Часть 2 (1/1)

Несмотря на строгий тюремный порядок, Хоббс позволяет Кэрроллу многое. Оставаться в гостевой комнате, где они проводят большую часть вечера и ночи, сопровождать его на дневных прогулках, наблюдать за ежедневным занятием с бабочками. И Кэрролл принимает эти правила. Молча, сдержанно, глядя исподлобья и стеснительно улыбаясь.Он знает, что пока настроение партнера не изменится, он может ничего не бояться. И эта невидимая, но прочная ниточка, которая их связывает, не порвется.- Тебе нравится? – Уиллард отрывает взгляд от экземпляра и, глядя на сидящего напротив Кэрролла, улыбается.- Холодная и неприступная скромница, - тут же отзывается он. – Очень похожа на тебя, когда ты спокоен.- Я не спокоен, - дрожит голос Хоббса, и рука тянется к груди. Он поправляет идеальный галстук. – Подойди!И Кэрролл тут же поднимается, делает несколько шагов и прижимается бедром к боку смотрителя. Всматривается в бабочкины крылья сквозь стекло лупы, но рука его начинает жить отдельной жизнью, уверенно покрывая сначала спину, а затем касаясь шеи.Хоббс задерживает дыхание, оно клокочет где-то внутри. Правда, глаза остаются по-прежнему безучастными. - Ты много себе позволяешь, Кэрролл, ты заметил? – он пытается говорить строго и надменно. – Попробуй сдерживать свои эмоции, иногда это помогает избежать неприятностей.- Хорошо, - рука тут же исчезает, и затылок перестает ощущать тепло и нежность, с которой к нему прикасались. Хоббс разочарованно вздыхает, и это становится очевидно слышно.- Черт, ты не даешь мне сосредоточиться! Никогда не даешь! – вспыхивает тюремщик, кидает пинцет на стол и разворачивается лицом к стоящему перед ним парню. – Ты… слишком возбуждаешь меня.Пальцы сжимают бедро, Кэрролл прикрывает глаза и довольно вздыхает. Делает шаг назад, возвращается к своему месту. Он мог бы настоять, он мог бы наклониться и чувственно поцеловать любовника в губы. Он вообще мог бы сделать многое. Если бы Хоббс подал знак. Но сегодня, видимо, Уиллард не расположен к телесным ласкам. Кэрролл смотрит, как пальцы касаются крыльев бабочки, осторожно и нежно – Хоббс приглаживает крылышко к тонкому пергаменту и сосредоточенно облизывает губы. Капелька бесцветной жидкости застывает на безжизненном тельце насекомого.- Ты трахаешь бабочку, как будто трахаешь меня, - выдыхает он, и Хоббс поднимает на него изумленный взгляд. Но смотрит не в глаза, а на пальцы, плавно двигающиеся поверх брюк.- Кэрролл, - вздыхает Хоббс, чувствуя, как загораются щеки и кончики ушей. И особенно туго становится в груди, когда ладонь парня обхватывает между ног и сжимает член. Пальцы Хоббса дрожат, он весь дрожит и дышит рвано, пытаясь справиться с волнением.- Смотри на меня, - требует Орстадт, закрывая глаза. Откидывается на спинку стула и широко раскидывает ноги. Вызывающе выгибаясь, приподнимает бедра, жмет себя и стонет. Нарочно, как всегда. – Дай бабочкам полетать в животе, Уиллард!Это чистой воды провокация, на которую ведется Хоббс. Он оказывается рядом и, склонив голову, дует на подрагивающие ресницы и подергивающиеся ноздри, нежно подхватывает за шею, нарочно прикрывая пальцами буковки и тем самым позволяя подставить взору длинную крепкую шею. Обтягивающая майка обнажает линию пресса с темной дорожкой волос, убегающих в брюки, сквозь ткань проступают контуры сосков – они маленькие и круглые, жесткие и темные, они обрисованы темным ореолом и покрываются мурашками, когда к ним прикасаешься.Брюки Кэрролла натягиваются, и он источает запах смазки – терпкий, смолистый, жгучий и густой.?Не притрагиваться?, - приказывает себе Хоббс, жадно глядя, как дрочит Кэрролл, как быстро вверх-вниз по стволу двигается его ладонь, как проявляются на брюках мокрые пятна. И выдыхают они вместе, синхронно, сжимая бедра. Кэрролл притягивает к себе сидящему Хоббса, жадно касается губ и требовательно раскрывает их языком. Хоть это ему позволительно всегда. Губы Хоббса на вкус напоминают ванильное мороженое с горькой шоколадной крошкой – они холодны и горячи одновременно. Губы Кэрролла – яркий цитрус, утоляющий жажду, заставляющий щипать кожу и облизываться.- Все, Кэрролл, достаточно! – останавливает порыв тюремщик. – Тебе пора.Но перед тем, как выпустить бабочку из своей персональной клетки, он запечатывает на его тату крепкий поцелуй.Спокойные и размеренные полчаса, которые он проводит наедине за своим любимым занятием, пролетают почти незаметно. Хоббс знает, что за это время на территории тюрьмы будет поддерживаться безупречный порядок. Однако он неприятно вздрагивает, когда в дверь его кабинета раздается настойчивый стук.- Сэр! У нас проблема! – вытягивается перед ним охранник. Тюремщик идет в наблюдательную. Там, перед экраном одной из камеры столпились его подчиненные и молчали.Он бледнеет, взглянув на экран. Хоббс не верит тому, что видит, потому что этого не может быть. ?Это невозможно!? - судорожно произносит он.Тело Кэрролла Орстадта с разорванными запястьями и лужицы крови на полу среди осколков стекла выглядят нелепо и страшно. Подавив в себе чувство отвращения, Хоббс шагает в комнату и останавливается, не зная, что сделать или что сказать. Ему что-то говорят, но в ушах слышен только сплошной гудящий назойливый стон, вырывающийся изнутри и не сдерживаемый никакими преградами. Ком в горле застревает остро и горько, не давая дышать.Опустившись на колени, прикасается к бледной щеке.- Еще теплый, - стучит безудержно в груди, и боль рассекает спрятанное глубоко внутри отчаяние. Глаза Кэрролла, зеленые и тусклые, открытые и не видящие. В них остались разве что горькое сожаление и боль. Последняя надолго теперь поселится внутри смотрителя. Он не может больше этого видеть, он не хочет прикасаться к этому телу, но он хочет в последний раз увидеть ее, спрятанную на затылке татуировку. И этого ему не позволено. Только теперь он замечает запекшуюся кровавую полоску, будто Кэрролл нарочно пытался соскрести с себя это клеймо.За его спиной появляется человек. И ему Хоббс отдает распоряжение избавиться от тела. Так, как они делают это обычно. Как Орстадта уносят, он не видит. Хоббс уходит и плотно закрывает за собой дверь кабинета. Но ненадолго: тюремщик знает, что новая бабочка в его коллекции появится очень скоро.