Часть 2 (1/1)

— Он мне нравился, — нравился, — с самого начала. Прокручивая эти слова в голове в десятый раз, я замираю и стараюсь дышать спокойно, хотя чувство такое, словно сердце пытается взорваться сотней микроскопических фейерверков. Просто это звучало так обнадеживающе, что я ничего не могу поделать с собой, я не могу унять ту крупицу надежды, что намертво вцепилась тисками в мое бушующее сознание. Это звучало, как: ?Мы можем, определенно можем быть вместе?. Правда, потом — пустая постель, чертов запой в попытке спастись от жестокой реальности на дне бутылки и ожидание чуда, которое отчего-то не происходило. — Я же всего лишь на неделю уезжал, Чжун Чже. Мне это снится? Ты, чертов Такуя, который ломает меня раз за разом, опять рядом? Едва мое сердце начало биться сильно-сильно, едва я смог поверить, что смогу быть счастлив, — и ты исчез подобно наваждению, сну в жаркий летний день, оставляя после себя лишь всепоглощающее чувство опустошенности и жалкую записку на столе, написанную рукою труса. Твоею рукой, Терада. Что мне остается, когда смысл жизни теряется, когда ты эгоистично забрал его, выйдя за нашу общую с тобой дверь? Что мне остается, когда тугой ком в области сердца отказывается распутываться, душа меня и заставляя едкие, горючие слезы течь по моему искаженному гримасой боли лицу? Что мне остается, Такуя, когда тебя рядом нет? Скажи, это новое наказание такое, рода ?выживи, если получится?? Если да, то бороться мне подобно тому, что умирать раз за разом просто от мысли, что я опять один, Такуя. Опять один, загнанный в клетку, которая раньше казалась мне такой желанной, когда рядом был ты. Правда, позже в голову приходят мысли, что долгое время моего бездействия стало наказанием не твоим, Такуя, а нашим общим. И что пришло время нарушить установившийся порядок, покинуть пределы моего маленького мира, кинуться в чертову Японию на поиски тебя. Потому что так жить невозможно, Терада. Я слишком влюблен. И слишком эгоистичен, чтобы принять тот факт, что ты не желаешь видеть меня с собой рядом. Просто я помню твое тихое приглушенное ?нравится? на автобусной остановке в позднюю ночь и улыбку, свойственную только тебе, Такуя. Боже, как же я надеюсь, что я не додумал все в этот раз, к чему имею огромное свойство. Я хочу, чтобы ты, глядя мне в глаза, сказал: ?Ты не придумал все это, Чжун Чже, я тебя люблю?. И пусть это слишком громкие и пафосные слова, я предпочту поверить тебе, а не провести всю оставшуюся жизнь в догадках. Потому что мое сердце хочет биться в унисон с твоим. — Не помнишь? Я помню каждую мелочь, Чжун Чже. Неловкое соприкосновение пальцев, моя скованная улыбка и твой отведенный взгляд в сторону, когда я внутри умер дважды за те полторы минуты, что мы стоим на пороге твоей квартиры. Обоим чертовски неловко, будто мы не прожили вместе целый месяц, борясь со своими внутренними демонами. Будто не признались в итоге самим себе, что тот самый сосед по квартире — единственный, кого хотелось бы видеть рядом на протяжении всей своей жизни. Ты идешь на кухню, завариваешь нам чай и усаживаешь меня в гостиной на аккуратный маленький желтый диванчик, пристраиваясь на самом краю и не решаясь поднимать на меня глаза. Правда, Такуя, это так надоедает. Бегать от тебя, позволять тебе убегать. Поэтому я отставляю чашку в сторону, кинув взгляд на твой остывающий чай, глубоко вздыхаю и подсаживаюсь к тебе близко-близко. — Тут немного тесно, не находишь, Такуя? — Я кладу свою ладонь поверх твоей и крепко сжимаю ее так, как хотел сделать на протяжении целого года, что мы с тобой не виделись. Твое дыхание немного прерывается, и ты прикусываешь нижнюю губу, не осмеливаясь смотреть в мою сторону. — Неужели настолько отвык от меня, Терада? — Ладонь тебе на шею, подвинуть тебя чуть ближе к себе, чтобы слышать, как громко бьется твое сердце, чтобы чувствовать жар, исходящий от твоего тела, Такуя. И оставить легкий поцелуй в уголке твоих губ, больше похожий на банальное прикосновение. — Я скучал, — шепчу я тебе на ухо, хотя сам еле сдерживаюсь, чтобы не повышать голос, — я так скучал по тебе, Такуя. — Как твои дела, Чжун Чже? Ты смотришь прямо мне в глаза, а я сбрасываю свое наваждение и смотрю на кружку горячего чая в своих руках, будто впервые вижу ее. Где-то на периферии собственного сознания я чувствую, что ладони обжигает нагретой поверхностью кружки, но это все стороннее. Потому что… я опять все додумал, Такуя. И я все тот же трус Чжун Чже, которому чертовски страшно прикоснуться к тебе, поцеловать, банально пригладить твои растрепавшиеся волосы. Тебе сложно нести на себе весь груз наших с тобой отношений, а мне страшно. И пусть мы любим друг друга, мы так и не заговорим о том, что висит между нами все это время, так и не поставим точку в нашей собственной истории недолюбви. Мы будем сожителями, только сожителями, Такуя, потому что я не фанат диснеевских сказочных историй любви и ложных надежд я не питаю. И пусть я люблю, до дрожи в пальцах люблю тебя — это не наша сказка. Это наше наказание. За собственную глупость, за чувства, за вечное время нашего бездействия.