Часть 4. (1/1)

Люди иногда совершают странные и нелогичные поступки, особенно когда эти люди оказываются оборотнями-котами. Я должен был заподозрить, что с ним что-то не так, еще когда он вытерпел меня пьяного при нашем первом знакомстве. Так вот: при подобном раскладе мне давно уже должны были вьебать по щам, потому что какого хуя я вытворяю вообще, а не делать так, как поступает Гена. Мозг настойчиво кричит, что надо остановиться, руки уже стягивают футболку, комкая её и бросая куда-то за спину Гены, руки уже гладят его живот, грудь, руки очерчивают волосы, руки…-Опять? —?я, не сдержав улыбки, смотрю на освещенное не выключенным мной светом в ванной лицо Гены и вижу кошачьи ушки. Его лицо, такое расслабленное и возбужденное, мигом заменяется смачным фейспалмом, а штаны чуть сползают, освобождая неугомонный хвост.-Киса Фарафонов,?— смеюсь я,?— я знаю игру, в которую хочу с тобой сыграть,?— это звучит как-то слишком пошло. Даже хуже, чем задумывалось.-Ты что, прям так хочешь? —?Гена, мягко говоря, недоумевал.—?Я тебя хочу,?— чешу его у начала хвоста так, что его пробирает насквозь мелкая дрожь. —?Да и кем-то другим ты от этих ушек не стал. Гена улыбается, а после заливается диким смехом, сквозь него спрашивая:—?Не думал сменить фамилию на ?Панин??-Сначала нужно веское основание. Он выгибается подо мной, стонет, царапает спину, поглаживая царапины хвостом, уши прижимаются при особо сильных толчках, а я целую его в висок, извиняясь, но ничего не могу с собой поделать: то ли альфа слишком разбушевался внутри, то ли его кошачья натура и меня превратила в зверя. Кровать, явно не рассчитанная на такое, бьется о стенку, и я будто чувствую ненависть и зависть наших соседей. Все было слишком неправдоподобно. Я и сам не верил до конца, что это происходит. В голове будто на повторе играла ?Мата Хари?, и мне уж точно не хотелось её выключать. Хотя бы до утра. Солнце все же пробилось сквозь плотные шторы, и я проснулся. Было рано. Часов рядом не находилось, но я и без них чувствовал, что было рано. Гена мурлыкал у меня на груди, прижавшись всем телом. Я, по инерции поддающийся всем своим порывам, поцеловал его в лоб и почесал за ушком. Они все еще были при нем (похоже, пора привыкать к Гене в шапке). Утро было таким… легким, что ли. Будто на улице лето, а не преддверие Нового года. Гене, сколько я его знаю, всегда приходилось копаться в себе, отрываться от мира на несколько дней или неделю, чтобы разобраться, что он чувствует. А у меня?— хоть это и изрядно подзаебало?— в который раз вырисовывается строчка на подкорке. Это происходит медленно и неторопливо?— ведь спешить и некуда; три слова выписываются одновременно и в сердце, чтобы остаться там, наверное, навсегда. Такие простые, произнесенные столькими людьми бессчетное количество раз, но каждый?— трогающие.?Я люблю тебя?. Оттого ?хочу тебя? звучит как ?хочу быть с тобой?, оттого улыбка сама собой вырисовывается на лице, оттого внутри что-то расцветает. Что ж, я влюбился, осталось только писать про тебя песни.