Об иррациональных страхах (1/1)
***Как же долго я ждал этого дня! Я ничего не имею против Эдварда... Можно даже сказать, что за это время я успел полюбить его: он добрый, отзывчивый и очаровательно вежливый. (Его тихий мягкий голос и совершенно ровная интонация контрастируют с тем, что он иногда говорит... Его создатель, возможно, не успел как следует воспитать его и дать ему образование, но он точно привил ему очень хорошие манеры. Причем Эдвард произносит все эти слова вежливости не напряженно и будто боясь наказания, как Крейн, а непринужденно и даже радостно.) Однако он все же приносил проблемы, сам того не желая: из-за его рук с непропорционально длинными ножницами вместо пальцев он резал и протыкал буквально все, к чему прикасался. Я не знал, что с этим делать... Отчитывать Эдварда было бы бесполезно, ведь у него не было злых намерений, но он портил слишком много предметов, чтобы просто не обращать внимания. ***Сегодня же мой приятель, который сказал, что может сделать Эдди... безопасным для окружающих и окружения, наконец, создал для него нормальные человеческие руки. Правда, и в этом деле не могло все пройти гладко. Мне иногда кажется, что мой пасынок — магнит для неприятностей, а сын притягивает странности всех видов и сортов! И к сегодняшним трудностям они оба приложили руку... Впрочем, их нельзя в этом винить. ***Вилли точно не ожидал того, что этот робкий киборг примет все его рассказы так близко к сердцу. Он рассказал ему о проклятиях и предсказаниях... На самом деле рассказал он обычную городскую легенду о статуе, которую никому не суждено закончить: любой, кто пытается это сделать, умирает. Мы и не думали, что Эдвард проведет параллели между этой статуей и собой! Да, его создатель умер, не успев сделать ему руки, но это всего лишь совпадение, причем закономерное... Винсент Лоун был древним стариком, и мне казалось, будто он начал разваливаться на ходу уже лет в пятьдесят, во время нашей первой встречи. (Надо сказать, мне тогда не было и двадцати, и у меня была иллюзия, что эти самые пятьдесят лет — возраст очень почтенный... Сейчас же мне самому пятьдесят три, и я выгляжу намного моложе, чем он в том же возрасте.) Нет ничего удивительного в том, что он внезапно умер; странно скорее то, что он дожил до своих девяноста лет. Однако Эдвард, который был создан уже юношей лет восемнадцати и за десять лет ничуть не изменился, имеет весьма слабое представление о возрасте и жизненных циклах. Он думал, что его любимый создатель умер потому, что пытался закончить работу над его телом... Как же долго нам с Крейном пришлось убеждать его в том, что совершенно здоровый сорокалетний Фрэнк не повторит печальную судьбу Винсента! Эдди даже под диван спрятался, чтобы его не затащили в мой кабинет силой — как будто кто-то может сдвинуть это неожиданно тяжелое и сильное для своих габаритов существо с разумом... умного, но все же ребенка. К счастью, мы пока ни разу не врали этому киборгу даже в мелочах, иначе он бы, скорее всего, отказался вылезать.***И уже по дороге к кабинету мой пасынок вскользь — я даже не заметил этого — упомянул о том, что боится моих инструментов. Что ж, меня действительно восхищает внимательность Эдди, но лучше бы он тоже пропустил мимо ушей эту фразу. Мне пришлось подробно объяснить, почему нам эти инструменты не понадобятся, и зачем они на самом деле нужны, и что Крейн просто боится острых предметов... (Честно говоря, в молодости я подчас сомневался в своем выборе профессии, но сегодня — впервые немного пожалел о нем. Слишком уж много людей меня боится... Но я не отступлюсь: я нужен всем этим людям, и тем, кто меня боится, в особенности, ведь они обычно плохо следят за собой, и им помощь нужна в первую очередь... Кажется, я опять заболтался о чем-то отвлеченном. Мне не следует уделять столько внимания "лирическим отступлениям".) Что ж, в этот раз хотя бы не пришлось доставать Эдварда из-под дивана. Он постоял пару минут в коридоре, отказываясь двигаться, но не убежал... Однако все время, пока Фрэнк заменял его странные протезы на обычные человеческие руки, по его лицу текли слезы. Я не видел этого, но Вилли, который стоял перед ним, а не у него за спиной, постоянно говорил: — Эдди, не плачь, все же хорошо... Чего ты так испугался? Доктор Фрэнк не поранит тебя, и с ним самим тоже все будет в порядке... Почему ты плачешь? — Эдвард, кажется, сам не знал, что ответить, и молча кивал. Я же не знал, что ему сказать, и только гладил его по плечам. Изначально я должен был держать парня, но дергаться он и не думал... К тому же я бы, возможно, и не смог удержать его, если бы он вырывался. Откровенно говоря, я никогда не думал, что мой старший сын когда-нибудь зайдет в мой кабинет добровольно, однако ради Эдварда он это сделал. ***Первое, что сделал Эдвард с нормальными руками, — вырезал из бумаги очень красивую снежинку. Конечно, сейчас сентябрь, но это просто шедеврально, так что мы обязательно сохраним его творение до Рождества... Своих навыков он явно не утратил; кажется, он вырезает не хуже, чем прежде, разве что чуть медленнее. Это прекрасный исход! Я боялся, что он не сможет больше заниматься любимым делом, однако прямо сейчас он придает какую-то необычную форму кусту за окном. Кажется, все просто идеально... Я должен еще раз поблагодарить Фрэнка и от себя, и от Эдди, который до сих пор не совсем верит в то, что у него есть руки. Мой приятель сотворил настоящее чудо! ***А теперь пришло время заняться воспитанием Эдварда. Ему точно нужно научиться чтению, письму и счету и усвоить определенные моральные принципы... А еще не мешало бы объяснить ему, как устроен мир: он очень наивен и не в меру отзывчив. Конечно, чего-то я и сам не знаю, но лучше рассказать ему хотя бы то, что знают дети. Раз уж я взял к себе это маленькое чудо, я в ответе за его жизнь и будущее, не так ли?