Глава 3.15. Мюнхен (1/1)

Мюнхен, день, 14.04.1992.Генерал Амадей и судья Конти не поленились лично посетить ?Штуселёйпен & Рази?.– Мы можем рассчитывать на сотрудничество? – спросила с порога Сильвия Конти.– У вас есть полномочия действовать на территории Федеративной Республики? Постановление на обыск? Если нет, то вы можете пройти в помещения, где мы принимаем посетителей, и находиться там до тех пор, пока я не попрошу вас удалиться. Вы можете побеседовать с нашими сотрудниками, с их согласия. Прошу…Штусси был настолько любезен, что предоставил в распоряжение генерала и судьи помещение переговорной. Сейчас за широким и почти пустым столом, напротив высоких итальянских гостей, сидел ведущий специалист фирмы по ведению наружного наблюдения или, попросту говоря, главный филер. Неприметный, среднего роста пожилой человек с абсолютно незапоминающейся внешностью. Казалось, сама природа создала его для этого малопочтенного ремесла, а он лишь осознал свое предназначение.– Что бы вы хотели узнать? – спросил он бесстрастно.– Все! – предельно жестко рубанула судья Конти, не замечая предостерегающего жеста Амадея. – Вы вели слежку за сотрудниками полиции и… других государственных структур! Ваше вмешательство могло привести к провалу важной операции. Я сделаю все возможное, чтобы привлечь вас к уголовной ответственности.– Отнюдь. Я и другие сотрудники лишь выполняли свои профессиональные обязанности. Мы работали согласно ориентировке. Желаете взглянуть? – филер вынул материалы из папки.Амадей быстро пробежался глазами по документу, затем по следующему. Он закашлялся и попросил воды.– Нам нередко приходится выслеживать подобную публику. Я имею в виду альфонсов, конечно. Кто-то считает, что в наше время они совсем перевелись, но это, к сожалению, не так. Они довольно разнообразны. Те, что промышляют среди юных профурсеток, могут выдавать себя и за начинающих, но подающих большие надежды автогонщиков, и за непризнанных гениев. Те, что охотятся среди дам бальзаковского возраста, делают ставку на респектабельность. Знал я одного типа, выдававшего себя за корабельного магната. Он любил одалживаться у дам под предлогом, что забыл свою чековую книжку, а мелких денег он не держит. Хорошо имел с этого, а при проверке оказалось, что он одно время работал табельщиком в порту Гамбурга… – Вы не могли бы держаться поближе к теме нашего разговора? – судья Конти, похоже, теряла терпение.– Хорошо, перейду прямо к делу. Мы разыскиваем одного типа, причинившего значительный материальный и моральный ущерб нашей клиентке. Двадцать седьмого марта сего года мы получили информацию, что человек, подходящий под имеющееся у нас описание, появился в окрестностях Вены и посетил съемный загородный дом… Предполагаемые сообщники называли его в разговоре ?генералом?.– Кстати, кто ваша клиентка? – спросил Амадей. – В папке почему-то нет ее данных.– Мы никому не предоставляем данных о наших клиентах, – твердо сказал филер. – Разве что по решению суда. Можете обратиться к господину Штуселёйпену, но он, скорее всего, скажет вам то же самое. Итак, вернусь к нашему делу… Тот, кто нам нужен, представляет собой, так сказать, классический вариант альфонса. Представляется генералом итальянской госбезопасности, промышляет среди женщин в возрасте. Нам известно только об одной из его жертв, но судя по тому, как уверенно и цинично он действует, мы заключили, что он не новичок. Словесный портрет вы читали. Вы уж извините, но больно он на вас похож. Фотографии у нас нет, вот и обознались. А вы, выходит, настоящий генерал? Ужасно, что мы так ошиблись.Амадей только кивнул.– Стало быть, придется поиски с начала начинать, – филер горько вздохнул. – Поймите и вы нас – у каждого свои задачи. Вы, офицеры… государственных структур, охотитесь за крупной дичью, так сказать. А мы – скромные люди, мы так высоко в мыслях не парим. Неверные супруги, вороватые слуги, альфонсы, алиментщики – вот и весь наш контингент.– Прошу прощения, я на минуту вас оставлю… Служба.Амадей вышел из переговорной с целеустремленным видом человека, вспомнившего о чрезвычайно важном деловом звонке, но как только за ним закрылась дверь, он весь скорчился и еле доковылял до подоконника.– С вами все в порядке? – к нему уже спешила Сильвия Конти.Но он не мог ответить, тело его сотрясалось, лицо порозовело. Со стороны казалось, что пожилого генерала подкосил какой-то внезапный приступ.– Альфонс! Брачный аферист… Ооооой… – тяжело выдохнул Амадей, и ему, кажется, стало легче дышать. – Каковы бестии!Только теперь стало ясно, что генерал корчится от смеха. Глядя на его сотрясающееся в конвульсиях тело, Сильвия чувствовала себя оскорбленной в лучших чувствах.– Что выдумали, засранцы! По-хорошему, упечь бы их всех и разогнать поганую контору, но… Ой, аж живот заболел, – генерал с трудом разогнулся. – Думаю, нам придется ни с чем возвращаться восвояси.– Вы это так оставите?– А что еще остается? Не в наших интересах обращаться в суд и предавать эту историю огласке. Тем более, что мы, таким образом, не достигнем никаких значимых для нас целей. Мы станем посмешищем, а ?Штуселёйпен & Рази? еще и покуражатся.*****– Я глубоко сожалею об ужасной ошибке, допущенной нашими сотрудниками, – сказал на прощание Эрик Штуселёйпен. – Я обещаю: виновные будут наказаны, – соврал он не моргнув глазом.Мюнхен, вечер, 16.04.1992.Офис ?Штуселёйпен & Рази? теперь не такой, как раньше. В прошлом остались теснота, подержанная оргтехника, отсутствие места для нормального архива. Успешное дело, подпитанное еще год тому назад деньгами Елены, плодоносило вовсю.Сегодня Елена сидела в своем новом кабинете, окна которого выходили на набережную Изара. По обоюдному согласию компаньоны выбрали свой новый офис в районе старой застройки, в том редком месте, где исторические здания соседствовали с зеленью и рекой. Близился к завершению ее первый рабочий день.– Ну, тебе снова нужно ко всему привыкнуть, войти в рабочее русло. В первую очередь отследи изменения, произошедшие в законодательной базе за время твоего отсутствия. Допустим, это займет день. А впрочем, бери сразу новое дело, по ходу все и отследишь. Вот подходящее – развод и раздел имущества, ведь семейное право – твой конек, – Штусси заметил, как она болезненно поморщилась. – Не бойся, про историю с аннулированием твоего развода здесь почти что никто не слышал.Возвращение к работе давалось нелегко, ведь все последние месяцы Елене приходилось решать совсем иные задачи. Страшно вспомнить, как давно она в последний раз работала. Она изучала материалы дела, периодически ловя себя на том, что разум непроизвольно начинает словно бы скользить по поверхности текста, подобно тому, как луч скользит по поверхности воды, полностью от нее отражаясь. Приходилось останавливаться, вновь сосредотачиваться и возвращаться назад. Наконец, день подошел к концу.Елена встала, подошла к открытому окну. Было прохладно и сыро, по набережной сновали яркие пятна зонтов, ожившие деревья стояли в полупрозрачной зеленой дымке, и только на ближайшем дереве можно было разглядеть крохотные нежно-зеленые листья.?Как красиво, – отметила про себя Елена. – Молодая зелень на фоне темного маренго мокрых каменных фасадов, свинцовой глади реки и рыхлых дождевых туч?.Она закрыла окно, выключила все и вышла из кабинета. Сегодня на двери появилась новая табличка:?Елена С. КариддиАдвокат?.В коридоре ее уже ждал Штуселёйпен, было решено отметить возвращение Елены походом в ресторан.– Лена, а у тебя нет желания вернуть девичью фамилию? – Штусси кивнул в сторону таблички. – А то получилась дисгармония с названием нашей фирмы.– Нет, не хочу, – компаньоны не спеша двинулись к выходу. – Ты же знаешь, Филиппо Рази не был мне родным отцом, так что теперь поди разбери, какая у меня настоящая фамилия. Конечно, Каридди – фамилия, засветившаяся в полицейских протоколах, но Рази в этом смысле ничуть не лучше. Филиппо Рази был преступником, таким же, как все. Он занял свое место, тоже идя по трупам. Но хуже всего была его неизбывная фальшивая добродетель, которой так кичился и он сам, и Эстер, мир ее праху. В этом им равных просто не было. Елена Эспиноза… Звучит прекрасно, но на каком основании? Официально, по документам, я не состою в родстве с Антонио Эспинозой. Или взять девичью фамилию матери, Елена София фон Дайним? Это было бы лучше всего, но есть одна загвоздка: называть себя на аристократический лад особенно любят обнаглевшие нувориши. Так что останусь я, пожалуй, Еленой Каридди: практично и без лишних претензий.*****Штусси и Елена расположились в маленьком пивном ресторанчике. Как ни крути, но разговор все время возвращался к последним событиям.– Неприятностей у нас, считай, что и не было, – удовлетворенно констатировал Штусси. – Пока ты оставалась в Цереле, приезжала эта бойкая рыжая девица, пыталась меня пугать. Очень смешно. Я только и сказал ей, что готов никому не рассказывать, как она облажалась, бросив свою подопечную одну в доме, так ее гонор сразу и иссяк. А несколько дней назад нам оказали честь своим посещением генерал Амадей и судья Конти. Как думаешь, этим все и кончится, или они постараются поквитаться с нами за все: и за слежку, и за твое незаконное проникновение в дом?– Даже не знаю. Думается мне, что не в их интересах поднимать шум. Завтра многое прояснится: генерал Амадей назначил мне встречу.– Ты не боишься?– Теперь уже нет. Если бы он собирался ликвидировать меня, то удобнее всего это было бы сделать в том доме. Застрелить при проведении спецоперации – самое милое дело. Раз Амадей тогда не отдал приказ убить меня, не тронет и теперь. Как бы мне хотелось узнать, что же в действительности произошло? То, что все время оставалось вне поля нашего зрения.– Ну, кое-что и нам известно, – Штусси довольно улыбнулся. – Пока ты прохлаждалась на курорте, я здесь кое-что нарыл. В тот день, когда заварилась основная каша, был арестован некто Литвак – большая шишка в международной финансовой системе. И знаешь где? В Чехии. Дело вышло настолько громким, что подробности неизбежно просочились. Когда его взяли, рядом нашли тело Давиде Ликаты. А Марии с Тано и след простыл. Не поняла еще? По-видимому, арест этого Литвака и являлся конечной целью всей операции. А газеты просто неистовствовали: в Чехии перехвачена беспрецедентная партия наркотиков. Все эти события произошли стремительно, в течение суток – и это не совпадение, а закономерность. Кстати, кстати… Этот Ликата постоянно попадал в поле нашего зрения, но что за человек он был?– Он хороший мужик был, честный. У него была непростая жизнь: лет двадцать назад он жил на Сицилии, служил в полиции. Но пришел день, когда почти все его коллеги были убиты, а он сам был вынужден бежать из Италии, бросить семью… Прискорбно признавать, но мой папа имел к этому непосредственное отношение… Не так давно Ликата вернулся в Италию, и вот… Все закончилось очень быстро и очень печально. Давай помянем.– Ты так отзываешься о нем… А ведь он пытался тебя убить, да и твой отец причинил ему огромное горе. Выходит, вы были врагами?– Мы как фигуры на шахматной доске – просто окрашены в разные цвета. А насчет того случая, когда он в меня стрелял… Возможно, это просто стечение обстоятельств.– Да только наш мир – не шахматы, – покачал головой Штусси, – в нем не так-то просто отличить черное от белого.К удивлению Штусси, последние новости почти не взволновали Елену. Главная цель операции? Дорога к этой цели усыпана человеческими трупами. Так что какая теперь разница…– А днем раньше покончил с собой некий Лоренцо Рибейра.– Никогда о нем не слышала.– Канадец итальянского происхождения, баснословно богат. Его покойного отца подозревали в связях с мафией, что не помешало ему беспрепятственно уехать в Канаду и дожить до глубокой старости.– Может, это просто совпадение. Этот Лоренцо мог чем-нибудь болеть или страдать от неразделенной страсти.– А на его труп выезжали судья Конти и генерал Амадей. Скажешь, это тоже совпадение? В самый ответственный момент, в канун завершения всей операции, они находят время и едут осматривать труп обычного самоубийцы?– Да, это наводит на размышления.– Хочешь, верь мне, Лена, хочешь – нет, но я думаю, что этот Рибейра и есть тот самый человек, что, оставаясь до поры невидимым, противостоял Бренно… и твоему отцу. Мы никогда его не видели, ты, как выяснилось, даже никогда не слышала его имени. Но ты не могла не ощущать его присутствия. В чьих интересах действовали Карта и Салимбени? Кто хотел отстранить Бренно от участия в прокрутке средств? Рибейра – зуб даю! Он думал, что победил, отпихнул старика Бренно от кормушки. А когда осознал, что оказался в западне, устроенной людьми генерала при активном содействии твоего бывшего, просто выстрелил себе в рот. Думаю, именно он ?дал добро? на убийство Ирены и Антонио Эспинозы. Я говорю это, – голос Штусси стал другим, – потому что надеюсь, что тебе станет легче. На сегодняшний день уничтожен не только исполнитель убийства, но и тот, кто отдал команду.– Выходит, этого Рибейру уничтожил Тано?– И ты. Ты тоже сделала все, что могла. И нельзя забывать про генерала Амадея и всю его группу. Идея-то его.– А мы его выставили брачным аферистом… – Елена вздохнула.– Он не обиделся. Бьюсь об заклад, это его только позабавило.– Тогда ладно. Дополню список событий: в своем поместье убит Амилкаре Бренно. У меня до сих пор душа не на месте, не знаю, что и думать. Казалось, все было хорошо, он избежал расставленной ловушки, и вот, убит… Он был деспотичным, пугающе жестоким человеком. Наверное, из-за этого мне было сложно себе представить, что что-то может случиться с ним самим.– Ничего удивительного. Рано или поздно Амадей вычислил бы его. Устранив Бренно, его преемник отжал его ?клиентскую базу?, поставщиков – в общем, все. И ищи теперь ветра в поле.– Да я не о том, – сама не понимаю, что я чувствую. Он втянул отца в противостояние с Рибейрой, которое так плохо кончилось, но сам начал искать убийц папы и Ирены еще до того, как я его об этом попросила. Он угрожал мне пистолетом, но, при этом, защищал меня. Он изо всех сил строил из себя этакого простачка, работягу из народа, но Бренно не был прост, совсем не прост. Одно ясно: его смерть освобождает меня от необходимости оказывать ему услуги в будущем.– Понимаю, это прозвучит ужасно, но, выходит, его смерть избавляет тебя от проблем?– Получается, так. Знаешь, в последнее время мне иногда бывает страшно: я чувствую, как что-то во мне надломилось что ли. Помню, во время моего последнего визита к Бренно к нему привезли Салимбени. О чем они говорили, не скажу – не знаю. Бренно попросил меня подождать в другой комнате. Помню, как его повели во двор, прямо мимо меня провели. В моей душе тогда ничего не шевельнулось, а ведь я прекрасно понимала, что происходит. А Салимбени… Нет, не понимал, только растерянно пощипывал усики…– А я-то, глупый, надеялся, что последние события заставят тебя поумнеть! – Штусси воздел глаза к потолку. – Ты, мой друг и компаньон, едва не погибла из-за какой-то мелкой вши! И теперь переживаешь, что из-за него не переживаешь…– Но это было так бесчеловечно. На следующий день его нашли в какой-то канаве.– Ну вот, ты почти оправилась от потрясения и возвращаешься в нормальное состояние.Тут им пришлось немного помолчать: официант принес новую порцию пива и закусок.– А как на личном фронте? Извини, что спрашиваю, но мы же друзья, – Штусси сконфузился.– А как там может быть? Никак. Хотела сделать все по человечески: отослать Бирнбахеру все необходимые бумаги, свидетельствующие об аннулировании нашего брака. Хотела, чтобы у него были в порядке документы. И что ты думаешь? Мне он сказал, что едет по делам фирмы в Гонконг, и, насколько мне известно, он действительно сел на самолет. В поисках Ральфа я обратилась в его фирму, и тут вдруг выяснилось, что он у них больше не работает. По старому адресу он не появлялся, а новый не сообщил.– Кажется, этот парень очень любит жизнь.– Несомненно. К тому же последние события произвели на него очень угнетающее впечатление.Компаньоны даже не заметили, как Юрген приблизился к их столику, бесшумно вынырнув из клубов табачного дыма, как Летучий Голландец из тумана.– Ваша секретарша подсказала, где вас искать. Можно?– Садись, брат. Куда же тебя девать.Юрген уже собирался приступить к своей порции пива, как муха, до сей поры кружившая над столиком, потеряв всякую осторожность, плюхнулась в его кружку.– Мы можем сказать, что так и было, – предложил практичный Штусси, заглянув к кружку Юргена. – Тогда, бьюсь об заклад, нас будут весь вечер угощать за счет заведения, лишь бы мы не устроили скандал.– Да ладно.Юрген был великодушным юношей. Ловко подхватив муху столовым ножом, он вытащил ее и положил на салфетку.– Я тут случайно слышал, как спокойно ты говоришь о Ральфе. Может показаться, что у тебя ледяная кровь. А мы-то думали, что у вас большая любовь, считали вас идеальной парой.– Да ну ее, любовь, – Елена только рукой махнула, и стало заметно, что она порядком набралась. – Я теперь и не знаю, что это такое. Раньше я, как и все нормальные люди, думала, что любовь это то, что дает нам надежду на новую жизнь, лучшую. Что это основа для семьи и общего будущего.Муха тем временем слегка обсохла и начала бесцельно ползать по салфетке.– Что, дармовое пиво поперек горла встало? – глумился над несчастной Штусси.– А теперь что? – гнул свою линию Юрген.– А теперь я иногда думаю, что это только то, после чего остается чувство непоправимой тяжелой потери.– Послушать тебя, так разобраться в этом можно только потом, когда уже будет поздно, – кажется, Юргена не устраивало подобное определение любви.– Поздно, брат. В этом вся проблема.– Но ведь ты давно взрослая, должна все знать, все понимать, – не унимался Юрген. – Уж не один раз замужем была.– Извини, что разочаровала. Но я, в отличие от многих женщин, никогда не считала и не считаю, что понимаю мужчин. Ваша психология для меня – загадка. Есть множество барышень и дам, которые вас понимают или думают, что понимают. Знаю я всю их так называемую мудрость: мужчины любят глазами… Ноги, грудь, прочая анатомия… – Елена отмахнулась от неискренних протестов собеседников. – Но случается, что с некоторыми людьми это не работает. То есть, и ноги, и грудь имеются, и притом в полном порядке… А если любовь все же возникает, то непонятно как, непонятно почему, неясно зачем. Наливайте еще… Вот… та еще загадка.Маленькая компания еще долго сидела, окутанная табачным дымом. А муха вскоре поднялась в воздух и улетела, радостно жужжа.Мюнхен, вечер, 17.04.1992.Весна заполнила город. Елена оставила машину у офиса ?Штуселёйпен & Рази? и с удовольствием прошлась пешком. Она не знала, зачем понадобилась Амадею, но была абсолютно спокойна, тревоги не было.Все, как известно, возвращается на круги своя. Она вернулась в старый добрый Мюнхен, вернулась к своим привычным обязанностям в фирме. Затянувшийся отпуск по семейным обстоятельствам подошел к концу. Казалось бы, три с половиной года – это не так уж и много в масштабе всей жизни человека, но за это время Елена распрощалась с надеждами и иллюзиями молодости. Жизненный путь больше не представлялся ей увлекательным, счастливым и в меру утомительным путешествием.Генерал Амадей встал и галантно поприветствовал ее. Они расположились за столиком в уличном кафе. После круговорота последних месяцев атмосфера была неестественно мирной и спокойной.– Надеюсь, вы не погнушаетесь обществом старого альфонса, прекрасная синьора?– Что вы, если кто из нас двоих и является брачным аферистом, то это, без сомнения, я. Простите меня, генерал, но я черпала вдохновение из собственной жизни.– Не расстраивайтесь и не обижайтесь, что я раскусил вас. Я старше и намного опытнее. Но я способен оценить вашу наглость и остроумие, а также профессионализм ваших коллег. А как ваши дела? Ну, раз вы сами об этом заговорили?– Просто прекрасно. У меня два мужа, и оба скрылись в неизвестном направлении. Я свободна, как весенний ветер, – внезапно она сменила тему: – Я очень сожалею, что Давиде умер.– Да, нам всем очень жаль.?Генералу не привыкать терять бойцов, – думала Елена про себя. – А это – лишь пустые слова, обозначающие чувство, которое он, наверное, уже давно не испытывает?.– У нас с Давиде было множество причин не любить друг друга, – продолжала она, – но поверьте, мне очень, очень жаль. Я говорю сейчас не из приличия. Я не знала, что он настолько болен… Все последнее время я чаще сталкивалась с тем, что люди погибают, а не умирают от естественных причин.– А причина его смерти и не была естественной. Почти год назад, когда еще длился процесс по делу вашего отца, Давиде тяжело ранили. Врачи подарили ему несколько месяцев жизни, а я, в свою очередь, предложил интересную работу.– Так вы использовали Ликату, зная, что его время на исходе?– Осуждаете? – Амадей прищурился.– Не знаю. Возможно, ему так было легче.– Однако перейдем к делу, – генерал оставил благодушный тон. – Все это время вы были не на нашей стороне, меня это не устраивает. У вас есть образование юриста, опыт оперативной работы, сообразительность и наглость. Такие люди мне и нужны.– Вы меня вербуете? – догадалась Елена.– Предлагаю сотрудничество, скажем так. Не стоит отвергать мою дружбу, в один прекрасный день она может вам пригодиться. Вы понимаете, о чем я говорю? Я вижу вас насквозь, Елена, чувствую ваше дыхание. Не стоит отвергать мою дружбу…– Это большая честь для меня, генерал, если бы не одно ?но?. Признаться, не хотелось бы повторить судьбу несчастного Салимбени: он, помнится, тоже со слишком разными людьми пытался дружить одновременно.– Не зарекайтесь, жизнь длинная. И не сравнивайте себя с Салимбени, его сгубила алчность в сочетании со скудным умом и недостатком храбрости. Вам это не грозит. Я слышал, конечно, слышал, что по молодости вы натворили немало бед. Я вас тогда не знал. По-видимому, вы сильно изменились. Раньше вы могли совершать необдуманные поступки, но не теперь. Сохраните мою визитку. Ваш отец мертв, а мужчина… тот, что вам под стать, уехал далеко-далеко… Он не вернется, Елена. Все потеряно, кроме денег, разве не так? Вы рассчитываете вернуться к жизни обычного обывателя, найти радость в пиве и сардельках? Этого не будет. Ваша душа отравлена, не побоюсь этих слов, общением с самыми выдающимися преступниками нашей страны. Очень скоро вам станет скучно, в мире нормальных людей вам не найдется места. Сохраните мою визитку на будущее. Прислушайтесь к себе: что вам на самом деле нравится? Риск, волнующий холодок по спине, чет-нечет? Вам же это нужно? В последнее время вы почти не пьете, так? И правильно, что толку в примитивной химической реакции, когда теперь ваш наркотик – вечная игра. Однажды вы уже убили человека. А может быть, не однажды?– Простите, генерал, но я не буду торопиться говорить вам ?да?. И мне непонятно, на что я вам? Я же не оперативник.– Нет, не оперативник. Представьте, что я – повар, создающий изысканные блюда. Мне нужно все: мясо, овощи, специи. В вас есть то, что я не найду в других. Вы и Сильвия Конти могли бы прекрасно дополнять друг друга…– Спасибо, что были настолько откровенны. Вы собираетесь держать меня при себе для тайных поручений… Таких, которые нельзя доверить Сильвии Конти? Думаю, мне лучше уйти.– Стойте, Елена, стойте. Я не в буквальном смысле. Сильвия – прекрасный специалист, человек крепких моральных устоев… Но, вы же сами видите, это не женщина, это – схема. Вы – ее полная противоположность… – Амадей немного помолчал. – Неужели вам ее совсем-совсем не жаль?– С какой стати мне ее жалеть? Она погубила моего отца.– Не обманывайтесь, вашего отца настигло правосудие. А вот мне искренне жаль Сильвию.– Если вы намекаете на тот старый случай, когда я была вынуждена стрелять в полицейского комиссара, ее тогдашнего любовника… Да мне даже не посмели предъявить обвинение! Спросите меня: почему? Да потому, что на суде и мне, и им пришлось бы обнародовать все. Все! Каттани не был разборчив в выборе средств.– Я не знал покойного, но слышал, что он отличался взрывным темпераментом.– Вот темперамент-то его и подвел.– Не перебивайте меня! Я хотел совсем не про это сказать. Давиде и Сильвия… Я и не знал, что у них были отношения, но Феда говорит, что это не было рядовым служебным романом, и что они, вроде, объяснились. Представляете, обрести любимого человека и так вдруг потерять его?! Конечно, от этого портится характер.– Странно… Вы говорите, Давиде все знал. Знал, что умирает, и… Как можно обещать любить кого-то, не зная, доживешь ли до утра. Впрочем, ладно… Вопросы любви и смерти каждый решает для себя сам.– Вернемся к нашим баранам, а то мы отвлеклись. Как я уже говорил, с судьей Конти стало трудно договариваться.– Почему?– Она служит в правоохранительной системе. Это, так сказать, то, что на поверхности. Сама она считает, что служит Справедливости. Поэтому с ней иногда бывает трудно. Вот ваш муж стремился к богатству, власти и личной свободе. С ним нам удалось договориться. Вы стремитесь… Скажите сами.– Выжить.– Правильно. И с вами можно найти общий язык.– А к чему стремитесь вы, генерал?– По достижению определенного уровня – а я его достиг – цель игры уже только в самой Игре.– Красиво.– Кстати, если вам интересно… Наши беглецы улизнули, вот ведь незадача. Они или намертво затаились, или уже находятся вне нашей юрисдикции… Не бойтесь, ваша повседневная жизнь почти не изменится, мне нужны особые люди для особых дел. Подумайте… Я сам с вами свяжусь. А сейчас, всего хорошего, синьора Каридди.Проводив взглядом генерала, Елена почувствовала, что тяжкое бремя, лежавшее у нее на душе, стало чуточку легче.