Ты помни, что я люблю тебя. (1/1)

*** Косовский, вышедший минуту назад на перекур, вернулся в кабинет с хитрющей улыбкой. -Зажигалку забыл? – удивился Зайцев. Ханин даже не поднял глаз от дела, которое читал. -Не-а! Посмотрите-ка, кто тут к нам прорывался с боем через дежурного! Ну, Чумакова, заходи! Ханин вздрогнул и поднял глаза. Мимо Косовского в кабинет зашла Чума. В привычных пацанских джинсах и толстовке, с грязной головой, с ухмылкой на бледных не накрашенных губах. -Здорово! – приветствовала всех девочка. – Как жизнь? Ханин закрыл папку с делом. Сердце застучало быстрее, но вид опер сохранял невозмутимый. -Опять сбежала? -Я свободный человек, капитан. Погуляю и вернусь, не переживай. К вам зашла проведать, узнать как тут ваши дела. Может, новый маньяк завелся – так я готова снова поучаствовать… Ханин поднялся со своего места. -Чумакова, выйдем, поговорим. Он поравнялся с ней, но Вика не отступила к двери. Заглянула снизу вверх ему в лицо. Ее глаза холодно смеялись. -Говори здесь, Ханин, ну? Какие у нас могут быть тайны?Ханин поднял взгляд на Косовского. Тот судорожно обхлопал себя по карманам. -О, я же курить шел! Заяц, зажигалки нет? Я свою посеял кажется. Пойдем, вместе покурим? -Да я же только что… -Заяц, иди с ним, - прикрикнул Ханин. -А, понял, не дурак. Оба опера исчезли из кабинета. Ханин вытащил из кармана ключ и закрыл дверь изнутри. -Ну зачем, Вик? -Не могу я в четырех стенах. Не мое это, слышишь? -Тебе там плохо? Тебя обижают? -Обидишь меня, как же! – самодовольно фыркнула Чума. – Сама кого хочешь обижу… -Прошел всего месяц с нашей последней встречи. -И ты ни разу не пришел ко мне. -Я же не могу… я же просто следователь, а ты – свидетель по делу. Дело закрыто, преступник за решеткой. У меня нет повода ездить к тебе. -А то, что я скучаю – разве не повод? -Мы говорили об этом, Вика. -Ой, да пошел ты, - вспыхнула Чума и развернулась к двери. Она успела уже провернуть ключ, оставшийся в замке, когда Ханин прихлопнул дверь ладонью и прижал к ней Вику. Вместо слов он схватил ее за подбородок, разворачивая к себе, и грубо вторгся в ее распахнувшийся в беззвучном крике рот поцелуем. Когда он отстранился, Вика потянулась следом, но Ханин приложил ей палец к губам. -Думаешь, мне не тяжело представлять, с какой мразью тебе приходится жить в приемнике? Как бы мне хотелось тебя забрать… я могу только ждать, слышишь? Я не хочу, чтобы ты сделала какую-нибудь очередную глупость и попала в колонию для малолетних. Если ты попадешься на чем-то, я не вытащу тебя. -Не говори глупости, Ханин, я буду паинькой! -Да тебя даже за кражу посадить могут, дура! Держи свои шаловливые ручонки при себе, поняла? -Хватит мораль читать, капитан! Давай уже трахнемся и я пойду в свой приемник! – прошипела Вика. Ханин тряхнул ее за плечи, и Чума больно ударилась затылком о дверь. -Ай, сука… - взвыла она, баюкая ушибленную голову. Ханин сочувствия не проявил. -Все, хватит. Косовский отвезет тебя в приемник. -А как же ты? – обиженно распахнула глаза Вика. -У меня много работы. Скоро важная встреча. -Ха…Ханин… я же к тебе сбежала… как же ты… -Все, баста. Идем, сдам тебя на руки Косовскому. Будешь сопротивляться – надену наручники. -Ты любишь меня, Ханин? – Вика жалобно заглянула ему в глаза. Ханин сжал челюсти, заиграл желваками. -Ты слов любви не заслужила, Чумакова. Пшла за мной. Ханин попытался заглянуть Вике в глаза еще раз – когда сажал ее на заднее сидение служебной машины. Чума глаз не подняла и не сказала ему больше ни слова. *** Ханина разбудил среди ночи телефонный звонок. Незнакомый номер. -Слушаю, - рявкнул он в трубку, приподнимаясь в постели на локте. -Ханин. Он встрепенулся, сел. -Вика? Что случилось? Где ты? -Ты помни, что я люблю тебя. Все, Ханин. Не могу больше не говорить. Звонок оборвался. У опера сердце застучало в висках от нахлынувшего волнения. И этот номер, и номер, который принадлежал Вике, не отвечали, а после второго звонка стали недоступны. В приемник его отказались пустить ночью даже с корочкой оперуполномоченного. Ханин спал в припаркованной у приемника машине до утра, когда его разбудил вой сирены. У ворот остановилась машина скорой помощи, и двое фельдшеров скрылись в приемнике. Ханин вышел из машины, разминая затекшую шею, и подошел к водителю скорой. -Что за вызов? – спросил он, махнув перед носом у водителя своим удостоверением. -Да опять кому-то детишки ?темную? устроили. Считай, каждую неделю вызывают. И то – только когда сами не справляются. Ханин выкурил три сигареты, крутясь около машины скорой, прежде чем вынесли носилки. Ханин больше пятнадцати лет на службе. Он видел такое, что обычного человека надолго лишило бы сна. И трупы не первой свежести, и отрубленные конечности, и побои разной степени тяжести, и поножовщину всех видов. Он привык – увиденное за долгие годы закалило его сердце, изменило отношение к жертвам – не сочувствовать, не переживать, не принимать близко к сердцу. Только работа. Его задача – находить преступников и доказывать их вину. А лучше всего это получается делать с холодной головой и ясным взглядом. Ханин думал, что выдержит все со свойственным ему профессионализмом. Белое, красное, черное. Белая кожа, слишком белая. Красная кровь, запекшаяся в волосах, в разбитых губах, вокруг ноздрей. Черные гематомы, залегшие вокруг закрытых глаз. Ханин как сквозь вату слышал свой крик. Он спрашивал о состоянии пострадавшей, вцепившись в фельдшера, пытался схватить и удержать маленькую ручку, свесившуюся с носилок, требовал спасти ей жизнь… Скорая уехала, воя сиреной. Приехал Зайцев, усадил Ханина в машину, сел сам за руль. Ехал быстро и молча. Слушал, как орет его начальник и требует выдать ему тех малолеток, что это сделали. В отделении их ждал Косовский. Кабинет закрыли изнутри, усадили Ханина за стол, сунули в руку стакан водки. После водки и трех пощечин Ханин пришел к себя. -Есть новости? Что с ней? – Ханин пытался закурить и не мог, руки дрожали. Косовский молча вложил ему в губы прикуренную сигарету. -В реанимации нейрохирургии. На момент поступления в больницу была жива. Больше новостей нет. -Что случилось, известно? -Драка в приемнике. Кто, почему – пока неясно. -Лично сгною уродов в колонии. -Возьми себя в руки! Что с тобой? – Косовский непонимающе смотрел на своего начальника. Зайцев подошел к нему и мягко отстранил напарника за плечо. Сам присел возле Ханина. -Я был рядом, Заяц, - отозвался на его присутствие Ханин. – Всю ночь просидел в машине рядом, пока ее… убивали. -Чумакова выживет, она боец… Почему ты поехал туда? -Она мне позвонила среди ночи. -Что сказала? Ханин глубоко затянулся. -Неважно. -Ханин. -Она прощалась. -Вы продолжали общаться даже после того, как дело маньяка было закрыто? Ханин перевел на Зайцева тяжелый взгляд. -Не делай вид, что ничего не знаешь. -Ты спал с ней? -Я люблю ее. Зайцев выругался сквозь зубы и отошел от Ханина. Закурил сам. -Это статья. -Да пошел ты. Я хоть на зону готов – лишь бы девочка выжила. Зайцев и Косовский переглянулись. -Ты ничего не говорил, мы ничего не слышали. -Мне плевать… лишь бы девочка выжила… лишь бы девочка выжила…*** Ханин, справляющийся о состоянии ?важного свидетеля?, выслушал врача невозмутимо и достойно профессионала. -Открытая черепно-мозговая травма… - перечислял врач, сверяясь с картой больной. Ей проломили череп обрубком трубы. -…гематомы по телу, опущение правой почки… Ее били, лежащую, ногами в ботинках. -Перелом двух пальцев на правой руке.Ей наступили на руку каблуком. Ее убивали, а Ханин был рядом. И не помог. Снова. -А… гинеколог ее осматривал? Доктор кинул на Ханин быстрый взгляд и полистал карту. -Да, осматривал. Пострадавшая не девственница, но сексуальному насилию при совершении нападения не подвергалась. Ханин разжал кулаки в карманах куртки, стиснутые до впившихся ногтей в ладони. -Ясно. Я могу увидеть пострадавшую? -Да. Правда, девочка без сознания, но ее состояние стабильно. Ханин прошел вслед за врачом в одиночную палату, куда определили Вику, дождался, когда он останется с ней наедине, и тихо подошел к кровати. У Вики была перебинтована голова и зафиксирована шея. Глаза были закрыты, черные гематомы вокруг глаз еще не сошли. Правая рука лежала на груди в гипсе. К левой была подведена капельница. Ханин подтащил к кровати свободный стул и сел. Осторожно коснулся пальчиков левой руки. Стало трудно дышать. Ханин судорожно оттянул от горла ворот пуловера, пощипал себя за переносицу. Помогло только ополоснуть лицо холодной водой из умывальника в углу палаты. Возвращаясь на место к кровати, он вдруг услышал тяжелый выдох. Ханин тревожно склонился над девочкой. Бледные губы снова приоткрылись, и в последовавшем выдохе он различил свою фамилию. -Ха-нин… Мужчина сжал ее пальчики, нервно облизнул губы. -Вика, я здесь, с тобой, Вик… Веки – тяжелые, опухшие, - дрогнули. Вика с трудом открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на своем посетителе. Белок правого глаза был красным от лопнувших сосудов. -Ханин… -Все будет хорошо, Вика, я с тобой, я здесь… Девочка с усилием сглотнула и снова шевельнула сухими губами.-Лю… блю… Ханин… Он поцеловал ей пальцы и ничего не ответил. Вика снова закрыла глаза и больше не пыталась говорить. *** На следующий день Ханин появился на пороге дома Зайцева. Сидел на кухне, мужественно отказавшись от предложенной хозяином водки, и сбивчиво говорил, глядя в пол и зажав озябшие от волнения руки между коленей. -Извини, Гриша, это бред! – прервала поток слов Лариса, жена Зайцева, и вышла из кухни. Ханин вскочил следом, но его перехватил Зайцев. -Тихо, тихо… погоди. Я услышал тебя. Дай ей тоже осознать. -Заяц, ее ж убьют там, ей нельзя назад, ты ж понимаешь?.. -Я понимаю, Ханин. Но и ты пойми нас… Лариса вернулась в кухню, захлопнув за собой дверь. Ее глаза блестели от поступавших слез. -Коля, пожалуйста, пусть Гриша уйдет. Если он так хочет избавить девочку от детдома, пусть удочеряет ее сам. Ханин поднялся, с силой провел по лицу руками. -Тогда я не смогу на ней жениться. Лариса поперхнулась несказанными словами. -Гриш, ты серьезно?! Это же педофилия. -Лар, не начинай, - шикнул Зайцев. -Ты поддерживаешь его?! Коля, у нас дочь чуть младше этой Вики – а если бы у нее вдруг появился мужчина?! -Не сравнивай, - оборвал Зайцев, избегая смотреть на Ханина. Капитану было уже все равно – он смотрел в пол пустыми глазами, плотно сжатые губы дрожали. -Гриш, уходи, - устало попросила Лариса. – Мы не можем это сделать. Ханин медленно, не поднимая глаз, опустился на оба колена. -Пожалуйста. Я умоляю. -Встань! – взвыл Зайцев, но Ханин слепо отмахнулся от его протянутой руки. -Пожалуйста. Спасите ребенку жизнь. Мне некого больше просить. Ханин судорожно стиснул кулаки, но не смог сдержать себя в руках – по щекам пробежали сорвавшиеся с ресниц слезы. -П-пожалуйста… Лариса… умоляю тебя… Женщина, зажав себе рот рукой, с болью в глаза смотрела на стоящего перед ней на коленях мужчину. -Ханин, встань, да что ж ты… встань… - упрашивал Зайцев. -Лариса, я все для тебя с Колей сделаю. Скажешь денег – найду сколько нужно. Жить девочка будет у меня. Всего несколько лет до совершеннолетия… -Не надо, Гриша… - измученно прошептала Лариса. – Не надо, не уговаривай… Ханин судорожно вдохнул воздух – получился всхлип. -Ее чудом спасли. Ей проломили голову, били ногами… Там, в стенах приемника. Другие ?дети?. Я не могу ее защитить, пока она там… А ведь это моя вина. -Не говори так, - подал голос Зайцев. Он сидел за столом, обхватив голову руками, и старался не смотреть на своего начальника, застывшего в унизительной позе. -Моя, Заяц!! – повысил голос Ханин и сжал кулаки так, что руки задрожали. – Я ведь был после больницы в приемнике. Говорил с начальником… вот что нашли в телефонах некоторых детей. Ханин вытащил из кармана телефон и, открыв нужную фотографию, протянул телефон Ларисе. Она взяла его и взглянула на экран. -Боже мой, - ахнула она, торопливо отдавая телефон мужу. Зайцев несколько секунд смотрел на экран, потом положил телефон на стол экраном вниз. На фотографии, сделанной со вспышкой, Вика, свернувшись клубочком, лежала на кафельном полу туалета вся в крови. Фотография бы подписана. -?Ментовская шлюха?, - тихо озвучил Ханин. – Случившееся с ней – моя вина. -Как бы то ни было… - начала Лариса. -Ханин столько раз мою жизнь спасал, Лара!! – не выдержал Зайцев. – Неужели мы не можем ради него спасти жизнь ребенка… -Я люблю ее, - побелевшими губами прошептал Ханин. – Я… я жить без нее не смогу. Если не сберегу… застрелюсь к черту. В повисшей тишине он тяжело поднялся с колен, не глядя на друзей, забрал со стола свой телефон. -Простите меня, пожалуйста. Провожать гостя никто не вышел. Когда захлопнулась входная дверь, Лариса закрыла лицо руками и разрыдалась. *** Ханину позвонили в половине шестого утра. Он долго смотрел на экран, прежде чем ответить. -Слушаю. -Гриш, мы с Ларисой всю ночь разговаривали… мы готовы удочерить Вику. Губы Ханина впервые за долгое время тронула вымученная улыбка. -Спасибо, - коротко шепнул он в трубку. *** Ханин сидел у кровати Вики. Прошла уже неделя после происшествия, сознание вернулось к девочке, травмы заживали быстро, как на собаке. Вика смотрела в потолок, широко распахнув глаза, и тихо выла сквозь сжатые зубы. К вискам стекали слезы из внешних уголков глаз. Ханин крепко сжимал ее уцелевшую левую руку и сбивчиво твердил одно и то же: -Опекунами будут Зайцев с женой, они хорошие люди, ты же их знаешь. Ты не вернешься в приемник, ты больше никогда не будешь на улице, и не будешь одна, я с тобой, Вика, тебе все будет по-другому, все будет хорошо. Почему ты плачешь, Вика, тебе больно? Заяц уже собирает документы для удочерения, ты больше не поедешь в приемник, никогда, никто больше не сделает тебе больно… Вика, не плачь, пожалуйста. Вика, пожалуйста, скажи что-нибудь… Девочка крепко зажмурилась, переводя дыхание, а потом перевела на Ханина взгляд. -Зачем? – тихо спросила она. Капитан поперхнулся заготовленными словами, заметался взглядом. -Я не понимаю… -Зачем все это? Разве… разве я… достойна?.. У Ханина сердце рвалось на куски. Он коротко поцеловал ее пальчики. -Теперь у нас все будет хорошо, Вика. Веришь мне? Девочка сквозь слезы улыбнулась. *** Лариса ворвалась в комнату, победно потрясая в воздухе находкой. -Нашла, нашла шпильки! Маша, держи! Ее дочь, семнадцатилетняя Маша, сосредоточенно укладывала русые волосы своей названной сестры в сложную высокую прическу. Шпильки пришлись кстати и тут же направились в дело. Лариса взяла с туалетного столика палетку румян и осторожно нанесла их кистью на яблочки щек девочки. -Совсем бледненькая… нервничаешь? -Я вообще-то замуж планирую один раз и на всю жизнь выйти, - севшим от волнения голосом отозвалась Вика. – Так что да, я нервничаю. -Все будет хорошо, солнышко, - тепло улыбнулась Лариса. – Маша, закончила с прической? Давай платье на невесту одевать. Скоро наши мужчины приедут. -Лар, а может, водки пятьдесят грамм? Для храбрости? – с надеждой спросила Вика. Лариса шутливо щелкнула девочку по носу. -Восемнадцать только два месяца назад исполнилось, а думаешь, уже взрослая? Все Гришке расскажу! Вика невольно улыбнулась. -Ладно. Давайте ваше платье. Через пятнадцать минут Вика стояла перед ростовым зеркалом, недоверчиво оглядывая себя со всех сторон. Невысокая, но стройная. В платье бегать не получится… Каблуки – пусть и невысокие, всего три сантиметра – неудобно изгибают стопу. В корсете дышать тяжело. И карманов нет, некуда ?бабочку? деть… -Лар, а может, в джинсах, а?.. – тоскливо спросила Вика. -Глупая. Это второй из самых счастливых дней твоей жизни. -А когда был первый? Лариса мягко улыбнулась и заглянула девочке в глаза. -Будет. Когда ты Грише сына подаришь. -Не буду я никому своего ребенка дарить, - насупилась Вика притворно, хотя и поняла смысл сказанного. -Ты станешь замечательной мамой. -Да… уж получше той, что меня родила. Не, Лар, я не беременна, ты не думай, - спохватилась Вика. – Я, может, вообще рожать не буду. Куда уж мне… -От него – захочешь, - на самое ухо шепнула ей Лариса. – Ну все, ты готова. Подожди здесь, сейчас мы с Машей быстренько соберемся и поедем. Невесту оставили одну в комнате. Вика еще немного покрутилась перед зеркалом. Тяжелая юбка платья забавно качалась при движении. Туфли – белые, с ремешками – вроде не такие уж и неудобные, недаром их Маша целую неделю каждый вечер разнашивала для сестры, одевая влажными на шерстяной носок, благо размер ноги у девочек одинаковый. Лицо – такое непривычно-яркое. Ресницы взмыли почти до бровей, сами брови, выщипанные и подкрашенные, совсем по-другому оформляют лицо. Губы покрыты нежно-розовой помадой. Стойкая, чтобы не испачкать жениха и не исчезнуть после первого же ?горько?. Вика огляделась. Эта комната считалась ее личным местом в квартире Зайцевых. Хоть последние несколько лет она жила в доме у Ханина, сюда она всегда могла прийти, если хотела. За это время Коля, Лара и Маша стали для Вики настоящей семьей, хотя изначально их опекунство должно было стать фиктивным. Накануне свадьбы она снова ночевала здесь – чтобы по традиции не видеть жениха. Сегодня она станет Ханиной. Уйдет в прошлое грязью въевшееся в кожу ?Чумакова?, уйдет ?Чума?. Виктория Ханина. Жена следователя. Студентка юрфака по гражданскому праву. Как же они с Ханиным ругались, когда она выбирала вуз… Вика хотела идти на уголовное право и стать следователем, как и ее будущий муж, но Ханин разве что костьми не лег. Они едва не расстались, и Вика несколько недель жила у Зайцевых, не желая возвращаться к этому ?тирану?. И все же она смирилась, выбрав более спокойное направление профессии с более широкими перспективами. Вика улыбнулась себе в зеркало и поправила локон волос. Сейчас надо лбом на границе роста волос уже почти незаметен шрам. Под кожей установлена металлическая пластина, скрепляющая кости черепа в месте перелома. Ханин всегда целует это место при встрече и на прощание. Сегодня она войдет в их с Ханиным квартиру женой. Там все когда-то начиналось. И окно между ванной и кухней так и не заклеено… уже нет необходимости. Тайн между ними больше нет. На руке блестит бриллиантом помолвочное кольцо. Ханин подарил его Вике на совершеннолетие и попросил стать его женой. Как же он волновался в тот вечер… неужели думал, что Вика сможет ему отказать?! Вика пошевелила пальчиками, наслаждаясь игрой света на гранях драгоценного камня. Вспомнила, как Ханин и лаской, и криком заставлял ее делать специальные упражнения, чтобы восстановить подвижность переломанных пальцев. Теперь у Вики хороший почерк… уж по крайней мере лучше ханинского. Сегодня в ресторане будут гости – коллеги Ханина, его мать, приехавшая из глубинки, сокурсники Вики… из прежней жизни Чумы не будет никого. Фикус сидит в тюрьме за кражу. Вафля – а ведь это она, дрянь, рассказала детдомовцам про любовника-мента у Чумы – оказалась на панели. Карлика, глупого, жалко – погиб от отравления клеем. Вика покачала головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Взяла из вазы заранее приготовленный букет невесты из маленьких чайных розочек и глубоко вдохнула его нежный аромат. В дверь постучали. -Входи, - разрешила Вика, думая, что это снова Лариса или Маша. Дверь скрипнула, впуская гостя. Невеста обернулась, поставив букет в вазу, и удивленно ахнула. На пороге стоял Ханин. Он замер, кажется, пораженный внешним видом своей невесты. -Что, не нравлюсь? – насупившись, буркнула Вика, оглаживая подол платья. -Ты очень красивая, - отозвался Ханин и подошел ближе. -Не передумал? – набычившись, спросила Вика, внутреннее ругая себя за въевшуюся привычку нападать при всяком волнении. -Я обещал тебе еще в нашу первую ночь. -Я была ребенком… мог и передумать. Ханин подошел ближе и взял ее лицо в ладони. -Я всегда буду рядом с тобой. Вика хотела ответить привычной колкостью, но вдруг закрыла глаза на мгновение и слабо улыбнулась, ластясь щекой к рукам мужчины. -Спасибо тебе, Ханин. Он осторожно поцеловал ее в лоб – в то самое место, куда и всегда. -Люблю тебя, Ханина. 26.07.2019-27.07.2019