Писательница. (1/1)
Ее попросили зайти в редакцию ?Последней осени? на следующий день. Девушка шла по городу, стараясь обходить лужи. Дождь временами шел, временами лил, как из ведра. Сейчас же свинцовое небо нависало над жителями Лейдена, хоть и без дождя, но словно намекая, что чистого неба ждать не стоит. Подаренный зонтик в одну из ее командировок, сейчас был кстати.Вчера она занесла две свои работы, после того, как выполнила заказ недалеко от редакции?— надо было написать письмо для родителей маленькой девочки. Даже послевоенные годы разбрасывают людей в разные уголки. Не только страны, но и континента!Сегодня ей предстоит услышать вердикт редактора. Низвергнет или вознесет? Первый рассказ был тем, с письмом солдата домой. Другое произведение называлось ?Последний штурм?. Трагическая история о штурме высоты в последний день войны, за часы до конца боевых действий. И главный герой умирает буквально с сиренами, символизирующими конец войны. Атака уже ничего не решала, а человек отдал жизнь. И ради чего? Ради дома и семьи?— не тот случай! В этой работе героем был солдат-оккупант. Но тоже человек!Больше всего ей было больно от того, что такое случалось и в настоящей войне. Несколько лет назад она читала в газете про описанные случаи смерти за минуты до конца войны. Издание преподнесло это, как нелепую случайность, шутку судьбы, причуду. Ей тогда это показалось весьма обидным и оскорбительным, как той, что сама чудом избежала холодного прикосновения смерти. И она решилась написать ?Последний штурм?.Все ее работы сквозили осуждением войны. Несли одну простую истину: война не приносит ничего, кроме горя и мертвецов. Даже границы государств не изменились, никому не стало жить лучше. А эхо войны чувствуется до сих пор?— только вместо военной угрозы над всеми нависла угроза экономическая. С валютой Лейденшафтлиха творилось невообразимое! Впрочем, у других было не лучше. Инфляцией уже никого не удивишь. Рисунки на аверсе и реверсе менялись чаще, чем фантики на конфетах, а от количества нулей разбегались глаза.Сама же Вайолет потеряла обе руки. Что примечательно, она несильно жалела о своей потере поначалу. И только теперь, встав взрослее, словно переходя эту грань между бездумным орудием и обычным человеком, она все более старалась скрыть свою особенность. Пару лет назад мастер удлинил ее руки, так как она сама подросла, заодно, проверил функциональность в целом. Позже она купила перчатки, которые обтягивали металлические пальцы очень плотно?— чтобы не снимать их даже при работе. Кстати, время от времени ее новые руки болели?— так было, как только их поставили. Так иногда случалось и сейчас. Именно, болели. Фантомная боль, так пояснил ей врач. Обычно это возникает, когда конечности нет вообще. В ее случае все немного сложнее: рук нет, но они как бы есть. И это тоже было своего рода отметкой на пути к становлению обычным человеком. Ведь чувствовать боль, сожалеть и плакать?— вполне нормальное явление.Также ее мучил один вопрос: почему у нее эти протезы есть? Она знала, кто подарил ей вторую пару рук, после той схватки на крыше поезда. Она так и не смогла поблагодарить того полковника. Даже не знала его имени. Тот благородный жест заново вселил в нее веру в людей. Но откуда у нее появилась самая первая пара рук, она не знала. Вайолет видела множество ветеранов с пустыми рукавами, на костылях и без ноги. Почему именно ей так несказанно повезло, если можно было так выразиться. После войны она читала в газетах об экспериментальных образцах протезов. Такие не были поставлены на поток, были штучными образцами и стоили… как она отметила: ?Мне за всю жизнь и пятой части этой суммы не заработать!?Операция по установке?— тоже сложный процесс. Нужны высококлассные специалисты. Она писала в госпиталь, чтобы узнать, кому быть благодарной за такую вещь, но ответ ей пришел обескураживающий. Бланки на ее имя были заполнены, но вот подписи или указания организации, предоставившей ей помощь, не было. Кто бы это мог быть? Армия? Ох, верилось с трудом, но других вариантов просто не было. Чему армия точно поспособствовала, так это попытке убить в ней все человеческое.Все ее чувства были словно приглушены, запечатаны на время войны. Она не человек, а оружие! Так часто говорили. Не ей лично, но она все равно слышала и все понимала. Только один человек считал иначе. Когда и его не стало практически на ее глазах, тогда, наверно, эта печать и дала трещину в душе. Но оставалась надежда. Второй раз это произошло, когда она выяснила, что майора нет среди живых. Эмоции рвались наружу, хотелось плакать и кричать?— это был нервный срыв. Вайолет пыталась свести счеты с жизнью. Стальные пальцы на своей шее она помнит до сих пор.Ее писательские работы были своего рода соединением чувств, которые отчаянно искали выхода и пониманием уродства войны. Многие ветераны спились: если не от ужасов войны, то от неспособности жить в мирное время. Жаловаться на жизнь и изливать душу за кружкой пива?— это явно не в ее духе. Да и нет того, кому можно доверить самое сокровенное! После договоренности об уменьшении армий к таким воякам присоединились те, кто остался на улице после сокращения численности вооруженных сил. Это так государство заботится о своих верных людях? Такой вопрос задала себе сама Вайолет, когда увидела толпы людей в рваных шинелях на улицах Лейдена в очереди на биржу труда.—?Ладно, хватит плохих мыслей! —?сказала себе Вайолет, стоя одиноко на крыльце перед редакцией.Ее привычка разговаривать самой с собой тоже была проявлением изменения личности. Это произошло как-то само собой. Правда, спустя какое-то время она забеспокоилась. Уж не сошла ли я с ума? Или медленно схожу? Только прочитав в газете, что это просто от недостатка общения, она успокоилась. А собачка в ее комнатке стала постоянным и идеальным слушателем. Хорошо бы иметь того, кому можно выговориться.Она отряхнула зонтик, поправила платье, глубоко вдохнула и толкнула дверь, заходя в здание.***Оказавшись на втором этаже, она без труда нашла нужный кабинет и постучала.—?Войдите! —?ответил мужской голос, судя по тембру, принадлежавший богатырю.Вайолет вошла и поздоровалась. За столом сидел редактор журнала, обладатель грозного баса, вот только сам он выглядел, как пончик или мячик в неладно скроенном костюме. Не вставая, он поздоровался с девушкой и потянулся к кипам бумаг справа от себя. В первую их встречу в коридоре, ему, редактору Марку, приходилось задирать вверх полысевшую голову, чтобы говорить с этой высокой красавицей, что было весьма комично и неудобно.Вайолет спокойно стояла перед столом, ожидая, пока человечек найдет то, что ищет. А вот найти никак не удавалось.—?Простите! Просто ваши работы опубликуют через пару номеров, и пойдут они кусками…—?Вы опубликуете их?! —?Вайолет сама удивилась такой искренней радости в голосе, будто и не она произнесла это вслух.—?Конечно,?— буркнул редактор. —?Вы уж простите, леди. Взяли мы на себя роль цензоров и кое-что вырезали из ваших работ. Ну, наши солдаты воевали не зря, все-таки…Так и не найдя ее работы в одной стопке, мужчина перешел ко второй. Даже вспотев от напряжения, он повернул голову к писательнице:—?Просто хочу показать, что мы убрали, чтобы совесть была чиста. Там совсем немного, но…—?Вот она! —?Вайолет увидела знакомые строчки и рукой указала на работу.Человек с рыбьими глазками взял ее листы и показал на зачеркнутые строки. Их было совсем немного.—?Вот! Вы уж простите, девушка, но я думаю, не стоит отдавать в печать высказывания о глупости наших военных.—?Я не имела в виду простого солдата?— у них не было выбора. Я имела в виду высший офицерский состав. В целом.—?Так вот не стоит! —?редактор жуть как не хотел в своем журнале хоть как-то обидеть высший генералитет. Мощи у армии поубавилось, но дразнить льва, хоть и с выпирающими ребрами, не стоило.—?Что ж, как пожелаете! —?ответила Вайолет, не настаивая на своем. На такой уступок вполне можно пойти.Разобрав еще пару незначительных моментов, они пришли к общему заключению?— такую работу можно публиковать без опаски для читателей, редактора и на радость писательнице.—?Написано хорошо, правдиво. Сам я был во время войны фронтовым корреспондентом,?— не без гордости заметил толстячок.Вайолет кивнула на это заявление с понимающим видом.—?И посыл у Вас отличный?— мир надо беречь! Мировой славы не обещаю, но посмотрим. Кстати, а Вам кто-то из родственников рассказал о войне? Отец? Брат? Уж война у Вас, моя дорогая, описана слишком достоверно, будто Вы там сами побывали,?— мужчина выжидательно посмотрел на девушку.—?Так и есть, я воевала! У меня никого нет?— я сирота,?— тихо и спокойно проговорила Вайолет.Редактор поглядел на нее своими маленькими глазками поверх очков. Девчонка на фронте?! Этой девчушке, ну если сильно-сильно притянуть за уши, лет 20, не более! Отнимаем 6 лет и получается 14. Девочка-подросток спала в грязи, поднималась в атаку и шла в штыковую? Да и выглядит она, скорее, как девочка из состоятельной семьи. При первой встрече он посчитал ее дочкой какого-нибудь аристократа средней руки. Сироты выглядят иначе. Да и занимаются более насущными делами, чем красиво свои мысли излагать на бумаге и затрагивать струны человеческой души. Зарабатывают на пропитание и берутся за любую работу. В частности, сейчас…Мужчина усмехнулся, хлопнул себя по лбу. Да она шутит!—?Ну да! Ну да! Кстати, если что-то юмористическое напишите, приносите! Сейчас это тоже читается! Понимаете, в кризис людям хочется хоть немного веселья.—?Мне жаль, но я не пишу юмористические рассказы,?— спокойно ответила Вайолет.Редактор поднял указательный палец вверх.—?Ах да! Это Вам! —?Марк протянул девушке конверт.—?Письмо? —?удивилась Вайолет. Конверт был слишком ?толстым?.—?Письмо? Ну да! Письмо от центрального банка Лейденшафтлиха,?— с ухмылкой заметил мужчина.Развернув конверт, девушка обнаружила там банкноты и подняла озадаченный взгляд.—?Деньги?—?Да, деньги. В Лейдене еще не все так плохо, чтобы не платить гонорар писателям или журналистам.—?Но я делаю это не за вознаграждение,?— Вайолет нахмурилась.Редактор посмотрел на нее, не понимая: она шутит или издевается. Нет, у нее явный талант: с серьезной миной шутить на разные темы. Деньги не нужны? В наше-то время?—?Вы их честно заработали. Так у нас заведено в писательском цеху. Написал?— получи!Вайолет не стала спорить, но и пересчитывать тоже. Посчитала это плохим тоном, и даже не поинтересовалась, сколько там ?автографов? нынешнего правительства. Они побеседовали еще немного, редактор уточнил, под каким псевдонимом девушка хочет публиковаться.—?Вайолет Эвергарден,?— невозмутимо назвала свое имя писательница.—?Точно не хотите взять псевдоним?—?Я под этим псевдонимом уже много лет живу.Марк опять отметил чувство юмора девушки, не зная, что она говорит правду.