает он, и мы проходим в кафетерий, чтобы купить по пути воды. Сегодня мы сдаем проект на юбилейный концерт, поэтому приехали мы, вопреки обыкновению, в главный офис LME.- Я подвез…- начинает он и тут же осекается.Отворачиваюсь от приветливой девушки за кассой и слежу за его взглядом. За дальним столиком сидят Цуруга, Котонами, менеджер Цуруги и Кёко. У всех четверых улыбки до ушей, а звонкий смех Могами разносится по всему кафетерию, сверкающим серебром отскакивая от стен и пола. Вот она толкает актера в плечо и тот в ответ все же смеется, откидываясь на спинку стула.Оторвавшись от созерцания солнечной компании, смотрю на Шо.
Если слишком сильно ударить по выключателю, лампочки перегорают. Вольфрамовая нить еще какое-то время горит. Совсем слабо. Потом гаснет совсем.
А бывает и хуже. Лампочки, как и терпение Шо, лопаются.
Фува забывает про воду и быстро уходит из кафетерия.Притворяясь двадцатидвухлетним певцом, довольным и своей славой, и своей публикой.Это у него получается превосходно.***POV Кёко- Последнее время мне чего-то крайне не хватает…- тяну я, в поисках ответа шаря глазами по кафетерию.- Совести, Кёко, совести,- с готовностью кивает Котонами, закидывая в рот последний кусок запеканки.