Часть 5 (1/1)

- Не понимаю, почему он уехал, не предупредив, – наскоро складывая вещи в сумку в их номере, сдержанно раздражался Кэм. – Как думаешь, она бы сказала нам, если бы что-то… если бы с ним что-то случилось?- Мне кажется, она в курсе всего. И вообще, у нас половина всех вещей в его квартире осталась! Разве он не должен был за нами приглядывать и лично передать матери в руки?- Он так и хотел изначально, но планы сдвинулись. Приезд отца…- Или у него аврал. А вдруг его все-таки достали те парни с пушками? – Тайлер плюхнулся на кровать рядом. Спортивная сумка брата привалилась к боку. - Перестань.- ?Достали? не значит ?пристрелили?. И если он заезжал сюда, значит точно жив-здоров.- Но почему нас не разбудил? Почему билеты сам купил? Записки никакой не оставил?- Лоренса бы нам сказала, – Тайлер потянул его за руку, усадил рядом, приобняв за плечи. – С ним все в порядке. Он же сам говорил, редко задерживается на одном месте. Пойдем уже завтракать, а то живот к спине прилипнет. Надо напоследок урвать самый крупный кусок настоящей итальянской пиццы!Кэмерон вымученно улыбнулся, на секунду прижавшись сомкнутыми губами к щеке брата. Кажется, впервые он был рад, что Тайлер есть у него, а не он у Тайлера: то самое утешение, которое заставляло снова поднять голову и расправить плечи.* * *Дорога до Канн заняла без малого девять часов. Прибыв на место почти в половине десятого ночи, оба измотались так, что сразу отправились в отель, приняли душ, нашли записку от матери, которая обещала закончить к трем утра (и надеялась найти их уже мирно спящими по своим койкам), и все же отправились прогуляться на набережную.Здесь стояла совершенно иная атмосфера. Тоже отпускная, туристическая, расслабленная, но уже с налетом арабского изящества и французского шика вместо простоватой открытости итальянской глубинки и эмоциональной воодушевленности местных. Подлинная античность сменилась едва ли не бутафорскими копиями. Кэмерон не без сожаления замер около низенького бортика тротуара. Ниже тянулась золотая полоска пляжа у настоящего моря, сильный ветер отдавал солью, а чаек вообще не было. Только шум машин и рев мотоциклов, гудки, редкие туристы, раскидистые финиковые пальмы и несравнимо бóльшее число яхт.- Не доволен? – мягко спросил Тайлер, встав рядом, наслаждаясь прохладой и шумом волн. Кэма как будто даже тяготила окружающая красота: он нахмурился и сел на низкий бортик, спиной к воде.- Мог хотя бы сообщение отправить, что его не пристрелили.Телефон Кэмерон не выпускал из рук всю дорогу, по двадцать раз в час проверяя экран. Сам звонить и писать опасался: вдруг в тот момент Наполеон скрывался от парней с пушками. Или был бы слишком занят, угоняя чужое авто. Или ломал кому-то переносицы и ребра. Отсутствие ответа нервировало бы еще больше.- Он, наверное, решил, что так будет для нас лучше, нооо, – протянул Тайлер, взглянув на Кэма сверху-вниз, – никто не может знать, что лучше для нас, кроме нас самих, не так ли? - К чему ты ведешь?- Пока ты созванивался с матерью, я шепнул Лоренсе, и она шепнула мне в ответ. Его мазерати выехала из гаража в шесть ноль пять утра и направилась в небольшой отель, затерянный в холмах Валориса. Его суперсекретное место, чтобы залечь на дно. Одно из суперсекретных, вообще-то, и самое близкое к Каннам. Лицо Кэмерона буквально просветлело, и Тайлер, хотя и почувствовал слабый укол ревности, все равно был доволен и горд собой. Он протянул руку брату, понукая подняться.- Между прочим, я у него оставил свои любимые кеды и гарвардское джерси! Он нам точно задолжал за все неудобства, – Кэм тихо усмехнулся, качнул головой. В оранжевом приглушенном свете фонарей, когда сумерки обступали со всех сторон, а шум моря становился громче, желание окутывало следом, приходило рука об руку с наступающей ночью. И как специально на чистом небе тонким серпом сияла луна. Он все еще помнил, каким узким и горячим был Кэмерон, как задыхался под ним, как выстанывал его имя, как от этого кружилась голова. Смог ли он когда-нибудь переступить ту черту, смог ли признаться сам себе в тайном влечении к родному брату, смог бы понять, через что пришлось пройти Кэму, если бы не игры Наполеона? - Как ты думаешь, а не пора ли нам испытать толерантность французов и окунуться?- Но мы же не… Тайлер.- Никто не увидит, – он уверенно потянул к каменной насыпи, дальше берега уходящую в залив. Пустые пляжи вокруг, гомон в кафешках набережной, редкие прохожие, горящие окна отелей. Кэмерон не узнавал сам себя, но все-таки шагал следом к самому краю, к самым дальним крупным камням, сваленным небольшим пригорком.Вода оказалась холоднее, чем в озере, но она была соленой, чувствовалось течение, и беспокойные волны заставляли прилагать больше сил, отплывая дальше и дальше от сверкающего россыпью огней берега. Они не соревновались, в свое удовольствие добрались да белого буйка. Тайлер первым перекинул руку за перекладину, рядом уцепился Кэмерон, утер лицо от брызг.- Видишь, ничего страшного, – рука по-хозяйски огладила чужой бок, подтянула за голое бедро ближе. Тайлер с невероятным наслаждением впился в раскрасневшиеся губы.- Сегодня я не думаю, что смогу, – по-своему понял его жест Кэмерон, сложив брови домиком, словно извиняясь. Тайлер не сдержался, снова его поцеловав, подался больше, едва не опрокидывая обоих в воду.- Я знаю. В смысле, я могу представить. Хотя, нет, не могу, на самом деле, но я подумал… Да. Я подумал, что ты бы мог. Потому что я хочу. Я бы хотел этого, – Кэмерон остановил его запинающуюся, нервную речь.В воду они все-таки окунулись с головой.* * *От ?Карлтона? до Дворца фестивалей и конгрессов было не больше десяти минут пешком. Добавить к этому каблуки и легкое опьянение от шампанского – будут все двадцать. Они спешили в свой номер, толкая друг друга в плечо, смеясь, словно сами были пьяны, на пунктуальность матери надеяться не приходилось, в ее желании проверить их перед сном и поцеловать в лоб сомневаться не приходилось.Перед отправкой, отец настоял на ?Карлтоне?, беспокоясь о безопасности своей ненаглядной семьи. Тогда близнецам было откровенно все равно, где они будут жить, если рядом было море. Сейчас они испытывали невероятную благодарность: в номере было абсолютно все, включая масла для массажа и даже лубрикант. Скромно убранные в нижние ящички при кроватях, белые тюбики с кратким названием и гербом отеля. Уинклвоссы переглянулись: вот она, холеная Франция, в таких мелочах.Тайлер нервничал, хоть и старался выглядеть спокойным. Кэмерон мог его понять, нежно прикусывая мочку уха. Быстро приняв душ, смыв с себя соль, они привычно устроились на его кровати, только теперь Кэм скользил ладонью по чужой крепкой груди, мял мышцы плеча, неторопливо оглаживал живот.- Ты же знаешь, ты не обязан. Мы можем, как раньше, – кто у кого сцеловывал судорожные выдохи было не разобрать.- Нет, все в порядке. Я хочу, чтобы это был ты.Кэмерон приподнялся, взглянув в разрумянившееся лицо, поблескивающие шальные глаза, растрепанные волосы и призывно приоткрытые губы. ?Возможно, – мелькнула неожиданная мысль, – это какая-то форма нарциссизма?. Ласкать чужое тело, идентичное твоему, целовать человека, как две капли воды, похожего на тебя самого. Кэмерон гнал прочь все сравнения, сосредоточив все внимание на руках, пальцах, повторяя все, что с ним проделывал Наполеон, чуть менее уверенно, чуть более осторожно и медленно, пока Тайлер под ним запрокидывал голову, сжимал зубы, выдыхая со свистом, сжимал его плечи и, в конце концов, не выдержал, попросив о большем. Что ж, Наполеон был бы вправе гордиться своим самым способным учеником.Но как бы им не хотелось заснуть в объятьях друг друга, пришлось разомкнуть руки, наскоро обтереться салфетками, запихав их под кровать от усталости, кое-как натянуть белье и разойтись. Ощутив напоследок легкий поцелуй в кончик носа и улыбнувшись, Тайлер тихо выдохнул ?ночи?, проваливаясь в сон. Легкий дискомфорт ему не мешал, наоборот, это было приятно: он ощущал в себе Кэмерона, ощущал его так близко, как никогда раньше, как будто наконец-то стал с ним единым целым.В отличие от брата, Кэм гнал сон прочь. Ему хотелось запомнить как можно больше в этот вечер: как поднималась и опускалась грудная клетка, как подрагивали ресницы во сне, каким расслабленным и красивым было лицо Тайлера в тот момент – но еще того сильнее он хотел запомнить ту одуряющую пустоту, наслаждение вместо стыда и чувства вины. Наполеон легко и непринужденно избавил от них обоих, вывел на новый уровень, подарил покой, доказав, что любовь, какой бы она ни была и к кому бы она ни была, всегда прекрасна.И потому Кэмерона тем больше злило неожиданное исчезновение дяди.* * *Бесконечно долгий день не торопился заканчиваться и не признавал никаких намеков утомленного тела: ни отключенного телефона, ни принятого горячего душа, ни вздоха наслаждения на мягкой, упругой постели. Наполеон взглянул в окно на замершие, словно захваченные прозрачным желе, кипарисы. Мелкие листочки переплетались друг с другом в ажурное нежно-зеленое кружево, тут и там поблескивая сочащимся маслом. Он знал, что на улице в изнуряющей жаре стоял потрясающе густой запах, но вместо того чтобы распахнуть окна, как это любили делать близнецы, отвернулся, снизил температуру кондиционера. В комнате витал легкий запах алкоголя и геля для душа – самое то, чтобы успокоить разбередившееся сознание.Провалиться в тяжелый, беспокойный сон Наполеону все равно не дали. С коротким, но звучным стуком Жорж заглянул сообщить, что к нему ?приехали и хотят видеть?. На широком мясистом лице, под тяжелыми веками и кустистыми бровями, в пышной черной бороде и усах было совершенно не разобрать выражения глаз и губ. Наполеон не тешил себя надеждами, вытащив из-под соседней подушки пистолет, спрятал руку под легким покрывалом и кивнул.Каково же было его удивление, когда в номер воровато – иначе не скажешь – заглянул Кэмерон. Губы Соло против воли дрогнули в теплой улыбке, и в груди потеплело. Когда же из-за спины показался не в пример более самоуверенный Тайлер, брови поползли вверх. Он и не надеялся, что увидит их снова в ближайшие несколько лет, тем более – обоих.Из номера ?Дю Парк? Наполеон уходил, скрепя сердце: близнецы сломали между собой последние условности и стены. Он всегда знал, кого Кэмерон любил, к кому тянулся, и пусть Тайлеру он сказал другое, он действительно соблазнил его брата. Тонко и изящно увлек своим умением доставить наслаждение, легко подобрал нужные слова, усыпил бдительность, растопил желания, не имея на это никакого права. Самое малое, что он мог сделать для обоих – исчезнуть из их жизни, позволить им наслаждаться друг другом без оглядки на него. Неожиданно проснувшееся благородство под занавес ?курортного романа?, о котором так точно обронил Тайлер: без обязательств, без последствий. Кто откажется? Вот и Соло не смог отказаться, за что пришлось расплатиться вдвойне.- Как вы меня вычислили?- Я же говорил, – хмыкнул Тайлер, исподволь любуясь голым широким торсом, – я умею обращаться с симпатичными синьоритами.- Лоренса, – вздохнул Наполеон, неодобрительно качнув головой. Может, он погорячился с пятью процентами?- Тебе все-таки не отстрелили ничего жизненно важного, – обойдя замершего брата, в этот раз он первый подал руку для рукопожатия и уселся на кресло у кровати. – Не волнуйся. Мы взяли такси и вышли на Глэёльс. За нами не было хвоста. Мы даже обменялись бейсболками, лишний раз перестраховавшись и запутав след, – Наполеон иронию оценил.Отель, упомянутый Лоренсой, на деле оказался частной виллой, выстроенной в стиле первой половины семнадцатого века: ?Алёмп? была рыцарским замком в миниатюре и даже имела одну круглую башенку с острым конусом крыши. Расположившись на самой вершине холма, опоясанного узким серпантином дороги, она утопала в зелени сада и отчасти действительно напоминала удобно расположенный замок на возвышенности, вся округа была как на ладони.- Я думал, Говард взял вас в оборот, – Соло перевел взгляд с одного на другого. Кэм словно все еще сомневался в чем-то, стоя у выхода с выражением легкого осуждения, чем пробуждал всегда дремлющую совесть.- У него деловые встречи в Париже, он заглянул к нам буквально на час проведать, а у матери светские вечеринки по случаю закрытия фестиваля, куча встреч и интервью…- Которые мы терпеть не можем, – вставил Тайлер, забрав с тумбочки каталог со скучающим видом, полистал и вернул обратно.- От нас там нет никакой пользы, – поправил брат, все-таки отмерев и шагнув ближе. – И она это понимает…- И поскольку очень нас любит.- Совершенно не против нашего участия в местном заплыве вечером, – Кэмерон чуть смущенно и – Соло мог бы поклясться! – дьявольски улыбнулся, садясь по другую сторону прямо на кровать. Очевидно, кто приложил руку к этому, безусловно одобряемому, генплану. – Вы ведь сможете прийти поболеть за нас?- За нашу абсолютно нечестную победу, – хмыкнул под нос Тайлер, тоже пересев на кровать, подперев бедром ногу Наполеона, – над местными любителями.Все-таки они вынудили его крутить головой, почти как на теннисном корте. Околдованный стройными телами и стройной речью, Соло не сразу вспомнил про пистолет в собственной руке. Вытащив его наружу, он понадеялся, что ?кара господня? не обрушится на него немедленно. Устроив его поверх каталога на тумбочке, сразу сурово вскинув палец перед Тайлером: ?Даже не думай?, – тот вскинул обе ладони перед собой. Кэмерон же свел брови, словно враз повзрослел на несколько лет: ?Вам сильно досталось?? – из голоса исчезли все игривые интонации.Отчасти это подкупало, Наполеону хотелось признаться, что сильно досталось ему от кустов жасмина и роз, в которые он неизящно свалился из окна второго этажа, но это определенно рушило тот романтический образ ловкого вора, какой он успел на себя напустить за последнюю неделю.- Слегка помяли бока. Но никаких переломов.- И поэтому ты благодушествуешь в полдень на королевском ложе? [1] – Тайлер огляделся. Каменные стены, деревянные балки под потолком, теплый деревянный настил пола и деревянная же мебель (только балдахинов не хватало над кроватью), две пустые бутылки из-под вина, притулились у тумбочки, початая низенькая бутылка кальвадоса под настольной лампой. Несколько стаканов, расставленные тут и там, не сразу бросались в глаза, но создавалось впечатление, что у дядюшки веселилась целая толпа, отмечая завершение аферы. Возможно, так и было.- Вообще-то в отличие от некоторых, последние сутки я совершенно не сомкнул глаз.- Но вы достали ее? Эту статуэтку?- Разумеется, – Соло самодовольно улыбнулся, удобнее устроившись в подушках.- Расскажи, как? – подался ближе Тай, даже губу закусил от интереса. Теперь строгий палец вверх поднял Кэмерон, но слова против возразить не успел.- В общих чертах, я завлек ею стольких воров, что они полностью забыли о ней, соревнуясь между собой. А владелец слишком увлекся ими, чтобы вспомнить обо мне.Тайлер недоверчиво сморщился: такая схема явно не укладывалась у него голове. Соло захотелось растрепать ему волосы.- И что теперь? Если она у вас, почему вы… ?залегли на дно??- Я вовсе не залег на дно. Владелец виллы – мой местный перекупщик. Неужели вы думаете содержать дом на такой дорогой земле возможно лишь за счет редких постояльцев? А вот когда часть этих постояльцев – проверенные клиенты, дела идут веселее.- Нет, хватит. Больше ни слова о всех ваших подпольных схемах. Я не хочу, чтобы нас отсюда экстрадировали.- Конкретно отсюда вас никто экстрадировать не будет.Тайлер первым уловил не самые тонкие намеки:- Возвращаясь к цели визита, – он бросил короткий и хитрый взгляд на брата, но тут же принял деловой, независимый вид. – Мы тут кое-что подсчитали, и пришли к печальному выводу.Всего на мгновение, но у Наполеона промелькнул страх. На холодную голову они могли иначе взглянуть на все итальянские приключения. Настолько иначе, что ?Алёмп? со всех сторон уже обложила полиция. Или Кэрол с Говардом. Еще вопрос – что хуже.- Вы нам задолжали за все неудобства… – с тяжелым вздохом кивнул Кэм. В глазах мелькнула искра озорства, развеяв поднявшиеся опасения дяди.- Очень кругленькую сумму.- Но учитывая ваше состояние, мы решили пойти вам навстречу…- И выставить счет в удобной для тебя валюте.- Вот как. Интересно. И что же это? – Наполеон принял правила игры, напустив на себя преувеличенно серьезный, озабоченный вид.- Кое-что очень, – вкрадчиво проговорил Тайлер, подавшись ближе.- Очень… – подхватил Кэмерон, тоже придвинувшись.- Приятное.До последнего он запрещал себе о таком задумываться и даже мечтать, но когда к нему с двух сторон прижались горячие губы, а руки – бог знает, где были чьи – нежно скользнули по груди, бедру, животу, накрыли пах, Наполеон все-таки прошептал ?sauver et protéger? [2]. Уинклвоссы знали французский и, не скрываясь, торжествовали. Кэмерон лизнул его поперек губ, прежде чем поцеловать, за подбородок приподнимая лицо дяди, в то время как Тайлер жарко выдохнул куда-то в шею, прикусил чуть ниже проступившей за двое суток щетины.- Погодите, стойте, – не сразу, но Соло придержал горячего Кэма за грудь, под ладонью отчетливо слушался быстрый стук сердца. Он все не мог поверить, что близнецы нашли его и приехали, заранее зная, чем закончится визит. – Боюсь, прямо сейчас я не смогу с вами расплатиться.- А тебе и не надо ничего делать, – мурлыкнул Тай, укладываясь рядом, играючи прошагал двумя пальцами по его груди, устроил ладонь над солнечным сплетением, сжал между пальцами темную поросль, чуть потянув.- Мы сами все сделаем…- Здесь тонкие стены, – не отваживая, а предупреждая, заметил Наполеон, ощущая, как жар от двух горячих тел передавался ему, перетекал вниз живота. Впрочем, зря он поднял эту тему. Кажется, это было именно то, на что рассчитывали его дьяволята. Соло легко лишили двух последних щитов: покрывала и белья. Канны радовали жарой того безжалостнее, чем север Италии, он не мог бы придумать лучшего места пойти на поправку не только телом, но и душой. Игристые вина, французские женщины, как бы шаблонно это ни было, любимые трюфели, тенистые каштановые аллейки и сделки с множеством нулей – он буквально заставил себя вернуть привычный уклад жизни, оставить прошлое прошлому. Но что такое сутки после девяти дней, где близость щекотала нервы, играла кончиками пальцев или ощущалась всем нутром?Тщетность самообмана вскрылась моментально: стоило Кэмерону захватить его еще пока мягкий член, а Тайлеру – очертить языком фиолетовый синяк на ребрах слева. Осторожные и жаркие касания, влажные рты и юркие языки, тихие вздохи и безостановочные ласки, не такие искусные, какие могли бы подарить белокурые юноши, предпочитающие платиновые карточки обычным, но Наполеону и не нужны были технично отточенные, выверенные движения. Он не признавался сам себе, но где-то на задворках сознания уже подозревал, что едва ли вообще захочет кого-то иного после них.Поначалу строгий запрет делать хоть что-нибудь самостоятельно его позабавил, а угроза Тайлера ?привязать руки и ноги к столбикам кровати? добавила маленькой пикантности, но вскоре он сполна ощутил то практически забытое чувство: быть любимым. Не дарить свою любовь, не раскрывать свои чувства, не разыгрывать роли и следовать правильным, общепринятым сценариям, а отдаваться в чужие заботливые руки, принимать чужое внимание и чужие чувства. Лишь сначала ласки были по-мальчишески дерзкими, вызывающими, Наполеон не заметил момента, как страсть сменилась нежностью, напор – искренним желанием доставить удовольствие. Он ловил их взгляды, забывая, как дышать. Его легко целовали в уголок рта, терлись кончиком носа о щеку почти с щенячьей простотой, но от того только больше щемило сердце.- Закрой глаза, расслабься, – шептал ему один из двух, и Соло ни за что бы не сказал, кто именно, послушно закрывая глаза и откидывая голову на подушку.Два языка ловили его во влажный горячий плен, скользили снизу-вверх, толкались навстречу друг другу над расселиной, пока одна рука мягко мяла тяжелую мошонку, а другая – оглаживала живот и чуть прищипывала соски. Наполеон вздрагивал, заставляя бедра лежать, сжимал простыню в кулаки и закусывал губу, давя стоны.Один из них накрыл его целиком, другой – вновь поцеловал. Собственный вкус и запах в чужом рту стали последней каплей. Он кончил без предупреждения, все же подавшись бедрами вверх, ухватив близнецов: за бицепс, за талию – кто-то судорожно громко сглотнул, горячий рот исчез, головку куснул прохладный воздух, и горячее семя вперемешку со слюной запачкало бедро. Наполеон заставил себя раскрыть глаза, первым встретившись с глазами с Тайлером, теперь он это видел: раскрасневшийся, взъерошенный, прячущий смущение за бравадой.- Понравилось? – он усмехнулся, чуть отстранившись, и в поле зрения появился Кэмерон. Еще более взъерошенный, с припухшими губами, маленькой светлой не утертой каплей на подбородке.- Будем считать, половина вашего долга погашена, – его слова могли бы звучать самодовольно, если бы не севший голос и тяжелое придыхание.- Что ж, – покорно проговорил Наполеон, – со второй половиной я постараюсь лучше.Кэмерон усмехнулся. Соло не удержался, провел большим пальцем по подбородку, стирая остатки спермы. Тай выглянул из-за брата на неприметную дверь в стороне.- Нам двоим надо принять душ, а тебе – собраться. Заплыв в семь.- Бросьте. Вы серьезно хотите участвовать? – одна только мысль пошевелиться, разрушить опустошающую послеоргазменную негу казалась Наполеону кощунственной. К тому же вздыбленные шорты близнецов буквально молили о продолжении ?расплаты?.- После заплыва мы обязательно захотим отметить.- Вернее, захочет – он, и мама это знает…- Поэтому она поставила простое условие.Соло моментально раскусил, к чему все шло, и закрыл глаза, кляня наивность Кэрол:- Я должен буду присмотреть за вами.Ответом ему стала тишина. Приоткрыв глаза, Наполеон увидел две одинаковые хитрые улыбки. Черт, а он и забыл, какие они оба блестящие манипуляторы. Отец, мать, все окружающие, а теперь и он сам оказался в сфере их интересов. - Учтите, завтра еще до обеда я должен буду сесть на поезд до Таррагоны, – притворно строго осадил Наполеон, отвоевывая себе свободу распоряжаться свободным временем.- Таррагона.- Испания…- Тысячу лет уже не был в Испании.- И до ла-Плана недалеко, – согласно кивнул Кэмерон.Нега все-таки Наполеона отпустила. Он даже приподнялся на локтях:- Нет. Мальчики, я понимаю, что у вас каникулы, и вам хочется отдыхать, но я работаю. И моя работа, как вы должны были успеть заметить, не всегда безопасна.- Мне кажется, мы можем поставить его на счетчик за неустойку, – как ни в чем ни бывало продолжил Тайлер, даже не взглянув на дядюшку.- Процент неплохой будет…- Двадцать семь, как считаешь?- Двадцать шесть с половиной. Все-таки родня…- Да и возраст, – подхватил Тай, скорбно покачав головой.Оба получили цепкие пальцы под ребра, и со смехом повалились в постель, придавив до сдавленного оха уже самого Наполеона.[1] Тайлер ссылается на слова Джамбаттиста Мариино, писавшем о придворных нравах своих современников: ?Дамы, не стесняясь, позволяют целовать себя при всей публике, и обращенье здесь такое свободное, что любой пастушок может изложить нимфе свои чувства. Впрочем, вообще здесь ничего не видишь, кроме игр, пиров и балов; так среди балетов и банкетов здесь все время кутят без просыпа или, как говорят французы, “благодушествуют”?[2] (фр.) Спаси и сохрани