lothbrok. (1/1)

За дверью шумит принтер. Натужно-громко, изрыгая из себя бумагу. Или это сканер пытается в себя впитать весь объём макулатуры?Бьёрн не сразу различает, садясь на отвратительно холодной постели. Дом не прогревается, хоть тресни и сожги весь окружающий его лес. Бьёрну как-то думалось, что проще самому влезть в горящий камин, чтобы избавиться от пробирающего холода. Он вовсе не неженка, да такие и в Швеции-то не выживают, но Хедебю своими ветром и морозом прошибает даже его.Он какое-то время сидит на кровати, свесив на ледяной пол ноги. Давая себе возможность прогрузиться. Принтер за тонкими стенами и полупрозрачными дверьми продолжает тарахтеть. Почему-то Бьёрн уверен, что если затихнет это демоническое создание, он услышит быстрый стук клавиш, не разбивающийся на отдельные ноты — сплошь мелодия того, как Ивар рыщет в файлах и заносит в систему электронного документооборота то, что осталось только на бумажных носителях.?Так будет удобнее?, сказал он Бьёрну. Ивар Хёнгвар, взломавший его компьютер по наводке Этельвульфа. Знающий всю его подноготную человек теперь сидит за стенкой и помогает ему с расследованием дела застарелой давности. Не то чтобы Бьёрн возражал. Он вообще не особо надеялся, что мальчишка из ?Милтон Секьюрити? согласится приехать. Бьёрн с огромным неудовольствием стягивает с плеч одеяло и натягивает поверх майки свитер. А только потом, потирая рукой лицо, появляется на пороге.Вся комната заставлена коробками так, что перемещаться получается только при наличии прокачанной ловкости. Бьёрн задумывается, что следовало бы разгрести этот завал, потому что Ивар вряд ли сможет прыгать между этими баррикадами.А потом он замечает, видимо, из-за своей заспанности слишком заторможенно, что Ивар сидит за его ноутбуком. Яблоко озорно ему подмигивает. Предательский огрызок.— Бессмысленно говорить, что там был пароль? — Бьёрн хмыкает, сгребая из принтера тонкую стопку тёплой, остро пахнущей краской бумаги. Ивар поднимает на него глаза. На секунду, прежде чем снова утыкается в экран. Хмурится и кусает костяшку.— Я знаю, сколько денег у тебя на счетах лежит, о чём ты вообще? — отзывается он, а потом трёт глаза. Раздражённо.Бьёрн подозревает, что он так и не ложился.— Это не даёт тебе права копаться в моих вещах, — отрезает он.За окном раздаётся сдавленное мяуканье. Бьёрн вертит головой, прежде чем замечает бьющую в оконное стекло лапой кошку. Та заимела привычку приходить в дом и уничтожать все запасы молока и консервов.— Скажи это политике моей компании. Ивар провожает его взглядом, пока Бьёрн открывает окно и сгребает холодный комок шерсти на руки. Кошка сворачивается клубком, тычется мордой в сгиб локтя, и Бьёрн чешет её между ушами, пока смотрит через всю комнату на свою ?стену преступления?. Для остальных жителей острова, кроме тех, кто в дело посвящён, Бьёрн пишет биографию Эгберта. Сбежавший в дебри лесов Хедебю редактор ?Каттегата?, подавшийся в написание мемуаров.Бьёрн сам не замечает, как хмурит брови. Он давно не звонил Торунн, что выглядело так, будто он бросил и её, и журнал окончательно, несмотря на то, что, благодаря всей этой истории, редакция обзавелась поддержкой в лице концерна Уэскингов. Эгберт в видеообращении прямо-таки объявил Элле войну.?Враг моего врага — мой друг?, сказал он между дублями.Не то чтобы после этого Торунн смирилась с его уходом, пусть и временным, но точно стала поспокойнее. По крайней мере, телефон Бьёрна больше не осаждался смс-ками. Теми, что доходили из-за паршивой связи. Но это не отменяло того факта, что он слишком давно не звонил Торунн, чтобы, прежде всего, узнать, что с ней самой. — Я говорю это тебе, — Бьёрн переводит взгляд на усмехнувшегося Ивара и срывается на шипение, когда кошка на его руках выгибается, тянется лапами и выпускает когти, что легко достают до кожи через ткань свитера.Ивар снова утыкается в ноутбук. Возобновляется стук клавиш.— Это странно, — вдруг говорит он, и Бьёрн знает, что вовсе не о личном пространстве и принадлежности вещей.— Что именно? — он опускает кошку на пол. Та бредёт к креслу и тут же сворачивается в нём, прямо в бьёрновом шарфе. Подобная наглость уже не удивляет. Зато прослеживаются параллели. — Ни слова о её отце, — Ивар кивает на фотографию Джудит Уэскинг во весь экран. Молодая, красивая, полная жизни и улыбающаяся. На фото она держит под руку Эгберта, вместе они смеются над чем-то, что в кадр не попало.Бьёрн видел множество таких фото, где Джудит улыбается искренне. И всегда — с Эгбертом. О таком не спрашивают, но шепчутся за спинами, и Бьёрн не дурак, чтобы глядеть сквозь пальцы на столь очевидные вещи.— Я тоже ничего не нашёл, — Бьёрн подходит ближе, останавливаясь за спинкой стула. Даже на расстоянии он чувствует, как Ивар напрягается. Но им работать вместе, так что пусть привыкает, хочет он того или нет.— Что тебе пообещал Эгберт?У Ивара есть привычки перескакивать с темы на тему. И задавать не всегда самые удобные вопросы. Впрочем, Бьёрну, с его-то профессией, это легко понять. Но не принять. — Сам как думаешь?Ивар откидывается назад, и его плечи почти касаются Бьёрна, пока он хрустит шеей на все ноты.— Что-то весомее денег. Ты ведь оставил пост в ?Каттегате?.Бьёрн молчит, продолжая вглядываться в фотографию на экране. Смерть Джудит уничтожила Эгберта. А пропавший без вести внук оставшиеся годы подтачивал своды и так разрушенной крепости. Это не говоря о всех прочих трупах, находимых полицией в последующие годы. Какое чудовище могло сотворить подобное?Бьёрн видел полицейские отчёты. Видел фотографии. От красоты Джудит там осталось мало: ни ямочек на щеках, ни сверкающих глаз да широкой улыбки. Убийца стесал ей лицо одним грубым ударом. Постигла ли такая участь Альфреда Уэскинга — дело до сих пор слишком тёмное, но вот зверски убитые юноши, слишком уж по типажу на него похожие, давали повод думать о том, что убийца так и не успокоился.Наверное, не совсем закономерно при таких мыслях вспоминать о том, что голоден, но Бьёрн всегда был довольно флегматичен. Или стрессоустойчив, как любила повторять Торунн, пока они смотрели какой-нибудь кровавый ужастик, а Бьёрн уничтожал лапшу под крики жертв да звуки рубящейся плоти или чего похуже.А пока он молчит, Ивар замыкает логическую цепочку у себя в голове.— У него есть что-то на Эллу.Бьёрн переводит на него взгляд, насильно сморгнув впечатавшиеся в зрачки образы.— Вроде того. Эгберт пообещал помочь. Они с Эллой были когда-то близкими друзьями, тот начинал в концерне Уэскингов. Он даже на фотографиях в тот день есть.Брови сходятся у Ивара на переносице до появления глубокой складки, которая тут же делает его старше. Настолько, чтобы не задаваться вопросом, а показывает ли он паспорт при покупке сигарет и алкоголя.— Покажи.Бьёрн лезет к ноутбуку, и они неловко сталкиваются локтями. Ивар смотрит ему в челюсть, пока Бьёрн выискивает нужные снимки.— Вот, — он постукивает костяшкой пальца по экрану. Ивар снова замыкается на ноутбук, листает фотографии туда-сюда, а затем щёлкает по клавиатуре и отправляет их в печать. Принтер издаёт подозрительный звук, похожий на предсмертный хрип, но послушно прогоняет бумагу.Бьёрн успевает умыться, одеться и сварить кофе, когда мальчишка, наконец, отмирает:— Я съезжу в полицейский участок, — говорит Ивар и поднимается из кресла. Наверное, слишком резко, потому что нога в фиксаторе сгибается и его заваливает в сторону. Бьёрн успевает подхватить его под локоть, и они оба чуть не опрокидывают стоящие рядом коробки. Сзади громко визжит кошка, согнанная с нагретого места поднявшимся грохотом.— Я в порядке, — Ивар высвобождается из хватки, ускользает из неё ужом. Выравнивается, щёлкает фиксатором, несколько раз на пробу сгибая колено. Бьёрн замечает, как он едва сжимает челюсти. Очевидно, что не от удовольствия.— Позвонить Этельреду, чтобы он прислал машину?В сказанном нет жалости. Ивар дёргает плечом, а затем тянется к сваленной на диван кожанке. Натягивает вместе с капюшоном худи и принимается паковать вещи в рюкзак.— Не нужно.— Ты до города пешком идти собрался? — Бьёрн скрещивает руки на груди.Взгляд исподлобья получается идентифицировать только как волчий. И Бьёрн вздыхает, проводит пятерней по волосам.— Слушай, мне всё равно, что у тебя с ногой, понимаешь? Я не жалею и не считаю тебя, как ты уверен, каким-то ущербным, — он разводит руками, показывая, что никаких козырей у него нет. Что он не блефует. По крайней мере, остаётся надеяться, что Ивар поймёт это правильно. Слишком очевидны его проблемы с социализацией. — Но если ты замёрзнешь где-то по пути, то толку от тебя будет маловато. Хотя бы потому что мне придётся откапывать тебя из сугробов, — заканчивает Бьёрн.Плотная завеса молчания Ивара держится еще минуту-две, прежде чем идёт трещиной.— Ладно. Звони Этельреду, — он скидывает рюкзак обратно на диван и ковыляет в сторону кухни. Бьёрн слышит, как он гремит дверцами шкафчиков и посудой, пока сам ищет нужный номер.И чувствует себя почти экспертом в области общения с трудными людьми, когда Ивар возвращается и протягивает ему кружку с кофе.— Что ты хочешь найти в участке?Бьёрн прислоняется к стене и глядит в окно, за которым — белым-бело. Снега снова навалило столько, что хоть ныряй.Ивар сидит на диване, подогнув под себя здоровую ногу и цедит кофе. Капюшон с головы он так и не стягивает.— Доказательства, — просто отвечает он, пожимая плечами. ***Мать Джудит оказывается жутко набожной женщиной, и Бьёрн, во время своего визита к ней, безмолвно радуется, что Ивара он с собой не потащил. Элсвит бы хватил удар при виде его пирсинга и… всего в целом.Впрочем, набожность совершенно не помешала ей в крайне нелестных выражениях отозваться о всех своих родственниках, начиная бывшим зятем и заканчивая живущей на другом конце острова Квентрит Мёрсэйм, ?той ещё богомерзкой женщине?. У бога Элсвит однозначно бы свернулись уши в трубочку, услышь он все её полные яда изречения.Из разговора с ней Бьёрн не вынес ничего, кроме необходимости добраться на другую сторону Хедебю, чтобы отогреваться в компании немолодой, но явно не потерявшей внутренней искры фрау Мёрсэйм. Удача благоволит ему снова встретить по дороге Этельреда, которому как раз по пути в город.— Могли бы позвонить, — говорит он, пока Бьёрн в пассажирском кресле набирает сообщение Ивару.— Прогулки ещё никому не мешали, — отзывается он, убирая телефон в карман.Этельред кивает, мягко выворачивая руль. Он молод, но кажется старше своих лет. Видимо, свалившийся груз ответственности мешает дышать полной грудью: концерн Уэскингов практически полностью перешёл под руководство его отца, Этельвульфа и, частично, к нему самому.— Как и воспаление лёгких, я полагаю.Бьёрн одобрительно хмыкает.— Как вам моя бабка?— Вы с ней тоже не разговариваете?Этельред жмёт плечом, обтянутым в кашемир. — Полагаю, вы теперь понимаете, почему. Скажите мне, — он бросает на Бьёрна короткий взгляд, — вы ведь в своей биографии затронете историю Альфреда и моей матери?Бьёрн постукивает пальцами по собственному колену, бездумно скользя глазами по однообразной мешанине грязи и снега, испещрённой кольями веток растущих деревьев.— Этому будет уделена немалая часть текста. Вас это беспокоит?Этельред криво усмехается.— Некоторые раны, знаете ли, не рубцуются.***Квентрит красива и далеко не глупа. Пока они пьют чай, она постоянно бросает на Бьёрна лукавые взгляды из-под густых ресниц, постукивая наманикюренными ногтями по чашке. Подобное внимание и лестно, и неудобно одновременно, но в компании бывшей любовницы Эгберта он чувствует себя не в пример лучше. И, в отличие от причитающей о геенне огненной для всей этой семейки Элсвит, Квентрит подкидывает ему пищу для размышлений, упомянув, что в день своего исчезновения Альфред вернулся домой с городского парада в крайне расстроенных чувствах. Эгберт упоминал, что внук хотел поговорить с ним, но так и не нашёл времени, а когда возможность представилась — Альфреда уже не было. Ни в доме, ни в городе. Нигде бы там ни было. Что, в свою очередь, подталкивает на мысль поискать старые плёнки с того дня. Кто-то ведь должен был снимать этот проклятый парад!Правда крылась в бумагах. В фотографиях застарелой давности, между строк отчётов, в сбивчивых показаниях, отпечатанных на пожелтевших от времени листах. Бьёрн загривком ощущает, что она — правда — чудовищна близка. И очевидна для не замыленного годами глаза: разум Эгберта за прошедшие годы помутился, да ещё и с учётом присылаемых убийцей Альфреда треклятых цветов в рамках. Если со смертью Джудит он смог смириться, то отсутствие каких-либо намёков о судьбе внука сводило его с ума.— Как вы думаете, кто мог желать ему зла из семьи? — спросил Бьёрн перед уходом.Квентрит поджала губы.— Он был чудесным мальчиком. Вежливым. Умным тихоней. Эгберт возлагал на него много надежд, грезил передать ему управление концерном в далёком будущем. Сами понимаете, герр Лодброк, это мало кого бы устроило.Она посмотрела на Бьёрна с необычайной жёсткостью во взгляде.— В этой семье таких, как Альфред, не любят. Убить его мог бы любой.***Хедебю затихает, ломается замёрзшими ветками под ногами и скрипит снегом, пока Бьёрн идёт сквозь погрузившиеся в сумеречную тьму леса. Тишина даёт ему время подумать обо всём, не отвлекаясь.Различимо лишь уханье просыпающихся сов да шуршание снующих туда-сюда местных обитателей. Бьёрн тревожит их своим присутствием, вмешивается в равновесие.Учитывая взаимоотношения Эгберта с невесткой, явно переходящие все допустимые границы, мог ли Этельвульф созреть на месть? Вполне. Но этой лёгкой разгадке мешало железное алиби: наследник концерна провёл большую часть времени, помогая разобраться с аварией на мосту, так неудачно случившейся в тот день. Тело Джудит обнаружили на следующее утро и, согласно заключению о вскрытии, смерть её наступила плюс-минус в четыре часа прошлого дня.В ?список Джудит? Этельвульф не попадал. Бьёрн не наивен, чтобы считать, что убийца мог быть один.И задумывается о ?списке Альфреда? — пустующем, в отличие от первого. Мог ли этот человек убить собственного сына и вывезти тело из города на следующий день? Все автомобили тщательно проверялись, едва ли. Мог ли убивать всех тех юношей, на Альфреда похожих, все последующие годы? Но Бьёрн сверял даты смерти жертв с присутствием Этельвульфа в городе. Совпадения не были абсолютными.Подобная теория не укладывается в общую концепцию, ломает систему, и Бьёрн меняет курс собственных размышлений, но не успевает погрузиться в новый виток, когда его оглушает — и грохотом, и резкой болью.Висок обжигает, и Бьёрн не успевает подумать — бросается за ближайший дуб, прижимается к широкому стволу спиной. По лицу течёт горячее, и он в каком-то нелепом неверии касается пальцами, собирает густое, почти чёрное. Лес снова окунается в оглушающую тишину, звенящую в ушах, и Бьёрн впивается пальцами в жёсткую, ледяную кору. Боль трезвит его, заставляет думать чётче, слаженнее.Никакой паники нет и в помине — лишь поднявшийся в крови уровень гормонов стресса. Бьёрн дышит глубоко секунд десять, думая-думая-думая. Предположения наслаиваются одно на другое, и он жмурится, заставляя орущие наперебой голоса в своей голове заткнуться.А затем делает глубокий вдох и срывается с места.***В окнах охотничьего домика на удачу горит свет, и Бьёрн вваливается внутрь, хлопнув дверью. Дышит загнанно да тяжело: холодный воздух парализует ему горло, пока он опрокидывает вешалку и приваливается к стене со всего размаху.Один глаз не видит из-за засохшей на нём кровавой корки, и Бьёрн жмурится, успокаивает колотящееся в груди сердце, сползая вниз.Приходит в себя, когда Ивар трясёт его за плечо. Глаза у него напротив как два больших блюдца. Выглядит почти комично.— Какого хрена, Лодброк? — спрашивает он, хватая Бьёрна за подбородок. Вертит голову из стороны в сторону.— Подстрелили, — просто отвечает тот и плечами жмёт. А затем оскаливается. — Походу, мы на верном пути, Ивар.Тот хмурится, а затем и вовсе глаза закатывает.— Ну и чего ты тут тогда расселся? Вставай, тут, походу, швы нужно наложить, — и поднимается сам, до того рухнув на одно колено. Ковыляет в сторону своих сумок, пока Бьёрн всё же встаёт и перемещается в ванную, скидывая по пути на пол куртку и шарф. Холод мажет по разгоряченной коже, потому что свитер на нём — влажный от пота, что стянуть бы, да только тогда он точно зубами стучать начнёт.— Водки прихвати! — кричит он и тяжело усаживается на бортик.Когда Ивар снова оказывается рядом, Бьёрн молча забирает у него бутылку и делает большой глоток.***— Кто-то мог птиц стрелять, — говорит Ивар задумчиво. Он вообще поразительно спокоен для человека, накладывающего швы. Бьёрн следит за ним одним глазом, зубы сжимает, когда игла безо всякого милосердия пронзает кожу, протягивая следом нить. Зубную? Обычную? Ну явно не хирургическую, смех да и только. У Бьёрна вся морда в крови, а у Ивара — руки и футболка, пока он старательно колдует. Нахмуренно-сосредоточенный. Но спокойный. — Сомневаюсь. Стреляли издалека. Стал бы ты спускать курок, не уверенный, что это не птица между веток застряла? Я вообще похож на птицу, Хёнгвар?Тот молча отрезает нить, затягивает концы и забирает бутылку водки у Бьёрна, чтобы ещё раз промыть. А затем пьёт сам с горла. Морщится и жмурится, закрывая нижнюю часть лица предплечьем. Ну да, закусывать у них особо нечем.— Значит, кто-то хотел тебя напугать, — бросает он Бьёрну в спину, когда тот решает, что сидеть остаток ночи на бортике ванны в его планы никак не входит. Хочется только спать до одури. Или хотя бы лечь, чтобы угомонить нескончаемый водоворот в голове. — Хреново у него получилось, — отзывается Бьёрн, скрываясь в комнате. Раздевается, чертыхаясь и проклиная всё, на чём стоит это сраное дело, в которое он влез. А теперь ведь из принципа не отступит, потому что вышел на след: ухватись за стяжки — и грубо наложенные швы разойдутся, вскроются лопнувшие гнойники. Иной журналист в истерике бы бился, а Бьёрн ворчит, как не отошедший от спячки медведь, отбрасывая штаны и останавливаясь перед запыленным зеркалом в полный рост. Ведёт ладонью, стирая серость и собирая своё отражение по кускам в мутном стекле. Ивар чем-то шуршит за дверьми, прежде чем появляется на пороге. Бьёрн не смотрит на него, только слышит, вглядываясь в шов, рассекающий левую бровь. — Думаешь, я такой криворукий? Различимо, как щёлкает замок дверей. Ивар за спиной сгружает на прикроватную тумбочку свою пушку вместе с сигаретами.— Думаю, что стрелявшему надо было целиться лучше, — Бьёрн оборачивается, цепляясь взглядом за обнажённую спину Ивара. Тот скидывает футболку в кресло, отправляет туда же фиксатор и джинсы. Дракон на его лопатках кажется самой правильной вещью, какую Бьёрн вообще в жизни видел.— Что ты делаешь?Ивар оглядывается через плечо, жмёт им так, будто Бьёрн спросил самую несусветную на свете глупость. Видимо, так и было.— Я устал мёрзнуть на диване, — просто отвечает Ивар и забирается под одеяло, чтобы тут же уцепиться за пачку сигарет и зажигалку на тумбочке.Даже сил спорить с ним нет. Не по поводу дивана, конечно.— Охранять меня будешь? — Бьёрн хмыкает, устраиваясь рядом и выключая ночник. В темноте теперь различим лишь тлеющий огонёк сигареты. Дым раззадоривает рецепторы, и он вдыхает глубже. Проклятое пассивное курение.— Это от тебя людей охранять надо, — отзывается Ивар со звуком, отдалённо напоминающим смешок. Он горазд на усмешки — острые, наполненные сарказмом, почти полу-эмоции. А затем Ивар подносит сигарету к его губам, и Бьёрн затягивается с чужой руки. Сердце клокочет в груди, всё ещё встревоженное, и стоит в голове перекрутить случившееся, но усталость оказывается сильнее всех эмоций. Никотин постепенно затуманивает воспалённое стрессом сознание.Они докуривают в тишине, наполненной лишь присвистом собственного дыхания. Бьёрн не знает, почему, но чувствует себя спокойнее, ощущая тепло чужого тела рядом. — Ты хочешь что-то сказать, — вдруг произносит он с абсолютной уверенностью. Потому что Ивар рядом не расслаблен — натянут как пружина, как перед важным шагом или необходимостью открыть рот.— Утром, — наконец, отвечает он и сползает ниже, укрывается почти что с головой и поворачивается к Бьёрну спиной. Что очевидно, конечно же.Бьёрн хмыкает, а затем не замечает, как проваливается в сон, полный тревожных образов и нескончаемых погонь по лесам. И он совсем не удивляется, когда ранним утром обнаруживает Ивара, спящим на своей груди. Его дыхание щекочет голую кожу, а тёмные ресницы подрагивают вслед за веками, испещрёнными дорожками сосудов. Бьёрн смотрит на его расслабленное лицо и думает, что постель, наконец, перестала быть холодной. И не думает о немалой разнице в их возрасте, не думает о том, что Ивар, в конце концов, парень, когда касается его волос. Жёстких, густых и спутанных сейчас. Висок сдавленно пульсирует, и стоило бы задуматься о том, в каких недрах так и не разобранных сумок лежат анальгетики. Трогать колющий болью шов не хотелось.— Утра, — хрипло говорит он, когда Ивар приоткрывает глаза. Его взгляд фокусируется, но не сразу. Он размыкает сухие губы, проходится по ним языком, сглатывает.— Привет, — и снова закрывает глаза. Сжимает руки вокруг Бьёрна сильнее, впивается пальцами в предплечье и бок, а затем до него, видимо, доходит суть происходящего, потому что приподнимается Ивар на вытянутых руках резко, как если бы Бьёрн внезапно раскалился, что только бы и оплавиться.— Чего ты подпрыгиваешь? — тот вскидывает больную бровь и морщится от прострелившей боли.— Я знаю, кто отец Джудит, — выпаливает Ивар на выдохе и снова губы облизывает. Взбудораженно.Бьёрн смотрит ему в глаза, нависшему сверху, и ответ всплывает в его голове по щелчку. Они оба думают об одном и том же.— Элла.— Элла, — кивает Ивар.Вот ведь дерьмо.