Летний снег (Эшли/Тиа, PG-13) (1/1)
Над головой Эшли Риота спутанные ветки оплели безмятежное небо. Глядя на руки, на которых заскорузлой коркой застыла кровь врагов, он пытается вспомнить, как они с Тиа впервые смотрели друг другу в глаза.Первый настоящий бой, так отличавшийся от вдохновляющих историй о рыцарях и драконах. Юноша с едва заметным шрамом у брови, сын заговорщика, случайный свидетель, медленно оседает на пол, руки нелепо дёргаются к ране, и он пытается, словно это может помочь, затолкать выпадающие внутренности обратно в распоротый живот. На приоткрытых губах пузырится кровавая пена, и острое желание жить растворяется без остатка в пелене смерти, подёрнувшей глаза. ?Революционер?, говорили лица из темноты, направлявшие руку своего рыцаря, защитника мира и спокойствия. Говорили, будто отец этого мальчишки планировал государственный переворот.Всё обращается в пыль, когда стоишь над человеком, чью жизнь оказалось так просто сломать.Тиа улыбается так светло и открыто, как это может лишь та, что никогда не искала в искажённых мукой лицах черты напарников и друзей. Перед поцелуем она на мгновение отводит взгляд, будто смущаясь, но затем доверчиво льнёт к груди. Боль стихает, когда он смотрит на неё, на сына, и мечтает о том, чтобы их мир навсегда остался таким же безмятежным, как теперь. Ты не только разрушал, ты что-то создал?— этот маленький безопасный мирок для вас троих, где вечно светит солнце.В солнечном свете, среди травяного моря Тиа кажется хрупкой и неземной, точно статуя снежного ангела. Тонкая фигура в белом словно пришла из другого мира, слишком чистого…… Чтобы быть правдой.Кружащиеся мошки так похожи на падающий снег, если только не вглядываться пристально. Эшли не любит насекомых, назойливых, пролезающих везде и всюду; ему приятнее было бы представить себя посреди метели, чем в центре роя. Разум предательски шепчет, что летом не бывает снега.Как нет и не было её тепла, её света. Как не было нежности её губ и улыбки их сына. Последний островок памяти, где не было вечной войны, покрывается чёрно-сиреневой гнилью.Ладони не помнят её прикосновений; куда ярче и острее врезается в душу память о шершавой рукояти клинка, сдирающей кожу до мяса, до кости. Вместо слов любви Эшли слышит крики и предсмертный хрип, давится кашлем от запаха падали, гари и железа.Ты?— убийца, и ничего больше. Убийца, которому всегда хватало красивой сказки, оправдывающей пролитую кровь.Чей это голос? Сиднея Лосстарота, еретика и лжепророка? Нет. Его здесь нет, и приговор выносит самый беспощадный судья: собственная память.—?Если наша любовь?— это ложь,?— шепчет Эшли с остервенелой злостью, ненавидя заранее любой ответ,?— скажи, что было в моей жизни? Что у меня осталось?!В шелесте крыльев снежных мошек он слышит безжалостный ответ:Правда, убийца. У тебя осталась правда.