38-39 (1/1)

38.Были времена, когда Лидия знала, что тонет. Порой она могла это предвидеть. Это было первое, что она ощущала с утра или последнее вечером, когда она уже должна была укладывать его спать. В другой раз это неожиданно настигало её, хватая за пятки, выдергивая песочную землю из-под ног. Эти времена были похожи на седьмую волну, которую она никогда не видела, даже когда Чарли высчитывал её на пляже тогда, несколько месяцев назад. Но как бы там ни было, вода накрывала её, выдавливая воздух из легких и наполняя глаза соленой водой до тех пор, пока мир не превращался в размытое пятно, и каждый вдох уносил ее все глубже.Она начала просыпаться по ночам, уверенная, что слышит его, и так же, как она делала, когда он был маленьким, она вылезала из постели прежде, чем ее сон прерывался. Затем, накинув халат на плечи, осторожно, даже в полусне, выходя именно из своей комнаты, а не из комнаты Джин, она проходила половину лестничной площадки, прежде чем вспоминала.Его там не было, простыни были гладкими и заправленными, занавески открыты в ночи.Это были еще только дни. Она все еще могла пересчитать их на руках. Ребенок умеет считать столько же, сколько дней уже прошло. Но никогда она еще не считала время так. Она носила фотографию в кармане фартука или между страницами книги, которую не могла прочесть. Джин взяла фотографию, это было совсем недавно. На ней Чарли ухмылялся со своим наполовину выросшим зубом, его носки раздражающе болтались, и это причиняло ей боли больше, чем она могла описать.Дот пришла снова, и они сели у огня. Джин предложила виски. Позади них до потолка поднималась Рождественская елка, раскрашенные ангелы с цветными улыбками, тусклые безделушки, медленно вращающиеся в неподвижном воздухе; на полу коробка со свечами.—?На фабрике ходят разговоры,?— сказала Дот. —?Слухи.—?О нас? —?спросила Джин.—?Некоторые из них. —?Дот посмотрела на Джин, словно ожидая подтверждения, и та слегка кивнула. —?Некоторые из них, да.—?Тогда расскажи нам,?— попросила Лидия.Дот колебалась.—?Ты пришла сюда, потому что у тебя есть что нам рассказать, Дот. Расскажи или оставь нас в покое.—?Я твоя подруга, Лидия. Я пришла сюда, потому что я твоя подруга.—?У него мой ребенок. Это все, что меня волнует.—?Хуже, чем сейчас, быть не может,?— сказала Джин.Дот отхлебнула виски, ко вкусу которого не привыкла.—?Жжет горло? —?спросила Джин.Но она увидела, как на щеках Дот вспыхнул смелость, а потом она заговорила, спокойно и ровно:—?Говорят, Роберт знал, что что-то не так. До того, как встретил Айрин.—?Айрин, значит,?— сказала Лидия. —?Айрин.—?Ее зовут Айрин Медоуз.—?Айрин,?— повторила Лидия. —?Имя, которое произносит мой мальчик, мой сын. Сейчас, пока вы тут разговариваете, Чарли говорит: ?Айрин?.—?Какая она? —?спросила Джин.—?Она молода. Работает в офисе.Лидия нетерпеливо кивнула.—?Мы это знаем. Мы знаем, что она молода. Как она может быть не молодой? Но какая она? С Чарли?—?Я никогда с ней не встречалась,?— сказала Дот. —?Понятия не имею. Но я слышала, что она добрая.Лидия подняла глаза к потолку, чтобы сдержать слезы.—?Не делай ее доброй,?— сказала она плачущим голосом, хотя глаза все еще были сухими. —?Не делай ее доброй. —?Она посмотрела на Джин. —?Ей обязательно быть доброй?—?Так будет лучше. Для Чарли. Пока он не вернется.—?Я лучше пойду,?— сказала Дот. —?Я приду в другой раз. Даже завтра. Или в операционную…Но Лидия умоляла.—?Мне очень жаль. Пожалуйста, не уходи. —?Слезы, которые она сдерживала, потекли по ее лицу.—?Это всё сплетни, которые я слышу на фабрике,?— сказала Дот. —?Ты же знаешь.—?Но это все, что известно,?— сказала Джин. —?Значит, это правда.—?Пожалуйста, не говори больше о Чарли,?— сказала Лидия. —?Расскажи нам, что еще говорят.Но она не могла сидеть и слушать слухи, которые распространялись по столовой, как шепот на китайском базаре.—?Я пойду спать,?— сказала она. —?Расскажи это Джин, чтобы мы знали.Лидия лежала неподвижно между простынями, как камень, чтобы не чувствовать слишком много. На прошлой неделе ее тело потерялось, не зная, когда оно голодно, устало или замерзло. Она лежала измученная, усталая, но не спала. В конце ночи она могла бы заснуть, если бы только могла успокоить свой разум. Поэтому она сделала то, чему научилась, когда была намного моложе, и ее голова гудела, но не от горя, как сейчас, а от танцев и перспектив.Она представила себе пустую комнату, без красок на стенах, без окон, представила место, где не на что смотреть, кроме маленького простого стола в центре. На столе жестяная банка без этикетки. Как только ее разум увидел банку, она держала ее там. Она не позволит своему разуму заглянуть в эту воображаемую комнату, не позволит ему уйти.Прямо за столом, прямо за тусклыми стенами и пустой комнатой, ужасный прилив чувств нахлынул и утонул, но она не сводила глаз с банки; она не отводила взгляда. И наконец, ее мысли выбросились на берег, и она уснула.Когда она проснулась, было еще темно, руки и ноги казались одурманенными и тяжелыми, волосы падали на лицо, как трава. Ей снился сон. Стояло лето, а не зима, и они с Чарли смеялись на кухне, ярко освещенной солнцем, пол был выложен плиткой, стены покрыты грубой штукатуркой, а за окном виднелось море.С минуту сон теплел на её коже, а затем он превратился в пепел, и она закричала. Никаких слов, только звук.Она закричала, и Джин была рядом, но она не могла ей помочь. Она могла только держать ее.Она держала ее, и так они лежали секунды, минуты или часы. Время шло из головы. Они лежали так долго, так неподвижно, что Лидия уже не знала, где кончается ее тело и начинается тело Джин. Наконец она нашла Джин, теперь уже голодную, отчаянно нуждающуюся в чем-то, в другом виде сочувствия, и Джин занялась с ней любовью в этой темной постели, так что она снова закричала, громко и сильно, и накрыла запястье Джин своей рукой, прижимая ее к себе, словно никогда не отпустит.—?Мы сделали что-то очень плохое? —?прошептала Лидия.—?Нет,?— ответила Джин. —?Нет. —?Но когда Лидия снова заснула с измученным усталостью телом, Джин лежала без сна, гадая, действительно ли она сделала что-то плохое этой женщине, которую так любила.В конце концов Джин спустилась вниз. Было поздно и холодно. Так холодно, что боль не чувствовалась. Она сидела перед угасающим теплом костра. Рождество через два дня. Пока они украшали елку, она все обсудила с Сарой, и они сделают все, что в их силах. Но никто не притворялся, что все это можно стерпеть.Она пробыла там минут десять, когда прозвенел звонок. Это удивило ее. Прошло много времени с тех пор, как ее в последний раз вызывали ночью. Она быстро подошла к нему. Лидия спала наверху, звонок в спальне был отключен, но Джин наблюдала за ней. Ее сон был прерывистым, и нужно было совсем немногое, чтобы он стал спокойным.Всё было по-другому, когда люди звонили ночью. Они звонили сильнее, как будто темнота делала вещи ещё более серьезными. Страхи, потребности, действия. Если не отвечать сразу, они звонили снова, а затем стучали, сильно ударяя костяшками пальцев по дереву, так что в коридоре эхом отдавалась их настойчивость.Джин не узнала женщину, стоявшую на крыльце.—?Доктор Маркхэм,?— сказала женщина.—?Чем могу помочь?Луна сделала в небе тонкий изгиб, и ночь, казалось, была еще темнее. Должно быть, это была неловкая прогулка, с вечными спотыканиями, откуда бы она ни пришла. На ней было пальто, но не было ни шляпы, ни перчаток, ни шарфа.Женщина, казалось, не хотела говорить.—?Не хотите войти? Очень холодно,?— сказала Джин.Женщина слегка кивнула, и Джин закрыла за ними дверь.Женщина все еще колебалась, хотя Джин видела волнение в ее движениях и страх на лице. Она заметила, что та огляделась вокруг, не просто огляделась, а словно что-то искала.—?Кто-то заболел? —?спросила Джин, и женщина, словно обратившись к самой себе, кивнула.—?Моя дочь,?— сказала она. —?Она очень больна.—?Кто ее врач? —?спросила Джин. Было что-то знакомое в лице этой женщины, но Джин знала, что она не была ее пациенткой. —?Было бы полезно…Женщина прервала ее:—?Должно быть, это вы,?— сказала она.Джин прислонилась к столу. Она была измучена. Она не хотела слышать о чужих трудностях. Она не хотела видеть чужих трудностей.—?Должно быть, это я,?— повторила она. Она слишком устала, чтобы помогать этой женщине справляться с неприятностями, которые таила в себе эта фраза. Поэтому она ждала, не сердясь.Женщина посмотрела вниз, потом на кафельный пол, пока ее взгляд не встретился с ботинками Джин.—?Моя дочь истекает кровью,?— сказала она, поднимая голову и глядя Джин прямо в лицо.—?Сильно?Женщина кивнула.—?Тогда вы должны немедленно отвезти ее в больницу,?— сказала Джин. —?Я дам вам телефон. Вы сможете сделать это отсюда, если хотите.Но женщина покачала головой.—?Не могу.—?Почему вы пришли ко мне? Я вас не знаю,?— сказала Джин.Женщина слегка споткнулась и протянула руку. Она была очень бледна.—?Садитесь,?— сказала Джин и, когда женщина села, спросила:?— Как вас зовут?—?Миссис Кранмер,?— сказала женщина. —?Пэм Кранмер.Прошло не больше минуты, прежде чем она заговорила снова, но на другом конце города была девушка, истекающая кровью, и время изменило свою структуру. В наступившей тишине Джин произнесла ?Энни? и увидела, как Пэм кивнула. Она сразу поняла, что, что бы она ни сделала дальше, она пожалеет, что не поступила по-другому.—?Ты знаешь, что я не могу тебе помочь,?— сказала она наконец. Она осталась стоять. —?Отвези её в больницу.Пэм молчала.—?Когда это началось? Как скоро? —?спросила Джин.—?Минут через пятнадцать после ухода женщины. Я пошла искать её. Но она не вернулась.Джин посмотрела на часы.—?Сейчас одиннадцать сорок пять. Как долго она истекает кровью?—?Уже час.Пэм сидела на стуле, положив руки на колени. Она сидела прямо и ровно дышала; к ней немного вернулся румянец. Она отвечала на вопросы нейтральным, тихим голосом. Но она казалась хрупкой, словно вот-вот треснет.Джин посмотрела на нее и подумала о Лидии, спящей над ними. Она подумала о том, что сделала эта женщина.—?Чем пользовалась та женщина?Голова Пэм дернулась назад, как будто Джин ударила ее.—?Что? —?сказала она.Джин нетерпеливо отвернулась.—?Что она использовала? Вязальные спицы?—?Я не знаю,?— ответила Пэм.Ярость охватила Джин, она с силой вырубила её на корню, повернулась к Пэм и подошла к ней так близко, что она почувствовала запах шерсти в пальто и лака для волос под платком. Она говорила не своим голосом, интимным и грубым.—?Ты не знаешь? Тогда где ты была?—?Я не смотрела.—?Но ты любишь острые предметы. Тебе нравится смотреть, что они делают. Тебе нравится совать их везде, царапать и заставлять людей истекать кровью.Она вспомнила, как Лидия сидела на кухне и отвечала, когда Джин с ней говорила, а ее пальцы снова и снова тянулись к фотографии на подлокотнике кресла, так что теперь ее углы были стерты до серой бумаги.Руки Пэм лежали на коленях, слепо извиваясь. Джин хотела схватить их и сломать.—?Может, она воспользовалась крючком, чтобы все это вытащить. Это все используют. В каждом доме есть один. Тебе нравится эта мысль? Твоя дочь, твоя драгоценная дочь и крючок?Пэм поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, ее глаза были закрыты, дыхание прерывалось.—?Или ложка для маринования. Тогда не испачкаешь пальцы о банку.Подняв свою сумку, она бросила ее к ногам Пэм.—?Ты отняла у нас всё, что могла. Забрала у Лидии сына. Разрушила мою практику. Теперь, теперь ты хочешь, чтобы я взял эту сумку, надела шляпу и пальто и пришла к тебе ночью, чтобы помочь твоей дочери. Меня за это накажут. Я могу попасть в тюрьму.—?Лидия любит ее.Голос Пэм пронесся словно лезвие в воздухе. Это остановило Джин, удержало ее на месте. Она отступила к стене. Откуда-то Пэм почерпнула этот голос, эту резкую, тонкую влиятельную силу.—?Она всегда поощряла ее. Энни хочет быть учительницей. Она не сможет, если…—?Но это ты разрушала её мечты. Лидия мне рассказывала. На каждом её повороте стояла ты.—?Лидия никогда не понимала. Мои родители умерли, я воспитала брата. Мой муж умер, я воспитывала детей. Я всю жизнь проработала на этой фабрике.—?И Энни не должна хотеть чего-то другого? —?Джин покачала головой. Разговор был сумасшедший. Девушка истекала кровью, возможно, до смерти.—?Я вызываю ?скорую?,?— сказала она.—?Пожалуйста,?— Пэм вскочила на ноги и схватила Джин за рукав. —?Ради моего ребенка,?— сказала она.—?Нет! —?крикнула Джин, и эхо отразилось от кафельного пола и холодных стен. Она прислушалась, но сверху не доносилось ни звука.Она вышла из холла и направилась на кухню. Приглушенный свет струился за ней, омывая пол, отбрасывая ее тень впереди. Она кипела от ярости, ее тело было свернуто в клубок, мышцы напряглись. Она повернулась в пустой комнате и снова повернулась, как будто там было что-то, что могло бы ей помочь. Но комната не отвечала, и, чтобы охладиться, она подошла к раковине и открыла кран. Вода упала ей на руки, увлекая вниз, успокаивая. Она встала, и что-то открылось в ее сознании. Идея. Возможно, выбор.Вода стекала по костяшкам пальцев. Она перевернула ладони, и вода растеклась по ним, заливая рукава. Она стояла неподвижно и ждала, подавляя свой гнев, подавляя себя, чтобы вытянуть эту робкую мысль. Дома она увидела чашки и сковородки, предметы из другого времени. Пустая банка из-под меда опрокинулась, этикетка едва виднелась, чернила потекли по осторожной руке Чарли. Она взяла банку, потом поставила ее на место.—?Моя цена,?— сказала она.Они нашли Энни на полу кухни, съежившуюся, как животное, прижав колени к животу, с тусклыми глазами. Простыни под ней были пропитаны кровью. Кровь хлестала по полу.Джин быстро приказала Пэм снова приготовить стол, вскипятить воду, найти более яркий свет, быстро подошла к девушке, погладила ее по лбу, тихо и нежно заговорила с ней.—?Энни,?— сказала она,?— я доктор Маркхэм. Подруга Чарли. Я собираюсь остановить боль и кровотечение. Сожми мою руку, чтобы я знала, что ты слышишь.Они подняли девушку на стол. Джин посмотрела на Пэм.—?Не забудь,?— сказала она, не отводя взгляда. Потом:?— Держи ее. Ты ей нужна. —?И она начала.39.Чарли пошел на реку с Бобби в канун Рождества. Было утро, и у него в распоряжении весь день. Небо было очень голубым, и на нем все еще висела тень Луны.Чарли сказал, что они должны пересечь голубой мост и пойти к плотине, потому что наверху может быть тело. Они вскарабкались на него, проскользнули мимо знака опасности и человека с красной палкой, спотыкающегося о тонкую красную линию, и стали искать тела или что-то еще над шлюзом. Они пошли к воде с палками, переворачивая речные объедки, как женщины на распродаже. Декабрьское солнце светило им в затылок. Шум был великолепен, он прорвался сквозь голову Чарли. Он не слышал собственных мыслей и кричал в ответ, так громко, как только мог.Когда они устали этим заниматься, они пошли, слегка покачиваясь, на трубную фабрику и съели шоколадное печенье, которое Бобби принес из Рождественской жестянки. Он сказал, что когда разбогатеет, у него будет катер и самолет. Чарли сказал, что поедет на Амазонку или, может быть, в Австралию.Теперь их логово превратилось в ничто. Полоска гофрированного железа, гнилые доски и пара ржавых банок. Брезент исчез, как и банка сардин. Змеи тоже теперь были летними снами. Они нашли другое место, Чарли достал спички, которые уговорил Айрин принести, газету и несколько полосок растопки, и они разожгли костер на зиму.—?Мне надо вернуться к обеду,?— сказал Бобби. —?Там будут мои кузены. Мама сказала, что у меня будут неприятности.Чарли протянул руки к огню.—?Ты у отца? —?сказал Бобби.—?Мы могли бы купить чипсы. Приведи их сюда,?— сказал Чарли, как будто Бобби ничего не говорил. —?Айрин дала мне Шиллинг. —?Он подбросил его в доказательство.Они развели костер так, что он пылал высоко. В солнечном свете не было видно пламени, можно было только видеть, как сгибается воздух.—?Они уедут через пару дней,?— сказал Бобби. —?Мои кузены. после Рождества.Чарли пожал плечами.—?Тогда пока,?— сказал он.Он взял немного чипсов и вернулся к плотине, но там были мальчики постарше и собака с шипованным ошейником. Ему не понравилась собака. Не торопясь, он пошел обратно через город. На улицах было оживленно. Женщины с полными корзинами, бегающие дети, мужчины, слоняющиеся по пабам. Сначала Чарли был занят тем, что наблюдал, но дважды, а потом и в третий раз ему показалось, что он видит свою мать, поэтому он опустил глаза на тротуар, только чтобы смотреть на дорогу.Он не хотел ее видеть. Он не хотел думать о ней. Его разум бушевал, и он стукнул костяшками пальцев по церковным перилам так, что они почернели и заболели. Он ненавидел своего отца. Но он не знал, что чувствует к своей маме, кроме того, что если увидит ее, то будет держаться за нее, и полиции придется тащить его прочь, потому что он будет кричать, брыкаться и бить, чтобы вернуться к ней.Он медленно пошел назад, проделав долгий путь через парк. Больше там никого не было. Он пнул в густые кучи листьев, мульчированных зимой.—?Оставь это! Оставь! —?пока его башмаки не заблестели и не покрылись землей. Он говорил вполголоса, как детективы в триллерах.—?Собираюсь выследить этого никчемного бездельника прямо за городом,?— пробормотал он. —?Не так ли, друг мой?Чарли почувствовал запах пива, когда открыл входную дверь, и услышал крики. Мужской голос?— отцовский?— и женский. Его матери? Он протолкался по узкому коридору и повернул ручку двери, его сердце бешено колотилось, а храбрость была на высоте. Он бы избил отца, задушил его, пинал бы между ног. Но когда он открыл дверь, то услышал не мать, а тетю. Это была Пэм, и она кричала на отца. Чарли остановился, дверь была приоткрыта. Ссора пошла дальше. Они его не видели. Он снова потянул дверь на себя, отступил назад и прислонился к стене.Тетя обожала отца. Он никогда не слышал ее такой. Она не любила его мать, но обожала отца. Теперь они звучали очень сердито, отец был пьян. Чарли знал, как подслушивать за дверью. Это было небезопасно, и он начал подниматься по лестнице.Но голос Пэм был таким громким, что он услышал бы его на чердаке, если бы он у них был.—?Ты взял его, потому что был зол. Ты его даже не любишь.—?Это из-за нее.—?Нет. Он не стал тебе нравится больше за эту неделю, а её даже близко нет.Чарли не мог не слушать. Он сел на ступеньку.—?Не говори мне, что я чувствую,?— сказал отец. —?Ты всегда говоришь мне, что я чувствую.Кто-то толкал стулья, с грохотом упала бутылка, а потом раздался голос Пэм:—?Моя дочь чуть не умерла прошлой ночью.—?Ее проблема. Надо научиться не раздвигать ноги.Мгновение не было слышно ни звука, а потом снова раздался голос Пэм:—?А как насчет тебя? Ты не застегивал ширинку последние пять лет. Ты не можешь винить Лидию за то, что она нашла другого человека, чтобы согреться. Всё это только потому, что тебе нравится эта девушка, когда она стоит с прямой спиной и заваривает чай также хорошо, как и трахается. Более того, бьюсь об заклад, она тебе нравится даже больше, когда не нежничает с твоим маленьким сыном.—?Ты немного изменила свою песенку. С каких это пор тебя волнует, что чувствует Лидия? И теперь уже какая разница? —?голос его отца слегка дрожал.—?Разница в том, что я, черт возьми, воспитала тебя и защищала от всех, кто мог прийти, всю твою чертову жизнь, особенно когда они говорили о тебе правду. Ты никогда не думал ни о ком, кроме себя, и все это знают. Хотя твоей жене понадобилось больше времени, чтобы это выяснить. Я не могу не любить тебя, ты моя кровь, но ты эгоист до мозга костей. Теперь я прошу тебя сделать кое-что для меня.Потом снова послышались звуки и что-то от отца, похожее на проклятия, и снова голос Пэм.—?Я прошу тебя кое-что сделать для моей дочери. Дай ей шанс на будущее. Ты не хочешь, чтобы твой сын был здесь, но ты слишком горд, чтобы признать это.Чарли обхватил руками колени и прижал их к себе. Пэм продолжала, как дорожная дрель, и ему хотелось зажать уши руками, но также он хотел слушать.—?Была цена, Роберт. Доктор пришла ко мне, и я пообещала ей кое-что взамен. Я должна была пообещать ей.—?Цена. Мой сын взамен на твою дочь. —?Голос отца звучал приглушенно, словно он отвернулся.—?Ты не хочешь, чтобы он был здесь,?— повторила она. —?Ты хочешь, чтобы Айрин была только твоей.Чарли ждал, и Роберт заговорил так, словно подбирал слова одно за другим.—?Он не мой сын,?— сказал он.Чарли потянул себя за шрам на локте. ?Больнее, больнее??— думали его пальцы.—?Не таким должен быть мой сын,?— сказал Роберт.Чарли вонзил в шрам ноготь и приподнял корочку корки. На глаза навернулись слезы. За его спиной все еще звучали голоса. Схватив струпья кончиками пальцев, он потянул. Кровь появилась, маленький красный купол.Ключ торчал в замке входной двери. Чарли должен встать, иначе его там увидят.—?Она позаботилась об этом,?— услышал он голос отца.Открылась входная дверь, и вошла Айрин. Ее глаза блестели от Рождества, а руки были заняты.—?Чарли! —?сказала она, приветствуя.Он поднялся медленно, как старик, но ничего не ответил. На рукаве запеклась кровь. Когда Айрин закрыла входную дверь, появился отец.Роберт переводил взгляд с Айрин на Чарли и обратно. Чарли почувствовал запах алкоголя.—?Слушали,?— сказал он, обращаясь не только к сыну, но и к Айрин.—?Слушали что? —?сказала она.—?Пэм здесь. Вам лучше войти.Не взглянув больше на Чарли, Роберт вернулся в дом, и дверь закрылась.Айрин плакала, когда вошла в его комнату. Плакала и качала голвой. Она что-то протянула.—?Вот,?— сказала она, протягивая ему колоду карт. —?Больше ничего, не так ли?Она взяла его сумку, собрала в нее остатки одежды и вложила в руки Чарли.—?Иди к отцу,?— сказала она.Пэм стояла в дверях кухни, а отец развалился на стуле. Чарли ждал. Он смотрел, как мишура шевелится на сквозняке. Она издал дрожащий металлический звук.—?Давай, говори,?— мягко сказала Пэм Роберту, как будто мальчиком был здесь он.Роберт поманил Чарли. Он подошел ближе, на расстояние вытянутой руки. Отец уставился на него, и он ждал, легко переступая с ноги на ногу, удара или резкого слова.—?Убери его отсюда,?— сказал он.