Семь (1/1)

Надев свой лучший костюм-тройку, черный в белую полоску, Ник отправился привычным маршрутом в студию ?Разрушающихся Новостроек?.— Битлджус! Битлджус! — кричали ему пьяные дети и падали лицом в удушливую берлинскую пыль. Ник не понимал и шел дальше, насвистывая под нос мотив церковного гимна.***— Не знаю, смогу ли я… — промямлил Эндрю. — Я не готов. И… и это же вообще невозможно!Алекс покровительственно хмыкнул. На своем опыте молодой человек знал, что нет ничего невозможного, если в запасе имеются терпение, пивная бутылка подходящего размера и достаточно лубриканта. Правда, сейчас никакой смазки под рукой не было, но Алекса это не останавливало. Зато была рука. Рука Бликсы, очень удачно обгрызенная Лолой, лишившаяся большого пальца и приобретшая удобную обтекаемую форму. По крайней мере, Алексу казалось так.— Давай, Эндрю, расслабься, — ласково проговорил он. — Бликса всегда этого хотел, а гештальты нужно закрывать.— А какой мне с этого гешефт? — всхлипнул Эндрю. — Может, много он чего хотел…— А ну не зажимайся! — сердито прикрикнул Алекс. — Ты же не хочешь, чтобы я сломал руку? Тем более, руку Бликсы.Эндрю помотал головой. К такому он был пока что не готов.— Нельзя, Алекс, это же некрофилия какая-то получается.— Ну, как хочешь, — пожал плечами Алекс. — Мое дело — предложить.Он с сожалением откинул руку на край дивана. Франк, казалось, проследил за ней широко раскрытыми глазами.— Да все с ней нормально, — пробормотал Алекс. — Не сахарная.— С кем ты разговариваешь? — испуганно спросил Эндрю.— С Папой Римским, — огрызнулся Алекс.— Алекс, почему ты такой?— Потому что нам кранты.— Не говори так.— А что ты мне прикажешь делать?— Поцелуй меня. Ну, если хочешь…— А, понравилось, — оскалился Алекс. — Нашей принцессе понравилось.— Да, — прошептал Эндрю, опуская глаза. Он уже ничего не стыдился.Они сидели рядом на диване. Франка они отодвинули в сторону, а Бликсу так вообще бесцеремонно скинули на пол. Наверное, он страдал там от понижения своего статуса, но Алекса это мало беспокоило.Сначала они с Эндрю просто целовались. Потом Эндрю нелепо качнулся, завалился на бок, и оба легли рядом, прижимаясь друг к другу всем телом. Алекс выпростал руку и погладил Эндрю по щеке. Тогда Эндрю как-то странно всхлипнул, вздрогнул и стал оползать, пряча лицо у Алекса на груди.— Ты что, уже? Какой ты… быстрый, — слегка удивился Алекс.В его пытливом мозгу сразу же возникло множество вопросов относительно половой жизни Эндрю — с такой-то нервной системой, но он великодушно решил не сношать другу мозг.— Да… прости, — промямлил Эндрю.— Не за что, — великодушно отпустил ему грехи Алекс.Про себя он подумал: ?Забавно, я иду к тому, чтобы переебать всю группу. Теперь надо обязательно дожить до приезда Марка, чтобы никто, так сказать, не ушел обиженным?. Последнюю фразу произнес, конечно, Бликса. Но Алекс этого даже не заметил. Слияние прошло успешно.— Продолжим? — улыбнулся он, заглядывая в лицо Эндрю. Тот робко кивнул.Они целовались долго, с упоением. Алекс заодно пользовался шансом и глотал всю слюну, которая попадала в его рот. Эндрю млел. Ему казалось, что Алекс хочет высосать его досуха. Так оно, в общем-то, и было.Чувствуя, что Эндрю задышал чаще, Алекс решительно прекратил поцелуй. Он взялся обеими руками за край футболки Эндрю и страстным движением потянул ее вверх, чуть не оторвав при этом ему воротом уши. Затем наступила очередь шортов. Пока Алекс, урча, стаскивал их вместе с ботинками, Эндрю индифферентно смотрел в стену, даже не пытаясь помочь. Алекса это немного злило. Принцесса оказалась чересчур пассивной.?Чтоб тебя Франк пялил?, — внутренне рассыпал проклятия Алекс. Его утешало одно — он задумал кое-что почти равноценное. Сам-то он с трудом двигался, поэтому лично измываться над доселе анально девственным Эндрю было не вариантом. Зато вокруг в изобилии оказались рассыпаны посторонние предметы, и все, как на подбор, подходящего диаметра. Алексу всё ещё так казалось.Когда с заляпанными шортами было покончено, Эндрю, как во сне, сел на диване и принялся снимать носки. Левый был черный, а правый — синий в желтый цветочек. Алекс едва не взвыл от странного чувства суровой нежности, но сдержался.— Ляг. Расслабься, — прошептал он, мягко укладывая Эндрю навзничь. Тот послушно откинулся на спину.Алекс, точно следуя собственному рассказу, поцеловал Эндрю последовательно в губы, в шею, зажимая кожу у сонной артерии, потом в грудь, не забыл укусить за соски; послушал сердце и с некоторым злорадством услышал там шумы, потом, сплевывая темные волоски, спустился ниже, выцеловал букву ?шин? и, наконец, взял в рот отвердевший член.Алекс рассеянно размышлял, насколько его рот похож на карамель или котят. Наверное, все-таки немного был. Эндрю мелко вздрагивал, как от холода, но не шевелился. Он оказался слишком шокирован происходящим, и даже не пытался вскидывать бедра или как-то проявлять свою волю. Видимо, ему все нравилось.Алекс старался не касаться зубами, хотя так и подмывало укусить, чтобы хлынула фонтаном кровь, и припасть к этому источнику живительной влаги. ?Ничего, все еще впереди?, — успокаивал он себя и невольно облекался важностью демиурга, властного над людскими жизнями. ?Не зъем, так зкушу?, — вырвалось откуда-то из глубин генетической памяти далекое, славянское.Эндрю тихо отрывисто постанывал каждый раз, когда Алекс заглатывал его член, не переставая при этом сжимать и поглаживать его у основания. Другая рука Алекса двинулась по бедрам Эндрю, скользнула меж, и Эндрю было дернулся — еще никто не трогал его ?там?! — но Алекс поднял глаза и успокаивающе улыбнулся, и Эндрю понял, что ему можно доверять. Влажные от слюны пальцы Алекс кружили, и гладили, и чуть надавливая, проникали внутрь, а Эндрю лежал ни жив, ни мертв, уставившись в потолок и прижав руки к груди, чтобы сердце не выскочило от страха и восторга. Он даже закрыл глаза и полностью отдался неведомым доселе ощущениям, моля, чтобы это все не кончалось, и Алекс никогда не вынимал пальцы и не прекращал делать то, что он делает руками… и ртом… и горлом…Когда спустя несколько минут Эндрю все же открыл глаза, недовольно поморщившись от чувства пустоты внутри, он увидел, что Алекс привстал и тянется к спинке дивана, где лежала ужасная, белая, закоченевшая рука мертвеца.Эндрю отчаянно завопил от страха и спихнул Алекса на пол. Тот со стоном упал на спину, но вдруг весь напрягся, яростно выдохнул и смог перевернуться.Обезумевший Эндрю зачем-то тоже скатился с дивана и оказался с противником лицом к лицу. Алекс мгновенно оскалился и злобно зарычал. Бедному Эндрю в этом почудилось что-то уже нечеловеческое. Казалось — вот-вот, и молодой человек превратится в волка, благо стоял он на четвереньках. Растрепанные волосы напоминали шерсть, по подбородку на шею стекала пенящаяся слюна.В панике Эндрю схватил первое подвернувшееся под руку. К его счастью, это был молоток. Он валялся на полу с того самого момента, когда Франк закончил дробить кости Бликсы, и был весь испачкан в свернувшейся крови. Несколько засохших кусочков плоти прилипло к бойку. Дерево в месте соединения с металлом расслоилось, и казалось — замахнись посильнее, и рукоятка отвалится. Значит, у него была лишь одна попытка.Все это Эндрю увидел за какие-то доли секунды до того, как внезапно обретший самостоятельность молоток просвистел у него перед лицом, пронесся по дуге и ударил Алекса в висок.***— Чертова… бестия! Прочь! — ревел загнанный на дерево Ник, пытаясь вырвать из пасти лохматой рыжей собачонки штанину своих лучших брюк.Мало того, что их было жалко — где еще достать такую уникальную ткань, не из Австралии же везти? — в кармане лежали драгоценные ключи, и Ник отнюдь не хотел потерять их вместе со штанами. Поэтому он изо всех сил держал себя за ремень и в районе паха, судорожно раздумывая — если он сейчас ослабит хватку и полезет в карман, не покинут ли брюки его немедленно? Ник тряс ногой, пытаясь заехать собаке по морде, желательно — по налитым кровью и фашистской злобой глазам.Утробно прорычав: ?Понаехали тут, сволочи!?, собака отодрала-таки от брючины клок и ушла восвояси, покачиваясь и бормоча что-то хриплым, каркающим, странно знакомым Нику голосом.***Эндрю бил Алекса снова и снова, размалывая лицо в кровавую кашу, нанося удары один за другим, уже не заботясь о том, что его руки до локтей запачканы кровью. Частички мозга летели из-под молотка во все стороны, костяная крошка сыпалась на пол, а чертов Алекс все не хотел, казалось, умирать. Ноги его мелко подергивались — или это дрожало от ударов все тело? Казалось — вот-вот, и он встанет, как ни в чем не бывало, и сделает с Эндрю все то страшное, отвратительное и невозможное, что он задумал в своей извращенной злобе. Эндрю хотел, чтобы наверняка, и поэтому продолжал наносить удары, пока молоток не начал стучать об пол. Только тогда Эндрю откинул ставшее бесполезным орудие и тяжело опустился рядом с телом.Алекс лежал на спине, и, если не обращать внимания на такую мелочь, как отсутствие головы, выглядело это, будто он просто решил немного отдохнуть. Давно Эндрю не видел его таким спокойным и неподвижным. Да пожалуй, что и никогда. Всегда он что-то суетился, носился, бегал, возникал по любому поводу, оказывался там, где его не ждали. А теперь — будто бы что-то понял и затих. Обрел себя, так сказать. Вся одежда у него была в засохшей крови, грязи и гное. И Эндрю внезапно со всей ясностью понял, что надо сделать.Отпихнув ставший ненужным молоток — не развалился, надо же — Эндрю встал на ноги. С трудом, держась за стенку, добрался до туалета. Расчеты не подвели — было уже двадцатое… или все же двадцать первое июля? — так или иначе, когда Эндрю дрожащими руками открутил заржавленный вентиль, из трубы с низким ревом потекла густая, нефтяного цвета жижа, через минуту сменившаяся довольно-таки чистой водой.Эндрю сунул голову под кран и с жадностью начал пить, чувствуя, как саднит пересохшее горло и сводит болью сжавшийся желудок. Голова у него кружилась, а ноги дрожали. Временами накатывало страшное чувство реальности совершенного, впрочем, тут же уступавшее место блаженной пустоте в мыслях. Он знал, что делать.Посидев пару минут на краешке раковины, Эндрю со вздохом встал и принялся за работу. Для начала, он набрал воды в одно из жестяных ведер, которые использовал в качестве перкуссии. В углу обнаружилась и чистая тряпка. Не найдя швабры, Эндрю самоотверженно встал на четвереньки и начал мыть пол, раз за разом выжимая в ведро зловонную жижу. Он хотел, чтобы все было красиво. Хотя бы перед концом.***— Ебучий город! Как вы здесь живете! — чертыхался Ник уже вслух, не заботясь о том, что подумают о нем пьяные дети, которые и по-английски, наверное, не понимали. Он шел по раскаленному асфальту, в котором тонули каблуки его остроносых туфель, держал себя за ремень, чтобы не потерять брюки, и испытывал самое настоящее экзистенциальное страдание.Ника настигла тошнота, в высшем, сартровском смысле. После того, как он обнаружил на голени маленькую, но стремительно краснеющую и распухающую отметину, оставленную сбрендившей собакой, он понял — пора валить из этого места. Ни в одном другом городе мира по улицам не носятся бешеные животные, милые на вид интеллектуалы не оказываются злобными садистами, а музыканты, если назначают встречи, приходят на них в конце концов, и даже извиняются, если опоздали. Извиняются!Ник представлял, как заставит Бликсу извиняться. Когда выковыряет его из чертовой студии, как моллюска из раковины, и увезет с собой в Лондон. Да хоть как Клеопатру, в ковре! И пусть кто-нибудь попробует ему помешать. О, он заставит Бликсу принести ему все извинения. Самыми разными способами. Для начала — теми, которые показал Вольфганг. А там — как пойдет.И если тот и вправду плотно сидит на спидах, то пусть переламывается всухую. Никакой заместительной терапии. Пусть почувствует хоть частичку тех страданий, что испытал Ник за эти дни (а особенно – ночи). Он должен быть чистым для своего Ника, совсем чистым.Ник, закусив губу, представлял — вот он привязывает Бликсу к кровати, такого тонкого, беззащитного, его Бликсу — теперь только его. Они смогут обо всем поговорить. Времени будет предостаточно. И Бликса будет плакать, и смеяться в истерике, выгибаясь всем изломанным телом, пытаясь освободиться от веревок и сжимая столбики кровати окровавленными тонкими пальцами. А Ник будет трудиться над ним, как истинный художник, не торопясь. Вот и выяснит, заодно, правда ли Бликса любит ножи и насколько он…— Блядь! — выругался Ник, попытавшись отцепить от подошвы комок розовой жвачки. Но тот держался крепко.Ник поелозил по асфальту и понял, что приклеился.***Эндрю вычистил всю студию, насколько хватило сил. Вымыл паркет, отнес в санузел все пахнущие гнилью и мертвечиной пакеты, и даже вытер пыль. Он хотел, чтобы все было красиво — в последний раз.Три тела уже лежали в ряд на полу. Бликса слева, Франк посередине, и Алекс — с правого края. Эндрю постарался и, преодолевая отвращение, смыл с трупов кровь и какую-то гадость, похожую на гной. Верхняя половина Бликсы, еще сохранявшая сходство с ним при жизни, впрочем, больше вызывала мысли о некоем трибьюте и не очень удачной копии. ?Ничего-ничего, — бормотал Эндрю себе под нос. — Огонь все лечит?.Он искренне верил, что в пламени Бликса станет таким же, как прежде — таким, каким должен быть. А может, и еще лучше. Ему он ничего не сказал. Они понимали друг друга и без слов. Эндрю не надо было обмениваться с Бликсой пафосными и ничего не значащими фразами, чтобы знать — Бликса его очень любит.— Прости, что я тебя так и не принял, — Эндрю коснулся кудрявых волос Франка. — Я на самом деле ничего против тебя не имел. Так получилось.— Конечно, — едва заметно кивнул Франк. — Просто так вышло. В следующий раз будет лучше.— Обязательно, — пообещал Эндрю. — А вот некоторым бы лучше так не шутить, — он погрозил Алексу пальцем.— Ой, да ладно, какие чувствительные все, — язвительно протянул Алекс. Впрочем, тут же он добавил: — Но да. Прости меня. Я ведь не всерьез.Чем он это сказал — непонятно, потому что головы у него не было. Но извинение прозвучало вполне явственно и было великодушно принято.Эндрю в последний раз посмотрел на своих самых любимых и близких людей. Бликса и после смерти выглядел независимым и гордым, а вот Алекс, напротив, неуловимо клонился к Франку.?Огонь все лечит?, — повторил Эндрю и почувствовал себя абсолютно счастливым. Он встал в головах у лежащих, как раз над Франком, чуть нависая над ним. Горючее должно разлиться равномерно. Зажигалку он уже заготовил — оставил ее на подлокотнике дивана, чтобы не промокла случайно.На душе у Эндрю было светло и пусто, когда он открутил крышку у небольшой железной канистры с бензином — недаром, оказывается, припрятал ее когда-то в дальнем углу. Поднял канистру над головой и решительно перевернул.***— Будьте вы все… прокляты, — бормотал себе под нос Ник, ковыляя через пустырь в направлении студии неуловимых ?Новостроек?. — Чтобы вы все… сгорели, педерастические… фашисты! — вдруг крикнул он в вылинявшее от жары июльское небо. В ногу ему впился какой-то осколок стекла — подошва благополучно осталась приклеенной к асфальту. Теперь Ник хромал на обе ноги.Задыхаясь от гнева, он подошел к зданию. Дверь была, конечно, заперта, но у него были… язык не поворачивался сказать ?ключи?; в кармане у Ника было сосредоточение всего мирового блаженства, воплощенное в материальной форме. Если у него и был ключ, то не к какой-то там жалкой студии, нет, у него был ключ к самому Бликсе. Ник еле справился с замком на внешней двери — руки дрожали от возбуждения. Сейчас, через несколько секунд в его жизни начнется новый этап. Этап, основным девизом которого будет: ?Возьми это, фашистская сука. Возьми это глубже, или мало я тебя бил??Студия встретила Ника странной темнотой и удушливым запахом. Да, похоже, с уборкой у Бликсы были те же проблемы, что и с личной гигиеной. Ну да ничего, Ник его вымоет — дочиста. Он еще сделает своего Бликсу святым.Ник сделал пару шагов по узкому коридорчику. Захлопнувшаяся за спиной дверь заставила вздрогнуть. Ник тихо выругался — нервы ни к черту. В конце коридора горел тусклый свет.Почему-то Нику стало страшно. Он машинально полез в карман за сигаретами. Странно, что за глупости — никогда ведь раньше так не волновался. Дрожащими руками он зажал коробок и стал чиркать, ломая спички и откидывая их на бетонный пол. Рассеянно как-то подумав — насколько невежливо входить в комнату, закуривая? — он переступил порог.Невысокий парень стоял посреди помещения, подняв над головой заржавленную канистру. Парень был абсолютно голым. Он обернулся к Нику, и тот узнал второго ударника ?Новостроек?.Очередная спичка наконец-то загорелась, но Ник не обращал на это внимания. Он опустил глаза. На полу в ряд лежали… и сбоку лежало…— Хорошо, что ты пришел, — тихо проговорил Эндрю и улыбнулся. Он отставил пустую канистру на пол и закрыл глаза.— Что здесь?… — начал Ник, чувствуя, как к горлу одновременно подступают крик и тошнота.Внезапно боль обожгла пальцы. Ник машинально помотал рукой и отбросил догорающую спичку.Конец!июль, 2015