I (1/1)

Хлопнула входная дверь, запищал домофон, со щелчком снялась сигналка с машины, он резко упал на сиденье и вдохнул морозный воздух, потирая красные заспанные глаза и облокачиваясь на руль. Москва за окном ревела резаным зверем, метя тяжёлыми порывами ветра со снегом по улицам. Утренняя вьюга была сильная, и дома будто дрожали под её напором. Он ещё несколько непродолжительных секунд слушал её завывания за дверьми автомобиля, вдруг вздрогнув и пробудившись от лёгкой дрёмы, достал настойчиво трезвонящий мобильник и принял звонок.— Слушай, Хазин, где ты сейчас и занят? У Макса сегодня выступления в театре с разницей в семь, или около того, часов, забери его в полдень, покорми и усади делать уроки, — бывшая жена, как всегда не здороваясь, с разбегу сообщила цель звонка, а мужчина досадливо сжал зубы. Не хватало ему ещё лишних забот.?Бывшая жена? хмыкает он про себя, громко сказано. Они сошлись через пару месяцев после разрыва его предыдущих отношений, придавившего похлеще крышки гроба – как тогда казалось – и не дававшего вздохнуть. Полный решимости, он вцепился в девушку, с которой их случайно познакомили общие друзья, и завертелось. Они сошлись после нескольких встреч, ограничивающихся чистым хорошим сексом, ища друг в друге каждый своё: возможности отвлечься или спасения от скуки. Через несколько месяцев они уже не выносили этих отношений, но вдруг выяснилось, что она беременна. Скандал скандалу рознь, но ребёнка они, по до сих пор непонятным Хазину причинам, оставили. Созданный ради протокола брак дал трещину меньше, чем через два года, и она ушла с криками, связываясь теперь с Петром исключительно по вопросам сына.А было это почти семь лет назад.— Я занят.— Я тоже; ещё я не принимаю отказов. Ты все ещё отец, будь добр хоть иногда помогать мне с ним.Он заскрипел зубами, абсолютно понимая, что она права. Он все-таки не чудовище, и сына любит. Любит его, высылая ежемесячные алименты, удваивая сумму в месяц дня рождения (с напоминания бывшей жены) и навещая его с несколько десятков раз в год.— Театр на Земляном Вале, я там раньше работала, если ты помнишь.— Ладно.— Можешь просто сводить его в какой-нибудь ресторанчик, а потом посадить у себя в конторе за любой стол. Он будет делать домашку и никак тебе не помешает.— Сам разберусь,— и скинул трубку.Серый день постепенно обрастал побочными планами. Пётр завёл машину и выехал со двора.***После закрытия ФСКН пару лет тому назад он мог бы перевестись в ГУНК, но давно уже пора было заканчивать с наркотой, тем более, что в последние годы он постепенно отходил от дел. Так что теперь он старший следователь в центральном отделении Москвы. Требовательный, властный, наглый, часто грубый и бескомпромиссный бывший оперативник быстро выделился — парочка быстро разрешённых дел обеспечила ему неплохой карьерный рост. У него остались с лихих времён связи и опыт, которыми он не преминул воспользоваться. Он не общался ни с кем, относясь к коллегам свысока, часто выебывался и также часто был на грани получить по своему красивому лицу – самооценка никогда не страдала – но работу выполнял безукоризненно, а потому его терпели.Хазина редко – почти никогда – характеризовали как хорошего друга и собеседника, он скорее приносил всем кучу истрёпанных нервов, срываясь на каждом подчинённом и не чураясь обидных слов вкупе с матами. Но, как бы странно то ни было, в отделе в последние недели наладилось хрупкое перемирие, а Пётр понял, что глупые перебранки и крики, им же и начинаемые, утомляют его самого.Когда он подъезжал к зданию отделения, до начала рабочего дня оставалось ещё полчаса. Можно было прогуляться до ближайшей кофейни и влить в себя очередной литр кофе, да вот какое-то интуитивное чувство тянуло в отделение.Интуиция не подводит.Он не успел сделать и шагу, как его уже утянули в начальнический кабинет.— С добрым утречком, Хазин. Как спалось, судя по всему не сладко, да? Скоро будет ещё хуже, — Дмитров, его начальник, пытался было шутить, но тут же изменился в лице. — Помнишь того убитого банкира? Мы только что получили новости об убийстве бизнесмена, а в том, что это убийство, я уверен на восемьдесят пять процентов. Выясни все о нем, а также, что могло их связывать друг с другом, потому что наши ребята нашли кое-что похожее.Хазин оторопело кивнул, бросив короткое ?понял?. Он не спешил делать выводов.— Мне ехать на место сейчас?— Нет, там наши специалисты, но если хочешь, перепроверь сам.Он честно не испытывал желания ехать, но все то же непонятное чувство тащило.Вокруг офиса народу уже тьма, даже вездесущие журналистишки уже здесь, пронырливо выжидали новостей. Он быстро вышел из машины, не желая становиться наживой для жаждущих сенсации репортеров.У Козлова, младшего следователя, он выяснил, что убитому, а он точно убит, было 44 года, есть жена, двое детей и компания, занимающаяся, по большей части, перепродажей недвижимости. Выстрелы совершены в левый висок и правое плечо. Убийство произошло приблизительно с часу до четырёх утра, но обнаружила его только уборщица в шесть.Явных улик нет, следов сопротивления тоже. Все удивительно чисто, лишь сами ранения отбивают вероятность самоубийства. У того бизнесмена были такие же ранения, и было так подозрительно чисто тоже. Стол в абсолютном порядке, никаких разбросанных бумаг или ручек, все аккуратно сложено в стопочки, ноутбук закрыт. Стул придвинут ровно к столешнице, и создаётся впечатление, что убийцу здесь ждали. Кровь вокруг места на полу, на которое упал убитый, его руки в крови, но он словно и не пытался спастись от настигшей участи, ожидая смертельного удара. Хазин посмотрел, как тело упаковывают в чёрный мешок, и покинул кабинет.Он спросил информацию, полученную от сотрудников, и выяснил, что был Шерохов характера не самого простого, но с крепкой хваткой, развивал свою компанию долго и упорно и многие пророчили ему большие успехи. Он не ввязывался ни в какие передряги, свой нос в лишние места не совал, был рассудителен и взвешен — в общем, дорогу никому не переходил (по крайней мере, в бизнесе). В семье проблем не было со слов жены, которая вызвалась приехать на место преступления сама, но уже отбыла в участок на допрос. Друзей было немного, если не сказать вообще не было, так один-другой, но тут пока не понятно – нужны их показания.За стойкой секретаря стояла миловидная, но заплаканная простоватая девушка, которая попеременно стирала слёзы и сморкалась в бумажные платки. Её, может, и стоило сейчас не беспокоить, зная, что её уже допрашивали, но у Хазина были вопросы, и откладывать их смысла нет. Он аккуратно облокотился на стойку и лживо-трепетно поинтересовался, что же делал хороший семьянин поздней ночью в офисе, да ещё и один. Секретарша подняла мокрое опухшее от слез лицо с потёкшим макияжем и открыла рот как большая рыба. Мужчине захотелось скривиться. Девица всхлипнула громче.— Мы… мы не знаем, — она резко втянула ртом воздух в попытке остановить подступающую истерику и судорожно закашлялась. Наконец продолжила:— Он часто в последние месяцы так оставался, все в офисе думали, что он с женой поссорился серьёзно, но Мишка, — запнулась,— юрист наш, остался на один вечер с ним, и сказал, что серьёзные проблемы у него какие-то, он имущество переписывает да новые хорошие сделки для компании подыскивает.— И часто он так делал?— Да, по несколько раз в неделю, а вот последние две чуть ли не спал за рабочим столом, — хорошая секретарша, болтливая, от неё ещё много можно будет узнать.Он ещё с полчаса пошатался по офису, построил глазки другой сотруднице, но так и не выяснил ничего нового. Пришлось вернуться к невероятно занимательной документации в отделе.***До театра русской драмы на Земляном Вале он добрался в рекордные полчаса. Погода была все такая же мерзкая, а Хазин все злее с каждой минутой. Он звонил сыну, когда выезжал, а Макс так до сих пор не появился. Отцовское чувство на несколько секунд вспыхнуло в нем: ?а не случилось ли чего??, и вот он уже летит в главные двери.Что ж, сегодня ему поразительно везёт.Он застал ровно тот момент, когда его мелкая копия дала какому-то пацану повыше кулаком в глаз.Хазин кривовато усмехнулся. Точно копия.Мальчишка не находит другого выхода как разреветься, а из другого конца холла очень некстати заспешила разъярённая горгулья в качестве матери несчастного, так что Пётр положил руку на плечо Макса и быстро увёл его в сторону выхода. Разъярённая женщина почти настигла их около машины, но он отмахнулся в открытое окно и вывернул с парковки. Женщина ещё кричала что-то похожее на ?засужу тебя, скотина?, но Пётр уже не слышал.У непривычно тихого сына он все же поинтересовался, мол, что же он сделал то тебе. Тот сначала по–хазиновски угрюмо молчал и не отвечал, а затем пробурчал:— Он сказал, я в театре только из-за мамы, и я...— Но ты ведь и так, — кто-то мог бы счесть это слишком прямолинейным для девятилетнего мальчика, но Хазин все же знает своего ребёнка.— Да, но... Даже если и так, то я в любом случае лучше него! Он настолько бездарный, что даже будь я сыном продавщицы, эта роль была бы моей. Он просто задира и трус, он уже давно всех обижает и высмеивает, и вообще, это его мама бегает по нашему театральному кружку, прося взять её Тёмочку в театр, — Макс закривлялся, изображая поведение матери.— То есть он получил по заслугам?— Да.— А разве ты имеешь какие-то полномочия бить за это?Сын замолк. До кафе они доехали в гробовом молчании. Они успели сделать заказ, когда мальчик наконец нарушил молчание:— Я мог его ударить, потому что он думал головой, когда это говорил. А за свои слова нужно отвечать.Хазин улыбнулся, потрепал по волосам и кивнул.— Тогда расскажешь о чем постановка?Обед они провели за восторженным щебетанием Макса о спектакле, театре, актёрах и его друзьях. Он определённо старел, такой заинтересованности сыном ему ещё не удавалось ощутить. Мальчик совершенно не раздражал, хоть и трещал обо всем подряд похлеще трещоток.Усадив драчуна за стол в бухгалтерии делать домашнее задание и удостоверившись, что тот нашёл общий язык в женском кабинете, он вернулся к себе. В театре нужно было быть только через часа четыре, а потому он спокойно занялся делами.Когда через два тихих часа он пошёл налить себе кофе в импровизированной кухоньке и проверить, как там дела у сына, в кабинете ему сказали, что мальчик ушёл с полчаса назад, якобы в кабинет отца.Вот это номер!Все резко всполошились, через несколько минут стояло все отделение. Пропажа обнаружилась сидящей на кресле дежурного рядом с обезьянником и мирно болтающей с каким-то пьяным. И как вообще оказался здесь незамеченным? Хазин честно старался не сорваться на сыне, поэтому отсутствующему дежурному и женщинам в кабинете пришлось испытать на себе гнев бывшего оперативника сполна.Понурившийся пацан теперь сидел за пустым принесённым столом в отцовском кабинете и тыкал бессмысленно в тетрадь. Тыкал, тыкал и, наконец, сказал;— Пап, ну прости, — состроил щенячий взгляд. — У меня есть один билет для родственника, мама не сможет, но я надеялся, что ты придёшь.— Посмотрим.— Ну, папааа, — ещё один молящий взгляд, хороший актёр растёт.Он не удостоил сына ответом.Обычный вечер Хазина характеризовался ужином из разогретой еды, пролистыванием ленты новостей, просмотром безыскусных телешоу, редкой дрочкой перед ноутбуком и оглушающей тишиной в квартире. Раньше он ещё пытался скрыть эту душащую пустоты фоновой музыкой, фильмами, попеременными девушками и шлюхами, но все это по большей части не помогало его одинокой душе — он давно потерял вкус к жизни — день ото дня просыпался и ехал на работу, раскрывал дела, поднимался по карьерной лестнице, временами уходил в запои, временами в апатию, конечно, его жизнь не была лишена бешеной энергетики, присущей Петру, но жил он, словно по инерции, не замечая проходящих лет, как в вечном колесе, убивающем идеи и оставляющем механическое движение.Сегодняшний вечер имел все шансы завершиться именно так: компанией из бутылки пива и Камедиклаба. Давно пора было менять такой распорядок будней.Если уж начистоту, то не соглашался он только из собственной вредности и заносчивости, желая поддразнить сына.Спектакль был хороший, Макс на сцене был как акула в стае рыбёшек, материнский талант и отцовская харизма бурлили, выражаясь в каждой его сцене. Мальчик в бежевой жилетке, рубашке, шортах, темных башмаках и соломенной шляпе с широкими полями и лентой объяснял девочке, как им выманить Страшилу из дома – ставили ?Убить пересмешника?. Хазин когда-то сам читал, мама заставляла. Сюжет за такое время хоть и подстёрся в памяти, но суть запомнилась. Культовое американское произведение, поднимавшее тему расизма и насилия глазами детей, было нетипично для российского театра, и заставляло задуматься, даже как будто бы не его одного: он слышал сбоку разговоры зрителей, рассуждения, восклицания, даже споры.Однако перманентной скуки этот вечер не размыл.Он безразлично оглядывал людей, когда, увидев отца в холле, Макс понёсся навстречу, растолкав бабушку с внучкой, влюблённую парочку и ещё нескольких ни в чем неповинных посетителей. Пётр действительно испугался за свой позвоночник — с такой силой Макс налетел на него с радостными воплями.?А как тебе спектакль??, ?Как сыграл дядя Саша??, ?Мама будет мной гордиться! Режиссёр меня похвалил, представляешь??, ?Хорошо я сыграл??, ?Ты видел костюмы?? — десятки вопросов посыпались на застывшего родителя. Пётр рассмеялся, потрепал мальчишку за волосы и успокоил, мол, хорошо ты сыграл, мне очень понравилось.Прервала нескончаемый восторг местной звезды маленькая девочка с забавными русыми кудряшками. Она тоже играла в спектакле, вспомнил Хазин. Она была обыкновенной, но будто он уже её видел. В груди неприятно стукнуло. Серые глаза, ямочки на щеках, длинные ресницы, губки бантиком, платье с кружевом — ангелочек, в таких влюбляются в начальной школе — видимо не он один так считал. Макс как-то весь подобрался, обернулся к отцу, потом снова к девочке, засунул большие пальцы в карманы джинсов, нагло улыбнулся и почти надменно спросил:— Ты что-то хотела, Диана? — вот это гроза девичьих слез! Вид мелкого заставил его прыснуть в кулак, до того это было нелепо и очень на него самого в молодости похоже — не хватало только сигареты в зубах, а так вылитый отец.Девочку это несколько сконфузило, и она протараторила:— Мне очень понравилось вместе играть, я хочу ещё играть в одном спектакле. Ну, ещё увидимся, пока — девчонка чмокнула этого самого Макса в щеку и кокетливо помахала ручкой, и теперь уже он, опешивший и растерянный, медленно кивнул.— Вот это у тебя подружки... ну, пойдём одеваться?В гардеробной царили шум и гам, люди сновали туда-сюда, смеялись, прощались, целовались. Они спустились в эту общую массу, сын отправился занять небольшой свободный пуфик, а отец забирать их верхнюю одежду.Они уже почти оделись, когда к их месту подошла все та же девочка (Диана, кажется?), но уже с мамой, и дети завязали быстрый разговор, обсуждая свои детские делишки, и оставляя его разбираться во взрослых. Он сам поздоровался с её матерью, красивой стройной девушкой с русыми волосами и темными приятными глазами. Ульяна, как она себя представила, восхищалась игрой Максима, говорила о спектакле: она была очень горда такой постановкой, любит эту книгу, дети замечательно сыграли, но всего этого Хазин уже почти не слышал. Из-за его спины вышел мужчина, подавая Ульяне куртки, и обернулся на незнакомца, глазами задавая жене вопрос. А Хазин больше не дышал, сердце билось как бешеное, он завис, наблюдая за чуть постаревшим лицом, несколько раскачавшейся подтянутой фигурой, за такими знакомыми и незнакомыми чертами одновременно.Просто не может быть. Это не может быть он. Это все сон, он сейчас проснётся в своей кровати, протрёт глаза, сморгнёт видение, примет холодный душ и больше никогда о нем не вспомнит.— Никита, это папа Макса, он играет с Дианой, вот они сегодня как раз играли вдвоём.Сомнений не остаётся.Упомянутый Никита повернулся в его сторону, сверкнул глазами и удивлённо хмыкнул.— Хазин?— Лисин?