II. (1/1)

Разбуди меня. Хмурясь от нежелания изо всех сил бить меня по щекам. С трудом веря в то, что происходящее наяву может быть связано с тем, что я вижу во сне. Судорожно ища способ убрать из реальности то, что принадлежит только моему злому воображению. Разбуди меня, другого решения ты не найдёшь. Разорви мой сон и ты увидишь, что съезжающиеся стены безвыходного лабиринта с сюрпризами моего подсознания на каждом повороте рухнут. А их обломки исчезнут, не оставив за собой и пыли, как будто их и не было. И ничто, кроме твоей впечатлительной памяти, не сохранит их.Кэссиди повстречалась со своим отражением, но удивилась не возможности увидеть саму себя без помощи зеркала, а тому, как она выглядела. Ничего подобного в себе она никогда не замечала: простейшие жесты были медленными, но красивыми; во взгляде ― украшающее её любопытство; рот разглажен в неширокой улыбке, полной добра, которое она всегда искала в других, но не в своём отражении. А когда вторая Кэссиди с ней поздоровалась так, как она всегда здоровалась с Коди, она наконец-то услышала свой голос, не искажённый звукозаписывающей техникой, благодаря которой своё звучание она никогда не любила. И в этом голосе было что-то... приятное.Человек перед ней был неузнаваемый, но до жуткого родной. Однако коснуться самой себя ей было страшно ― как будто Коди встревожится и проснётся от этого. Она смотрела, запоминала и искала ответ на вопрос: так ли на самом деле она выглядит, как Коди видит её. Возможно ли так выглядеть.На странице её блокнота посредством тонких штрихов синей ручки скоро появился её портрет ― ей нужно было запомнить то, что она видела. Но посмотри на этот портрет сторонний наблюдатель, он бы совершенно не заметил разницы между реальной Кэссиди и Кэссиди из этого сна. Кто бы мог подумать, что она познакомится с собой далеко от дома, в коридоре скромного отеля, недалеко от двери в чужую комнату. Двери в чужую тайну, которую она открыла.Разбуди меня, даже если сон начнётся хорошо. Можно только так позволить ему не дойти до плохого конца. Там, где я сплю, нужно быть вооружённым крепостью духа, бесстрашием и ножом. Создания, которых я вижу, существа, в которые превращаются мои мысли, не имеют жизни, а значит, их невозможно будет убить. Но я, их хранитель, я не бессмертен. Если это понадобится, если так в самом деле будет нужно, если это мой единственный путь, разбуди меня ножом. Может быть, я и не хотел бы уйти по-другому.Жизнь началась с бабочек. Самое первое его воспоминание именно о том, как он пальцами знакомится с нарисованными ярко-жёлтыми крыльями, а воспитатель детского дома объясняет ему, что это летающее насекомое, которое из маленькой гусеницы превращается в большую крылатую красавицу. И сны Коди тоже открывались бабочками разных цветов и размеров, такими доброжелательными и наивными, что поймать их было совсем не трудно.Но подчас потом бабочки вместе собирались в один кошмар. Хоровое хлопанье крыльев превращалось в ужасающий звук, и все вместе они слетались в нечто жуткое ― очередной сгусток его впечатлений. Чем старше был Коди, тем упрямее становилось его подсознание и труднее было это предотвратить.Устроившись возле стекла, отделявшего кофейню от уличной осени, он рассказывал Кэссиди о том, как регулярно во сне на красивом незнакомом причале общался с большим полярным китом ― самым понимающем на свете созданием. Он мог рассказать киту всё, что угодно, точно зная, что кит не только унесёт с собой обратно в океан его секрет, никому его не отдавая, но и не утонет, храня его тяжесть. Этому киту действительно был нужен он ― Коди.А Кэссиди, блуждавшая ложкой по своему какао, слушала с интересом, осмысленно кивала и уже рисовала встречу Коди и усатого кита в своём блокноте. Каждый раз, когда Коди что-то рассказывал своему новому ночному другу, она, добровольно обнявшая полюбившуюся ей бессонницу, смотрела в своём номере на этого доброго кита, застывшего под потолком как будто у поверхности воды. На вторую ночь она решилась погладить его, и казалось, что он даже ластится к ней, как к той, кто дал ему право на существование, рассказав Коди о нём в практически первый же их разговор. Полярный кит был одной из страниц в книге её мечты.И Коди, время от времени переводивший взгляд от стекла к Кэссиди, наблюдал за её реакцией на его рассказы. Наблюдал и видел, как она похожа на этого кита.Разбуди меня, предотвращая непоправимое. Я говорил, что от меня лучше держаться подальше, но если это оказалось для тебя невозможным, значит, твоя миссия наверняка в этом. В спасении нас всех от того, что я вижу. От того, что я способен сделать. Я могу привести всю планету к апокалипсису, просто увидев это во сне. Если тебе удалось подобраться так близко к уничтожителю, будь спасителем этой планеты.Но невозможно было не думать о том, что скажет мама, увидев нового обитателя дома, когда Коди вернётся. Как она отреагирует на поселившегося с ними кита. Как будет про себя рассуждать о том, что же именно он означает и насколько большой может причинить кому-либо вред. И как она незаметно начнёт убивать кита армией седативных средств, сжимающих психику Коди, который не подумает рассказать о Кэссиди никому. А если препараты разыграются с ним, он выронит все её детали из памяти и больше не сможет восстановить их встречи в своей голове.Люди в отеле вокруг Коди Моргана пропадали, когда кит не появлялся. Страхи людей и того, что они могут сделать человеку со странными снами, безвозвратно похищали людей. А его страх самого себя царапал дверь Кэссиди, прорываясь к ней.Может быть, он никого не лишал жизни. Он просто делился своими страхами с другими так, как умел.Разбуди меня любыми средствами. Порой смерть ― это тоже пробуждение.