Глава 21 (1/1)

Интересно, сколько понадобится времени, чтобы этот кусок обоев полностью отклеился? Гермиона лежала в тёмной комнате, смотря на едва колышущийся кусок обоев и размеренно дышала. Сырая комната. Высокие потолки. Всё такое, каким она запомнила. Будто время слишком уважало происходящее в этом доме, чтобы нападать чересчур жестоко, хотя оно, как правило, никого не щадило. Так смешно. Рассуждать об этом в подобном ключе, ведь её здесь не было... сколько? Полгода? А такое чувство, будто она нашла припрятанный маховик у какого-то проклятого старого экспериментатора и вернулась на столетия назад.Гермиона сжимала в руке палочку из виноградной лозы с сердцевиной дракона, а второй теребила нитку на уголке одеяла, рискуя распороть его полностью. Здесь никто не был особо озабочен тем, чтобы постельные принадлежности выглядели не хуже лучших вечерних нарядов, если укутаться в них и подвязать поясом. Простой хлопок. Интересно, скольких людей окутывали эти одеяла, пока они однажды не вернулись в штаб? Таких себе будущих мертвецов. Эта мысль не вызывала отторжения. Никакого желания вскочить и скомкать пододеяльник в ногах, отбросив от тела. Чем она отличалась от тех мертвецов? Сама была едва жива.Палочка чувствовалась в правой руке уверенно. Но только чувствовалась. Гермиона прошла все стадии с ней. От благоговения до боязни прикоснуться. От понимания того, насколько она отвыкла держать её в руках до смирения. Все эти книги, в которых маги, однажды утратившие свою палочку, брали её в руки и срастались с ней воедино... пф. Потому что какая бы кровь в тебе ни бежала, управление магией — это навык. Гермиона сто лет не упражнялась в чарах. В выведении точных рун, которые могут рассечь воздух волшебством.Прошло две недели. Две недели и один день с того момента, как аппарация выбросила её на порог штаб-квартиры Макгонагалл. Гермиона намотала нитку на указательный палец и начала тянуть, не отрывая взгляда от оторванных обоев. Вспоминая о том дне, девушка хотела смеяться. Ей так судорожно вызывали Баркера каждый раз, когда она начинала задыхаться от паники. Действительно нелепо, ведь стало очевидно, что Гермиона вполне могла справиться сама.По словам Минервы, когда она нашла Грейнджер у порога, её ногти, пальцы, ладони — всё было в крови. Гермиона думала, что билась руками в железные стены самолёта, пока он взлетал выше. Салон. Насколько она помнила, это было огромное пространство с одной лавочкой и десятками деревянных ящиков. Кабина пилота оказалась закрыта. Ну, скорее всего. На самом деле она понятия не имела, но, вероятно, если ей не удалось до неё добраться, двери действительно были закрыты. Гермиона помнила, как плакала. Слёзы, слюна, истерика, кровь. Чувство, что её изнасиловали. Вот оно. Странно, ведь после той первой ночи всё, что она сделала, — это посидела на кровати несколько минут, слушая отзвук его аппарации и пару мгновений ломая голову над тем, почему он пах шоколадной крошкой. А затем просто смыла в душе остатки крови. Даже слёз не было.Кажется, событие пятимесячной давности её догнало, ведь именно так должна выглядеть истерика, после того как над тобой надругались. Потому что над ней надругались много раз за эти несколько дней, которые она пережила. Отголосок стучащей каблуками в стенах Центра Лидии, её обещания, удар Пожирателя о пол, почти увиденный Гермионой сон о встрече с ?магом, который любит строптивых служанок? и потом огромная бочка боли. Грейнджер утопили в ней, а затем выдернули за шкирку, чтобы ей на миг стало физически легче. Но лишь для того, чтобы уничтожить душевно.Гермиона помнила, как отпускала руки Малфоя. Наверное, могла воссоздать в памяти каждый чирк своей ладони по грубой ткани его пиджака. До последней пуговки. До момента, когда он её отпустил. Щелчок двери, вой двигателя, турбулентность. Разодранные в кровь руки. Вот как это было.Гермиона не помнила приземления, помнила лишь вкус зелья на языке, потому что слова о том, что она должна его выпить, вертелись у неё в голове не переставая. Голосом Драко. ?Слышишь, Грейнджер? Сначала зелье, потом порт-ключ?.Она слышала, но ничего не понимала. Хотя её подсознание, видимо, привыкшее к его голосу, слушалось, возможно, слегка огрызаясь. Крафтовый пакет разорвался бесшумно в непрекращающейся какофонии звуков двигателя. Гермиона почувствовала, как кровь вспенилась, будто её перекрутили в блендере на слишком сильных скоростях. Она даже не могла вспомнить, что это был за порт-ключ, будто какой-то... ах, да. Пуговица. Перламутровая пуговица, слегка старомодная, но подходящая Макгонагалл. Ей следовало догадаться. Если бы она могла догадаться. Если бы она была в себе. С того времени у неё часто появлялся вопрос о том, откуда у Драко оказался адрес штаба Макгонагалл. Ниоткуда. Ответ был прост. Она помнила, как Снейп отдал ему пакет в последнюю секунду. И... у неё честно не было сил об этом думать.Нитка на пододеяльнике впивалась в кожу сильнее.Когда Гермиона пришла в себя, лёжа на кровати в небольшой уютной спальне дома Минервы, где потолки были ниже, мебель проще, но уютней, ей отдали палочку. Которую нашли в её вещах. Вещах, даже не принадлежащих ей по факту. Абайя. Где она сейчас? Гермионе стало жаль, что она не озаботилась этим вопросом раньше, потому что абайя служила хоть каким-то доказательством того, что это с ней на самом деле произошло.Девушка думала о том, в какой момент там оказалась. Тогда, когда уроженец Ирана принёс ей эти вещи? В момент, когда Снейп делал ей инъекцию? Когда Гермиона держалась за руки Малфоя, полагая, что отпусти она его сейчас, — и свалится прямиком в пропасть? И он отпустил.Гермиона даже не могла вспомнить, в какой момент лишилась палочки. Беллатриса. Она должна была быть у неё. В последний раз Гермиона помнила свою палочку именно у Лестрейндж в руках. Девушка облизала губы. Ей почему-то только сейчас стало интересно, где же ночевала хозяйка дома, если, очевидно, свою спальню она отдала Гермионе. Краем уха Грейнджер слышала, что после смерти Кингсли раненых отправляли в дом к Минерве, хотя здесь было слишком мало места. Но Гермиона не знала. Она ни разу не выходила за пределы спальни за эти две недели.Эпизод, в котором её взгляд впервые сфокусировался на мадам Помфри, был особенно ярким. Лицо женщины в годах стало белым, когда целительница увидела её, но у Грейнджер не оказалось времени подумать над этим, потому что через секунду она потеряла сознание.— Гермиона, я прошу, расскажите нам, что произошло, — в голосе Минервы стоял какой-то странный коктейль из слёз, паники и сочувствия.Она сидела возле её кровати, пока Помфри осматривала тело девушки, когда та пришла в себя. Расскажите. Но Гермиона не видела в этом и толики смысла. Наверное, поэтому молчала. Все эти две недели. Ни слова. Только улей разгневанных пчёл под кожей, которые впивались жалом в обратную сторону эпидермиса, отравляя волокна.Гермиона помнила вздох целительницы, когда одно из лечебных заклинаний проявилось искорками пламени вокруг её живота. Белый с фиолетовым. Это походило на какой-то изысканный напиток, в котором львиную долю составляла пенка, а остальную черничный мусс. Помфри ещё какое-то время сверлила взглядом живот Гермионы, прикрыв рот. Макгонагалл в тот момент точно обзавелась парой новых глубоких морщин, подчёркивающих её возраст.— Мерлин, я... — произнесла в ладонь Помфри, отступая на шаг, будто свет над животом Грейнджер то ли ударил женщину, то ли ослепил.— Гермиона, — повторяла Макгонагалл, взяв девушку за руку. Сжав её ладонь. Хотя рука Гермионы оставалась лежать абсолютно безжизненной. — Вам следует нам сказать, мы... — она переглянулась с целительницей. — Возможно, мы...И это было первое, что Гермиона сделала. Перевела взгляд на Макгонагалл и покачала головой. Это её секрет. Об этом никто не должен знать. Не так. Минерва сочувственно, почти жалостливо поджала губы, но кивнула. Гермиона молчала вот уже две недели. И сама стала секретом.Через какое-то время Макгонагалл стала приходить поговорить с ней. Минерва рассказывала, что пока что никто не знал, что Гермиона вернулась, потому что ей требовалось время восстановиться без лишних глаз. И тут Грейнджер правда хотелось фыркнуть. Восстановиться. Это всё ещё было крайне забавное слово. Потому что ей казалось, что в какой-то момент её зрачки взорвались, как стеклянные поддоны, разбившись на осколки. А затем их склеили методом кинцуги, заливая золотом каждую из трещин. И это превратило её знакомый мир, все знакомые стены, в которых она засыпала не один раз, во что-то совсем другое. Видимое. Очевидное. Больше не прежнее.В один из таких дней Гермиона подошла к зеркалу в небольшой ванной Минервы, после того как нащупала очертания татуировки на затылке под волосами. Это было просто. Несколько линий аккадской клинописи на коже и всплески тёмной магии шумеров в магическом отпечатке. Странно, но он потемнел только слегка, у самих краёв. В центре всё ещё рябил яркий желток, но походил на один из взрывов во Вселенной, как это показывали в передаче на небольшом телевизоре в гостиной у неё дома. Грейнджер обожала смотреть такое в детстве. Гермионе казалось, что ей станет даже лежать на спине сложно, потому что она будет её чувствовать. Но... знак просто стал частью неё. Гермиона провела рукой по уху, где ещё недавно находилась серёжка, обжигающая за каждый шаг. Там до сих пор был шрам, который вряд ли зарубцуется так просто — не после подобной магии. Поразительно, как одно тёмное колдовство может избавить от второго, сотворив свет. Эта татуировка быстро въелась в кожу, словно была там всегда. И Гермиону больше не передёргивало, когда пена геля для душа стекала с волос, задевая эту часть.Она сплюнула зубную пасту и взглянула в зеркало. Гермиона не помнила, как давно смотрела на себя, девушка просто делала все гигиенические процедуры на автомате. Потому что было нужно. Столько времени даже мельком не взглянула на своё отражение, будто боялась на самом деле увидеть золотые склейки в зрачках. Слишком заметные.Девушка приспустила с плеч махровый халат, который был ей явно не по размеру, и опустила взгляд ниже. Чёрт. Когда это успело произойти? Четыре месяца. Она приложила руку к виднеющейся выпуклости на животе. Небольшой, можно принять за набранный вес, если бы всю жизнь у неё не был бы плоский живот, без единой жировой прослойки. Это странно, потому что Гермиона всегда была уверена, что у беременных живот рос равномерно, но этот бугорок располагался в самом низу. Это, конечно же, логично, учитывая, что изначально всё росло ниже, но она никогда не задумывалась об этом, поэтому удивилась такой нелепости. Гермиона вздохнула. Это место было тёплым. Как всегда. И она подумала, что это тоже странно. Потому что, если бы её спросили раньше, Гермиона решила бы, что ребёнок Драко должен быть холодным. Как и его голос. Эта бесчувственная глыба льда, которая всеми силами пыталась вырезать в себе сердце. Да не смогла.Гермиона вернулась мыслями в реальность, поднимая палочку вверх в тёмной комнате дома Блэков. В комнате женщины, которая отобрала у неё эту палочку, в комнате женщины, которая содрогалась от рыданий, закрывшись, чтобы никто не видел её проявления эмоций из-за утраты. Гермиона взмахнула древком, воссоздав бабочек из воздуха. Наконец-то у неё получилось. Только вчера.Первое, что сделала для неё Помфри, — развязала силы. Целительница переживала и высчитывала, не успела ли она дать ей что-то такое, что могло бы навредить плоду, не зная. И Гермионе искренне хотелось успокоить паникующую женщину. Этот ребёнок точно не пострадал бы от пары зелий. Но слова застревали в горле и не шли. И зелье правда подействовало. С самого первого глотка Гермиона почувствовала, как магия забурлила, окутывая внутренние ткани приятным ощущением, доходя до висков. Но этого было мало. Волшебство находилось взаперти полгода, и наивно полагать, что оно вернётся охотно. Радовало лишь то, что ей всё ещё не нужен был голос, чтобы практиковаться.Вчера настал конец её заточения, так решила Макгонагалл. Девушка видела, что женщину волновало состояние Гермионы, но она не понимала поводов для волнения. Всё вокруг было в дыме и золе, но почему-то это видела только Грейнджер. Какое кому дело до девушки, лежащей на простынях? Они думали о каких-то глупостях. Но так или иначе, Минерва решила, что пришло время. Пришло время дать всем знать, что Гермиона... жива.Они похоронили её. Гермиона хмыкнула. Это было то, чего она так часто просила. Чтобы они отпустили. Кажется, Мерлин не настолько глух к просьбам магов, как те порой полагали. Они были уверены, что она мертва. Это объясняло, почему обе женщины, обнаружив Грейнджер на пороге, стали белыми, как мел.— Гермиона, как я уже сказала, я сдержу слово, — произнесла Макгонагалл несколькими часами ранее, явно нервничая, судя по подрагивающим пальцам, сжатым в замок. — Никто не узнает о вашем положении до того момента, пока... Пока вы сами не будете готовы, — кивнула Минерва. — Но я прошу вас, вы должны справиться. Вы должны рассказать о произошедшем. Хотя бы кому-то, — умоляюще попросила она.Гермиона кивнула, отворачиваясь к окну. Она была благодарна. Правда. Она однажды скажет об этом. Обязательно. Но... какой был смысл? Что бы изменил её рассказ? Бесполезный трёп о прошлом.— И я знаю, что вы хотите увидеть друзей, конечно, это бы очень помогло, однозначно, — тараторила женщина. — Мы пока... удержались от распространения этой информации даже им, ведь мадам Помфри уверена: дозированные эмоции — это ключ к выздоровлению, а мы обе знаем, какими неконтролируемыми бывают эмоции, даже если они радостные, — нервно засмеялась женщина, уже в сотый раз за эти десять минут поправляя простынь на кровати, которая совершенно в этом не нуждалась.Гермиона тут же напряглась. Все считали, что она злится на них из-за того, что ей не дают увидеться с друзьями. Даже мадам Помфри взяла себе в привычку во время осмотров постоянно за это оправдываться, будто слышала немые упрёки со стороны девушки. Которые, впрочем, были только лишь в её воображении. И Гермионе становилось стыдно. Потому что это последнее, чего она хотела.Гермиону бросало в холодный пот при мысли о том, что скажет Гарри, увидев её. Какой он её ждёт? Какой он её помнит? Гермионе хотелось остаться в его памяти именно такой. Светлой девочкой, идущей за целью во имя добра, делящей мир на равные части, потому что так было правильно. Когда ты знал, что мир белый и чёрный, всё становилось куда проще. Ты точно знал, на какой ты стороне. Он не ждал девушку, которая просыпалась в постели их главного врага, которая проводила рукой по его простыням, которая искала его взглядом. Не девушку, испытывающую уважение к его матери. Не вывернутую наизнанку Гермиону, в которой ничего не осталось от себя прежней. Он ждал ту, которой больше не существовало, и это было страшнее всего.Но решение Минервы было непоколебимым. После полуночи Гермиону переместили на Гриммо 12. Такая тишина в это время здесь была удивительной, но Макгонагалл сообщила, что большинство членов Ордена в Ракушке после операции, поэтому у неё будет время привыкнуть. Всё равно все не могут собраться в одном месте в одночасье.Физически Гермиона была абсолютно здорова. Ребёнок ни разу не проявил сопротивления против исцеляющей магии Поппи, что дало ей твёрдую уверенность в своём состоянии. Физическом. О моральном... она просто не думала.Гермиона повернула голову, смотря на слабый свет из-за штор, и затем перевела взгляд на часы. Около трёх. Она услышала урчание в животе, хотя была точно уверена, что сыта. Беременность сводила её с ума внезапными желаниями не просто солёного или сладкого. Это всегда были конкретные продукты, внезапно возникающие в голове, и, казалось, нет в мире ничего, что она хотела бы больше.Гермиона отбросила одеяло, прекрасно понимая, что ей не уснуть. Ей всегда было не уснуть. Поразительно, но та тревожность, которую Гермиона испытывала во сне в Мэноре, являлась каким-то слабым отголоском. Она давала хотя бы сколько-то высыпаться. То, что происходило с Гермионой сейчас... Страх, вселяющийся в неё, как только она прикрывала веки, которые просто слипались от усталости, был нечеловеческим. Её трясло, стоило ей только провалиться в мало-мальски глубокий сон. Гермионе казалось, что тени под глазами останутся навечно.Девушка накинула на себя халат, который дала ей Минерва вместе с вещами, что купила для неё. Всё вполне классическое, неброское: джинсы, кофты, но они обе знали, что совсем скоро это перестанет подходить ей по размеру, несмотря на то, что сейчас её беременность заметить невозможно, если она была в одежде.Гермиона открыла дверь, слыша раздражающий протяжный стон древесины. Боже. Гермиона обратила внимание на свои ноги и в последний момент натянула ботинки, скорее всего, выглядя крайне комично в них и безразмерном халате, но у неё не было никакого желания разгуливать босиком по дому, где, в отсутствие Молли, никто даже не задумывался об уборке.Гермиона тихо прошла вниз по ступенькам, стараясь не шуметь, но в таком старом доме это было сделать довольно сложно. Она свернула на кухню, раздумывая о том, сколько людей сейчас спало. Со сколькими членами Ордена ей придётся столкнуться. Гермиона потёрла лоб ладонью, отгоняя от себя мысли об этом. Макгонагалл обещала, что кто-то из глав Ордена сделает заявление, чтобы процесс прошёл проще, но она... очень сомневалась насчёт этого.Девушка открыла дверцу холодильника, просматривая содержимое. Гермиона была уверена, что, если бы из окна лил не лунный, а солнечный свет, ручка бы блестела. Сюда недавно наведывалась мама Рона, и количество еды в подписанных судочках кругловатым почерком лишь подтверждало эту теорию. Гермиона увидела на дальней полке знакомую круглую банку и залезла в холодильник за ней. Ванильное. Отлично.Таявшая влага стекала по рукам Гермионы, пока она прилагала силы, чтобы открыть крышку. Лёгкий всплеск магии послышался прямо у входной двери, и замок щёлкнул, будто подтверждая её догадки. Гермиона замерла, держа ведёрко в руке, слыша лёгкий хлопок дверью и шуршание куртки, которую человек снимал. Его движения были торопливыми, нервными. Поразительно, но только сейчас она это поняла — ей удалось узнать его даже в темноте.Свет трёх свечей, находившихся на столе, осветил кухню, заставляя её моргнуть. Она так и стояла, замерев. И Гермиона могла поклясться, что в этот миг остановилось время. Не как в том глупом приёме, который использовался в романтических фильмах, а словно...Боже, это было сложно. Глаза цвета сочной весенней травы смотрели на неё. Он оторопел. Гарри замер, и она вдалеке сознания отметила: друг похудел. Очень сильно похудел. Её щёки оформились, бёдра стали округлыми и под кожей было что-то, кроме костей; она могла дать голову на отсечение, что подвенечное платье, принимающее размер надевшей его, точно сейчас сидело бы на ней иначе. Гарри же будто... высох. Скулы стали резче, круги под глазами глубже, от него пахло сигаретами. Они таращились друг на друга около трёх минут, Гермиона считала. В уме.— Гермиона, — произнёс Гарри, и любые её предположения о том, что лучший друг был призраком, развеялись.Его голос был точно таким же. Эти интонации. В этом была какая-то жестокая ирония, что в Ордене думали, будто она умерла, но именно Гермиона смотрела на него, как на восставшего из мёртвых. Потому что попрощалась с ним. Смирилась с мыслью, что больше никогда его не увидит. И вот они стояли друг напротив друга в полуосвещённой кухне; она с мороженым в руках, он в колючем свитере от Молли, Гермиона узнала эту вязку. И слова будто ополчились против неё.— Гарри...Её голос хрипел. Звучал странно. Не слышать собственного голоса около двух недель. Только мысленно.Ей показалось, что Гарри дёрнулся от звука своего имени. Словосочетание букв отрикошетило и к ней. Чёрт. Мороженое таяло на глазах, превращаясь в мусс, делая ведёрко мягче, а Гермиона не могла сдвинуться с места.— Ты жива, — сказал Гарри, не отводя от неё глаз. — Ты... действительно жива. Его голос сорвался в какой-то момент, но звучал спокойно. Он всё ещё не верил.— Как видишь, — её губы изогнулись в мимолетной улыбке, и она на секунду представила, какая же это сцена — пропахшая холодом и плесенью.— Гермиона, — повторил Гарри.В следующую секунду она почувствовала, как воздух вышибло из груди. Банка лакомства соскочила на стол, когда Гарри обнял её, врезавшись в тело. — Мерлин, Гермиона, я так... Она слышала, что он едва не плакал. Гермиона почти на автомате положила руку на его плечо, утешая. — Я так перед тобой виноват.Она сжала глаза, почувствовав, что в горле закололо от этих слов. Поверь, Гарри, ты ничего не знаешь о вине.— Я так сильно...— Нет, Гарри, всё хорошо, — произнесла Грейнджер, поглаживая плечо друга, смотря на свечу. Стараясь найти в пламени ответы.— Я ненавижу себя, Гермиона, — проговорил Поттер. — Ты ведь говорила, что не нужно идти туда, ты всегда бываешь права, я просто...— Всё хорошо, Гарри, — повторила Гермиона голосом робота.Он не должен винить себя за это. Потому что это всегда был её выбор. Гермиона помнила эту секунду, когда она могла запрыгнуть в поле и оставить его там. Или Рона. Хоть кого. Но выбор всегда принадлежал ей. Она с ним и останется. С его последствиями.— Я... — что-то тараторил Гарри, прижимая девушку к себе.— Ты разве должен быть тут? — нахмурилась Гермиона, неосознанно переведя тему. Она вспомнила о том, что говорила Макгонагалл утром. Вчера утром.— Я... эмм... — та самая заминка, почти нормальная, почти такая же, как всегда, когда Гарри колебался, рассказывать ли ей о чём-то, что она могла бы счесть неправильным. — Забыл кое-что, поэтому...Гермиона знала, что должна делать. Буквально слышала отголосок реакции прежней себя:— Серьёзно, Гарри? — повышенный тон, густая гиперболизация.— Ну, знаешь, иногда небольшое приукрашивание не повредит... — сказал бы Гарри, почёсывая затылок.— Это просто недопустимо. Ты наврал главному в штабе, чтоб проникнуть сюда, а это идёт вразрез с правилом восемь, пунктом первым... — начала бы тараторить Гермиона.Но она молчала. А затем кивнула. Ясно.— Люпин сказал, не... ну, знаешь, — прикосновение к затылку, — не говорить ничего Рону, пока не убедимся, что... — Гарри резко оборвал свою речь.— Что я на самом деле жива, — закончила Гермиона за него довольно бесстрастно. Это её не трогало. Разумное решение. Ей нравились такие. Раньше. Она будто напитывалась от них, чувствуя прохладу тени прежней себя.— Я просто боялся, что если подарить ему надежду, а затем... Гермиона кивнула. Нечего здесь было объяснять.Гарри всё ещё держал Гермиону за руку и в этот момент сжал её. Абстракция. Они — два пятна на белом холсте: сколько в них ни добавляй воды — не встретятся. Хотя краски такие яркие. Ярко-красный и ярко... безжизненный?— Я не могу поверить, что вижу тебя, — произнёс Гарри шёпотом. — Такое чувство, будто у меня шок или что-то вроде этого.Шок. Или что-то вроде этого. Гермиона понимала. Потому что чувствовала что-то похожее. Гермиона не знала, как представляла их встречу. Представляла ли. Но точно не разговор на кухне в свете свечей. Один шаг до неловкости.— Гермиона, — сглотнул Гарри, — что они... Что они сделали? — его голос граничил с отчаянием и злостью. Это её отрезвило. Девушка отдёрнула руку. Гермиона была счастлива его видеть. Честное слово. Она любила Гарри. Всем сердцем любила. Она заговорила с ним, и это было так легко, хотя все эти две недели Макгонагалл умоляла её издать хотя бы звук. С Гарри это получилось просто. Но...— Всё хорошо, Гарри, — ответила Гермиона, удерживая уголки губ приподнятыми. Наверняка смахивала на сумасшедшую.Его эмоции вдруг сменились на стыд. Ох, нет. Ему сказали. Люпин. Он не приходил, хотя был одним из тех, кто знал, что она вернулась. Как-то проснувшись раньше времени, Гермиона услышала разговор Минервы с Поппи. Почему-то они брали на рассмотрение это странное правило, что девушке было комфортней сходить с ума с женщинами. Поэтому к ней не пускали совсем никого. Даже тех, кто знал, что она жива.Но Люпин сказал Гарри. Наверняка что-то о посттравматическом синдроме. Что-то о ранах. Что-то о боли. Поэтому Гарри смотрел на неё сейчас вот так. Пристыженно. Потому что ему велели не спрашивать её. И это было облегчением в каком-то роде — что она до сих пор так легко его читала.— П-прости, я... — потупил взгляд Гарри, рассматривая свои шнурки, клеёнку на столе, остатки воска, что угодно.Она подалась вперёд, касаясь плеча друга и заставляя свои уголки губ подняться чуть выше:— Нам пора поспать, — сказала Гермиона, погладив его по плечу в знак поддержки, когда он опять поднял на неё глаза. От него действительно пахло сигаретами, но она предпочла делать вид, что не замечала. — Я представляю, какой нас завтра ждёт сумасшедший день.Гарри кивнул, и Гермиона прошла мимо него, бесшумно поднимаясь по ступенькам наверх, оставляя мороженое таять на столе. Под ним появлялась лужа, и капли отбивали рваный ритм, когда падали на пол.***Миллион. Наверное, за последние пять дней она миллион раз повторила фразу о том, что у неё всё хорошо. Люди на Гриммо действительно не сменяли друг друга стремительно, и Гермиона не знала, происходит ли это из-за неё, потому что Макгонагалл ясно дала понять, что сделает всё, чтобы девушка ?смогла адаптироваться наиболее комфортно? или же так было всегда. Сложно сопоставить, ведь она ещё никогда так долго не находилась в штаб-квартирах. По крайней мере, в сознании.Все вели себя с ней подчёркнуто-осторожно, действительно как с привидением, которое вроде бы безобидно, но о его виде не указано ни в одной специализированной книге, что означало, что никто не знал, представляет ли оно опасность на самом деле. Никто не задавал вопросов, никто не пытался ничего выведать. Никто не вёл себя естественно. Все приподнимали уголки губ точно так же, как и она, слыша это:— Всё отлично, всё в порядке, — Гермиона настолько хорошо отрепетировала эту фразу, что было поразительно, как она до сих пор не проявилась у неё на лице, лишив дурацкой надобности коммуникации.Помфри приходила к ней каждую неделю. Она расцвела от новостей о том, что Гермиона вновь заговорила, но это не продлилось долго. Поразительно, но за закрытыми дверьми они с целительницей менялись местами. Теперь женщина бросала на неё тяжёлые сочувствующие взгляды и ничего не говорила. Не давила. Но Гермиона знала, что значили эти взгляды.Когда. Ты. Им. Скажешь.Она не знала. Если быть достаточно откровенной, Гермиона не понимала, почему вообще должна. Это было её. Принадлежало ей. Ещё Малфою. Но больше никому. Поворачиваясь на бок ночью, она особенно сильно чувствовала характерное тепло и думала о том, чувствовали ли его остальные беременные или же это отличительная черта их ребёнка? Одна из многих.Исключением была лишь Тонкс. Тонкс, которая прибыла всего на один день и доложила, что Рон скоро вернётся с задания и ему расскажут. Никто не решался пока, потому что, судя по всему, задание никогда не было бы выполнено. Они пытались пробить антиаппарационный щит на одной из границ. Судя по этой информации, Рон неплохо поднатаскался в заклинаниях, потому что раньше именно стратегия была его коньком.— Мерлин, Гермиона! — Тонкс бросилась ей на шею так, как не советовали делать никому, наверное. Ну, насколько она могла судить по реакции всех остальных.По их одинаковым словам о том, что они рады. О том, что они подождут, пока она будет готова. О том, не нужно ли ей что-то. Гермиона представляла пятиминутку, где собирали всех орденовцев, чтобы сказать, что она эмоционально нестабильна. Возможно, даже раздать брошюры с чётким планом того, как с ней разговаривать. Только Гарри, видимо, прослушал эту речь, потому что он не избегал её. Просто помалкивал, оказываясь рядом, и смотрел. Очень много смотрел. А она всего-то лишь хотела, чтобы они забыли о случившемся. Так было ещё тяжелее притворяться, что всё нормально.— Ты здесь! — Тонкс ухватилась за её плечи. — Не могу поверить, что ты здесь! Мы так старались, мы...— Нимфадора! — оборвала её Молли, прибывшая утром. — Ты не хочешь помочь мне с готовкой?О, это была действительно поразительная жертва со стороны Молли, ведь все знали, что Тонкс, помогающая ей стряпать, — Боггарт миссис Уизли. Она увидела Гермиону и тут же расплакалась. Затем десяток раз извинилась за это, прижимая её к полной груди. И больше ничего не говорила. — Всё в порядке, Молли, — сказала Гермиона, надеясь, что та слышала её с порога, и повернулась к Тонкс.— Я просто... Чёрт, я не знаю, как себя вести, все говорят, что ты в шоке, и я... Это была первая искренняя улыбка за всё время. Гермионе стало легче от того, что хотя бы кто-то это проговорил. Хотя бы кто-то перестал притворяться.— Наверняка они прочитали вам лекцию о том, как себя вести, — поделилась Гермиона своими рассуждениями.— Люпин, — закатила глаза Нимфадора, и Грейнджер только сейчас заметила, что у неё волосы блекло-розовые, выцветшие. — Я... — она внезапно закусила губу, посмотрев вниз, — я даже представить не могу, что тебе пришлось пережить. И если ты вдруг захочешь... ну, знаешь, поговорить с кем-то... И я говорю это, не потому что так сказали говорить. А потому что... правда, — Тонкс выдала данную речь на одном дыхании.Это было ценно. Действительно ценно. Наверное, поэтому Гермиона протянула руку и сжала плечо Тонкс, хотя всё это время избегала тактильных контактов. Будто через прикосновение кто-то мог узнать её секрет, однако никто даже близко не собирался тронуть живот.— Спасибо, Тонкс, — лишь ответила Гермиона, а затем нахмурилась, заметив, что девушка слегка прихрамывала. — Что с тобой?— Осталось после драки с одним ублюдком, — махнула рукой Тонкс. — Отделалась лёгким испугом.Это был единственный раз, когда Гермиона не произносила ту злосчастную фразу. И она бы подготовилась лучше, чтобы вызубрить её ещё чётче к тому моменту, который она представляла как что-то цивильное. Возможно, что-то из реакции остальных, когда Рон появится и ровным тоном скажет о том, что они очень рады, что она жива, и блаблабла... Но одним вечером Уизли просто врезался в её губы, едва не повалив на землю. Просто бам, и все её представления были разрушены.Гермиона вдохнула, пытаясь сориентироваться, пока он осыпал щёки девушки поцелуями, держа за плечи. Уизли отстранился на миг, и она вытаращила на него глаза, полные шока.— Гермиона... — произнёс Рон, бродя ошалевшими голубыми глазами по её лицу, — Гермиона, это ты. Это правда ты.Все их речи были похожими, но почему-то из уст Рона звучали... более жутко. Он приблизил своё лицо к её и ещё раз поцеловал в губы, пока она не отступила, нервно осматривая его.— Рон... — сказала Грейнджер, прочистив горло.— Грёбаный Люпин, грёбаные все, я пришёл, как только узнал, Гермиона, — его голос дрожал, пока он держал её лицо в ладонях. — Клянусь, я знал, что ты жива, я до последнего говорил, что это невозможно, что... — его речь явно переходила в какую-то истерию.— Хорошо, — пыталась спокойно говорить Гермиона, стараясь слегка отойти, но Рон хватался за неё, не давая ступить и шагу назад.— Скажи мне, где ты была? Скажи мне? — потребовал он.— Рон... Она взяла его за запястье и отвела руку от лица. Парень схватился за волосы, пылая бешенством.— Кто это был? Кто держал тебя в плену? Клянусь тебе, скажи мне имя, и я...— Рон, пожалуйста.Становилось больно. Волосы больно оттягивались под его напором, а сердце начало стучать чаще.— Что они с тобой сделали?! Скажи мне, Гермиона!..— Рон, хватит! В эту секунду она поняла, что, возможно, в речи Люпина была доля правды. Потому что её сердце будто сняли с ручника, пустив отстукивать весь тот ритм, что оно сохранило, почти не вставая с кровати в доме Макгонагалл.Лёгкие сокращались без всякого ритма, и картинка плыла, будто растворялась в дыму. Гермиона вдыхала воздух через нос, выдыхая через рот — остатки знаний из учебников по медицине, залегших на дно, но они ни черта не помогали.Она помнила, как Гарри подскочил, оттягивая друга от неё; выдержанный шум, прежде чем очутилась в комнате и начала глотать воду. Раз... Два... Три...Какая же она тряпка...Четыре... Пять... Шесть... До десяти, верно?Дело заключалось не в том, что он сказал. Даже не в пресловутом давлении, а в том, кто это был. Она бы выдержала это от кого-то другого. Но Рон, въедающийся в её глазницы паникой, буквально выдавливающий из неё правду... это было слишком. Гермиона зажмурилась, прижав стакан ко лбу.И поцелуи... Боже, об этом лучше не думать. Но в глубине души ей казалось, что львиную долю её паники вызвали именно они. Поцелуи. Это странное слово. Несмотря на то, что их губы соприкоснулись несколько раз, они были слишком мягкими, неуклюжими. Она привыкла, что поцелуи — это что-то о жажде, о боли, почти драке, что-то о запретном. Когда глотаешь его слюну, слизывая с языка, и чувствуешь, будто тебя сбрасывают с сорокаметровой многоэтажки, но тебе плевать. Ты летишь. Ты хочешь ещё. У неё было совершенно извращённое понятие о поцелуях теперь. И не то чтобы она не целовалась ни с кем ранее, чтобы это настолько сильно отпечаталось, как что-то первое. Но Малфой стёр собой всё, что было до. Гермиона читала о чём-то подобном. Обычно это описывалось как яркая вспышка, на фоне которой всё блекло. Но нет. Нет-нет-нет. Малфой был ядерной бомбой, которая вырывала чрево земли, выворачивая наизнанку. И после него ничего не запоминалось просто... потому что после него ничего не оставалось. Только запах выжженной земли.Она просмотрела все номера Буревестника, которые только смогла найти, но слышала, что они не регулярные. О нём не было ни слова в ?Пророке?, однако Гермиона не знала, насколько это нормальный порядок вещей, потому что Малфой не модель или любимый предмет репортёров для облизывания, а значит, о нём и не должны говорить на каждой странице. Но переворачивая очередной лист, поцелованный чернилами, и не находя его фамилии, чтобы узнать хоть что-то, она могла поклясться, что чувствовала, как её жалил очередной рой пчёл.Этим утром случилось так же. Она просмотрела новый ?Пророк?, который можно было выжимать от количества воды. Гермиона больше не могла находиться в этих стенах. Ей выделили одну из самых больших комнат, оставив в одиночестве, когда большинство орденовцев толпились по трое-четверо людей и в меньших спальнях. И не то чтобы Гермионе не нравилось одиночество. Но эти стены словно только подчёркивали её особенности. К чёрту их.С этими мыслями Гермиона нашла своё надгробие. Она вышла на небольшой дворик позади Гриммо и обнаружила там его. Гермиона Джин Грейнджер. Аккуратная плита с наколдованным поверх неё венком из цветов. Надпись на надгробии выполнена ровно, явно рукой мастера, а цветы не вяли. Она бы распознала в этой магии Макгонагалл, хотя было очевидно, что, учитывая все события, это мог сделать почти что кто угодно, если спустя столько лет войны они всё ещё умудрялись оставаться в живых.— Прости, это... Это нужно было убрать, — услышала Гермиона голос Рона и слегка вздрогнула, но не повернулась. — Всё слишком... ну, знаешь... Она с удовольствием отметила слова-паразиты, которые не исчезли из его речи. Будто встретилась с прошлым лицом к лицу. — Взбудоражены твоим возвращением и...— Да, я понимаю, — кивнула Гермиона, не отрывая взгляда от цветов.Это был странный микс из роз и каких-то фиалок. Становилось понятно, что колдовавший не больно сведущ в флористике. Оттого венок напоминал что-то абстрактное.Гермиона действительно понимала. Более того, она не хотела, чтобы надгробие исчезало. Потому что у неё было чувство, будто здесь ей самое место. Гермиона больше не ощущала чёткости линий, тех, которые сопровождали её всю жизнь. Она больше не знала, где ей место. Её будто вырвали отсюда и изменили. Сделали что-то нечеловечное, потому что им стоило оставить девушку там — на выгнившем повреждённом месте — а не возвращать обратно. Так как теперь она абсолютно этому не подходила. А надгробие, казалось, в самый раз. Будто та Гермиона, которую они оплакивали, действительно умерла здесь.— Нам сказали... Точнее, Люпину сказали, что ты мертва. Он как-то узнал, — объяснил Рон. Он наивно полагал, что за эти недели не нашлось ни единого человека, который поделился бы с ней этими новостями. Хотя его средством справляться с нервозностью всегда была болтовня, поэтому... — Прости меня, пожалуйста, — выдохнул Рон. Она видела боковым зрением пар из его рта, когда он поравнялся с ней, встав в одну линию. — Я не знаю, что на меня нашло, — парень скривился, точно слыша избитость своей фразы и пробуя её горечь на вкус. — Я просто... — он потёр лицо руками. — Я всё это время думал о том, как тебя вернуть. Я держался, потому что Гарри... ну, ты знаешь... Гермиона знала. Гарри совсем расклеился. Он стал выпивать так часто, что она бы в жизни не узнала в нём того парня, который хмелел от пары кружек сливочного пива. От него несло сигаретами и войной больше, чем от кого-либо, и, наверное, в этом был смысл. Но она его не видела.— Рон, всё хоро... — открыла рот Гермиона.— Да хватит повторять это ебаное предложение! — взорвался он, заставив её перевести на себя взгляд, а потом вздохнул так резко, словно от удара. — Прости. Ещё раз прости. Но ты ведёшь себя как... кукла! Мерлин, она точно сошла с ума, потому что в этот момент он сильно напоминал ей старого Рона, который зависал в Большом Зале с сосиской, наколотой на вилку, когда старался подобрать правильную метафору. — И я схожу с ума, не зная, что с тобой сделали.На секунду Гермионе показалось, что к ней вернулась старая она. Когда Грейнджер ставила себя на место Рона. На место мальчиков. Что, если бы пропал один из них? Что было бы? Этот вопрос вертелся в её голове, но потом нашёлся ответ. И он горчил. Как горчило клише на губах Рональда.— Я попала в плен, Рон, — ответила Гермиона, вновь посмотрев перед собой. — Меня пытали в надежде выведать хранителя одного из штабов Ордена, затем бросили в темницы и отправили в Центр, — её голос был до удивления ровным. Как доклад для Спраут. — А потом однажды я нашла себя у порога Макгонагалл, — Гермиона повернулась к нему, сохраняя каменное выражение лица. — Ничего особенного за исключением концовки. Ничего из того, что не переживали остальные пленники, о которых я не особо думала. Здесь нет никакой драмы.Но у него было такое выражение лица, словно его избивали словесно. Гермиона знала, что, скорее всего, это обсуждалось за её спиной. Возможно, у Ордена появились свои теории.— Мне так жаль, — ответил Уизли дрожащим голосом.— Я знаю, Рон, — кивнула Гермиона, вновь переведя взгляд на собственную могилу. — Я знаю.***У этого утра был налёт. Как в чайнике, если не мыть его слишком долго. Он чувствовался таким же неприятным осадком на языке. Гермиона спустилась вниз и поняла, что, по всей видимости, спала слишком долго, потому что застала только членов Ордена, которые выталкивались из небольшой кухоньки и кивали ей в знак приветствия, постепенно растворяясь в аппарациях. Восемь утра, и это явно было собрание. Собрание, на которое её не позвали.— Было собрание? — спросила Гермиона, приподняв бровь. Она смотрела на Грюма, после того как зашла в комнату. И сразу же ввела всех оставшихся людей в смущение.— Да, золотко, мы уже закончили, присаживайся, я... — подхватилась миссис Уизли, бросившись к плите.— Не стоит, Молли, — оборвала она её порывы. На кухне остались Грюм, Люпин, Гарри, Рон, Симус и ещё несколько человек, чьих имён Гермиона не знала. Её это не особо интересовало.— Видимо, проспала, — повела Грейнджер плечом, наплевав на то, что все прекрасно знали, что дело не в этом. — Какие планы?— У тебя есть с чем помочь, Грейнджер? — хрипло спросил Грюм, и неестественный глаз в оправе уткнулся ей в лицо.— Аластор, ради всего святого, ты... — начала возмущённо миссис Уизли, но сегодня был явно не её день.— Всё хорошо, Молли, — Гермиона перевела тёплый взгляд на женщину, и впервые эта фраза звучала уверенно. Ей всегда нравилась миссис Уизли. Слегка бесила её напористость, но в целом, очевидно, она была женщиной с огромным, просто громадным сердцем, однако теперь у Гермионы появилось своё. Заледеневшее, наверное, потому что он так часто говорил с ним ледяным тоном. И её сердце больше не нуждалось в защите. Оно могло позаботиться о себе само. — Господа? — вежливо улыбнулась Гермиона, заметив, что из незнакомых ей людей лишь мужчины.Они приподняли брови, и все, как один, торопливо встали, придерживая одежду.— Ты знаешь, Грюм, на связи, мы дадим знать, если на границе что-то прояснится, — сказал один из них, который, судя по рассказам Гарри, мог бы посоревноваться в гордости за свои усы с Верноном Дурсль.Они вышли из комнаты, и Гермиона услышала звук аппарации. Она скользнула взглядом по всем остальным, а Люпин повернулся к миссис Уизли:— Молли, прошу, дай нам секунду, — измученно проговорил Римус, и было совершенно очевидно, что он точно знал, чем закончится эта просьба.— Знаете, вы сами будете за это ответственны, — ткнула она пальцем в Люпина, — если такие умные.Женщина вышла из кухни, громко хлопнув дверью.— Он знает, — сказал Люпин, посмотрев на Гермиону и кивнув на Симуса. — Они ему рассказали.Проблеск удивления засветился в глазах девушки, когда она посмотрела на Симуса. Он сидел, сцепив руки в замок перед своим лицом, и строго смотрел на неё. Его взгляд будто произносил какую-то мантру нападения, но это было смешно, потому что едва ли что-то могло её напугать.— Ладно, — произнесла Гермиона, переведя глаза на Люпина. — И какая была тема собрания? Ей хотелось начать с безопасных вещей — разведки обстановки, потому что это то, что сделать логичней всего, учитывая, что разговаривали с ней только Римус и Грюм, а все остальные опасливо ожидали дальнейших действий.— Нам нужны средства на лекарства, — выпалил Люпин, и Гермиона буквально слышала его мысли, которые тоже говорили о том, что это — безопасное начало. — С уничтожением штаб-квартиры Бруствера, это стало проблемой. Те лекарства, которые закупили ранее, были взорваны, а теперь их приобрести практически невозможно.— Почему? — подняла брови Гермиона, думая о том, насколько всё изменилось за это время, если она ещё в конце лета помнила о том, что несколько лавок в Косом переулке продолжали работать.— Меры ужесточились, — вздохнул Рон, желая стать частью спокойной беседы. В последнее время такое ему давалось тяжело, поэтому присутствие буфера должно было помочь. По его мнению. Гермиона так хорошо знала Рона. — Сейчас почти нет возможности купить это ?в белую?. А на чёрном рынке всё стоит дороже. В разы дороже. Большими партиями ещё дороже, а участникам сопротивления тем более. Грёбаные стервятники, — сцепил зубы Уизли.— А что насчёт?.. — уже начала Гермиона, но Финниган предугадал её вопрос.— Сколько лет хранилище Гарри может держать всё дерьмо на плаву? Оно не бесконечно, — фыркнул он.— Там ещё есть что-то, — подал голос Поттер. Гарри был до того равнодушным, что, казалось, будто он вёл душную беседу с малознакомыми людьми, которые всё никак не могли определиться с выбором заведения для ужина. Гермиона посмотрела на него, и её губы сжались. Глаза Поттера выглядели покрасневшими и с его стороны шёл запах перегара. Такое бывает, если опрокинешь вечером несколько лишних стопок. Немыслимо.— Нам нужны новые люди! Если увеличить рекрутирование... — начал Симус, и Гермиона ненамеренно отдала ему должок.— Рекрутирование имеет смысл, если для этих людей есть конкретные задачи, — сказала она.— Задачи есть всегда, Грейнджер, — ответил Финниган. — Ты не видишь? Мы в дерьме! Посреди войны!— Правда? — подняла брови Гермиона, преувеличенно наивно моргая, смотря в его сторону. — Как бы я поняла, если бы ты не сказал мне?— Мы положили несколько десятков Пожирателей в последнее нападение, — сказал Грюм низким голосом, то ли желая прервать эти детские перепалки, то ли действительно намереваясь поделиться информацией. — Но мы промазали, — он поднял взгляд. — Малфой жив. Гермиона даже почувствовала звук пороха. Бам. Эти слова пулей пронеслись по воздуху, ударяя её куда-то в шею, и Гермиона моргнула. Но поразительно было лишь то, что она выстояла. Начинка свинцом прошла прямо сквозь кожу, сделав дыру, а Грейнджер продолжала внимательно слушать. — Если бы мы уничтожили генерала, у нас был бы вариант для маневра. Сейчас... — Грюм опёрся о трость, — сейчас Волдеморт в ярости. Почти вся страна парализована, наши люди в близлежащих границах не могут вернуться или часто даже передать информацию. Все действия замерли, потому что все тебя ищут. Кажется, он готов сделать всё, чтобы вернуть тебя.— Она была его козырем в рукаве, — откинулся на стуле Симус с таким видом, будто знал всё досконально. — Доказательством власти. Когда все узнали, что она сбежала, стало очевидно, что он не выигрывает.— Но он выигрывает, — прервала его Гермиона. — Он выигрывает с бросанием в глаза этим пленным из Ордена или нет. Реддл выигрывает.— Но... — начал Рон, однако девушка не дала ему договорить.— Когда вы в последний раз думали над крестражами? — спросила Гермиона в лоб, смотря на него. Смотря на Гарри, который сидел за столом напротив Симуса и всё это время пялился на свои руки, а теперь поднял голову, и она заметила его покрасневшие белки. И молилась, чтобы это был алкоголь. — Мы... — тут же начал он. — Мы сосредоточили свои силы на другом. Орден больше не мог справляться с таким мизерным в масштабе количеством людей и...— Это была ошибка, — спокойно опровергла Грейнджер его слова.— Мы искали тебя, Гермиона, — Рон сделал шаг вперёд, но довольно быстро замер, чтобы этот его жест всё ещё выглядел естественно, а не неловко. — Мы добывали планы караулов всех мест, до которых могли добр...— Как я уже сказала, это была ошибка, — Гермиона сложила руки на груди, глубоко вдохнув.Повисла пауза, которую нарушил Рон.— Мы делали всё, чтобы тебя найти! — возмущённо воскликнул он. — Мы бросили всё, чтобы спасти тебя!— Да Гарри едва не рехнулся, о чем ты гово... — начал Симус.Гермиона почувствовала это за миг. Всплеск. Тот всплеск, который был на дне её вен и вот наконец наполнил всю.— Вы не имели на это никакого права! — ударила она ладонью о стол, чтобы остановить галдеж, и все за секунду затихли. — Это то, о чём мы говорили! Приоритеты! Мы на войне, чёрт вас дери! Вы должны были воспользоваться моментом, когда Волдеморт преисполнился своим тщеславием, и ударить по самому больному месту!— Ты могла уже быть мертва! — вскочил на ноги Гарри.— И какая вообще разница? — процедила Гермиона. — Какая разница, что я жива, если это ничего не значит в масштабе? Какая разница?! — воскликнула девушка. — Да, Гарри, я знаю, не мне тебе говорить о судьбе волшебного мира, это огромная ответственность, и это дерьмово, но ты не имеешь грёбаного права сдаваться! — закричала она. — Кто угодно, только не ты!Гермиона увидела боковым зрением, как Грюм приподнял подбородок. — Вы должны были искать дальше! Вы должны были проникнуть не в Центр, едва не убив остальных девушек, вы должны были сосредоточить свои силы на Нагайне! Вот что важно! — она повернулась к Поттеру снова. — И я не хочу слышать ничего о том, что ты делаешь с собой. Ничего о спиртном, сигаретах или ещё каком дерьме, которое ты вливаешь в себя. Возьми себя в руки, чёрт побери!Её голос отскакивал от кухонной кладки, будто увеличивал свой вес. Она так много об этом думала, но только сейчас, стоя посреди Гриммо 12, поняла, что это действительно значило. Гермиона хотела, чтобы они её отпустили. Но конкретно в этот момент уяснила, что её ?смерть? была благословением, потому что они не справились. Просто не справились.— Грейнджер, что у тебя на шее? — внезапно спросил Грюм. Гермиона бы вздрогнула от этого вопроса, если бы не была оцепеневшей внутри.Все вокруг устремили свои взгляды ей на грудь, и она опустила шею, не проконтролировав свои действия. Чёрт. На ней была надета рубашка. Рубашка с расстёгнутыми пуговицами у горла. Ожерелье из золотой паутины поблескивало на свету от окна, которое начинало затапливать весенним солнцем, что становилось всё ярче с каждым днём. Она коснулась рукой переплетений, проведя по ним кончиками пальцев.— Это... — запнулась Гермиона. — Это принадлежало одной из жён Пожирателей, — нашлась она. — В один из дней служанки украли его, но затем... — девушка замолчала, стараясь придумать правдоподобное продолжение, но судя по взгляду Люпина, все восприняли это за траурное молчание. Так даже лучше.— Я взгляну? — спросил Римус, оставаясь тактичным.Её губа дёрнулась, но Гермиона с нажимом облизала их, чтобы как-то объяснить нервный жест. Нащупав застёжку под волосами, девушка ощутила, как магия прошлась по украшению, когда она высвободила небольшой карабин. Гермиона могла поклясться, что никто не смог бы отстегнуть подвеску с её шеи, кроме неё. Потому что Малфой поместил туда ожерелье. Она не проверяла, но могла дать голову на отсечение насчёт этого.— Я не слишком разбираюсь в украшениях, но... — произнёс Люпин, выуживая из кармана штанов очки и надевая их на нос, хотя Гермиона не могла вспомнить, носил ли он когда-то их раньше.— Эта вещица стоит не меньше сотни галлеонов, — сказал Грюм, и она увидела, как его синий взгляд метался по ожерелью.Пятьсот десять. Гермиона помнила точную цифру.— На это можно купить несколько ящиков лекарств, — озвучил Рон очевидные мысли всех собравшихся в комнате.— Грейнджер, ты не будешь против отдать его нам? — дёрнул головой Грюм, вновь посмотрев на неё. — С этим можно решить множество проблем Ордена.Она чувствовала, как слюна скопилась у неё в гортани. В чём проблема, Гермиона? Ты даже не хотела его покупать. Эта штука была тебе не нужна. Она постоянно скрывалась сначала под серым платьем с белым воротником, а затем под другой одеждой. Такому украшению нужно находиться на шее какой-то мадам на званом вечере, оно должно впадать в ложбинку её бюста, привлекая туда взгляд. Но точно не на тебе. Ты чертовски ему не подходила.Но...?Оставь свою язвительность при себе, Грейнджер. Вдруг мне так нравится больше??Девушка сглотнула, выдохнув.— Конечно, — ответила она. — Там хватит не только на лекарства.Грюм кивнул, сжав в руке ожерелье, и засунул его в карман куртки после того, как Люпин его ему отдал.— Через три дня собрание в Норе, нам нужно обсудить планы, — поковылял Грюм к выходу, стуча деревянной ногой, и бросил на Гермиону взгляд. — Будь готова, Грейнджер, — хлопнул он её по плечу и вышел.Это было лучшее ?С возвращением? от Грюма, которое она могла ожидать. И оно оказалось самым приятным. Никаких слёз или прижиманий к груди. Никаких рассказов о том, что они пытались. Ей не нужно было это всё.Люпин пробормотал пару слов о том, что ему пора возвращаться в штаб к Доре, и аппарировал, толком ничего не объяснив. Такая спешка была явно показателем того, что он хотел как можно скорее оставить их наедине. И с исчезновением бывшего профессора ЗоТИ стало особенно явно, что с момента возвращения Гермионы они ни разу не собирались втроём, плевать на Симуса.— То есть, мы должны были забить? — вспыхнул Поттер, будто только и ожидал момента, пока не останется лишних ушей. — А ты бы забила, Гермиона? Смогла бы?!— Я навсегда отказалась от своих родителей, Гарри, — ответила девушка. Гермиона вспомнила о том, как стирала им память, хотя это воспоминание существенно терялось на фоне того, в котором она сажала их на поезд и доверилась врагу, отпуская навсегда. Действительно навсегда. И ей стало интересно, в те моменты, когда Гермиона говорила мальчикам о том, что как только закончится война, всё вернётся на круги своя, и она вновь сможет обрести семью, они поддерживали эту легенду в её голове из сочувствия? Знали ли Рон и Гарри уже тогда, насколько это маловероятно? — Так что я не хочу слышать об этом ни слова, — отрезала Гермиона, смотря на покрасневшие белки Поттера и чувствуя, как ярость скапливалась в ней с новой силой. — Ни слова больше.Она вышла за дверь, точно зная, что едва толкнула её, но та врезалась в косяк двери с грохотом, который разорвал утро на две равные части.***Гермиона прополоскала рот, выплюнув воду. Господи. Ей явно не следовало есть жирные рёбра. Миссис Уизли приготовила ужин, который был просто потрясающим на вкус, но который потом аукнулся спазмами в животе. Этому ребёнку явно не нравилось что-то, что содержало в себе так много холестерина.— Всё, я больше не буду, обещаю, — простонала Гермиона, раздражённо обращаясь к своему животу, вытирая рот салфеткой.О, она совершенно точно сходила с ума. Убедившись, что её больше не вывернет, девушка наколдовала лимонную воду в стакан. Гермиона уже успела забыть все ?прелести? токсикоза и, конечно же, сомневалась, что то самое зелье можно будет успешно заменить лимонадом, но попытаться стоило. Ей внезапно стало невыносимо жарко. Так всегда бывало, когда температура слегка подскакивала после тошноты. Она обернула шарф вокруг шеи, накинула пальто и вышла на улицу. Полвторого ночи. В последнее время Гермиона так редко спала по ночам. В последнее время она так редко спала. Её чаще тошнило не от еды, а от тревоги, из-за которой Гермиона подхватывалась на влажных простынях, смотря на те самые обои, которые каждую ночь обещала себе приклеить и забывала с наступлением рассвета. Одиночество въедалось в осенние зрачки, делая их серее. Гермиона и раньше не была заводилой, предпочитая книги людям, а сейчас ей казалось, что любое общество выпивало из неё все соки. Или эти взгляды. Которые сопровождали её везде. Везде. Раньше это были похотливые сальные глазки, которые скользили по её фигуре, принадлежащие Пожирателям, а теперь опасливые, заинтересованные, шушукающиеся рты у неё за спиной.Она вышла на улицу, выдохнув пар. Больше не было снега. Жаль. Потому что сейчас ей как никогда хотелось подставить лицо снежинкам, которые таяли бы на коже, охлаждая её.Гермиона подняла голову. Это одна из тех вещей, что она любила на Гриммо, — зв?здное небо. В Мэноре даже среди ночи сияли фонари, освещавшие разные участки, и увидеть звёзды было куда сложнее. Такая ирония. Хотя если вспомнить, что Мэнор всё же принадлежал Малфоям, ирония становилась не слишком колючей.Гермиона втянула носом воздух, рассматривая блестящие огоньки на ночном покрывале. Это было похоже на бриллианты, такие же, как она носила у себя на шее. Гермиона практически не замечала ожерелье, но теперь, лишившись этой вещицы, стала чувствовать себя голой. Ещё более голой, чем раньше. Её рука словно затеяла эту игру против неё, она всегда тянулась к шее, будто не давала ей забыть. Девушка зажмурилась, чтобы отогнать от себя эти мысли, а затем открыла глаза, сконцентрировавшись на небе. Гермиона не была большим знатоком созвездий, но она любила уроки Астрономии и поэтому кое-что да помнила, особенно свои мозоли на пальцах от черчения карт неба в желании получить хорошую оценку. Девушка хмыкнула. Ей так отчаянно хотелось вернуться в те времена, когда всё, что было нужно, — это не завалить тест. Она закусила губу, уже на полпути понимая, что искала. Не од?ргивая себя даже. Потому что она заслужила маленькое преступление за эти дни. В Ордене думать о чём-то подобном казалось ещё более грязным, чем где-либо. Она довольно быстро нашла группку из четырёх звёзд и подняла палец, прищурившись, чтобы не потерять из виду хвост. Дракон. Ей повезло, что сегодня небо не было затянуто тучами, как несколько дней до этого.Где ты? Этот вопрос стал ей верным слугой. Она так часто теряла его, хотя он ей даже не принадлежал. Никому не принадлежал. Но она продолжала искать его. Даже если одёргивала себя физически. В мыслях это не заканчивалось. Не заканчивалось, когда глаза бегали по страницам газет; когда доносились слухи от ртов, которые сменяли друг друга в тесном коридоре под шум кричащей матери Блэк. Когда была трескотня волшебного радио из-за людей, собравшихся в гостиной, которые настраивали звук, она присоединялась к ним, зная, что находится там по запретной причине. Гермиона искала его везде, теперь даже среди звёздного неба.Где. Ты.Драко канул как в воду. От него не было слухов. Никаких. Не было ничего, что говорило бы о том, что он жив. Или мёртв. Гермиона слышала, как Люпин говорил, что это вполне может быть знак о его смерти, ведь если так, то Волдеморту захочется скрыть это. Такие предположения заставляли её сердце стучать ещё более рвано, и она отказывалась верить в подобное. Если бы Драко умер, они бы узнали. Хотя, может, он не мёртв. Возможно, Драко в темницах. Может, ему не удалось спастись. Гермиона покачала головой, наблюдая за тем, как мерцали звёзды в его ?имени?, помигивая. Нет. Драко слишком умён, а Реддл слишком в нём нуждался. Малфой продумал это заранее. Он не дал бы так просто вывести себя из игры.— Что ты здесь делаешь? Гермиона резко выпрямилась и посмотрела на Симуса, который осторожно спускался по ступенькам. На нём была куртка, вывернутая наизнанку, и она натягивалась с правой стороны так, будто он сжимал руку в кулак.Гермиона нахмурилась, слыша, как постепенно утихомиривалось сердцебиение после испуга.— Я тебя разбудила? — спросила она, решив, что её ?занятие? очевидно и не требовало объяснений.— Чем ты здесь занималась, Грейнджер? — прищурился Финниган.Гермиона приподняла бровь.— Какого чёрта, Симус? — спросила она, поворачиваясь к нему.— Тебе не кажется, что ты ведёшь себя несколько странно? — выделил он последние слова особо, поднимая интонацию. — И всё, что происходит с тобой, сплошь покрыто тайнами, — Гермиона приподняла подбородок, как бы говоря ему продолжить. — Ты вдруг появляешься из ниоткуда, ни с кем не общаешься, ничего не говор...— О, прости, ты, видимо, рассчитывал на мой личный отчёт? — язвительно хмыкнула Гермиона.— Они считают, что, возможно, тебя подослали специально. Всадили в тебя какое-то проклятие или что-то вроде того, хоть Помфри и клянётся, что ты абсолютно здорова, но я, блять, не верю, что ты могла растерять свои способности к чарам. Девушка приоткрыла рот, смекая, в чём подозревал её Симус.— Ты... — у неё буквально пропал дар речи. — Ты вообще в своём уме?— Серьёзно, я ничуть не отметаю возможности того, что с тобой что-то сделали. Или это вообще не ты... Ревел... Симус не успел проговорить до конца заклинание, как Гермиона резко отмела его взмахом палочки, заставив отскочить к стволу дерева, превратив участок коры в труху.— Не смей пытаться меня проклясть, Финниган! — сцепила она зубы от такой наглости. — Ты можешь жить со своими сумасшедшими предположениями наедине, но не забывай, с кем ты общаешься!В ней кипела злоба, которая была новым видом для неё. Все акты непослушания, неуважения и чрезмерной глупости поджигали в Гермионе невидимый фитиль. Она не любила, когда с ней спорили, потому что в глубине души Грейнджер ставила мнение большинства людей под огромный вопрос, но сейчас справляться с этим стало практически невыносимо.— Об этом я и говорю! — воскликнул Симус. — Ты ведёшь себя как последняя сука! Все думали, что ты умерла, и может это звучит не очень, но я хотя бы не строю из себя непонятно что, — прыснул он, не сводя с неё глаз. — Может, оно было к лучшему. Гарри только начал приходить в себя. Он только согласился вновь начать что-то делать, отвлечься от...— От чего? — сделала она шаг вперёд и заметила, как парень невольно отклонился назад. — От актов саморазрушения? Не лечи меня, Симус, я слишком долго знаю Гарри. Он погряз в самобичевании и забыл о том, что эта чёртова война в большей степени зависит от него. От миссии, которую поручил ему Дамблдор и в которую ты теперь посвящён. И он не имел никакого права расклеиваться!— Похеру, что ты думаешь, Гермиона, — выплюнул Финниган и приподнял подбородок, — но учти, что я за тобой слежу. Ты и шагу не сделаешь без того, чтобы я не заметил этого.— Да? — усмехнулась девушка. — И что же ты тогда сделаешь? Она подступила к нему ещё на пару шагов, удерживая улыбку на губах. Язвительную, издевающуюся. Не принадлежащую ей. А ведь в каком-то роде Симус был прав. Это действительно уже не она.— Стой, где стоишь, мать твою! Симус отскочил на первую ступеньку, едва не разодрав карман своей куртки, когда выбросил правую руку вперёд, сжимая палочку. Жилы на его шее выступили, показывая напряжение. — Иначе ты заплатишь, Грейнджер. Богом клянусь. Мне терять нечего, я не доверяю тебе ни капли, и если ты вдруг надумаешь хотя бы дёрнуть рукой...Она бесстрашно подошла ближе, держа руки в карманах и не спуская с него глаз. Не чувствуя опасности. Да, Гермиона прекрасно знала, что любое боевое заклинание, которое могло бы ей навредить, отскочит от неё, его поглотит невидимый щит, но то, что она чувствовала, шло откуда-то изнутри. Когда ты абсолютно не сомневаешься в том, что напротив тебя противник, который не сравнится с тобой.— Ты думаешь, что вселяешь в меня страх? — спросила Гермиона размеренно, выгнув бровь. Она подходила к нему, и было видно, что с каждым шагом, когда дистанция между ними сокращалась, уверенность Симуса в собственной волшебной палочке становилась всё меньше и меньше. — Но я видела страх, — сказала Гермиона шёпотом, когда встала так близко к палочке, что чувствовала, как та едва-едва чиркала ей по подбородку, потому что руки Финнигана тряслись не то от холода, не то от недостатка храбрости, которая была лишь бравадой. — Я видела чистый ужас. И у него другая улыбка.Она обошла его, слегка задев плечом, и закрыла за собой дверь, оставляя Финнигана наедине. На брусчатку заднего двора постепенно начал падать мокрый снег.