Часть 5 (1/1)

Кларк огляделась по сторонам. В безлюдном парке было сумрачно и тихо, свет фонарей почти не проникал под кроны деревьев, и здесь можно было говорить без опасения, что кто-то подсмотрит или подслушает разговор. Когда Кларк вместе с Мерфи вошла под густую тень большого вяза, он крепко взял ее за руку, не стесняясь уже, видимо, никого и ничего, и так они шли до ближайшей скамейки, спрятанной в кустах жасмина и удаленной от тех тропинок, по которым днём обычно ходило большинство людей.Теплая и жёсткая рука Мерфи разительно отличалась от нежной ладони Лексы, но держать ее все равно было приятно, даже успокаивающе, словно сквозь эту руку в Кларк перетекал какой-то невидимый ток, вливающий в нее силы и уверенность в будущем. Когда они сели на твердое холодное сиденье, Мерфи отпустил кисть Кларк и сел рядом вполоборота, глядя в ее бледное лицо с неослабевающим вниманием.—?Итак, Кларк, расскажи, почему ты хочешь сброситься с крыши? Что у тебя случилось?Кларк перевела дыхание. Теперь, когда перед ней сидел человек, с которым можно было не лукавить и не врать, ей вдруг стало очень страшно и очень легко, словно она обрела свободу, никогда прежде не испытанную, и одновременно с тем потеряла ее. До этого момента Кларк была настолько близка лишь с Лексой, и она не могла сказать, нравится ли ей это ощущение.—?Понимаешь, я… —?она запнулась и переплела пальцы рук, лежащих на коленях. —?Дело в женщине. В девушке. Мы…Мерфи удивленно приподнял брови, но на лице его не было осуждения.—?У меня… У нас в офисе есть девушка, и мы с ней… Я не знаю, как объяснить.Она хотела сказать ?мы с ней занимались совместными действиями?, но, черт побери, как гнусно и отвратительно это звучало?— будто бы они вдвоем копали могилу, чтобы спрятать труп убитого ими человека, а не ласкали друг друга, задыхаясь от нежности… Разве можно было назвать то, что было между ней и Лексой, подобным словосочетанием?—?Любовницы? —?предположил Мерфи с такой лёгкостью, словно то, о чем он говорил, было совершенно обычной вещью. Кларк изумлённо заморгала. Она впервые слышала это слово.—?Любовницы? —?повторила она никогда прежде не произносимое при ней слово. —?Что это значит?Мерфи усмехнулся и скрестил руки на груди.—?Раньше так называли тех, кто находился в отношениях друг с другом. Любовники?— те, кто занимается любовью. Кто спит друг с другом. Ну, не просто спит, а…Он не закончил, а Кларк внезапно залилась краской. Значит, то, что они делали с Лексой, называется не страшным равнодушным словосочетанием ?совместные действия?, а будоражащим тело и слух ?любовницы?? Но что значит?— заниматься любовью? И почему это звучит так волнующе?—?Я не знаю,?— пробормотала она. —?Мы с ней… Нас просто потянуло друг к другу. Мы встречались тайно, много разговаривали, а потом…Мерфи кивнул.—?Вы совершали ?совместные действия??Кларк опустила глаза.—?Мы целовали друг друга. Трогали друг друга… И всякое…—?Твоя девушка давно болеет? —?вдруг спросил Мерфи. Подул лёгкий ветер, и ветви жасмина затрепетали, распространяя вокруг лёгкий аромат цветов. Было невероятно тихо, лишь где-то вдалеке едва слышно шелестели листья, и это было трогательно и страшно - слышать из уст другого человека "твоя девушка". Неужели кто-то и в самом деле мог назвать Лексу "ее девушкой"? И каково это - говорить это вслух, не боясь никого и ничего - "моя"?—?С пятнадцати лет.Мерфи присвистнул.—?Ничего себе! Я встречал очень мало тех, кто продержался бы настолько долго. Мы называем таких людей ?тихими?, хотя, конечно, это и не совсем справедливо.—?А таких много? —?спросила Кларк, внимательно глядя на него.—?Да, довольно много. Я знаю с десяток тех, кто научился хорошо притворяться и живет в таком состоянии долгие годы, правда, это невероятно тяжело, но возможно.Кларк промолчала. Она и сама знала, насколько трудно жить, скрывая от окружающих свои чувства, а ведь ее болезнь проявилась совсем недавно. Смогла бы она, как Лекса и другие, терпеть эту муку годами? И зачем, почему они вообще должны все это терпеть?—?Знаешь,?— Мерфи скрестил руки на груди и глядя в темноту парка. —?У меня тоже были отношения с женщиной. Это плохо кончилось для нас обоих. Понимаешь, это вдвойне тяжело для пары. Вся эта херня.Они помолчали. Кларк тоже смотрела в глубину темного парка, где ветер гонял по дорожкам листья, и думала о том, как несправедлив этот мир, который даёт тебе чувства, а потом говорит, что ты бессилен проявить и реализовать их.—?Я ушла с той работы,?— сказала она, когда Мерфи пошевелился рядом, меняя позу. —?Ушла, чтобы не видеть ее. Чтобы забыть о ней навсегда. Мне казалось, что так будет лучше для нас обеих.—?Ты правильно сделала,?— отозвался Мерфи сухо. —?Вы бы не смогли долго скрываться, и вас бы отправили в ЭОН.Кларк тяжело сглотнула.—?Но я не могу без неё,?— призналась она, глубоко вдохнув вкусный ночной воздух. —?Я думала, что смогу, но я все время думаю только о ней. Это просто убивает меня. Такое ощущение, что вот здесь, в груди, лежит раскалённое железо, и оно жжется день и ночь. Я была уверена, что это пройдет, что станет легче, но не становится! Понимаешь, мне только ещё больнее с каждым днём! Думать о ней, представлять, что она делает, как ложится в постель каждый вечер, как смотрит на этот город из окна, знать, что она есть где-то, и не иметь возможности видеть ее хотя бы издалека?— это невыносимо…Мерфи грустно улыбнулся. Его некрасивое, но обаятельное лицо в тусклом свете фонарей показалось Кларк лицом глубокого старца.—?Это любовь. Она всегда так действует на людей.—?Любовь? —?машинально переспросила Кларк, глядя на него. —?Любовь?Конечно, Кларк слышала прежде это слово, однако его произносили всегда с оттенком такого же презрения, с каким упоминали о чем-то неприличном или отвратительном, и, когда оно всплывало в речи, то за ним стояло всегда - ?причина всех бед человечества?.—?Да, любовь. Когда ты хочешь быть с человеком ежесекундно, и только с ним, и когда тебе невозможно без него дышать. Когда все твои мысли только о нем. Когда ты знаешь, что, если бы тебе предложили умереть за него, ты бы согласился не раздумывая, потому что его жизнь для тебя важнее твоей. Это любовь.—?А это… лечится?Мерфи вдруг рассмеялся, и звук его смеха подхватил налетевший ветер, унося куда-то вдаль, в темноту и тишину парка.—?Это не болезнь, Кларк. Я понимаю, что тяжело все это принять, но я уверяю тебя, в любви нет ничего плохого. Наоборот, она делает жизнь человека чем-то, имеющим смысл. Она наполняет все светом. Это лучшее, что дано испытать человеку. Знаешь…Он вдруг понизил голос.—?Мне довелось быть знакомым с одним человеком. Он рассказывал, что в древности, ещё когда люди умели чувствовать, они посвящали любви стихи и романы. Они писали картины и сочиняли музыку об этом чувстве. И он даже цитировал мне… Подожди, я вспомню…Он пошевелил губами, словно пытаясь что-то произнести, а потом медленно проговорил, глядя в темноту:—??Любовь?— трудна. Любовь человека к человеку, быть может, самое трудное из того, что нам предназначено, это последняя правда, последние пробы и испытание, это труд, без которого все остальные наши труды ничего не значат. Поэтому молодые люди, которые только начинают свою дорогу, ещё не умеют любить; они должны этому научиться. Учиться всем своим существом, всеми силами и всем своим одиноким, нелюдимым, ищущим добра сердцем. Но учение требует времени и сосредоточенности; вот почему любовь?— уже надолго вперёд, на долгие годы жизни?— есть одиночество, глубокое, ни с чем не сравнимое одиночество любящего?*.Кларк изумлённо уставилась на него.—?Кто это сказал?Мерфи пожал плечами.—?Не помню. Тот человек и сам, возможно, не знал, но это и неважно. Когда я услышал эти слова тогда, я бы потрясен также, как ты сейчас, потому что они словно передавали все, что я ощущал.—?Мне так больно… —?Кларк обхватила себя руками. —?Зачем все это? Зачем я узнала, что это такое?— любовь, если мне не дано ее реализовать? О каком свете ты говоришь, о каком великом назначении любви, если мне осталось жить всего ничего, и все это время придется скрываться и лгать?Мерфи потёр переносицу, затем взглянул на Кларк.—?А ты вспомни мгновения, когда ты была с ней. Как ее зовут?—?Лекса,?— произнесла Кларк, и сердце ее нежно дрогнуло при упоминании любимого имени.—?Вспомни, что ты чувствовала, когда была с Лексой. Вспомни, как ты ощущала себя, будто…—?Будто ничего другого в мире не существует, только я и она… —?закончила Кларк.—?Вот именно. В тот момент вы с ней были единым целым. Знаешь, у древних греков была такая легенда об андрогинах. Андрогины были существами, состоящими из двух половинок. Они были так прекрасны, умны и сильны, что решили, будто равны по силе богам. И тогда Зевс разгневался на них и разделил на две части. И с тех пор люди мечутся по свету в поисках своей половинки, и когда находят ее, то становятся бессмертными. Потому что только любовь даёт это ощущение.Он помолчал и добавил:—?Ощущение того, что тебе не нужно ничего больше искать.—?И ты тоже познал это?—?Да,?— задумчиво сказал Мерфи. —?И я потерял ее. Ту, с которой у меня было так. И я больше никогда этого не испытаю. Вот что страшнее всего, Кларк… Не смерть и не ЭОН, а это.Кларк помолчала несколько секунд, затем мягко спросила:—?А что случилось с твоей девушкой?Мерфи грустно усмехнулся.—?Это грустная история, Кларк. Когда мы с ней поняли, что не можем жить друг без друга, но никогда не будем вместе, то захотели сделать то же самое, что и ты. Мы решили покончить с собой.Кларк изумлённо посмотрела на него.—?Мы все продумали, выбрали даже дом, с которого прыгнем, назначили день и договорились, что придем туда на рассвете. Понимаю, это прозвучит ужасно, но какое-то время я даже ощущал себя счастливым оттого, что мне не приходилось больше размышлять о будущем и знать, что это будущее ужасно. Было так легко, словно все проблемы ушли, и я снова стал спокойно спать. Но все это продолжалось недолго. Чем ближе становился этот день, тем больший ужас меня охватывал. Я не мог спать, не мог думать ни о чем, я видел во сне, как падаю с крыши и в страшной боли корчусь на асфальте, а рядом умирает она. Эти сны измучили меня, а она все время торопила, говорила, что мы, наконец, будем вместе, что не нужно будет больше бояться, и я весь холодел, когда видел, что эта идея захватила ее целиком, она была будто помешанная, и меня это пугало.—?И что было дальше?Мерфи вздохнул.—?Мы договорились, что сделаем это 13 сентября, я помню дату очень хорошо, потому что она словно врезалась в мой мозг. Накануне я вообще не мог ни спать, ни работать, я сходил с ума, пробовал поговорить с ней, объяснить, умолял ее подождать, дожить до изобретения лекарства, повременить, но она была тверда. Она сказала, что все равно сделает это, со мной или без меня, но если я не приду, то предам все, что было между нами.Он помолчал и добавил.—?Это был последний раз, когда я ее видел.—?Она сделала это? —?севшим голосом спросила Кларк.—?Да, она сделала это. Я узнал из новостей. В тот день я пошел в медицинский центр и сказал, что заболел, хотя в тот момент мою болезнь ещё не зарегистрировали официально. Врач диагностировал первую стадию СОС, и мне разрешили в этот день не работать. Когда я вернулся домой, все уже было кончено.Некоторое время они просто сидели в тишине, глядя на колеблющиеся в неверном свете фонарей ветви вяза и молчали.Потом Мерфи взглянул на Кларк.—?Наверное, ты считаешь меня трусом и подлецом?Кларк покачала головой.—?Нет. Ты не захотел умирать, я это понимаю. Я тоже на самом деле не хочу умирать, хотя и подбираю здание повыше… Просто без нее… Невыносимо…—?Представляешь,?— ровным голосом продолжал Мерфи. —?Что она чувствовала, стоя там, одна, совсем одна, брошенная всеми, в том числе мной, человеком, которому доверяла и которого любила? Каково ей было?Кларк несмело коснулась его плеча.—?Не казни себя. Я думаю, она тебя простила. Это ведь нелегко?— жить с болезнью, но без неё не останется вообще ничего. Я это поняла только что, когда ты рассказал мне свою историю.Мерфи судорожно вытер щеки ладонями и выпрямился.—?Знаешь, Кларк, у нас есть группа… Группа встреч для таких, как мы, для тихих. Туда приходят те, кто ещё не собирается прыгать с крыши, но уже не способен молчать и скрываться от людей. Там можно говорить о чувствах абсолютно открыто, никого не стесняясь, и это на самом деле помогает. Хочешь, приходи тоже? Мы собираемся каждую среду в секретном месте.Кларк посмотрела на него.—?А что вы там делаете?—?Разговариваем обо всем, что чувствуем. Знаешь, иногда бывает полезно произнести вслух то, что тебя терзает. Вроде бы ничего не меняется, а становится легче. Группа очень помогла мне после того, как Эхо… ну, она… погибла.—?Даже не знаю. Думаешь, мне это тоже поможет?Мерфи поднялся со скамейки и сунул руки в карманы рабочей робы.—?Ну, терять тебе нечего, так что приходи хотя бы разок. Ведь высокие здания никуда не денутся, ты же понимаешь… Они всегда здесь.Он грустно улыбнулся.—?А теперь извини, Кларк, мне пора. Боюсь, мы и так сидели здесь достаточно долго, а камеры зафиксировали, как мы входили в парк. Лучше, если ты выйдешь с другой стороны. Если все же решишь прийти на встречу, то я расскажу, как нас найти…Позже, когда Кларк возвращалась домой по пустым улицам Полиса, на которых не было ни души, она почему-то думала о том, как странно все-таки устроена эта жизнь. Ещё утром ею владело желание покончить со всем разом, совершить непоправимое, уничтожить себя, чтобы не мучиться в одиночестве вдали от Лексы, и вот совершенно случайно на ее пути встал Мерфи, и он не то чтобы вселил в Кларк надежду?— нет, мысль о самоубийстве не ушла безвозвратно, однако сознание того, что она не одинока, что есть и другие люди, которые поймут ее и простят, это сознание помогало держаться, и уже дома, ложась в постель, впервые за эти дни Кларк ощутила что-то вроде надежды и тогда уже окончательно решила, что в среду пойдет на собрание, о котором говорил Мерфи.****Это было старое здание на углу Джонсон и Пятой?— одно из тех, до ремонта которых у правительства не дошли руки, хотя их и было крайне мало, потому что Полис разрастался, а места на острове становилось все меньше. Однако многие высотные дома требовали слишком больших капиталовложений и ремонта, поэтому их просто обносили высоким забором и оставляли стоять до лучших времён, а, поскольку равные не испытывали потребностей в вандализме или поисках укромных мест, то эти дома оставались практически нетронутыми.Рассказывая о том, как найти убежище (так он назвал это место), Мерфи дал Кларк четкие указания?— в проволоке забора, окружающего здание, должна быть дырка, в которую надо пролезть и обойти дом по кругу. Затем нужно открыть дверь, помеченную знаком бесконечности, и спуститься в подвал по ступенькам. Все это Кларк проделала абсолютно легко?— несколько камер, прикрепленных к столбам, фиксировали только видимую часть улицы, но никак не дом. Это и была ахиллесова пята Полиса?— долгие годы равные не демонстрировали девиантного поведения, а те, которые заболевали, впадали в такую панику, что обнаружить их не составляло никакого труда. Скрываться и прятаться равные просто не умели (точнее, правительство было убеждено, что они этого не умели), а потому в Полисе было огромное количество укромных мест и не попадающих в объективы камер пространств, где можно было укрыться от бдительного ока власти. Все это пришло в голову Кларк, которая совершенно спокойно вычислила слепую зону висящей на столбе камеры и миновала ее, проникая на территорию дома. Идеальное общество страдало от своей же идеальности, ведь, живя долгие годы в спокойном мире без преступности и любопытства, власти расслабились, считая, что СОС скрывать нельзя, а значит, рано или поздно, она проявится, поэтому все преступники будут выявлены и угрозы нет.Стояла довольно душная ночь, и Кларк сильно вспотела в своем рабочем комбинезоне. Когда она собиралась на встречу, то очередной раз обрадовалась, что теперь носит безликую униформу низшего класса?— ведь в белых брюках и рубашке она бы привлекла к себе гораздо больше внимания.Чистые сухие ступеньки вели вниз, в темноту, и Кларк, глядя на них, вдруг ощутила невероятное чувство?— смесь страха, восторга и благоговения одновременно. Ей казалось, что она путник, который долгое время блуждал в глуши и теперь возвращается к людям, и вот он выходит из темного леса, измученный дорогой и мраком, и видит освещенные окна дома, где кто-то живёт, и его охватывает бесконечная радость находиться рядом с существами своего вида и понимать, что он больше не один. Лестница закончилась небольшой площадкой и тремя дверями, на двух из них висели замки, а на третьей был опять нарисован знак бесконечности, и Кларк поняла, что это и есть табличка, приглашающая?— войди.Она толкнула тяжёлую металлическую дверь и оказалась в странном помещении. Огромное, освещённое кое-где маломощными лампами, свисавшими с потолка на тонких проводах, оно простиралось, казалось, на целый километр и было разделено на одинаковые зоны с помощью квадратных столбов, а на полу были белой краской нарисованы ровные прямоугольники. Привыкнув к темноте, Кларк увидела в освещённом лампой углу помещения странный предмет, который она безошибочно опознала как почти целый остов того, что раньше называли автомобилем.В Полисе не было автомобильных дорог, равные пользовались лишь услугами железнодорожного транспорта, работавшего на экологически чистых источниках энергии, но в детском центре им показывали фотографии и видео различных машин, чтобы объяснить, каким губительным было влияние выхлопных газов на окружающую среду и как сильно пострадали люди и их здоровье от подобных средств передвижения. Кларк, конечно, знала, что раньше весь остров был пронизан сетью шоссе и трасс, но их уничтожили или переделали в нечто другое, а, поскольку тяги к путешествиям и нужды в перемещениях равные не испытывали, то и само понятие автомобиля ушло в прошлое, а с ними исчезли мотоциклы, мопеды, трамваи, автобусы, самолёты и даже велосипеды.Рассматривая удивительный механизм, виденный ранее лишь на информационном экране, Кларк вдруг уловила звук шагов: четкий, но одновременно мягкий, он постепенно приближался, а потом из темноты выплыл круг света, созданный ручным фонарем, и в нем показалась невысокая коренастая фигура Мерфи.—?Ты пришла? —?радостно сказал он, освещая лицо Кларк, и она невольно улыбнулась в ответ.—?Да, я все же решила прийти,?— кивнула Кларк, обхватывая себя руками. Мерфи указал фонариком куда-то вдаль, туда, где метались неясные тени и слышался приглушённый разговор.—?Пойдем, все уже в сборе.Следуя за Мерфи по пятам, Кларк невольно думала о том, что всего за два месяца она прошла бесконечно длинный путь?— от равной, уверенной в себе, своей стране и будущем, чувствующей себя счастливой и не обремененной размышлениями, до девушки, раз за разом нарушающей законы и принципы построенного для нее общества и сознательно идущей на преступления, за которые полагается смерть или принудительное лечение.Сегодня я окончательно переступила эту черту, подумала Кларк и ощутила приступ какой-то веселой злости, а потом подумала о Лексе. Что бы она сказала, если бы узнала, какому риску Кларк подвергает себя? И вообще, есть ли ей дело до того, что теперь делает Кларк, ведь она ясно дала понять, что все кончено... Она вспомнила мерцающие холодным блеском глаза Лексы, острую линию ее челюсти, коротко остриженные волосы, сделавшие ее похожей на красивого худого мальчика, и подумала, что отдала бы все на свете, чтобы ещё раз оказаться в ее объятиях. Мерфи привел Кларк в самый угол громадного помещения, где брошенные старые автомобили образовывали небольшой уютный закуток, а на деревянных ящиках, составленных кругом, сидели люди, мужчины и женщины, и, приглядевшись, Кларк посчитала, что их было не меньше шести человек.—?Это Кларк,?— представил ее Мерфи и указал на свободный ящик, а сам опустился рядом с ней. —?Кларк тоже тихая. Помните, я говорил вам о ней?Кивнув всем в знак приветствия, Кларк осторожно села на казавшийся непрочным ящик и взглянула на человека, оказавшегося прямо напротив нее. Это была немолодая, но ещё очень привлекательная женщина с тонкими чертами лица и светлыми волосами, заплетенными в простой хвостик. На ней была прозрачная куртка медика, и, приглядевшись к эмблеме на ее лацкане, Кларк с удивлением поняла, что, судя по форме, женщина работает в ЭОНе.—?Итак, Кларк, позволь для начала я тебе всех представлю,?— сказал Мерфи мягко и обвел глазами присутствующих, словно спрашивая у них разрешения. Люди молчали, но Кларк не ощущала, что от них исходит враждебность, скорее, они были немного напуганы, в чем, в общем-то, и не было ничего удивительного?— в их положении любой новый человек мог оказаться врагом.—?Итак, справа от тебя Беллами, он техник в ЭОНе.Кларк посмотрела на высокого кудрявого молодого человека, сидевшего справа от нее, и кивнула. Молодой человек с интересом изучал ее, но, как показалось Кларк, старался это скрыть. Его пытливые карие глаза перебегали с пола на лицо Кларк и обратно, словно он не хотел быть обнаруженным.—?Дальше по часовой стрелке Индра, Анья, Густус, Джаспер, а напротив тебя?— Эбби. Она тоже работает в ЭОНе.Кларк почему-то удивило, что среди этих очень разных людей были те, кому явно стукнуло пятьдесят?— например, Индре, Густусу и Эбби, а вот Беллами, Анья и Джаспер, хотя и выглядели похожими по возрасту на нее саму, чем-то неуловимо отличались от прочих равных, с которыми привыкла иметь дело Кларк. Анья?— девушка с ярко выраженной азиатской внешностью?— показалась Кларк надменной и злой, потому что взгляд, которым она одарила ее, был по меньшей мере убийственным. Ее тонкое тело, облаченное в форму рабочего, такую же, как и у самой Кларк, колючие раскосые глаза, поджатые губы?— все это производило неприятное впечатление, и девушка, казалось, не стремилась ни к чему другому. Она сидела, подогнув под себя одну ногу, и сверлила Кларк взглядом, теребя пальцами застёжку на синем комбинезоне.Джаспер, молодой человек в робе уборщика, вообще явно старался не смотреть на Кларк, а Густус, высокий бородатый мужчина, казавшийся громадным даже в сидячем положении, лишь молча кивнул в ответ на слова Мерфи и словно ушел в себя, уставившись в бетонный пол, на котором стояли его ботинки. Оставалась ещё Индра?— темнокожая женщина с мрачным лицом, широкоплечая, коренастая и настолько напряжённая, будто бы она в любой момент ожидала нападения и была готова сражаться. Она даже не взглянула на Кларк, все ее внимание было приковано к Мерфи.—?Итак… —?он наклонился вперёд и упёрся локтями в колени. —?Давайте продолжим. Кларк можно не опасаться, она одна из нас.Кларк медленно обвела взглядом лица людей, сидящих рядом с ней. Да, определенно, они отличались от тех застывших равнодушных лиц, которые она привыкла видеть на улицах Полиса. В глазах всех этих людей жила тоска, приправленная какой-то странной мудростью, словно они все были отравлены ею, но это не делало их пугающими или опасными, наоборот, здесь, в кругу этих незнакомцев, Кларк ощущала себя дома, будто болезнь сплотила их всех в одно целое, дала им нечто большее, чем то равенство, о котором так громко заявляли по всему Полису с информационных экранов.—?Эбби, ты начала рассказывать,?— мягко напомнил Мерфи. Светловолосая женщина кивнула и скрестила руки на груди. Ее внимательный взгляд упал на Кларк, и девушка почувствовала странное тепло, словно она уже давно знала эту женщину и могла ей доверять.—?Вчера ещё одна пациентка покончила с собой, а персонал просто отвернулся от камер и ждал,?когда она умрет,?— сказала Эбби очень спокойно, но в голосе ее чувствовалась боль. Кларк потрясённо уставилась на нее.—?Вы работаете в ЭОНе? —?не выдержала она. Эбби снова задержала на ней взгляд своих темных глаз и кивнула.—?Густус и Джаспер тоже там работают,?— проговорил Мерфи хлопая себя кепкой по колену. —?Только они простые санитары, а Эбби?— врач. Точнее, та, кого они называют сейчас врачами, да, Эбигейл?Женщина кивнула.—?Да, Джон, говорят, что раньше врачи занимались тем, что действительно лечили больных, помогали им, облегчали страдания. Сейчас мы больше являемся обслуживающим персоналом, и наша задача?— причинять страдания, а не устранять их.—?Там действительно… так… ужасно, как говорят? —?Кларк не смогла даже выговорить то, что представилось ей, когда она подумала об ЭОНе. Эбби, слегка помедлив, кивнула снова.—?Ещё хуже, девочка,?— сказала она тихо. —?Тринадцать этажей ужаса, боли и смерти. Те, кто не кончает с собой, тихо погибает от методов, которыми они ?лечат? болезнь. Смерть?— не худший конец, поверь мне. Если бы у меня был выбор, я бы предпочла умереть.Кларк почувствовала, что задыхается. Она поймала на себе внимательный и какой-то сочувствующий взгляд Густуса, но потом он снова уткнулся взглядом в пол.—?Как же вы выносите это? —?спросила она с нажимом, стискивая руки, сложенные на коленях. Эбби внимательно смотрела на нее, не мигая, а потом слегка изогнула уголок рта, словно хотела улыбнуться.—?Человеческая жизнь?— это дар, Кларк. Будучи тихой, ты это понимаешь. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы человек понял, что он не один, чтобы он обрёл надежду. Но кроме взгляда, я не могу себе ничего позволить. Я стою, как все, и не вмешиваюсь, и так проходит один день за другим в этом страшном месте.Кларк отчаянно замотала головой.—?Но ведь можно перевестись! Зачем оставаться на такой ужасной работе? Зачем рисковать каждый день своей жизнью?Эбби грустно улыбнулась.—?Я предпочитаю оставаться среди тех, кто чувствует. Это напоминает мне о том, кто я и для чего живу на этой Земле. Знаете, все учёные в один голос говорят, что СОС не заразен, но после стольких лет я все яснее ощущаю эту привязанность к другим людям, это единение с ними.—?А я вообще не верю учёным,?— сказал Джаспер, откидываясь на стуле. Голос у него был молодой и немного писклявый.—?Чувства порождают чувства. СОС?— не болезнь, это они так говорят, но это и есть наша суть, а ингибиторы лишь подавляют ее.—?Не знаю,?— вступил Густус, и его басовитый голос отразился от стен. Словно смутившись, он тут же заговорил тише. —?Я бы предпочел ничего не чувствовать. Мне так больно и страшно, что я лучше бы вернулся в то состояние, когда мне не приходилось каждые пять минут оглядываться и держать лицо, чтобы только не оступиться и не попасться им. С ингибиторами мне становится немного легче, но это всего лишь отсрочка, а потом… Потом опять наступает страх, и я не могу дышать.—?К черту твои ингибиторы! —?вдруг громко сказала Анья, и все вокруг вздрогнули от звука ее голоса. —?Все это хрень собачья, дерьмо!Кларк первый раз слышала подобные слова, но даже она поняла, что их значение было каким-то негативным, даже запрещённым, словно Анья произносила некие заклинания, способные отогнать духов или развеять мрак, и это стало ещё более очевидно, когда напряжённая обстановка вдруг резко разрядилась. Мерфи даже хмыкнул вполголоса, а Эбби?— Кларк уловила это?— посмотрела на Анью с материнской теплотой и лёгкой усмешкой.Густус, впрочем, был единственным, кто отреагировал иначе.—?Что ты знаешь, Анья? Сколько длится твоя болезнь? Год? Полтора? Что ты знаешь о страхе? Ты ещё только прикоснулась к нему, а я живу в этом страхе уже тридцать лет! Я тридцать лет смотрю, как подобных мне мучают и убивают, и молчу! Я тридцать лет делаю вид, что это нормально?— бить электрошоком женщину, которая забеременела неестественным путем, а не в лаборатории, или отправлять в газовую камеру ребенка за то, что он плачет, когда у него ночные кошмары, или когда парень разбивает себе голову о стену только потому, что осмелился взять за руку понравившуюся ему девушку! Я тридцать лет это вижу, а ты, что видела ты? Ты только ругаешься и швыряешь вокруг вещи, вот и все, на что ты способна!—?Да? —?Анья опустила ногу на пол и ткнула пальцем в сторону Густуса. —?А ты знаешь, что вчера я чуть было не попалась, когда увидела, как женщина с СОС?— не тихая, нет?— стала плакать на улице? Я увидела это и уже почти подошла, чтобы спросить, что с ней, но, когда подошла, то рядом тут же оказались они и схватили ее. Женщина вопила, как безумная, а они тащили ее по улице, и с ее ног свалились долбаные ботинки! А я стояла и думала, что могла бы быть на ее месте, если бы спросила, что случилось! —?Это не ново, Анья, мы все постоянно сталкиваемся с таким и вынуждены молча смотреть,?— мягко сказал Мерфи. —?Каждый из нас хотел бы помочь кому-то, но это слишком опасно. Наша задача?— продержаться как можно дольше, пока не изобретут лекарство или пока этот мир не изменится.Выслушав все это, Анья вдруг криво усмехнулась и перевела взгляд на притихшую Кларк.—?Сколько времени ты больна? —?спросила она презрительно, смерив Кларк взглядом с ног до головы.—?Пару месяцев,?— Кларк вскинула на нее глаза. Анья громко фыркнула.?— И ты называешь себя тихой? Да ты же скоро попадешь в ЭОН, дорогуша, у меня на это глаз наметанный… Ты не умеешь скрывать свои чувства, это заметят даже тупые роботы из службы безопасности, не то что сотрудники ЭОНа! Чего ты пришла сюда, девочка из Атмоса, неужели тебе не объяснили, что полагается за незаконные сборища? Знаешь, для тебя у них припасена отдельная пыточная с отдельным электрошокером для усмирения, когда ты сорвешься!Она скривила тонкие губы в усмешке, и Кларк, опешив, даже не смогла ничего ответить, настолько неожиданным был выпад Аньи.—?Что с тобой случилось, когда ты обнаружила у себя СОС? Наверное, тут же разбила свою фирменную чашку с логотипом Атмоса и зарыдала, когда поняла, что твой уютный мирок отныне рухнул, да? Или побежала сразу бросаться с крыши, да только Мерфи тебя перехватил?—?Анья,?— Эбби прервала ее, осторожно положив руку девушке на колено. —?Прекрати. У нас достаточно трудностей в жизни, чтобы мы ещё ругались друг с другом. Мы поддерживать друг друга должны, а не оскорблять. Я уверена, что у Кларк весомые причины быть здесь, как и у всех нас.—?Да ни черта я не должна,?— Анья сбросила руку Эбби и встала. —?И вообще, ваши эти встречи меня достали! Я не хочу больше слушать, как вы все ноете, что вам плохо и больно! Собрались тут соплежуи и мусолят свои страдания, будто бы кому-то от этого легче! Все! Я ухожу отсюда!Она схватила со спинки стула повешенную, видимо, туда до этого куртку и стремительно вышла, намеренно задев Кларк и громко топая тяжёлыми ботинками по бетонному полу. Спустя полминуты где-то вдалеке яростно хлопнула металлическая дверь, и снова наступила тишина. Кларк взглянула на Мерфи, который слегка виновато усмехнулся, глядя в ее побледневшее, растерянное лицо.—?Не волнуйся, она так все время делает, но спустя несколько дней возвращается, как ни в чем не бывало. Такова уж Анья, мы привыкли. Она не плохой человек, просто у нее нервы сдают, когда мы начинаем говорить об ЭОНе.Он помолчал и добавил в оглушающей тишине:—?Как и у всех нас.Возвращаясь домой по темным пустым улицам, Кларк смотрела на едва начинавшую желтеть полоску рассвета, видимую в проеме между домами, и все время думала о том, как странно все же устроен этот безумный мир. Почему, обретя чувства, она стала ощущать себя так обособленно и вместе с тем бесконечно близко ко всем остальным людям? Этого она не знала, но знала, что все происходящее с ней имело какое-то отношение к ним, к тому, что произошло между ней и Лексой, и сама Лекса была как-то связана с ней, с Мерфи, с Индрой, даже с этой Аньей, казавшейся сгустком злобы, к этим пустынным улицам, вообще ко всему. Но как понять, что случилось и как разобраться, чем их отношения с Лексой могли быть связаны с миром, окружавшим Кларк и казавшимся таким враждебным? Этого она тоже не знала, но понимала, что сегодня ночью случилось нечто странное и потрясающее одновременно: она, человек, пришла к своим и почувствовала себя своей среди них. Даже грубая Анья приняла ее, потому что и она ощущала нечто подобное, и, возможно, спустя какое-то время Кларк тоже начнет ругаться, топать, греметь дверями, потому что силы будут кончаться, и, возможно, однажды их общая тайна сплотит их всех ещё ближе, и тогда миру равных настанет конец... Могло ли это однажды случиться? Уже потом, сидя в своей комнате перед окном, Кларк смотрела, как медленно наступает рассвет, как светлеет небо на востоке, потом на нем начинают розоветь нежные перья облаков, а очертания предметов размываются, будто кто-то убрал резкость, и так кончилась ночь, и почти наступил новый день, и Кларк уже собралась было встать и идти в душ (спать ей совершенно не хотелось), как вдруг в дверь постучали.