4: Бить или не бить? (1/1)

-Вы что, знакомы? – спросил Евгений, при этом, словно ребенок,дергая меня за рукав.-Первый раз вижу этого некультурного, слюнявого, невоспитанного, зловредного, самодовольного, противного парня! – сказал я, как отрезал, внимательно следя за происходящим на моих глазах микробообменом.— А по вам не скажешь…-вслух выразил свои наблюдения жертва выброса адреналина, все еще не отпуская меня из цепких пальчиков.— Тебе вообще, сколько лет, создание?— всё же оторвавшись от просмотра, спросило моё величество, удостоив парнишку взором зеленых глаз.— 14 сегодня исполнилось. Я с друзьями пришел сюда день рождения отмечать, вот они меня на сцену и вытолкнули…— Жеваный торт! Ты бы поосторожнее, а то будь я настоящим извращенцем, давно бы тебя отдрючил под занавесом…На этих словах Женя как-то странно на меня посмотрел, то ли сомневаясь в моих умственных способностях, то ли…да что он смотрит-то? Ну да, я часто говорю то, что говорить надо через раз по пятницам в високосный год.— Тебе наверно пора, друзья ждут.— А ты не хотел бы к нам присоединиться? Я был бы очень рад.— Ну уж нет, дудки. Я сегодня мальчиком по найму не работаю. Так что иди развлекайся без меня. Удачного дня рождения, -похлопав на прощание нового знакомого по плечу,я поспешил ретироваться со сцены. Так-так,что делать-то? О, мой Ромео, как ты мог так со мной поступить…В этот час, когда я бросил всё и устремился навстречу к тебе, любимый. Какая злая ирония судьбы. Бить или не бить? Вот в чем вопрос. Но любимая мною самоирония как-то мало помогала, что означало либо я совсем спятил и мне пора в рай для фей, или же то, что дело обстоит серьезно и пора надевать кастет, чтоб по дороге в отель отомстить какому-либо гопнику за несчастных эмо-боев! Так тебе, отброс общества! Фей, разъяренный неудачей в любви, накажет тебя, о шибка эволюции! А если серьёзно…Какого хера он вытворяет? Ну и что, что я сосался с той мелочью на сцене, разве это, мать его, пример для подражания?! Кулаки прямо-таки чесались, чтоб навалять сначала возлюбленному, а потом и его будущему соседу по палате в районной больнице. Сделав глубокий вдох, я устремился к выходу из клуба, молясь про себя, чтоб моя чертова вспыльчивость прекратила свое бурное действие. Так, Сэмми, СПОКОЙСТВИЕ, как нарекал великий Карлсон. Сам виноват, нехрен было на сцену лезть. Преодолев толпу, я наконец выполз из клуба, вдыхая свежий ночной воздух. В груди неимоверно жгло, обида скользила вдоль каждого участка тела, сжимала сердце. Хотелось орать, орать на весь город, пробивать стены, и бить так, чтобы костяшки пальцев стирались в кровь, и чтобы это саднящая боль полностью заглушала все чувства, которые мешали трезво оценить ситуацию. Блядство, блядство, блядство! И эти три слова я, кажется, сказал вслух, так как за моей спиной раздался тихий, шипящий ответ.— Блядство говоришь? Какой же ты…-договаривать Аки не стал, мигом оказавшись лицом ко мне и не хило ударяя кулаком по лицу, да так, что спиной я припечатался к стенке. Еле опомнившись от дикой боли в позвоночнике и челюсти, я сумел-таки увернуться от следующего удара, который незамедлительно попал в стену здания. На улице раздался дикий крик и мой смачный хохот.— Черт, черт, мать твою! Я сломал руку! – Аки прыгал на месте, здоровой рукой держа за запястье поврежденную и матеря меня последними словами. Похоже, это действительно больно. Я смеялся, одновременно ощущая, как от каждого движения челюсть прямо-таки сводит резкой болью. Но остановиться я просто не мог. Нервное.

— Хватит ржать, придурок! Терпеть тебя не могу уже! Достал! – на его глазах показались слезы, то ли от обиды, то ли он действительно сломал руку. Смех прекратился так же быстро, как и начался. В мгновение став серьезным, чего в принципе не бывает, я подошел к нему и осторожно взял поврежденную конечность, проверяя на наличие перелома. Аки подозрительно замолк и не сопротивлялся, даже не шолохнулся. Убедившись, что ничего серьезного нет, максимум трещина в кости, я оставил его руку в покое и мысленно похвалил себя за то, что все же прошел курс оказания первой медицинской помощи пострадавшим( точнее было бы сказать, что мой мозг отчего-то запомнил, как определять виды и степени травм, ну уж не то, как поспособствовать их лечению). Насторожившись гробовой тишине, я медленно поднял голову и посмотрел на любимого, который, в свою очередь, внимательно изучал меня взглядом.

— Что? – только и смог выдавить я, тут же потеряв свой врожденный дар красноречия.— Ничего, — ответил он, бросив на меня хмурый взгляд, — мне надо домой. И в больницу.

— Я тебя провожу. И это не обсуждается.

— Делай, что хочешь, — бросил он, обходя меня и направляясь вверх по улице.

Сказать, что я был шокирован, значит ничего не сказать. Что происходит? Будто бы не было разъяренных ударов и криков. Будто бы ничего вообще не было. Блядь, лучше бы он продолжал материться и драться, только бы не этот уставший взгляд и безразличный голос. Может ему волшебной палочкой по голове стукнуть? Шизофренический разговор с самим собой тоже не шел, потому, замолкнув мысленно и реально, я пошел за ним, стараясь ни о чем не думать. Так, молча, мы дошли до троллейбусной остановки, где, дождавшись нужного транспорта, сели и поехали в сторону его дома. Он сидел, уставившись в окно, будто бы первый раз ехал этой дорогой. Ни малейшего внимания, ни малейшей эмоции.— Так и будешь молчать? – всё же спросил я, внимательно рассматривая его профиль и следя за реакцией.— А что мне тебе сказать? Будь счастлив с тем засранцем? Какого черта ты вообще приеха? Тебя тут никто не ждал.

Мгновенно вокруг стало тихо. Уши не улавливали никаких звуков, было лишь что-то бурлящее, что-то противное, и это поднималось к горлу, стремясь задушить. Второй раз за вечер мне стало больно, обидно, я стал противен самому себе. Такие простые слова. Всего лишь слова, которым почему-то захотелось поверить. Вот так легко. Люди вообще склонны к самобичеванию и самосочувствию без повода или с поводом надуманным. Феи общипали крылышки. Или как там феи передвигаются…порошок волшебный отобрали…Усмехнувшись своей идее о том, что феи наркоманы, а отсюда и суть всего сказочного, я вывел из себя любимого, который, оказывается, уже наблюдал за всеми теми эмоциями, что проскользнули на моем лице.

— Усмехаешься? Ты месяц молчал, тебя нигде не было. А тут, внезапно появляешься на вечеринке и засасываешь какого-то малолетнего хмыря. Ожидал, что я к тебе в объятия кинусь? – вот любимого и прорвало, он говорил, буквально выплевывая каждое слово мне в лицо. Не успев ответить на заданные вопросы, я вновь услышал его тираду.— Хотя да, знаешь, когда Ами сказала, что ты приехал, я забыл про всё. Я был рад. Удивлен, но счастлив. Но Ты всегда умел испортить мне настроение. Ты просто профи в этом. Зачем ты со мной едешь? Я никому не скажу, что произошло. Вали в свою Москву, я справлюсь и без тебя.

Я молча слушал, уставившись в окно и стараясь сконцентрировать всё своё внимание на счете рекламных объявлений, развешанных по городу. 14. 15…счастлив…16. вали в Москву…17…Плохо мне дается концентрация, люди добрые. Хотелось выйти. Бросить его. Навсегда оставить и больше не возвращаться. Обидеться на всю жизнь и даже больше. Кинуть в ответ столь же грубые и беспощадные слова, чтоб у него в сердце щемило так же, как и в моём. Проклясть его на вечно, посадить на кол, заставить смотреть на то, как умирает котенок, эх, как меня понесло. Было открыв свой рот, чтобы заставить закрыться его, я вспомнил свою маму и замолк. Я поклялся, что больше никогда в жизни ни одному дорогому мне человеку не скажу ничего мерзкого и ранящего. Пусть это останется во мне. Но они не узнают о секундной слабости. Я стерплю, я сильнее. А их боль пережить невозможно. Челюсти свело от желания высказаться и невозможности сделать это. Тело напряглось, оно заныло от боли, которую в данный момент причинял мне Он. Молчи, Сэм, только молчи. Он не понимает, что говорит. Это всего лишь эмоции. Это не правда.Взглядом я впился в его лицо, рассматривая этого виртуально дорогого мне человека. Черт, я ведь даже его не знаю. Действительно ли он тот Аки? Не глупым ли было все то, что я натворил? Да безусловно. Я просто не знаю этого парня, который сейчас предъявляет мне все эти обвинения. Просто не знаю. Но почему тогда больно? Почему стало пусто и не по-человечески херово?Реальность как-то стремительно захватила меня, развеивая туман, обрушивая всё то, что скрыто мешало мне спать ночами. Не надо было мне приезжать. Эх, как не надо было.

Его голос больше не прерывал ход моих мыслей, мы оба молчали, каждый думая о своём. Вот только я не заметил, что Аки смотрит на меня, смотрит, словно человек, ожидающий опровержения своих собственных слов. А я, в свою очередь, был от него уже далеко, попусту спрятавшись в реальности, укрывшись ею как щитом.— Это моя остановка, я выхожу, — прошептал он, в последний раз пронзая меня взглядом.— Береги руку, — только и ответил я, так и не посмотрев в сторону своего возлюбленного. Не посмотрев, а потому и не заметив, как слезы затуманили его глаза, норовя пробежать по нежному бархату щёк. Не заметив, как содрогнулось все его тело, когда он вышел из троллейбуса навстречу будущему без меня.