Глава II (1/1)

Братская любовьКак и ожидалось, больше мы с Константином не имели чести беседовать. А вот диспут не прошёл бесследно. Орфериус воспринял случившееся слишком серьёзно, поэтому вскоре я стал замечать, что тот теперь относится ко мне, как к человеку, от которого, как говорится, ничего иного ожидать не следует. В общем, я в его понимании закрепился деспотом. Вероятно поэтому мы с ним всячески старались не пересекаться, ну а если же это происходило, то князь демонстративно продолжал свой ясный светлый путь к великим целям, однако в этих действиях нельзя было не заметить обиды. К слову, вскоре ему представился случай всю свою обиду выплеснуть.А дело было так. Я сидел как обычно в классе, читал какую-то книгу, название уже и не вспомню. Но настроение моё, несмотря на, казалось бы, гармоничность обстановки, стремительно плохело. А всё из-за людей рядом со мной, лица которых лучились неприкрытым злорадством. Так и было, где-то в Розенштольце произошла очередная бессмысленная авантюра. И отчего-то на сей счёт меня одолевали самые скверные предчувствия. Однако не могу не признать, что толика любопытства закралась в мои мысли. Поверьте, когда прямо перед вами лежит тайна, прикрытая лишь вуалью, вы естественно будете одолены желанием эту завесу приоткрыть. Человек всегда будет тянуться к неизвестному, к тайнам. Меня же тайны настигают сами, мне достаточно просто сидеть в классе и читать. Сейчас же таковая предстала напротив в виде взбешённого не на шутку князя Орфериуса. Тот стремительно влетел в класс и швырнул на мой стол листовки. Пока я лишь ничего не понимал, а потому не заразился состоянием Орфериуса.- Чем могу служить?- Не стоит изображать непонимание! – Орфериус говорил голосом повышенным, но, к его разочарованию, на меня это едва ли подействовало. Однако он, не дожидаясь моих ответных слов, словно в желании узнать лишь что-то единственное, продолжил: - Ну а если вы намерены продолжать в том же духе, то, так и быть, я вам подыграю. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь. На беглую проверку, содержание проклятых листовок передо мной повествовало о не совсем чистом происхождении будущего виконта Брауншвайга, Эдварда. По совместительству самого близкого друга Орфериуса фон Мармэлада. Эти двое были ярчайшим живым примером выражения ?не разлей вода?. Новость, разнесённая листовками, однако, сенсацией для меня не являлась. Об этом не знали разве что самые низкодолжностные, а именно такой была масса учащихся академии Розенштольц. С медленно накатывающим разочарованием я пожалел, что тайна раскрылась. Но очень скоро это сменилось осознанием. Орфериус пытался меня обвинить в распространении этой пошлой бессмыслицы. Неслыханно! Оскорблённость внезапно перекрыла все прочие чувства и эмоции, открывая путь для чрезвычайно заразной ярости Орфериуса. А вот срыва себе позволить я никак не мог, и, оставаясь как и ранее непроницаемым, я решил с довольством понаблюдать, что будет, если взбесить моего оппонента пуще нынешнего.- И что же? Что, если это моих рук дело?Теперь Орфериус был похож на опасный вулкан. Его глаза полыхали яростью, ноздри раздулись, а губы сжались в узкую полоску. Кровь впервые за наше с ним общение тронула его лицо. Князь со всей силы ударил по столу ладонями, но всё-таки больше не кричал, как следовало бы ожидать. Его голос был резонансно ситуации спокоен.- Вы обесчестили этой писаниной имя моего друга, поставили под сомнение его репутацию, равно как и мою. У меня нет иного выбора… Я вызываю вас на дуэль!Смелый шаг. Дуэли в Кюхене с некоторых пор запрещены законом. Но неужели князь таким образом удумал запугать меня? Как бы не так! Отчаянности мне сейчас не занимать.- Да будет так. Со временем решили не откладывать, дуэль проходила в лесу у озера неподалёку от оранжереи академии. Это был поединок на мечах. Выбор места князь объяснил так:- Мы не должны тревожить окружающих. Дуэль только между нами.- Как ни странно, с вами я согласен, Орфериус.Мы были силами противоположными, но, как выяснилось, абсолютно равными. Не было лидирующего и уступающего. Каждый то делал выпад для удара, то отбивался. Признаться, я недооценивающе ожидал от Орфериуса меньшее. Слишком беспечно для меня. Но я не просто бился, я следил за противником, пытался угадать, о чём он думает. И только сейчас заметил, что несколько выше князя, что давало нам обоим неплохое преимущество. За своими рассуждениями я сильно оплошал, поэтому Орфериус смог задеть моё плечо. Тем не менее я ненавижу оставаться в долгу, поэтому отплатил как положено: тем же выпадом в то же плечо. Мы даже умудрялись перекидываться словами. Вскоре послышались голоса друзей, они желали остановить нас. И я только сейчас вспомнил их беспокойство, страх и нежелание происходящего. Эдвард, Камю, Наоджи. Все они сейчас кричали нам обоим, как глуп наш поступок, кажется, они даже нашли виновного. Но только меня теперь уже не остановить, ровно как и Орфериуса. Это был наш новый спор без слов. Всё это накипело за долгое время общения, и теперь мы высказываемся друг другу. Немного спустя наши мечи были перехвачены обыкновенными палками. Это был Наоджи, мой друг, что родом из Японии. Воспитанный в семье самураев, он был лучшим фехтовальщиком академии, даже несмотря на то, что приёмы его стиля было бы нечестно применять против нашего, из-за чего Наоджи всячески старается соответствовать новому положению. - Достаточно, - произнёс он.Наоджи искренне надеялся таким образом умерить наш пыл, но и я, и Орфериус были готовы атаковать друг друга даже из-под его руки. И я бы так и сделал, если бы не услышал гнусавый, незнакомый мне голос. - Господа, позор на обе ваши головы! Не думаете о собственных репутациях, так подумайте о репутациях ваших семей! Думаете, подобная беспечность вам позволительна?Каково же было моё удивление, когда я увидел говорившего, ведь видел я никого иного, как Константина Бернкастеля. Можно было подумать, что тот страдает насморком, и я бы так и подумал. Но тут заметил, что глаза его снова серые… И я всё понял. Окружающие тоже были немало удивлены изменениям, но пришли к самым приемлемым выводам, а потому не обратили внимания на изменения. А сказанное спустя минуту размышлений достучалось до Орфериуса, и тот уже был готов закончить поединок. Я же от настигнувших меня размышлений не помнил ни тех слов, ни нужды продолжения поединка, ни оскорбления, нанесённого мне князем Мармэладом. Я лишь захотел поскорее покинуть это место.- Следует отложить наш с вами поединок, сударь.Орфериус ничего не сказал и только сложил своё оружие. Поэтому я спокойно направился в сторону академии, но перед этим обратился к Бернкастелю:- Константин, я бы хотел с вами поговорить.Я хотел увидеть хоть одно разоблачающее действие, но Константин держался с такой уверенностью, так спокойно и обыденно ответил ?пожалуйста?, как будто всё шло как обычно. Я пришёл в замешательство, не веря своим домыслам, но всё-таки нужно было держаться твёрдо: я видел перед собой Константина Бернкастеля, и в то же время был уверен, что это не он.Направившись в академию, мы прошли мимо паренька, похоже, того самого виновника всей ситуации. Да, я знавал его. Он был одним из тех, кто внушает публике мою исключительность и кричит, что лишь мне суждено стать Сияющим. Однако прельщаться такими людьми было бы абсолютно глупо, ведь строить гнусные авантюры, как та, свидетелем которой стали вы со мной, как раз свойственно им. Надеюсь, вы понимаете, что поощрять подобных действий я не намерен. - Господин Людвиг, я…- Даже не смей произносить моё имя, - прервал я того абсолютно спокойно, но всё же заметил, как фигурка жалобно сжалась, а в глазах блеснул страх. Я уже продолжил путь, но тут добавил: - И впредь не советую попадаться мне на глаза.В это время мой спутник внимательно наблюдал за происходящим. Нет, всё-таки, как бы мало Константина я не знал, ему не свойственны эти серые глаза, что смотрят изучающе, словно испытывая. Хотя своей цепкости не теряли. Когда я вновь отправился прочь от озера, то встретился с одобряющим мои действия сизым взглядом.Мы вошли в пустующий класс, где вряд ли найдём свидетелей для беседы. Спутник мой сразу предпочёл присесть, ожидая беседы долгой. Я решил последовать его примеру и выбрал кресло напротив, попутно внутри себя решая, насколько правдивы могут быть мои догадки. Но так ни к чему я не пришёл и решил просто пролить на всё свет. Человек в кресле сидел абсолютно спокойно, расслаблено припав к спинке и сцепив руки. - В чему весь этот маскарад, госпожа Дитриче? - решил ударить я сразу в лоб.Спокойствие сидящего человека осталось непоколебимым, и я уже ожидал увидеть удивлённо поднятые брови Константина. А на самом деле лицо лукаво улыбнулось. И это было лицо сестры-близнеца маркиза.- Браво. При всём моём желании остаться нераскрытой, я догадывалась, что именно вы первым поймёте. Но лучше бы я тогда промолчала. Слишком рано показывать свои козыри, но сейчас один я вынуждена обличить. А какова вероятность, что другие тоже догадались?В этот момент я просто не знал, что мне думать. С одной стороны я торжествовал, что оказался точен в проницательности, а с другой стороны был шокирован этим. Я также чувствовал, что мне не стоило лезть в дело Бернкастелей. И в то же время был доволен этим, ведь такая тайна куда интереснее происхождения Эдварда Брауншвайга. Меня раздирали слишком противоречивые чувства, и поэтому я отдался стремительному течению событий.- Даже если кто-то и заподозрил, понял лишь я, уверяю вас.- Тогда могу я вас просить оставить всё в секрете? - К чему это? – спросил я довольно резко и слишком настойчиво, но маркиза лишь по-птичьи склонила голову и вновь посмотрела на меня изучающе, в следующую секунду отвечая вопросом на вопрос.- Вы намерены узнать, даже будучи предупреждённым, что вы не сможете понять?- Отчего вы так уверены, что не смогу?Но она снова не ответила на заданный вопрос, а вместо этого вернулась к предыдущему, не спуская с меня серых глаз.- Долг каждой сестры, как женщины, всеми силами защищать честь своего брата, будущего хозяина рода. И я всего лишь исполняла этот долг. Согласитесь, не престало будущему герцогу прогуливать занятия.- Жертвуя своей собственной репутацией?- Цена не слишком большая, разве нет? Все женщины нашего рода славятся в молвах общества словами самыми необычными. А я же отдаю свою репутацию этому гербу.Дитриче сняла с правой руки белую перчатку, которая наверняка принадлежала её брату. На среднем пальце белой тонкой руки покоилось серебряное кольцо с гербом рода верховных судей Кюхена: чёрный рычащий медведь в короне герцога и весы, в основании которых меч. Я же пытался хоть как-то воспринять слова девушки, в которых я всё слышал о жуткой несправедливости. Знал ведь: это была правда, однако сказанная для правды слишком мягко. Даже оптимистично. И я не желал этот оптимизм рушить, потому что опасался, что с Бернкастелями в таком случае немудрено попасть впросак. Всё-таки моё воспитание слишком отличалось от их, я даже готов сказать, что оно уступало.- Мой брат – гений. Всё то, что кажется для вас загадкой, которую постепенно раскрывают вам учителя, для него давно известные и неинтересные факты, порой граничащие с бредом. Поэтому само собой ему тяжело сидеть и день ото дня слушать заученные в книгах фразы, изредка разбавляемые авторскими междометиями. Мне-то хотя бы интересно наблюдать, как разнится обучение девушек и парней. Но тут дверь класса без стука открылась, и внутрь прошёл настоящий Константин Бернкастель, с теми же голубыми глазами и с тем же отчуждённым видом, с которыми он мне представлялся. Но когда он увидел свою сестру, то голубой айсберг в его взгляде стал слишком тёплым для льда. Дитриче же встала со своего кресла и обратилась к нему:- Константин, ты зачем пришёл? В этом не было нужды: я сама справляюсь.- Ну-ну, сестрёнка, - неожиданно по-детски ответил ей маркиз, растянув губы в тёплой улыбке, и тут же расположился на освобождённом сестрой месте, - не мог же я тебя оставить один на один с герцогом Лихтенштейном. Вряд ли удастся договориться с ним, имея в распоряжении просьбы и сильную ауру уверенности. - И где ты был?- На дереве. Лежал, слушал птиц и, кажется, задремал. И тут из пучины иллюзий меня вырвали тяжёлые вздохи и лязг металла. Не знаете, герцог, кто бы это мог быть? – игриво улыбнувшись, осведомился маркиз. – Чуть-чуть леностно повалялся и понаблюдал за развернувшейся битвой. Не поверишь, Дита, насколько было интересно поначалу. Потом, когда я уже устал быть наблюдателем, пришла ты, и слезть и уйти для меня оказалось под запретом. А ты молодец, превосходно держалась, играя меня! Я даже удивился, когда Людвиг сообразил, что мы с тобой всех дурим. Только сейчас я заметил, как сильно отличались эти близнецы, что было на самом деле естественным. За повседневной рутиной это не заметишь, но, вот так сравнивая, когда люди стоят на расстоянии ладони друг от друга, стали заметны осанистость и ровные женские черты лица Дитриче: тонкие брови, длинные ресницы, острые скулы, губы, что были такими же узкими, как у Константина, но более яркими. А также серые глаза, далёкие от понятия кукольных, эти глаза были задумчиво прикрыты и предельно внимательны к каждой детали. И именно эти серые глаза делали образ девушки туманным, призрачным. Она в чёрной академической форме и с тёмными волосами делалась абсолютно незаметной на фоне других людей. Но самое сильное отличие было как раз в том, как держались эти люди рядом с другими. Константину действительно было абсолютно всё равно на происходящее, он был умнее окружения, а оттого всегда преисполнен чувства собственного разительного превосходства. С Дитриче же сложнее: люди для неё были чем-то опасным, поэтому она держалась отстранённо и всегда наблюдала прежде, чем действовать. Но в то же время она нисколько не боялась, не казалась зашуганной от вечных опасностей. Все её действия сопровождались сильной уверенностью, которая, если принимать во внимание слова её брата, является главной особенностью в поведении этой девушки.- Дитриче, вы готовы пожертвовать своим добрым именем ради каких-то прогулок вашего брата? Вы действительно с этим согласны?Но девушка внезапно разозлилась. Она стала говорить резко, хоть и неизменно в голосе.- Герцог, вам не кажется, что вы переходите черту дозволенного? Не вам судить моего брата! И меня вы не заставите. Ведь нет человека, которого я любила бы больше.И я понял, что если Дитриче так воспитана, то самопожертвование для неё самое главное и правильное. Хоть меня и возмущало отношение Константина в такой ситуации, ведь, как любящий брат, он также обязан оберегать честь сестры. Но, возможно, он тоже под родительским внушением. Глубже я решил не лезть, чтобы не совершить шага в бездонную трясину. - Прошу простить мне мою дерзость, маркиза.Я опустился перед ней на колено и поцеловал перстень, как и положено при первой встрече герцога и маркизы, несмотря на мой титул выше рангом. Но я почувствовал, как дрогнули тонкие пальцы в моей ладони и, когда поднял глаза, столкнулся с неожиданно каменным взглядом серых глаз. И тогда я вспомнил, что туман тоже порой бывает ледяным. Только в этом холоде я на мгновение почувствовал грусть. Не знаю, каким образом, но в один момент я испортил всё составленное за вечер мнение о себе. И испортил как Дитриче, так и Константину, ведь его взгляд, обращённый на меня, был просто диким, как будто он готов уничтожить меня на месте. Дитриче же то ли не могла найти ответа, то ли не желала отвечать. Хотя она, когда гордо одёрнула руку, уже собиралась наконец дать ответ, который мог мне объяснить причину внезапных изменений, но Константин обнял сестру со спины и, усадив себе на колени, уткнулся носом в её щеку.- Дита, я люблю тебя. Ты ведь помнишь, насколько сильно?- Такое забудешь, - усмехнулась она в ответ, однако взгляд её всё ещё не ожил, и Константин это видел.- А знаешь, что, сестра? Сегодня вечером я пойду с тобой. Эти слова подействовали так, как хотелось Константину. Дитриче сразу же забыла обо всём и мигом потеплела, благоговейно посмотрев на брата, будто не веря, что тот сейчас серьёзен.- Правда? - Я тебя когда-нибудь обманывал? Сам знаю, что нет. Потом расскажешь подробнее, что произошло на сей раз. А сейчас иди переоденься.- Спасибо, - Дитриче поцеловала его в щеку и добавила: - Только ты же выжди минут пять, а потом выходи.- Обижаете, моя маркиза! Миссия прежде всего.Госпожа Бернкастель тепло улыбнулась и мигом поспешила удалиться, даже не одарив меня взглядом. Казалось, она даже забыла о моём присутствии. Или же не хотела возвращаться к незаконченной проблеме, чему я был бы рад, признаюсь. Из всего разговора близнецов я не смог выловить и зацепки объяснения. Я совершенно ничего не понимал. И поэтому, когда дверь за девушкой закрылась, я совершенно не хотел находиться в этом классе. С каким презрением, с какой злобой на меня смотрел Константин. Было тяжело терпеть повисшую атмосферу, тяготимую весьма выразительным молчанием, но я прибёг к помощи своей беспристрастности и отразил непоколебимый вид.- Что можешь ты знать о моей сестре? – спросил вдруг он не своим голосом, в котором не было привычной мне усмешки, лишь угроза, но тут же эта грозность сменилась самодовольством. – Тебе не дано её понять. Никому не дано, только мне. Самые тяжёлые пять минут моей жизни истекли, и Бернкастель решил удалиться так как есть: с самодовольным выражением лица и кинув у самой двери:- Если вы, герцог, намерены вновь её обидеть, то с вами скрестит мечи не благородный и гуманный Орфериус, а я. И заботливый японец навряд ли окажется поблизости.- В таком случае, маркиз, я позволю выбрать место дуэли вам, - спокойно парировал я, внутренне, к своему стыду, понимая, что мне совершенно не хотелось бы этого поединка.Со стороны коридора послышался знакомый голос, правда я не расслышал, что было сказано. А вот Константин отобразил свойственную ему снисходительную улыбку и ответил:- Герцог тут, в классе. Мы с ним поговорили, и я смиренно отдаю его в ваши руки.После чего кинул мне на прощание по-детски озорной насмешливый взгляд и спокойно продолжил путь, а ему на смену пришёл возмущённый Наоджи (он сумел бы это скрыть от кого угодно в Розенштольце, только не от меня). Японец молча прошёл внутрь и поставил на стол медицинский чемоданчик. И только сейчас я вспомнил о скрывавшейся под пиджаком ране. Она тоже дала о себе знать, недовольная непозволительной забывчивостью. - Луи, что между вами двоими произошло? – так решил начать разговор Наоджи. – Бернкастель в тебя живые молнии метает.Я лишь приподнял уголки губ в усмешке и ответил: ?Абсолютно ничего?. Конечно, я совсем неубедителен, но по крайней мере это дало понять ему, что дальше спрашивать не надо. Не стоит втягивать друзей, когда можешь справиться сам.- То-то я смотрю, ты так стремительно с ним убежал, на ходу едва накидывая пиджак, что не нашёл даже надобности рану перевязать.- Умоляю тебя, это царапина.- Сомневаюсь. Как бы ты ни думал об Орфериусе, но фехтовальщик он прекрасный.- Этот парень всегда был твоей слабостью, - усмехнулся я, лукаво наблюдая за другом, что начал перевязку.Наоджи промолчал, не хотел поднимать эту тему. Он лишь перебинтовал моё плечо, однако было ясно видно, что вопросы у японца не закончились, и сейчас те терзали его изнутри. Он спросит: Наоджи не из тех, кто так просто оставляет внутри таких червей.- Луи, почему ты согласился на поединок? Ведь это не твоё дело.Я лишь посмотрел на закат, пробивающийся последними лучами в окно. - Хотел поставить на место гордеца. Однако он оказался упёртым.- Но ведь ты дал ему повод думать, что являешься трижды ненавистным тебе авантюристом.- Наоджи, маркиз Мармэлад даже за своей наивностью не лишил себя сообразительности. Уверяю тебя: как только скрестились наши мечи, тот сразу обо всём догадался. В этой дуэли нами двигали лишь наши противоречия.- Луи, вы не настолько разные, как тебе кажется. Орфи – человек искренний, ясный, благородный, но разве ты не такой же? Да, у вас разные взгляды, и в отличие от Орфериуса, ты предпочитаешь себя скрывать, оставаясь доступным лишь самым близким. Но всё это не мешает мне восхищаться Орфи не менее, чем тобой.А я не хочу, чтобы мной восхищались. Я не вижу для этого повода, Наоджи. Однако я не стану это говорить. Ты и так понимаешь.