Глава 69 — Тирнари (1/1)

Тирнари Дано ли много зим, иль с этою последней,Шумящей по волнам Тиррены, смолкнешь ты,Пей, очищай вино и умеряй мечты...Пока мы говорим, уходит время злое:Лови текущий день, не веря в остальное.(Квинт Гораций Флакк, пер. А.А. Фета)Мне никогда не пришло бы в голову, что полуколонны бального зала Аллатели могут скрывать тайный ход, а возможно, и не один. Или не совсем тайный для сведущих? И лестница, на которой очутились мы с лордом Лиассином, едва шагнув в полумрак, озаренный магическими светильниками, ведет на вниз, как принято в замках, о которых я читала, а вверх. Перевела дух, лишь оказавшись в подобии ложи, — с нее открывался вид на зал, причем на возвышение, где собрались главы, наследники и верховные маги сопредельных государств и племенных союзов. Их взоры были прикованы к Императорской семье, которая только начала торжественное шествие от парадного входа к возвышению. Каким образом магам, проектировавшим здание, удалось не просто добиться иллюзии, будто по стенам всего лишь вьется растительный узор, но веками поддерживать эту иллюзию, даже судить не берусь. Впрочем, в столь благодатном краю, где реки Силы неиссякаемы даже зимой, это несложно. Была ли наша ?ложа? единственной или их было много, не знаю: иллюзия в этом смысле работала исправно. А тот факт, что мой спутник говорил в полный голос, не опасаясь быть услышанным, вовсе не исключал присутствия зрителей в соседних ?ложах? и мог быть следствием специфически направленных чар звуконепроницаемости. Вопрос только, были ли они неотъемлемой частью помещения или лорд Лиассин привычно накинул полог тишины, проницаемый лишь для звуков извне? У эльфов, я имела удовольствие заметить, пунктик на личном пространстве, что вполне объяснимо, если учесть феноменально развитые органы чувств. Чары звуконепроницаемости, невидимости, отвода глаз и прочие прелести маскировки они усваивают в раннем детстве и применяют почти рефлекторно, как маги любой расы чары, скрывающие ауру. Это сродни навыку одеваться, желая скрыть наготу. Впрочем, к наготе те же эльфы, дети природы, относятся гораздо спокойнее людей или, скажем, гномов.Все это я изложила бы, надумай когда-нибудь писать воспоминания. А сейчас, отрывочное, оно носились где-то на периферии сознания. Потому что среди тех, кто стоял на возвышении, я увидела, наконец, — его. И едва сдержала порыв, закрывая сознание: ничто не должно отвлекать мужа в такой момент. Впрочем, ничего хоть сколько-нибудь связного в голове и не было. Не было вообще НИЧЕГО, кроме крайней растерянности: на возвышении рядом с другим эльфом стоял мой Нейли. Точнее Владыка благословенной Земли эльфов представлял свой народ вместе с тем, кого мне когда-то представили как Верховного мага Конклава. И все бы ничего, если бы сорочка элиэндейлского шелка не была родной сестрицей моему платью, а дублет и церемониальная мантия поверх него не были бы того же оттенка, что и палантин, да на тон темнее. Для тех же, у кого еще оставались сомнения, серебристый узор по дублету и мантии точь-в-точь повторял таковой на моем палантине. Да-да, именно — парный наряд, вполне соответствующий эльфийским традициям, о которых я, между прочим, была наслышана. Но не ожидала, что… — Миледи? — лорд Лиассин прервал поток лихорадочных мыслей. — Вам нехорошо?— Я… Нет, милорд, все хорошо.— Вижу, вы понимаете, почему ваш реверанс меня так озадачил, — декан Зеленой башни склонил голову набок и рассматривал меня с необидной, почти отеческой насмешкой, будто мысли читал. Да оно и немудрено: растерянность и смятение были очевидны. — Могу ли я просить вас впредь воздержаться от столь… э-э… глубоких проявлений почтительности в мой адрес, как давеча?С четверть минуты я смотрела на него, попросту презрев все, что происходило там внизу, где уже раздавался голос Императрицы Астер.— Так вы знали?! Глупейший вопрос. Но он понял, лаконично кивнул и пояснил:— Я знаю то, что известно Конклаву: положение обязывает. Не скажу, будто не был поражен. Подобного рода бракосочетание — явление уникальное. Но не беспрецедентное, моя Владычица, — изящный поклон вышел естественным и непринужденным. Попытки хоть для вида сосредоточиться на торжественной речи правящего монарха ни к чему не привели. Я смотрела на эльфа, который вел у меня когда-то травологию и целительство, а думала о другом эльфе. Тот, другой, сделал то, что считал нужным, — приготовился сказать свету всё, не произнеся фактически ни слова. Он попросту создал парный бальный туалет для себя и для меня — в соответствии с традициями своего… хм… нашего с ним народа. И всякий видел то, что видел. Как ни странно, паника, которая поднялась было в душе от осознания, что предстоит стать центром внимания десятков магов, слишком хорошо осведомленных о нравах и обычаях эльфов, улеглась, так и не успев поднять волну смятения. Ожидание всецело овладело мной, не давая разыграться иным чувствам. В этот момент, окидывая взглядом толпу, я увидела Росса. Он стоял под руку с леди Лей, и оба выглядели до смешного умильно, словно возвращение в стены Академии стерло патину прожитого и пережитого. Бремя вины, так и лежавшее камнем где-то в дальнем уголке души, напоминая дракона, до срока спящего в пещере, внезапно обернулось куском сахара в горячей тайре, и в этот момент как никогда раньше я поняла, как оно бывает — то, что в народе называют ?отпустило?. Между делом запнулась взглядом о знакомое лицо: отдаленно знакомый молодой дракон неотрывно смотрел на Брианн, уже не вооруженную луком, а смиренно стоявшую рядом с матерью, отцами и… братом? Так вот как на самом деле выглядит внук и наследник моего мужа! Что ж, ему не откажешь в мастерстве перевоплощения — подлинный Лоо’Аллен. Тень грустного воспоминания мелькнула у края сознания, когда буквально в нескольких шагах от императорских отпрысков я увидела Мири, внимающую речи своей государыни в окружении Аскани и Шона. Но тут же улыбнулась, узрев лорда Алвия, приобнимающего хорошенькую брюнетку, чье ?интересное положение? тянет недель на тридцать счастливого ожидания. Так вот в чем причина его непривычной веселости и добродушия, так приятно поразивших меня еще на излете лета в Мириндиэле. Должно быть, жена щебетала с подругами, пока они с лордом Лиассином сводили бухгалтерию на спор. И тут лорд декан, легок на помине, сказал, указывая в толпу:— А вон и ваша подруга-травница, да в сопровождении гнома! Хм…— Да, — я кивнула, увидев Ритру под руку с почтенным мастером и почетным гостем в одном лице. — Это старший родственник ее мужа.Лиассин издал неопределенный звук, но от слов воздержался. У меня же возник неожиданный вопрос:— Скажите, милорд, а соседние ?ложи? тоже заняты кем-то?Эльф глянул слегка удивленно. Видимо не сразу понял, о чем я. Потом губы тронула чуть заметная усмешка:— Не думаю. Насколько мне известно, смотреть на августейших особ сверху вниз не принято.— А как же мы? — не то чтобы меня так уж заботило нарушение придворного этикета, но интересно же.— Вам это позволено в силу положения, как Владычице из Старшей ветви Лоо’Аллен. Я же… — он усмехнулся. — Кроме того, что выполняю просьбу моего Владыки, я имею, скажем так, некоторые привилегии — как один из отцов-основателей этого досточтимого заведения.В этот момент раздались аплодисменты: Императрица закончила говорить, и обстановка слегка разрядилась. По толпе прошла волна движения, и, повинуясь ей, я подалась назад, чтобы покинуть ?ложу?. Лорд декан, правильно поняв мой порыв, подал руку, чтобы помочь спуститься в зал, который из зала собраний становился привычным всем бальным.Достаточный опыт общения с драконами уберег меня от искушения дотянуться до мужа мысленно. В непосредственной близости от такого количества природных менталистов, в том числе рода Лоо’Аллен, попытка ответить мне была бы равносильна крику в полный голос. Благодарю покорно!? ? ? ? ? ? ?Интересно, кто тот добрый гений, что додумался соединить бал с фуршетом? Едва мы спустились, оказалось, что периметр огромного зала, за исключением восточной стены с возвышением, уже занимали столы с закусками и напитками. И часть гостей воздавала должное академическому гостеприимству, а часть все еще толпилась у возвышения, желая в неформальной обстановке перекинуться парой слов с государями и по совместительству тоже выпускниками Академии. Пока мы с лордом Лиассином лакомились причудливыми канапе и тарталетками с морским гребешком под акадийским соусом, запивая это кулинарное великолепие араэльским розовым, заиграла музыка. Еще не танцевальная, она лишь создавала настроение беседе об особенностях эльфийской архитектурной магии. Но спустя некоторое время в противоположном конце зала началось движение, послышались первые аккорды церемониальной демиуры — танца, которым по традиции открывался всякий бал. Танец старинный, претенциозно-торжественный и, что греха таить, скучный до невозможного — скучнее паваны, поскольку представляет собой лишь церемонное вышагивание парами. Своеобразный парад-алле, в котором при небольшом числе гостей принимали участие все, а сейчас хорошо, если пятая часть приглашеных, в том числе Императорское трио. Было довольно странно наблюдать, как двое мужчин ведут в танце одну даму, но чувствовалось, что придворный танцмейстер на славу поработал, создавая рисунок строго парного танца на троих.Меж тем лорд Лиассин с легким полупоклоном растворился в толпе. И я, повинуясь безотчетному желанию, отошла в сторонку, оказавшись в одиночестве у одной из полуколонн и наблюдая действо со стороны. Все, кто по какой-то причине не участвовал в торжественном шествии, создали живой коридор, в конце которого партнеры расходились в обе стороны, как в народном ?ручейке?, чтобы совершить проход обратно уже порознь. Говорят, во времена оны были приняты три таких прохода, но в наше время обходятся одним, и то лишь на балах, в которых участвуют августейшие особы.Я вновь искала глазами Алсинейля и не находила. Да что ж за напасть-то! В этот момент теплая ладонь скользнула по руке и в сознании прозвучало: ?Я здесь?.Сколько раз мне представлялась наша встреча! Получалось все время как в романах: вот он поджидает в тени аллеи (вопрос правда, как я на той аллее окажусь), или идет ко мне через весь зал, привлекая внимание всех собравшихся, и я, обомлев от счастья, почти лишаюсь чувств, падая в его объятья, или… На самом деле все вышло куда прозаичнее. Нейли стоял в полушаге от меня, живой и настоящий, но будто другой. Тени залегли под глазами и в уголках рта, он заметно осунулся, хотя, возможно, издержки освещения.— Поздорову ли живешь, хозяюшка? — его пальцы коснулись моих, скользнули меж ними, сплетаясь в замок и принимая неожиданную для меня самой дрожь. На выдохе перехватило голос, и я выдавила с запинкой: — Боги ми… милостивы…И всё. Дальше было совершенно не важно, сколько любопытных глядят сейчас на нас, а может, и ни один, что они подумают или не подумают, пафосно ли это, сентиментально или компрометирующе интимно. — Могу я пригласить вас на тур вальса, моя госпожа? — галантный полупоклон, самое невинное поглаживание ладони подушечками пальцев, как в вечер первой встречи. — Я даже настаиваю на этом, мой господин.И вальс был, и был он почти пыткой для нас обоих. Слишком трудно оказалось держать дистанцию, не выдать, как все тебе отзывается тягучей истомой на прикосновение, дрожь пальцев, тепло дыхания, чуть рваного, обдающего щеку и висок хмельным разнотравьем знойной степи. А когда бедро невзначай сквозь тончайший шелк касается его бедра, я, кажется срываюсь в пропасть, потому что сердце уже колотится где-то в горле. И лишь остатками здравых инстинктов двигаюсь, сосредоточившись на том, чтобы не вспыхнуть, не рассыпаться радужным дождем в его руках. А еще чтобы не сбиться, и не оттоптать ног кавалеру на глазах у всего честного мира.Потом к нам подходили, что-то говорили. Из всех я запомнила лишь Брианн и Элдреда. Пришлось срочно брать разум под уздцы и соответствовать. Хотя, убейте боги, не вспомню, о чем шел разговор. Кажется, школа вполне оправдала ожидания Нейлиных внуков, и замечательно. Потом и они отошли, а я еще кому-то кивала, отвечала что-то вполне себе разумное, вроде бы…Очнулась, когда муж, воспользовавшись передышкой, схватил меня и повлек куда-то прочь из зала, по переходам, по направлению к оранжерее. Оказавшись прижата к стене в зарослях цветущих лиан, я уже мало что соображала кроме того, что хочу этого мужчину едва ли не больше, чем он меня, и мне, тролль возьми, дела нет до того, что нас могут услышать, увидеть, застать! И как-то сразу стало понятно: танцы кончились, едва начавшись, а точнее перешли в ту разновидность, которая настоятельно требует уединения. А вот с этим возникли проблемы. Внезапно Нейли замер и прислушался. Я тоже обратилась в слух — вдалеке послышались шаги и тихий разговор, перемежаемый столь откровенными звуками, что я против воли покраснела. Не то чтобы странно, что оранжерея еще кому-то приглянулась как место уединения, но коллективная оргия в мои планы не входила.— Не бойся, полог надежен: нас не услышат и не заметят, — он понял меня и не понял. Мне слишком хорошо были знакомы эти голоса, даже в полушепоте. Женский:— Боги, Росс, столько лет…Теперь они были шагах в двадцати, должно быть, у самых орхидей — гордости оранжереи. Я зажмурилась, проклиная эльфийский слух, которым наградил меня Дар Лоо’Аллен. Муж тихонько рассмеялся мне в макушку. Уж не знаю, что его так забавляло. Росс что-то ответил, я не расслышала, потому что, повинуясь порыву, заткнула уши, уже просто пылавшие от смущения. Волна магии, несомненно эльфийская по своей природе, пришла со стороны, как ветерок, и муж хмыкнул. Его, конечно, не услышали. Но спустя некоторое время он взял в ладони мое лицо, понуждая опустить руки, и поцеловал, сообщив: — Они ушли.Затем добавил буднично, словно мы вечность женаты, успели пресытиться светской жизнью и давно выработали ритуал покидать бал, когда прискучит:— Может, домой?— Куда? — опешила я.— Домой, разумеется. — У нас есть дом в Галарэне? —осторожно уточнила, все еще безуспешно пытаясь справиться с возбуждением, которое рождала близость любимого.— Хм… Юридически да. Но, боюсь, там нынче и без нас народу хватит. Так что, мы домой?И, не дожидаясь ответа, обнял меня покрепче и шагнул куда-то в темноту. Все длилось буквально несколько секунд и вовсе не напоминало ощущения от перемещения драконьим порталом. Было похоже, будто нас подхватило тугой струей, но не влажной, а подобной теплому воздуху степей, напоенному ароматами трав и грозовой свежестью.? ? ? ? ? ? ?Дом-на-пригорке встретил темными окнами. За пеленой мороси во мраке покачивал ветвями вечнозеленый жасмин, по зимнему времени не цветущий. Дверь распахнулась без скрипа. Вспыхнули изумрудные светильники, когда муж легко подхватил меня и перенес через порог. Едва уловимый аромат лугового разнотравья, старинных книг и еще чего-то родного, что я не взялась бы определить и что стало частью той полноты бытия, которую обычно зовут счастьем. Как же давно я здесь не была!— Я тоже.Повинуясь воле хозяина, дом оживал на глазах. Спустя минуту в камине весело плясал огонь, отражаясь бликами на сияющей зелени светильников, полированном паркете, изгибах кресла-качалки. Мы так и стояли, прижавшись друг к другу. — Это ведь не сон?— Мммм… Тебе нужны доказательства…И мне их предоставили с избытком. Я охнуть не успела, как платье каким-то хитрым маневром стекло к ногам. Нейли замер, созерцая то, что в имперских землях бельем не назвала бы ни одна бесстыдница, а затем рванул через голову сорочку — последнее, что оставалось на нем из одежды и давно уже не скрывало самых решительных намерений. И все же он медлил, балансируя на грани своего и моего вожделения— скользнул ладонями по груди, которую тончайшее кружево и не думало скрывать, чуть сжал ее и принялся играть сосками, наслаждаясь реакциями моего тела. На смену пальцам пришли губы – он потянул зубами ленточки, что стягивали чашечки спереди, и сладкая пытка продолжилась, в то время как руки, поглаживая спину, спустились по пояснице ниже, под кружево трусиков, чувствительно сжали полушария, развели их, скользнули между — я инстинктивно сжалась и тут же вскрикнула: Нейли прикусил сосок и обвел языком, лишая воли к сопротивлению и разгоняя по телу волны возбуждения, которое приятной тяжестью копилось где-то внизу живота, требуя разрядки. Поначалу я еще пыталась играть на равных, но тело все решило за меня, пожелав лишь отзываться на ласку, и делало это так, что, если бы во мне осталась хоть капля стыдливости, хватило бы в ней утонуть. Ни связных мыслей, ни слов не осталось, а стоны и вскрики — мои ли они? Когда он, не переставая ласкать, принудил встать на колени и вошел сзади одним резким, глубоким движением, словно жеребец, покрывая кобылу, это было неожиданно, но так ярко, что остаткам стыдливости хватило нескольких быстрых, ударов, чтобы захлебнуться волной невероятно острого удовольствия, и, закричав, я забилась в его руках. Но муж продолжал, и за первой волной наслаждения поднялась вторая, а затем третья. Я уже не могла двигаться в ритме этой страсти. А когда тело Нейли конвульсивно вздрогнуло, просто повалилась в изнеможении, позволяя ему упасть сверху. И в доме, оглохшем от криков и стонов, воцарилась блаженная тишина…Мы медленно приходили в себя, пресыщенные друг другом, целовались неспешно, с ленцой и со вкусом, открывая по-новому полноту самых простых чувственных ласк. Вот когда пришло время Нейли расплатиться за первый тур. Удивительное чувство испытываешь, видя, как под твоими руками, губами, языком плавится от наслаждения большой и сильный мужчина — твой раб и господин, муж и любовник, величайшее твое сокровище.Окончательно утомив друг друга, не заметили, как уснули. А проснулась я, когда тускловатый зимний день уже занялся из такого же лениво-тусклого утра. Нейли спал, разметавшись во сне, благо не царское наше ложе все же было достаточно широким. С минуту я, приподнявшись на локте, просто смотрела на него. Он не хмурился и не улыбался, им владел тот блаженный покой, который мы, целители, обычно прописываем больным и который бывает трудно обрести взрослому, отягощенному печалями бытия. А в тот момент, когда я вновь, как при встрече, отметила, что он осунулся, в животе, моем разумеется, неэстетично заурчало, сводя романтику момента к площадному комизму. Зато, как всякой порядочной жене, на ум пришла здравая мысль, что и мужа, когда проснется, надо кормить. Вопрос, чем?Поискала глазами, что бы набросить — бальное платье, сиротливо лежавшее на полу где-то у входа в гостиную, мало годилось, а гардероба я не прихватила. Диадема, безо всякого почтения висевшая на спинке кровати, наготы не прикроет. Выручила все та же сорочка, еще хранившая запах хозяина. Рукава пришлось подкатать, и длина не доходила до середины бедра, даже с учетом нашей с Нейли разницы в росте. Но все не совсем чтобы голая. К тому же за ночь поленья прогорели, и стало немного прохладнее, так что первым делом я затеплила камин и собрала одежду, живописно раскиданную по гостиной. ?М-да, а ведь серьезные вроде люди…? — эту мысль додумывала уже в д?ше.В кухне тоже ничего не изменилось за минувшие месяцы. Даже банка земляничной тайры стояла на месте. А вот галет с медом, как в первый мой визит сюда в компании с Шоном, не оказалось. Зато оказался старый знакомец — ?столик самобраный?.На условный стук и просьбу чего-нибудь поесть, поначалу не последовало ответа, и я уж решила, что портал закрыт, хорошего понемножку. И тут на столе начали одно за другим появляться блюда с овощами, пряными травами, запеченным мясом и сырами, кувшин вина с двумя бокалами, ароматные багеты… Тот, кто услышал меня по ту сторону портала, делал все это с таким радостным энтузиазмом, будто все эти месяцы только того и ждал и уж теперь-то отводил душу. Прижав к груди сиротливую банку тайры, я глядела на весь этот кулинарный разгул, когда сильные руки обхватили сзади, успевая подхватить выпавшую от неожиданности банку.— Ну-ну, осторожнее, — злополучная емкость тенькнула о столик, и мужские руки начали увлекательное путешествие под сорочкой.— Нейли… — на вдохе.— У-гуу… — сосредоточенно мне в основание шеи, понуждая прогнуться…Словом, когда спустя некоторое время мы смогли наконец подняться из плетеного кресла, которое на поверку оказалось достаточно широким и весьма прочным, пришлось вновь идти в душ, а прежде убирать следы своих бесчинств с почтенной мебели. Так что, не будь мы магами, завтракали бы уже остывшей снедью. Попытку соорудить себе что-то похожее на платье, муж встретил с благосклонностью экзаменатора, но облачиться в ?приличное? не позволил. Хотя сам все же накинул какую-то из своих коротких туник на голое тело, отчего мы стали напоминать парочку довольно экзотических дикарей, которые дорвались до цивилизованного гардероба, но что с ним делать, не знают.За всеми этими опытами хоть как-то прикрыть наготу — от кого бы, интересно? — я вспомнила, что не захватила с бала плащ, подарок Нейли. На это он лишь махнул рукой, сказав что-то вроде: ?Шон доставит?. Э-эм… Хотелось бы думать, не сюда. Вот только Шона тут не хватает.Уловив эту мысль, муж только тихо засмеялся и вновь принялся очерчивать пальцем мою щеку, нос, линию подбородка, шею… Как будто запоминал навеки. Я тоже запоминала — на ощупь, на вкус, вдыхая аромат тела, вбирая в себя рваные вздохи, тихий горловой смех, сбивчивый стук сердца, трепет ресниц, каждое касание, каждый поцелуй. О расставании мы не говорили, но только на пороге долгой разлуки боятся упустить хоть миг близости, вырывая у безжалостного времени мгновение за мгновением, чтобы сохранить памятью тела и сердца — навсегда.— У нас два дня. Потом мне предстоит экспедиция, твоим недорослям — экзамен.— А как я вернусь в школу?— Доставлю в лучшем виде, — легкий поцелуй в нос. — Давай-ка лучше подумаем, чем заняться.И тут внутри нетерпеливо завозились. Росинка, в последние сутки тактично не подававшая признаков присутствия, всхрапнула, напоминая о себе, и, видимо, не она одна. Нейли хмыкнул и подмигнул:— Ну что, выпустим их порезвиться?Что вытворяли единороги остаток дня, прежде наведавшись на конюшню подкрепиться, даже не возьмусь описать. А когда, утомленные скачкой и любовными игрищами, они вошли в студеную воду Озера, это было совсем не так, как если бы в эту воду вошла я — благодатная прохлада, приятная телу животного, несмотря на довольно холодный для купания день. Зимы в Мириндиэле, конечно, не бывает благодаря горам, защищающим этот край с севера, обилию горячих термальных источников и господству теплых юго-западных ветров. Но купаться среди зимы, напоминающей конец августа в северных землях Империи, — удовольствие в известной степени экстремальное. Так что оборот отложили до самого порога, чтобы шагнуть в тепло дома, едва ощутив кожей дуновение влажного прохладного ветра с далекого океана.? ? ? ? ? ? ?— Что происходит? Мы готовимся к войне?Нейли ответил не сразу. Отпил из бокала, задумчиво сглотнул, не особенно насладившись дивным букетом. Поднял невеселый взгляд, вновь будто постарев на несколько столетий:— Она уже идет, — опять помолчал. — Но мы пока не знаем направления главного удара. Не знаем, где это произойдет и как. Однако, если наши опасения верны, нам предстоит в скором времени столкнуться с глобальной катастрофой. С попыткой темномагического прорыва, экспансии, какой не было со времен Древнего Раскола. Прежние войны были лишь попытками раскачать лодку. Настоящее зло пробуждается только теперь, и есть лишь один способ с ним справиться — дать этому нарыву прорваться и попытаться окончательно решить вопрос, они или мы. Наш мир тяжко болен, а при гангрене, как известно, два прогноза — уничтожение больной части ради исцеления организма или гибель. Беда в том, что мы не знаем, где локализован основной очаг, чтобы нанести удар первыми. Очагов слишком много, и пока мы лишь напрягаем защитные силы для их нейтрализации. А они возникают вновь и вновь, заставляя думать, что с нами просто играют, выматывая силы, прежде чем ударить в полную мощь.Оттого, что Нейли мыслил в категориях целительства, понятных нам обоим, становилось еще страшнее. Просто потому, что целитель-маг, имея дело с больным, непременно определит основной очаг и причины, которые привели к его возникновению, и в силу своей магии, и в силу того, что не является частью больного организма. Мы же плоть от плоти этого мира, и, даже если точно знаем, что сами не больны, что мы и есть его иммунитет, сил справиться может не хватить.— Как скоро… все решится?— Никто из нас не знает. В любой момент. Сейчас, спустя месяц, три, пять… Едва ли через годы. Вот почему я хотел бы, чтобы ты была под защитой земли эльфов.— Разве эта земля убережет от того, чего вы опасаетесь?После короткого раздумья он отрицательно покачал головой, с неохотой признавая очевидное. И мне показалось, что стол, разделявший нас, — пропасть кромешная. Только не размыкать рук! Стул с недовольным скрипом подался назад, когда я, порывисто вскочив, оказалась в объятиях мужа. Понял ли он, что творилось со мной, или это мне передалось его настроение, но горечь предстоящего расставания, неизвестности обостряла чувственное до предела, наполняя эту ночь страстью и нежностью, как будто каждый надеялся унести ее с собой в долгую стылость разлуки.