Норберт Рихтер, 1771 (1/1)

Декабрь, 1771 г.После начала превращенияЗябко кутаясь в длинный шерстяной платок, служивший гессенским наемникам дополнительным утеплением, молодой обер-ефрейтор спустился со второго этажа старого, некогда занятого какой-то крестьянской семьей дома и вышел на улицу.—?Сраный умывальник опять заледенел,?— услышал он знакомые голоса, сопровождаемые звяканьем металлического прибора.—?Поссы на него, и отогреешь.И гогот.Норберт осторожно заглянул за угол. Два других гессенских наемника сперва не заметили его, продолжая возиться с проклятым умывальником. Самый здоровый из них ежился и почему-то был полуголым. Рядом с ним рыжий штабс-ефрейтор потирал руки, пытаясь согреться, и еще какой-то младший офицер покачивался на мысочках.—?Поссы, говорю,?— сказал младший офицер.—?Не командуй, сам решу, что делать,?— рыкнул самый высокий. — Кипяток неси. Живо!Он развернулся и угрожающе клацнул зубами.Норберт узнал его и вздрогнул. Безымянный кавалерист по прозвищу Всадник со своим уродливым шрамом, мертвыми глазами и… ему что, показалось? Молодой Рихтер был готов поклясться, что видел не обычный оскал рассерженного человека, а что-то, сильно напоминающее акулью пасть. Вроде бы еще пару дней назад этого не было?.. Поборов робость, он подошел поближе и встал в очередь. Всадник помолчал какое-то время, а потом глубокомысленно изрек:—?Жрать охота.Норберт в волнении потеребил усы. Ощущение складывалось, что Всадник собирается закусить именно им, но тот вообще не обращал на него внимания. Тогда он уставился на мощную спину мейстера?— вся она была иссечена шрамами, будто его пытались причесать дикобразом. Норберт живо представил эту боль и нервно поежился.—?А ты чего без одежды выперся? —?рыжий пихнул его.—?Не знал, что эта паскуда замерзнет, думал, быстро умоюсь,?— Всадник слегка пнул умывальник. Рыжий хихикнул:—?Согреть тебя?—?Было бы неплохо.Норберт поскрипел снегом, стараясь осторожно обратить на себя внимание. Другие солдаты обычно замечали его, когда он ходил умываться, спрашивали, кто последний в очереди, но эти двое были слишком заняты собой. Услышав скрип, Всадник обернулся и стал молча, внимательно рассматривать Норберта.Парню становилось неловко, и он отвел глаза.—?Гляди, Андреас. Совсем маленьких на мясо берут. Сколько тебе?—?Девятнадцать.—?И как оно тебе, а? В отрыве от семьи, здесь, где есть только ружья и муштра, а? —?он скрестил руки на груди. Обер-ефрейтор нерешительно поднял глаза. Раны на губах Всадника, мелкие, колотые, у уголков, сильнее всего бросались в глаза. Одна ссадина была на подбородке.—?Где вы так, мейстер? —?неожиданно спросил он, махнув рукой в сторону лица кавалериста.—?Мне кажется, это не твое дело,?— встрял штабс-ефрейтор.—?Нет, нет, пусть спрашивает,?— Всадник выставил руку, не давая приятелю подойти. —?Тебе интересно, что у меня с лицом, мальчик, так?Норберт нерешительно кивнул. Всадник вдруг растянул губы в кошмарной, неестественной улыбке, демонстрируя треугольные зубы. Десна у него еще кровоточили, пусть и не так сильно, но эффект оказывали достаточный. Норберт дернулся.—?Я сам это сделал.Обер-ефрейтор шумно выдохнул, не зная, что сказать. Ему вообще казалось, что лучше замереть и не двигаться, пока Всадник не уйдет. Тогда есть шанс, что он уйдет с миром.—?Боиш-ш-ш-шься? О, я вижу, что боишься,?— теперь мейстер улыбался уже искренне. —?Правильно боишься, лапочка. Страх?— половина уважения.—?Я не боюсь,?— еле слышно ответил Норберт. Он прекрасно понимал, что скорее всего, Всадник ничего ему не сделает, но не мог отделаться от ощущения, что над ним нависла угроза пострашнее пули или сабли врага. Он поежился, то ли от холода, то ли от того, что потусторонние глаза смотрели куда-то то ли в его мысли, то ли в то, что он пытался скрыть.—?Не лги хотя бы себе,?— прошелестел Всадник и сделал пару шагов к нему. Молодой Рихтер остался стоять, не в силах пошевелиться. —?Я же чувствую, что боишься. Но ты бы искупил свою трусость, если бы признал это.Он хищно улыбнулся. Норберт поймал себя на том, что не сводит глаз со рта, полного острых зубов. Каждый раз, когда Всадник щерился, что-то внутри у Норберта сжималось, и несмотря на мурашки, он не мог заставить себя перестать смотреть.Всадник сделал еще шаг вперед и вдруг взял обер-ефрейтора за лицо:—?Красивый ты. Холеный. Усы вон какие!Его холодные пальцы бережно повернули лицо Норберта:—?Небось много девочек у тебя было? Или ты по мальчикам? Смотри, у нас таких хорошеньких офицеры быстро себе разбирают…Он неприятно засмеялся.—?Не бойся, не укушу,?— он оскалил зубы, демонстрируя, что укусить еще как может. Он снова осторожно повернул голову Норберта. —?Да-а-а… глазки голубенькие, блестящие… Еще пороху сколько…—?Перестань,?— рыжий вмешался. Он взял приятеля за локоть. —?Чего привязался к ребенку?—?Да жалко пирожка. Заклюют ведь… Загубят жизнь молодую, а мог бы еще по тавернам плясать, да девок трогать,?— Всадник отвернулся. —?Наши же с тобой загубили.—?Мы-то сами, дураки, пришли. А его призвали.—?О-о-ой! —?Всадник расхохотался и тряхнул патлатой головой. —?А не пришли?— они бы нас палками, палками и пинками… Это хорошо, я один, а тем, у кого семья, как же? Вот ты, пирожок, один у мамки с папой?Он опять обернулся к Норберту. Тот слегка осмелел и уже более-менее спокойно ответил:—?Пятеро у нас. Я старший.—?Вот ландграф Гессен-Кассельский-то обрадуется, свежая кровь… Свежее мясо под пули…—?Да почему сразу мясо-то? —?обиделся Норберт. Всадник не ответил, только многозначительно хмыкнул.В это время подошел младший офицер с чайником кипятка и стал наливать воду в умывальник. Помогло не сразу, но, увидев, что вода побежала, солдаты радостно загудели. Всадник первым умылся и почистил зубы, сплевывая розовую от крови слюну на снег. Он подождал Анди, а когда пришла очередь Норберта, вдруг похлопал его по плечу:—?Ладно, пирожок. Смотри, чтобы тебя не сожрали тут. Берегись.И парочка удалилась.Ему показалось, или эти двое намеренно шли как можно ближе к друг другу?Второй раз за день они встретились уже после боя, вечером, в том же доме. Норберт вошел, снял портупею с саблей и бросил на стул у входа. Всадник и его рыжий товарищ были уже здесь?— сидели за столом и рассматривали трофеи.—?А-а-а, пирожок… Ну, заходи.Норберт молча поправил мундир и сел, не стал спрашивать, почему Всадник к нему так обращается.—?Жрать будешь? —?Всадник поднял глаза от табакерки, которую с интересом изучал.—?А что, внеобеденное что-то есть?—?Угу. Вон мешок лежит, возьми оттуда что-то и сожри. Хочешь, сыру, хочешь кольцо колбасы возьми. Все не брать.—?Фельдфебель знает?—?Если бы он знал, что мы нашли продукты, разве он разрешил бы нам оставить это себе? —?засмеялся Всадник. Норберт робко подошел к мешку и услышал, как парочка негромко переговаривается:—?Ты забирай сигары и порох, а я пару книг домой возьму. Хорошие, глянь.—?Ты будешь читать медицину?—?Попробую. Не пойдет, обменяю на что-нибудь. Сейчас книг хороших много печатают.Норберт замер. Книги? Этот жестокий негодяй хочет оставить себе книги?—?Эй, пирожок! Кофий принеси, он там, на столе стоит. Тоже трофейный. А ты, Анди, чай будешь?—?Давай чай уж.—?Слышал? И чай наш, полковой, тоже принеси.Норберт послушно взял маленькие жестяные баночки и поставил перед солдатами, но после этого вызывающе сел, давая понять, что больше никуда не пойдет. Всадник вдруг наоборот, резко поднялся, и Норберт вздрогнул, вжал голову в плечи?— мощное тело нависло над ним, и казалось, что черные с белой прядью волосы вот-вот коснутся его лица. Всадник, подавшийся было в сторону, вдруг заметил, что молодой Рихтер слегка дрожит.—?Боишься? Правильно делаешь, что боишься.—?Ты же не убьешь меня? —?неожиданно для себя спросил Норберт.—?Не говорил такого,?— спокойно ответил Всадник и расхохотался. Норберт опять уставился на его зубы и почувствовал, что у него леденеют пальцы на руках и ногах.—?Зачем ты сделал это со своими зубами, мой мейстер?Если уж идти, то идти до конца.—?Я разве тебе не говорил? Ах, да. Я не всем такое говорю, но, думал, это и так понятно. Что, попробуешь угадать?—?Не буду пробовать.—?Боишься ошибиться? —?Всадник подался вперед. Волна черных волос качнулась и задела лицо обер-ефрейтора, но тот даже не почувствовал. В этот раз Норберт предпочел согласно кивнуть?— урок, что признавать страх нужно сразу, он быстро усвоил.—?Я сделал это, потому что наши враги сплетничают, будто я исчадие ада. И я не хочу их в этом разубеждать,?— он снова улыбнулся натянуто, как тогда, когда просто показывал зубы. Сердце Норберта бешено заколотилось. Всадник отошел от него и занялся напитками, но молодой солдат, вопреки этому, не успокоился, а только начал дрожать.?Пусть он делает это подольше, пусть,?— мысленно молил Норберт. —?Не хочу, чтобы он опять так смотрел на меня?. Но, как назло, с кофе и чаем Всадник справился достаточно быстро.Гессенский Всадник сделал несколько шагов, передал рыжему его чай, а сам вернулся к столешнице и остался стоять возле нее. Огромный такой… Он, кажется, может одним пальцем переколотить тут всю мебель. Но Всадник этого не делал, он просто стоял, посверкивая неестественными глазами, и медленно пил горячий напиток. В его руках кружка казалась неестественно маленькой, будто детской.—?Хороший кофий пьют, уроды.Рыжий захихикал.—?Будешь, пирожок? —?Всадник покачал кружку.—?Я Норберт.—?Предлагаю, пока я добрый,?— голос Всадника стал чуть менее миролюбивым.—?Буду.Мейстер зазвенел кружками, а потом принес напиток вместе с мешочком сухарей.—?Можешь, всем растрепать, что я размяк, стал тряпкой,?— усмехнулся Всадник, и в его голосе послышались рычащие нотки. —?Они, может, тебе даже поверят… Но…Он хотел что-то еще сказать, но то ли отвлекся на какие-то сторонние мысли, то ли просто принялся формулировать в голове фразу, поэтому поднял глаза и задумчиво пожевал губу.Его острые зубы тут же поранили нежную кожу губ, и с них по подбородку побежала струя крови.Норберт, не отрывая глаз, смотрел на этот потек. Сердце его, как ему казалось, колотилось где-то у него в горле.Капля крови сорвалась на мундир, оставив алую звездочку.Всадник задумчиво забормотал что-то и снова себя укусил.Еще одна струйка.Норберт хотел сказать ему про кровь, но что-то сжимало его грудь, горло, и он решил все-таки смолчать. Он не знал, но предчувствовал, что ему предстояло служить со Всадником еще как минимум два года.