Глава 14. (1/1)
Утром Окиты на месте не оказалось. Рэн не составило труда определить, что самурай решил устроить тренировку своему отряду, нещадно гоняя их по ограниченному пятачку вытоптанной земли за казармами и громко ругаясь при этом. Его крики были, наверное, слышны и за пределами штаба. Убедившись, что склянки с лекарствами, которые она оставила ему c вечера, пусты, девушка решила пока не надоедать ему. И так их последний разговор окончился не на самой счастливой ноте. Рэн навестила больного из восьмого отряда, который слег с лихорадкой после легкого ранения в одной из стычек, немного поговорила с Иноуэ Гэндзабуро, попавшимся ей на обратной дороге в свою комнату, и, вернувшись к себе, поняла, что делать ей совершенно нечего. Еще даже не наступил полдень, с территории штаба хода не было, остальные обитатели казарм Синсенгуми были или заняты или в отлучке. Конечно, можно было бы заняться заготовкой трав или полистать позаимствованную у Мацумото-сенсея книгу по медицине, но душа к этим привычным занятиям не лежала. Легкое беспокойство, видимо, вызванное вчерашним разговором, давало себе знать тянущей тревогой где-то в глубине сердца. Сорако привыкла верить своей интуиции, а она ей нашептывала, что скоро что-то будет… Что-то случится.В конце концов, она нашла Чизуру, которая стирала у колодца, и присоединилась к ней, решив заняться своими вещами. Европейская одежда была безнадежно испорчена, как она вскоре убедилась – въевшаяся в ткань грязь и кровь не отстирывались, как бы она не старалась, поэтому, после недолгих раздумий, девушка отправила тряпки на бинты. Чизуру, наблюдавшая за этим, только горестно вздохнула.- Жаль, что приходится их рвать, Рэн-сан, - девушка выпрямилась, потирая затекшую поясницу, и печально посмотрела на остатки некогда белоснежной рубашки, - я не видела еще таких необычных одежд.- В этом ходят гайдзинские мужчины, - зевнув, ответила Сорако, - в их обществе считают, что штаны на женщине – это неприлично. Во всяком случае, на приличной образованной женщине из аристократического общества.- Как интересно, - с чувством воскликнула Чизуру, - я видела платья этих женщин на гравюрах. Кажется, они весьма неудобны.Рэн рассмеялась.- Весьма, это точно. Они носят корсеты, которые утягивают талию до такого состояния, что невозможно дышать, и их юбки имеют несколько слоев и кринолин… ммм… в общем, двигаться в них почти невозможно, если, конечно, ты не научилась этому с детства.- Откуда тебе это известно, Рэн-сан?Сорако коротко рассмеялась и взъерошила свои волосы.- Ты знаешь о поселении гайдзинов на Токайдо?- Это та дорога из Эдо в Киото, - возбужденно воскликнула Чизуру, - я слышала об этом краем уха. Иокогама, да?Рэн кивнула, подтверждая догадку Юкимуры, и невольно улыбнулась, вспоминая обстоятельства своего знакомства с западной культурой. После смерти Томоэ она отправилась в путь по настоянию приемного отца, наказавшему ей найти Мацумото, который взял на себя обязательства присмотреть заполукровкой. Канамэ, ее сводный брат, сопровождал ее из Хакодатэ в Эдо дорогами демонов, что позволила не только укрыться от Кадзамы, но и сократить время пути до одного дня. Одна бы Рэн непременно заблудилась там, не в состоянии применять свои демонические силы, чтобы выбирать в хитросплетении потусторонних троп нужную. Вне себя от горя, Сорако плохо запомнила эту дорогу. В Эдо Канамэ покинул ее, пожелав напоследок найти свой собственный путь. После смерти Томоэ мир демонов для нее оказался закрыт окончательно. Последующее путешествие прошло для Рэн под эгидой одиночества. Она шла днем, смешиваясь с толпой крестьян, торговцев и ремесленников, скрывая свою внешность от посторонних глаз. Ночевала на постоялых дворах скорее из-за необходимости – ночные перемещения по дорогам в Японии были запрещены - нежели из-за усталости. Жизнь потеряла все свои краски, выцвела до однообразно-серого цвета. Рэн покорно шла вперед, не задумываясь над тем, а надо ли ей это.В Иокогаму она попала случайно. Двое гайдзинов – мужчина и женщина – на лошадях, выехавшие на Токайдо, были внезапно атакованы самураем, которому не понравилось, что в его присутствии они не склонились, как делали это все, кто ниже его по положению. У него были отличительные знаки клана Сацума на одеждах и огонь ненависти в глазах. Гайдзин застрелил его из револьвера, но прежде японец успел полоснуть противника катаной по бедру. Спутница чужеземца, изящная рыжеволосая девушка, плакала громко и горько, пытаясь помочь своему другу, звала на помощь, но людская река равнодушно текла мимо и никто не обращал на них никакого внимания. Рэн знала, что японцы не любят людей из-за моря, но до сих пор не понимала степени этой ненависти. Чужое равнодушие отозвалось болью в сердце. Поэтому она, не обращая внимания на косые взгляды, подошла к лежащему на земле мужчине, быстро перевязала рану и помогла им добраться до Иокогамы, где ей пришлось остаться почти на неделю. Языковой барьер не позволил ей с кем-либо нормально общаться, кроме, пожалуй, штатного врача – молодого и веселого голландца с непроизносимым именем – который где-то нахватался пары десятков японских слов. Рыжая девушка оказалась то ли британкой, то ли американкой, не отходила от раненного мужчины, оказавшегося ее мужем, ни на шаг и каждые пять минут благодарила Рэн. Общими усилиями они подняли его на ноги. Когда опасность миновала, Сорако засобиралась в путь, но неожиданно оказалось, что гайдзины хотят ее отблагодарить за оказанную помощь.Правда, к ужасу рыжеволосой иностранки, Рэн выбрала не одно из ее платьев, а удобную и не стесняющую движений одежду для верховой езды, да еще и мужскую. Впрочем, расстались они вполне довольными друг другом.- Ох, я ни разу не видела чужестранцев вблизи, - вырвал ее из воспоминания мечтательный голос Юкимуры.Рэн кинула на собеседницу косой взгляд.- Такие же люди, как и мы, - пожала плечами девушка, - только у них странные вкусы. И ужасный язык.Девушки одновременно прыснули со смеху. Чизуру очень живо представила Рэн в одном из тех платьев, что видела на гравюре, и расхохоталась еще громче от открывшейся перед глазами картины. Сорако брызнула на девушку с ладони, вызывая еще один взрыв безудержного смеха, и спустя мгновение они уже вовсю дурачились, обливая друг друга водой. Стирка была благополучно забыта, так же как и тревожащие сердце мысли. Рэн внезапно поймала себя на мысли, что такое времяпрепровождение ей ужасно нравится.- Ой, Рэн-тян, прекрати, прекрати! – замаха на нее руками Чизуру, одновременно пытаясь увернуться от очередной порции холодных брызг. Девушка оступилась и, не удержавшись на ногах, с размаху села на край колодца, опасно наклонившись назад и едва удержав равновесие. Рэн подхватила ее под руку и помогла выровняться.- Фух, - выдохнула Сорако, оглядывая свое почти полностью мокрое кимоно, - кажется, мы увлеклись.Она подняла голову и неожиданно встретилась взглядом с Хиджикатой, который стоял на веранде казармы, опираясь плечом на столб, и наблюдал за ними. Чизуру, заметив, что девушка смотрит мимо нее, обернулась и проследила направление ее взгляда. Густо покраснев, она поспешно отвернулась и нервно сложила руки на груди. Сорако склонила голову, приветствуя второго командира. Тосидзо коротко поклонился в ответ и ушел.Рэн перевела взгляд на Чизуру и, оценив пылающие щеки и закушенную в беспокойстве губу, все поняла.-Чизуру-тян, ты так смутилась… - осторожно начала девушка.- Да? – Юкимура прижала ладони к щекам и принужденно рассмеялась, - ой, Рэн-сан, не обращай внимания, я… я… ну просто, знаешь ли, дисциплина и все такое, а мы тут… так… - смех затих, - Хиджиката-сан не одобряет такие вещи.Сорако кивнула – догадки превратились в уверенность.- Что ж, - она ласково улыбнулась, - тогда будем вести себя приличней.Юкимура подняла на нее взгляд и выдавила улыбку в ответ, гадая, как давно Хиджиката наблюдал за ними. Они вернулись к стирке, и вскоре девушка немного расслабилась - небольшое происшествиеперестало казаться ей таким уж ужасным. Ну подумаешь, увидел, как они смеялись, и что такого?
Вечером того же дня Рэн навестила Сайто. Это были вторые сутки его ареста и кроме пары слов, которыми можно было перекинуться с приносившими ему еду самураями, заняться мужчине было решительно нечем. Окошко, находившееся под самым потолком, даже не позволяло наблюдать за тем, что творится на территории штаба, а камеру, следуя уставу, запирали на надежный замок. Посещения тоже были запрещены, но у Рэн было определенное преимущество – приближение другого человека она почувствовала бы задолго до появления его в поле зрения, да и охрану для собственного капитана синсенгумовцы не выставили по вполне определенным причинам, все ж таки не преступник, не сбежит.Поэтому, как только сгустились сумерки, девушка безликой тенью проскользнула вдоль стен казарм, внимательно огляделась, выискивая возможных соглядаев, и неслышной поступью спустилась по заветной лестнице в подвал. Увы, врасплох временного заключенного ей застать не удалось – то ли он уже давно ждал ее, то ли каким-то непостижимым образом узнал о приближении Рэн.
- Слышал, как ты смеялась сегодня, - наблюдая, как она подходит к решетке, сообщил Сайто.- Мы с Чизуру стирали, - ответила Сорако, усаживаясь на колени.- У тебя заразительный смех, - очень тихо сказал мужчина, - я хотел бы услышать его снова.- Сайто, - она взялась ладонями за прутья, но тут же уронила руки на колени, почувствовав смущение пополам с отчаянием. Внезапно все недавние страхи вернулись и с новой силой атаковали ее. Хаджиме говорил с таким выражением лица и таким голосом, которые были ей знакомы – точно так же вел себя Томоэ когда-то давно, и неожиданно Рэн поняла, что история повторяется. С кристальной ясностью она увидела перед своим мысленным взором дальнейшее развитие этой истории… Таким бы, каким оно было, не мешай этому сотни причин, таких как Кадзама, ее полукровность, надвигающаяся война и так далее.
С пугающей неизбежностью ее сердце открывалось ему навстречу и это не сулило ничего, кроме новой боли. Рэн знала это… Просто знала.Сайто уловил изменения в ее настроении и, пересев поближе, коснулся ее пальцев через решетку, привлекая к себе внимание. Она подняла голову, встречаясь с ним взглядом, и мужчину неприятно поразило глухое отчаяние, застывшее на дне ее глаз.
- В чем дело?- Все нормально, - с трудом ответила Рэн и мягко отстранила его руку, пересев спиной к решетке так, чтобы он не видел ее лица. Обняв колени, девушка уперлась в них подбородком и прикрыла глаза. Пряди рассыпавшихся по плечам волос не позволяли Сайто даже сбоку увидеть ее лицо. Странная перемена не на шутку его встревожила, но он не спешил пытаться узнать, в чем же дело, прекрасно понимая, что у Сорако было достаточно своей тьмы за душой и зачастую с ней было не так уж и легко справиться. Пусть помолчит и, может быть, она сама захочет все ему рассказать.- Ты ведь не боишься умереть, - спустя продолжительное время нарушила тишину девушка. Хаджиме, вновь усевшийся у стены, повернул голову в ее сторону.- Самурай не ведает страха смерти.- Я знаю, что такое путь бусидо, - с едва заметным раздражением ответила Рэн, - моя мать была из семьи самураев, также как и мой отец. Я говорю про тебя… Если отбросить всю эту философию, что именно ты чувствуешь?Сайто задумался над тем, как лучше ответить ей, и медленно заговорил:- Я не знаю, как можно иначе относиться к этому, Рэн. Я всю жизнь сражался и знаю, что скорее рано, нежели поздно, смерть найдет меня. Я не думаю об этом.- Даже если бы… - она помедлила, - даже с условием, что тебе пришлось бы оставить близкого человека… друга… неужели нет?- Тебя это мучает, да? – Хаджиме понял, что сейчас она говорит не о нем, а о том, другом мужчине, своем муже. Глухое раздражение, впрочем, никак не отразилось на мягкости его голоса. Впервые с момента их знакомства Сайто задумался о том, что отчаянно хотел бы, чтобы в ее жизни не было Чикаге Томоэ. Тогда бы все было иначе.- Я раньше думала, что если смерть, то значит, так надо. Карма, - словно не слыша его, продолжала Рэн, - я пыталась так думать. Но когда он умирал на моих руках, я сломалась. Это такая глупость. Это невозможно понять. Можно сколько угодно говорить, что надо быть готовым к смерти, но когда этот момент наступает, невыносимо… невозможно… Будь ты хоть трижды самураем, но когда от человека не остается ничего, только пепел, понимаешь, что это слишком жестоко. Все эти отговорки про долг, судьбу или предназначение не стоят ничего, когда боль разрывает на части. Я не хочу помнить об этом, - Сорако сильнее обняла колени, пытаясь унять невольную дрожь, - и я не хочу… еще раз…
Рэн замолчала, про себя ужасаясь тому, что говорит - словно кто-то внутри нее сорвал все ограничители, и, несмотря на то, что даже вслух произносить эти слова было больно, останавливаться она не хотела. Сайто должен это услышать. Почему Рэн так была в этом уверена, она и сама не могла сказать. Может быть, наконец-то пришло время выговориться, хотя, судя по всему, это будет их последний разговор, ведь она почти прямо указала ему на то, что им не стоит продолжать…- Дальше.Девушка вздрогнула и сжалась еще сильнее.- Или ты будешь убит в одном из сражений, или я стану причиной повышенного внимания к тебе Кадзамы, - Рэн словно слышала со стороны свой голос и поражалась тому, как спокойно и отстранено он звучит, - для меня все повторится вновь. И тогда я вряд ли… сдержу свое слово.Сайто понял, что она имеет в виду. Тогда она сделает все, чтобы умереть – вот как стоило расценивать ее слова. Мужчина подумал о том, что это значит – ей не все равно, он имеет для нее значение – и его сердце словно пропустило удар, ухнуло куда-то в пятки. Он смотрел на Сорако и отчаянно хотел сейчас оказаться с другой стороны решеток, чтобы обнять ее и попытаться успокоить.
- Понимаешь, Хаджиме, я не хочу испытать это вновь. Мне все равно, если ты будешь презирать меня за слабость, но я сознательно хочу отступить сейчас, пока не поздно. Наверное, это мало что изменит, но…
- А как же сожаления о неиспользованных шансах? – перебил ее мужчина, - рано или поздно тебе станет еще больнее. И тогда ты поймешь, что лучше бы сделала шаг вперед, а не назад.Рэн горько рассмеялась.- Откуда ты можешь знать?Сайто встал с футона и, приблизившись к решетке, опустился на колени, просунул руки сквозь прутья, обнимая ее за плечи, стараясь прижаться к ней, насколько это было возможно. Он ненавидел эту преграду между ними, как еще одно напоминание о том, что она все еще слишком далеко от него, даже если близка, как сейчас. Хаджиме мысленно дал себе клятву, что разрушит это наваждение, заставит исчезнуть все препятствия, чего бы это ни стоило.- Откуда ты знаешь, что все будет так, как ты сказала?- Почему ты пытаешься спорить со мной? – голос Рэн внезапно упал до едва различимого шепота. Сайто заставил ее опустить руки с колен и, переплетя пальцы левой руки с ее пальцами, поднял их ладони на уровень ее лица. Она не пыталась отстраниться или вырваться, безучастная к происходящему.
- Я отвечу тебе, - выдохнул мужчина ей в макушку, - но если ты доверишься мне. Только когда доверишься.Рэн смотрела на их ладони, крепко сцепленные друг с другом, и остро чувствовала его тепло. Так просто было бы исполнить его просьбу. И так страшно. Кто из них прав? Она ли, из последних сил пытающаяся собрать воедино свою истерзанную душу, или Сайто, ни за что не желающий поверить ее словам? Кто может сказать ей, как будет лучше… Кто может объяснить, как унять эту бесконечную, уничтожающую ее изнутри боль, эту глухую тоску, эту черную пропасть в сознании. Как научиться бороться со страхом и позволить себе поверить в возможность избавления, в призрак счастья… Рэн, возможно, стоило бы возненавидеть Сайто за то, что он так легко и непринужденно пошатнул ее и так не слишком устойчивый мир, заставил задаваться такими вопросами и… желать искать на них ответ.
- Я уже говорил, я рядом.- Мне страшно, - слова сорвались с губ прежде, чем она успела их остановить.- Доверься мне.